***
После всего произошедшего в Доме кандалов, Яньцин здесь уже никогда не почувствует себя в безопасности. Ладони от воспоминаний гудят. Так клинки ломались о белый гроб, в который был заключён при жизни Генерал. И как он, лучший его ученик, не смог вытащить. Сейчас здание ничем не напоминало об ожесточённой битве в его стенах. Но этот опыт навсегда с ним. Поэтому Лейтенант был особенно напряжённым, хотя пленник сопротивления не выказывал. Лоча напротив, пытался тишину заполнить собою, ослабить бдительность. — От вас веет вашим холодом, или так морозно на Юкэ Сяньчжоу? Не хотелось бы простыть… Яньцину бы хотелось чтобы он просто исчез, но увы, не суждено. — Ханья, всё нормально? — настоящий холод хрустит инеем в голосе Лейтенанта. Он стоял между распахнутых решёток, решая стать живой преградой между свободой и преступником. На самом деле юноша просто не хотел запирать Судью в камере с Мерзостью Изобилия. Хотя по её равнодушному виду, ей было совершенно всё равно на заключённого. Ханья выполняла свою работу. Кандалы захлопнулись на протянутых запястьях. Сила активировалась, сковывая не столько движения, сколько возможность призывать способность манипуляцией мнимой энергией или чем похуже. — Мне нужно время настроить их. В последний раз такой технологией мы пользовались при войне с борисинцами, — бесцветным голосом отозвалась Судья. — Вы мне льстите. Я не настолько страшен, как эти твари, — ласково посмеивается над ними пленник. Яньцину не до смеха: — Ты хуже. Потому что борисинцы побеждены, уничтожены, искоренены. А он неизвестен, опасен своей новизной. Яньцин должен предусмотреть как можно больше возможностей. На нем обеспечение сохранности пленника. Яньцин смотрит в нефритовые счёта. Новых приказов не поступало ни от какого Генерала. Хуа Сэ тоже сохранял молчание, хотя должен был уже вернуться на службу. Вот Яньцин, в отличие от своего товарища, отлынивать от работы, даже несмотря на предоставленную возможность отдыха, не стал. 6:53 От кого: Птичка певчая Я надеюсь ты проснулся без похмелья и в нормальном состоянии, чтобы работать. От кого: Дамский угодник А ты вообще спал? Не видел тебя в поместье От кого: Птичка певчая Отосплюсь, когда всё это закончится От кого: Дамский угодник Уже скоро Яньцин хмурится. Не похоже на Хуа Сэ. Слишком меланхолично и понимающе для этого бабника. А может это всё расшатанные нервы и влияние этого улыбчивого мужчины? Лишь Ханья была совершенно спокойна — смерть за всеми придёт. Лейтенанту оставалось только нервно постукивать пальцем по сложенным на груди рукам. Система замка на тяжелой двери сверкнула. Прозвучал сигнал, оповещая о проникновении. — Когда ты написал «скоро», я не думал что настолько, — Яньцин улыбнулся остро, — Неужели не понравилось? Или совесть проснулась? Хуа Сэ на короткий миг замирает в дверях. Яньцин сразу отмечает, что выглядел он не лучшим образом, хотя оставался безупречным в форме. Глаза какие-то не живые, и несмотря на идеальную кожу, выглядел уставшим. — Скорее второе, — наконец отвечает ему товарищ, закрывая за собою дверь. Замок вновь издал звук, — Ты… Что-то придумал? — Не я. Это идея Ханьи. Проводить какие-либо манипуляции над Залежными землями мы не в праве, так что наложим печати просто на пленника. Хоть в чём-то борисинцы пригодились. Проверили на них эти кандалы. С лица Яньцина не сходит уверенная улыбка, когда старший товарищ подходит ближе. Не слишком, сохраняет дистанцию, устремляя свой взор на пленника. Лейтенант улавливает в молчании напряжение. — Тебе не нравится идея? Если есть предложения, то вперёд! — он даже пренебрежительно махнул рукой на спокойно стоящего Лочу. А тот молчит, своими ядовитыми глазами впиваясь в пришедшего. Молчание затягивалось. Напряжение хоть ножом режь. То, что испытывал Яньцин минуты ранее, теперь кажется смехотворным. — Переход, — наконец раздался голос Хуа Сэ. Он отражается о стены чем-то совсем инородным, — Переход между флагманами нужно закрыть, когда поведём его. Лучше будет физически разорвать сообщение. Так мы точно запрём его и недоброжелателей на Юкэ. Проще будет не дать им сбежать. Систему Лофу Сильвервулф уже взламывала. Второй раз не составит труда. — Ты про хакершу из Охотников? — Да. Кандалы сковали запястья. На плечи опускается клетка из нефрита, которая оплетает грудь, шею и даже часть головы. Всё это может остановить Лочу от использования своих сил, но не лишит полностью. Хуа Сэ не успевает озвучить ещё одно своё предложение, как Ханья останавливается. Её нефритовые счёта загорелись, оповещая о входящем вызове. Судья без какого либо стеснения, продолжая стоять за спиной преступника, приняла звонок от сестры. Без лишних предисловий и формальностей, киборг отчитывает по проведенной работе: — Я вышла на след Охотника за Стеллароном Блэйда. Он привел меня в публичный дом, в котором был обнаружен Лейтенант Облачных рыцарей Лофу, Хуа Сэ. Следов боя нет, но ему угрожали. Лейтенант просил не сообщать о его присутствии, но я обязана. Какие дальнейшие указания, Лейтенант Яньцин? Тишина. Лоча не удержался от смешка. Лже-Лейтенант спокойно продолжает стоять позади Яньцина. Медленно, не провоцируя на атаку, Рейвен тянется к шее и отключает ошейник. Голограмма исчезает, представляя всем образ Галактического Рейнджера. Яньцин невольно делает шаг назад, врезаясь спиной в решетку. Скрежет. — Поблизости с Хуа Сэ нет Блэйда? — тихо, почти на грани шёпота, — Спроси у неё, — давит, — Это важно. Но едва ли сейчас юноша мог говорить: — Ханья… — Сестра, поблизости к Лейтенанту Хуа Сэ нет цели? — Враги не были обнаружены. — Как интересно. Он должен быть там. Следить, чтобы моё прикрытие не сорвалось… — всё так же тихо, но чтобы размышления слышал Яньцин. Рейвен быстро достаёт смартфон, уже ничего не стесняясь. От кого: Сорока Ты знал, что я наплюю на твои угрозы. От кого: Элио Это был предсказуемый поворот сюжета. В духе твоего персонажа. И думаю ты понимаешь последствия своих действий. От кого: Сорока Чтоб у тебя хвост отсох. От кого: Элио Как грубо! Рейвен от злости ломает смартфон надвое. Гнев звучит в её тяжелом дыхании, искажении спины и пылающем взгляде, который устремлен только на проклятого Лочу. — И снова здравствуй, — совершенно не чувствуя никакой опасности, всё продолжает веселиться заключённый. — Убила бы, да ты Цзин Юаню нужен. — Рейвен, — уже куда увереннее отозвался Яньцин. На него оборачивается та самая, хорошо знакомая девушка. Галактический рейнджер Рейвен, последняя из первого поколения. — Ты же, надеюсь, не сомневался во мне?***
7:03 К столику подошёл официант с подносом. Чашка черного кофе и большой стакан с Радостью небожителя. — Благодарю, — тягуче ответила посетительница, даже не взглянув на сотрудника кафе. Крупные черные очки, широкополая шляпа, белая рубашка с пышным жабо и приталенное пальто цвета спелых ягод, — Тебе вставить трубочку? Девчушка с другой стороны стола только что-то неопределенное буркнула, продолжая пыхтеть над прохождением последнего уровня гонок. Её болид заносило на мокрой дороге. — Черт! Да они специально сделали так, что без читерства тут не пройти! Скукота. А, спасибо, — девчонка забрала себе большой стакан со вставленной заботливой толстой трубочкой, — М-м-м, неплохо. Почти как пицца в шариках. Женщина протяжно вздохнула, помешивая свой кофе маленькой ложечкой. — И вот надо кому-то в такую рань работать. А я-то надеялась, она забудет все обиды и упадёт в объятия к своему ненаглядному! А тут… — Тебе просто не повезло со сценарием. Я изначально ставила на второй вариант. О! Пошло-поехало. — Уровень прошла? — Не. Рейвен телефон сломала. И так удачно вместе с моим жучком. Я её потеряла, — так равнодушно, словно её это вообще не волновало. Собственно, всё так и было. Не колышило совершенно. Только вот напарница не испытывала подобного равнодушия к сегодняшнему делу. Бросая взгляд поверх черных стёкол, она осматривает улицу Аураматонов — А что насчёт той игрушки? Ошейник. — А что с ошейником? Кафка отбирает телефон под крики протеста. — Давай, включайся в дело. Ещё раз. Ты по ошейнику нашу дорогушу отследить можешь? — Черт, хоть на паузу поставь! Стерва. Разумеется! За кого ты меня принимаешь. Проблема больше в том, что я не могу знать, кто носит ошейник. Она может догадаться и снять с себя, например. Подожди… Или ты решила закончить дело? Ха-ха! И мне ещё говоришь про «забыть все обиды». — Это было моё любимое пальто. Которое я была вынуждена выкинуть из-за зловонной бомбы. — Выбирая между одеждой и жизнью человека, тебе важнее вещь? Страшная ты женщина. Очень страшная. Пойдём. У обоих одновременно завибрировали смартфоны. От кого: Элио Действуем согласно обговоренному сценарию.***
Ему снится кошмар: Творительнице чумы не хватало для победы над Повелителем небесной дуги лишь одного — достаточно сильного воина. Достаточно хитрого, чтобы воспользоваться внутренними слабостями врагов. Достаточно нового, чтобы стать Альянсу неожиданностью. Достаточно терпеливого, чтобы играть свою роль так долго, как это потребуется. И так же яростно верящего в свою правоту, как это делали сами последователи Лани. Лишь единственная слабость у такого воина — желание растянуть удовольствие. Ей стоило его убить сразу. Потому что, как только у него вновь появится возможность призвать глефу — он ею воспользуется. Эта ярость клокочет зреющими молниями внутри его груди. Нервы как пружина, лишь один шанс… Но враг молча продолжает наблюдать. В полумраке дома кандалов чернота её глаз вызывала панический страх своим отсутствием какого-либо блеска. Веер ресниц острыми перьями обрамлял задумчивый прищур. Губы цвета запёкшейся крови оставались сомкнутыми уже долгие минуты. Закрой глаза и совсем пропадёт ощущение её присутствия за решеткой камеры. Лишь инстинкты, слишком поздно проснувшиеся, теперь заставляли Цзин Юаня держать глаза открытыми. Победивший враг блистал золотом драгоценных серёг, зеленел цветом своей фракции в одежде, и лишь эта чернота… — Тебе доставляет удовольствие мой вид? — скребется собственный голос, словно когтями по камням. Проиграл, но не побеждён. Корни самого Древа Амброзии сковали Генерала Охоты по рукам и ногам, вонзились в тело, кажется в саму душу… Но убивать не стали. Лишь оставили на дне дома кандалов, некогда используемый самой фракцией Охоты, а теперь поменявший своего владельца. Не думал Цзин Юань, что окажется на этом месте как заключённый, а не охранник. — Не буду отрицать, — мурашки проходятся холодком по спине. Ответ был устами истинного Эманатора Изобилия. Бархат космического мрака вбирает в себя скудный свет помещения. Вновь становится похожим на живой, — Но большее удовольствие мне доставит твой сломленный вид. — И как ты этого добьешься? Обратишь в чудовищней моих товарищей? Или может быть меня самого? — Не подкидывай мне идей, я ещё не придумала, — усмехается победитель, и от этой улыбки всё внутри сворачивается, — Я знаю, тебя такое не сломит. Жестокие слова входят в диссонанс с тоном добрым и родным. Ему стоит скрывать свою слабость, настоящую возможность его сломить. Золотые глаза горят во мраке рассекающей небосвод молнией. Скованные над головой руки хрустнули корнями. Живое Древо сразу же наращивает потерю. Его переполняют противоречивые эмоции. Желание растерзать врага и притяжение к этой женщине. Потому что это его Рейвен. На подсознательном уровне тело выучило — приручила его. От того жар в крови набирает силу с каждым её шагом ему навстречу. Есть нечто отчаянное в его судорожном выдохе, когда Рейвен отпрянула от стены. Тишина из камеры исчезает, заполняется стуком собственного глупого сердца и шумом горячего дыхания. Как же так получилось, что он ошибся? Ну не могла Рейвен предать его. Не могла отвернуться от Охоты и полностью подчиниться Изобилию. Нет, самой подчинить целый Путь, взять себе в союзники лично Эона, найти отклик в отчаявшейся половине Альянса. И кажется захватить власть и над его этой колеблющейся частью. Иначе бы Цзин Юань ей не проиграл. И сейчас бы не проигрывал, позорно опуская взгляд. — Я ещё даже не приступила. Не смей сдаваться. В ответ ей скалятся: — Сдаться? Не тешь себя мечтами, мне просто мерзко смотреть на тебя. Предателей Альянса вычеркивают из истории… Решетка со стальным грохотом распахивается. — Я знаю. Вы их убиваете. Вычеркиваете из своих жизней, не просто из истории. С глаз долой и сердца вон. Это позволяет вам не обременять себя совестью, сожалениями, сомнениями в правильности своих действий, — чеканит Рейвен беспощадно давя под каблуками его собственные чувства, — Тебе не стоило подпускать кого-то так близко к сердцу вновь. Тебе было бы лучше не допускать сомнений. И правда, было бы проще жить. Но ты другой, Цзин Юань. И это твоя сила и одновременно слабость. В своей ярости Рейвен была похожа на жестокость безумной Цзинлю. Болью отзываются тонкие пальцы, когда хватает его за челюсть и насильно поднимает. Заставляет взглянуть вновь в черные омуты, провалы, куда стекаются все звёзды с неба и навсегда исчезают. А вместе с ними и его надежды на спасение. Между их прикосновениями искрятся молнии и рассыпаются золотые искры. Спазмы самого страшного в мире проклятья перемалывают кости, волю, душу. Не только у него. Цзин Юань ощущает её дыхание на своём лице. Как ветерок в солнечную погоду, как покой и дом. Лишь глаза всё показывают злое воплощение. Кого он видит перед собою? — Кто ты? — он на коленях, руки скованы. Вынужденный смотреть только на неё и, кажется, наконец начинающий по-настоящему её видеть. Ему в ответ на этот вопрос улыбаются. Сладко, с бархатом полумрака. С уходящей яростью. — Это ты ответь. Кто я для тебя? — но уверенно ответить не даёт, тут же перебивая, — Ответь не головой и не глазами. Они порой способны особенно жестоко обманывать. Он не согласно порывается откусить ей пальцы, но взамен из неоткуда взявшейся жестокости — мягкость. Ему хочется больше её касаний. Мужчина охотно принимает ладонь, опускающуюся на глаза. Как гладит Рейвен его лицо. Щекочет длинная чёлка лоб. Она мягко заставляет запрокинуть голову ещё сильнее. Почти до дискомфорта. Хотя, о каком комфорте здесь шла речь? Он скованный и на коленях перед врагом! Она предала его. И несмотря на это он так доверчиво ластится. Ему нужно это. Почему-то верит, что больно не сделает. А если будет боль — то сладкая, как мёд. Проклятый нектар Яоши. Рейвен развязывает красную ленту, поддерживавшая головы в подобии порядка. Её он снимает лишь при ней одной. Без неё он словно голый. Хотя, Цзин Юань ощущал себя сейчас не менее нагим. Душа на распашку. Красную ленту расправляют между тонких пальцев. В движении проворота вокруг кисти, Рейвен всё зачаровывает его своим голосом. — Не позволь глазам себя обмануть. Зри в корень душой. — Нет, — рокочет Цзин Юань опасно, как зверь, которому хотят заткнуть пасть намордником. Он рычит, пытается дергаться. Видеть образ фальшивой-Рейвен было необходимо. Это давало опору. Земля уходит из-под ног, когда красная лента опускается на глаза. Он вынужден опустить веки, ресницы кинжалами впиваются. Больно. Корни Древа хрустят, сильные мышцы бугрятся под генеральской формой. А дыхание шумное. Сквозь зубы. Словно бежит, отдышаться не может. Жарко. От её нежных прохладных касаний. Как ладонь ведёт по щеке вниз, ногтями скребя кожу. Она осторожно обрамляет нос, приглаживая ленту ближе к переносице, чтобы точно ничего не мог увидеть. Она узкая, недостаточно для плотной повязки, но это достаточно. Ему достаточно. Потому что он, чёрт возьми, ловит её дыхание своим собственным ртом. Губы зудят, чувствует, смотрит на него. Разглядывает его своими невозможными черными глазами. Ноготь очерчивает контр нижний губы. — Зачем ты это делаешь со мной? — оглушающим шёпотом звучит его вопрос. Цзин Юань себя не узнаёт, — Зачем ты меня мучаешь? Ответа нет. Вместо него чужие губы опускаются поверх его. И это ломает. Даёт первую трещину на его выдержке. Вырывавшийся из него стон ей была бы в усладу, ему — позор и подтверждение слабости. Перед ней одной. С рыком Цзин Юань подается ближе насколько это возможно и кусается в отместку. Целует страстно, как умел. Жестоко, как вынужден. На языке остается знакомый бархат помады. Вкус. Под мраком красной ленты, под закрытыми веками вспыхивают воспоминания. Ослепительно яркие. Этот свет жарит ему щеки, лицо. И Цзин Юань задыхается. Напиться не может её губами. Ему до отчаянного хочется её коснуться. Оборвать путы проклятого дерева и наконец сжать её в объятиях. Женских ладоней ему мало, хотя Цзин Юань даже благодарен, когда шальные пальчики легко находят застёжку мундира на вороте. Вдох полной грудью, как перед новым нырком. В воспоминаниях Рейвен всегда страстно ему отвечала. Красота её влажного рта со смазанной красной помадой завораживала его. И сейчас Цзин Юань заворожён настолько, что толком не замечает — ему не отвечают. Лишь подставляют губы, чтобы он сам всю работу сделал за неё. Она толком ничего с ним не делает, чтобы распалить до такого состояния. Прохладная ладонь ведет по горячей коже. Испарины облегчают скольжение, пересекает шрамы, царапает до жгучих красных полос. Его ломает, ему хорошо до боли. Его Рейвен… О стены камеры разбивается сдавленный стон Цзин Юаня. Женская ладонь уверенно сжала уже изрядно напряженный пах. — Ты так возбудился от своего положения? — насмешка. — Я представляю, что с тобой сделаю, когда освобожусь, — рычит в ответ. С подтёками собственной слюны на подбородке. С полурастёгнутой формой, на коленях. От Рейвен слышится усмешка. Цзин Юань скрипит сжатыми зубами, когда трение становится ощутимее. Нарочным. А он старается нарочно не потереться. Гордость ещё осталась. — Ты больше… не сбежишь от м-м-меня, — жаркое рычание, марево жгучего желания, смешенное со злостью. Она не останавливается, опустившаяся рядом с ним, на его уровень, безмолвно наблюдала. Близко и одновременно невозможно далеко, — Я тебя больше не отпущу. Ты моя жена. Я этой чёртовой Судьбе больше ничего не отдам. Дрожащий выдох. Дрожит всё его естество, когда Рейвен льнёт к нему. Мягкая грудь прижалась к его твёрдой. Дыхание ластит кожу до мурашек, кончик носика распарывает ему шею по сонной артерии. Приходит немного в себя Цзин Юань лишь со звуком расстегнувшейся ширинки. — Что ты можешь? Ты в оковах, за решеткой. Это я держу тебя буквально за яйца, — злое отражение говорит именно то, чем задеть возможно сильнее всего, — Говорить ты мастак, это правда. А что насчёт дела? — её дыхание щекочет ухо, жжёт скулу. Шёпот едва уловимый, такой, чтобы наповал, — Только и можешь что рычать. А затем ему меж губ просовывает сразу три пальца. До мокрого всхлипа. Едва не давится. — Ты меня не укусишь. Ты злишься не на меня, а на обстоятельства. Ты думаешь это не мой выбор. Ты продолжаешь верить в то, во что ты хочешь. Хочешь, чтобы я была такой? Брала своё в свои руки. Член освобождают от плена нижнего белья. Сжала крепко, до нового стона. Он ответить не может, с пальцами во рту и стоящем колом членом в крепкой хватке. Под веками взрываются разноцветные огни. Цзин Юань утробно рычит. Даже пальцы прикусывает, заставляя наконец отпустить его. Точнее дать нормально вдохнуть. В любом случае она получила своё. Мокрыми от слюны пальцами она обхватывает ствол. С влагой стало проще довести его до исступления. Движения вверх-вниз, ничего сложного. А только это уже заставляет его метаться в стороны. Ему хочется прижаться к Рейвен, ему хочется отпрянуть прочь. Его ломает и одновременно делает таким полноценным… Он скучает по ней. Он ненавидит её. Он жаждет до хрипа. — Не честно… — рокот. — Ты ненавидишь меня? — Я хочу тебя растерзать, — твердо. Как надо, — Ты заплатишь за все мои мучения. — Так заставь. — Зачем ты хочешь, чтобы я разозлился? — Я хочу, чтобы ты сам себе позволил разозлиться. Злость смешивается с вожделением. Гремучая смесь, заставляющая зудеть клыки от желания впиться в чужую плоть. Корни за спиной хрустят. Он яростно сражается с оковами, вновь и вновь. Она так близка, и одновременно слишком далеко. За этот образ он отчаянно пытается зацепиться, за его родную и любимую Рейвен. Вздумала его дразнить так жестоко? Хочет видеть его злость? Хорошо! — Освободи меня, — гром в клетке ребер и плоти, — Сейчас же. Она смеется в ответ. Нежно, жарко. Цзин Юань напряженный как струна. Возбуждённый до предела. Не видящий разницы между растерзанием и желанием, делает ещё один рывок к Рейвен. А затем путы лопнули. Цзин Юань просыпается весь в поту. Сердце судорожно стучало о рёбра, готовое выпрыгнуть на смятое одеяло. Мутное молоко облаков, нет кристальной чистоты синего неба. Черные воды за распахнутым окном едва слышимо журчат. Цзин Юань сквозь удары крови в ушах пытается выровнить дыхание, только фантомное ощущение ленты на глазах продолжало зудеть. Ощущение чужих рук на коже, хватки на стоящем члене доламывает Цзин Юаня до критической точки. Стук в дверь. Мышцы бугрятся под прилипшей ночной рубашкой. Он зверем смотрит на закрытую дверь, готовый разнести её и того, кто за дверью. — Да. Дверь распахивается совершенно бесцеремонно, яростно. На пороге Юйву. Пронзительный взгляд синих глаз. Абсолютно здоровых. — У нас проблемы. Я недооценили твою жёнушку, — яркая улыбка Генерала, готовый к сражению. И пускай на нём всё ещё были расслабленные одежды. За спиной появляется знакомая макушка. — Генерал, я правда её отговаривал! Она раньше должна была раскрыть все карты, но она была в безвыходном положении. Нам обоим угрожали… — Хуа Сэ, я тебя убью. — А-А-А-А!