Лепесток белой хризантемы

      Аккуратно закрыв двери, Нефрит прислушался. Слежки не было. Хули-цзин мягкой поступью давно завернула за угол. Сичэнь метнулся вихрем к вазе и перевернул её. Цветы белоснежными бутонами упали и разбились на жемчужную стружку. Пергамент мгновенно лёг на дрожащие пальцы. Заклинатель рванул к письменному столику: под ногами небрежно угасла красота.       Лань снял меч и флейту, положив их на стол. Свёрток раскрылся плоским зеркалом на дереве. В закладках одежд длинные пальцы быстро нашли маленький мешочек. Из цянькуня вытащили полупрозрачную бутыль с водой и пиалу. Откупорив сосуд, Сичэнь застыл. Перед глазами на рисунке невинно улыбался виновник всех переполохов.       Сердце торопливо заныло, умоляя поискать другую бумагу, другое решение. Спицы отчаяния и тревоги неумолимо затягивали туже узел на чувствительной мышце. Всё было не так, неправильно. Его приход, его побег, его мысли, его слова — имеет эта глупость хоть какое-то значение? Что изменится от его опрометчивых, сделанных по большей части на эмоциях, действий? Однако, на размышления времени нет. Его нет. Смыв святой водой рисунок, Нефрит вытащил из мешочка сандаловую кисть и обмакнул кончик её в пузатую бутыль. Кисть тряслась, оставляя неровные следы. Бумага из-за этого излишне морщилась. На прекрасный, возвышенный почерк первого господина было мало похоже, но разборчивость, выработанная под строгим надзором учителей, не исчезла. Дядя с братом смогут прочесть.       Запечатав талисманами письмо, Цзэу-цзюнь стремительно схватил Шоэе и сделал несколько надрезов. На бледной коже, словно тушь по бумаге, разлилась горячая кровь. Она начала методично падать в фарфоровую пиалу и спустя несколько секунд остановилась, не наполнив чашу и на одну треть.       К великому сожалению, в данной ситуации тело заклинателя неудобно. Развитое и могучие ядро мгновенно заживляло раны, какими бы глубокими они ни были. Приходилось проводить острым клинком несколько раз по одному и тому же месту, пока целебная ци не прекратит поступать потоком. Вдобавок, духовное оружие противилось, упрямилось, не желая следовать идее хозяина: затупилось и отказывалось, застывая в миллиметрах. Выход был один — рубить нежную кожу. Всё действо превратило храм души в алые углубления, обрамленные бахромой.       Когда экзекуция закончилась, меридианы на предплечье были разрушены. Их восстановление в лучшем случае займёт три луны. Меч ударился с жалобным плачем, звон его слёз отголоском бился в сердце. Глава дрожащими руками взял сяо. Флейта равнодушно приникла к потрескавшимся губам, блеск нефритовых узоров растворился в гнетущей темноте заката. Опустив ресницы, Цзэу-цзюнь заиграл заунывную песню. Спустя время ничего не изменилось в комнате: не было колыхания, запаха зимы и снежных бурь, не было звериного зова. Хозяин Лебина сморщился от досады.       — Гадство…       Энергия не хотела выходить из тела. Было ли это из-за нарушения потоков или ещё из-за чего-нибудь, Лань не хотел гадать. Он заглянул внутрь себя и… обомлел. Его ядро, затмевающее солнце в погожий день, будто посыпали густым пеплом. Оно посерело и помутнело. Золото теплилось в нём, однако это совсем никак не походило на буйный огонь. Цзэу-цзюню ничего не оставалось, как сесть в позу для медитаций. Он усилено принялся очищать от грязи пламенеющий шар. На какое-то мгновение ему удалось: яркий жёлтый огонь охватил цихай. Но как только заклинатель изменил позу, первоначальный свет угас. И ядро покрылось мелким налётом.       Несравненно лучше, чем до медитации. Мутнота исчезла, зловещий оттенок побледнел. Однако, это не тот эффект, на который надеялся флейтист. Он-то наивно полагал, что избавится от напасти. Холодный пот выступил и скатился по виску. Липкий страх обуревал, задавая вопрос: сколько времени понадобится, чтобы излечиться? Первый господин потёр лоб.       «Небеса, что же тогда происходит с Минцюэ?»       Забросив эту идею, Сичень решил рискнуть и перенаправил всю энергию из акупунктурных точек на руках в горло. Две конечности остались в беззащитном положении, ничем не отличаясь от тела простолюдина, но есть шанс, что призыв осуществится.       Призыв фамильяра требует колоссальной силы и энергии. Всё же запасы ци ограничены. У главы после использования этого заклинания осталось бы их немного. В нынешних условиях и того меньше.       И заново карминовые капли заструились по белому инструменту, густо закрашивая узоры. Ныне мелодия впитывала ци. Кровь взлетела ручьём, поднимаясь над пиалой, и обратилась в скопление облачков. Полупрозрачная дымка, покрытая пеленой снега, распахнула глаза. Две вытянутых бусины, как будто освещаемый солнцем топаз, мерцали в свете последних лучей. Тонкий клюв полосой лежал на перьях. Лапы и острые когти зверя были скрыты мягким серебряным дождем перьев. Сова.       Птица встрепенулась, колыхнулась и, будто прочитав мысли хозяина, тут же подхватила письмо. Господин не смог удержаться, чтобы не погладить по мягкой головушке магического друга. Живые, наполненные каким-то бодрящим чувством глаза, внимательно смотрели на печальное и уставшие лицо, исказившееся тяжелыми думами. Сова посильнее сжала клюв и потёрлась о ладонь. Белоснежные перья окрасились в бурый.       — Ступай, помошница моя. Предупреди дядю и брата. На тебя вся моя надежда, будь осторожна, — Сичэнь не удержался и почесал ей между бровок. Та одобрительно ухнула.       Могучие крылья раскрылись — сова взлетела, покружила над головой, повязанной лентой, и нырнула стрелой в чуть приоткрытое окно, удаляясь за каёмку зелени. Флейтист подскочил за ней и прильнул к окну — ветер обдал зябким холодом. Письмо обязано прийти этой кромешной ночью.       Локоны обняли плечи грязной тиной, Сичень опустил веки, блаженно растворяясь в пустоте. Казалось, что он заснул. Он бы и рад провалиться в незабытие. Закрыть глаза и представить, что ничего страшного не произошло, ничего не знать. Забыть. Если бы… не стук.       — Эргэ, это Цзинь Гуанъяо, могу ли зайти к тебе? — прокрался тихий голос сквозь железные двери.       Нефрит подумал, что нечисть решится зайти без позволения и пересёк покои вмиг, чтобы прижаться к двери, становясь ещё одной преградой.       — Нет! Я на источники собирался идти, потому и… подожди, сейчас переоденусь, —Сичэнь не замечал, какая чушь слетала с губ.       За дверью долго молчали. Чуткий слух заметил, как названный гость затаил дыхание, буквально замирая. Сичэнь вжимался в дверь, не отводя глаз от меча с засохшей кровью.       — Хорошо, брат. Тогда я подожду тебя здесь.       Сказать, что облегченный вздох вырвался из груди - ничего не сказать. Цзэу-цзюнь облокотился о железо и медленно скатился вниз. Уставший взгляд упал на чернеющее небо, внизу несколько более тусклое. Не видать ни зги! Заклинатель заметался пойманной птицей. Талисманы загорелись серебром около столика с водой и бинтами.       Палочка благовоний сгорела до середины, когда музыкант смог наконец отмыть руки от крови и залечить большую часть ран, благо в цянькуне было множество чудесных мазей. Он вынужден был признать, что ему придётся сменить наряд. Тот пропах кровью.       Привычная заколка осталась на ночных покрывалах, другая заняла её место. Белоснежный дасюшен лёг на напряженные плечи. Волосы цвета вороньего крыла пригладили. Глава набрал воздух поглубже и шагнул навстречу судьбе. Рукава раскрылись, уподобляясь длинным лепесткам лотоса. Внутренние рукава и ханьфу засияли небесно-голубым, придавая владельцу статный вид снежного лотоса. Среди мягчайших слоёв раскачивалась пею, будто серп луны парящий над высокими облаками, касалась, напоминая о той щемящей ночи любви. Первое, что увидели тёпло-карие глаза - это тень теплейшей улыбки, вспыхнувшей и тут же погасшей на аккуратном лице.       — Опять в темноте. Эргэ, совсем не бережёшь себя, — эта забота в лёгкой укоризне впечатала в землю.       — Я потушил свечи только-только, ведь я уходить собирался.       Глава сам не понимал, зачем оправдывается, почему стыдливо склоняет голову, почему его тон такой мягкий, почему из горла рвётся такое неуместное: «а-Яо», почему гадкое сердце вновь начинает свой безумный бег при взгляде на чёртовы солнечные ямочки... Почему уши и щёки окрашиваются румянцем? Невыносимо.       Цзинь изогнул бровь. Кажется, Цзэу-цзюню не поверили. Вкрадчивый голос начал обволакивать Сичэня, уводя мысли от тайн и загадок на льстивых устах:       — Как ты себя чувствуешь? Цзэу-цзюнь очень бледен, мне не даёт покоя твой болезненный вид.       — Не кровь с молоком, ныне я не писаный красавец? — усмешку не удалось скрыть. Теперь уже он не самый лакомый кусочек, чьё ядро станет отличным пропитанием на года вперед.       Лань быстро зашагал, удаляясь от покоев. Лис мигом зашелестит следом, от красивых складок чана сложно было отвести взгляд, в слабом мраке он мерцал, будто хвост кометы. По коридору еле слышимым эхом отзывался перезвон дорогих украшений и покачивание оружий. Сумрак скрыл две тени за узким поворотом.       — Не смешно,— золотые шелка дымкой огней преградили путь. Кисточки от умао ударились о пион. На лбу, рядом с киноварной точкой, образовалась строгая морщинка.       — Очень даже,— Сичэнь поджал губы. Его язвительность была слишком вычурной для главы. И не объяснимой.— Прости.       Подол качнулся вперёд, пролетая облаком, и ударился о золотую «скалу». Заклинатель Глубин нахмурился, однако на это в ореховых глаза замерцала стружка янтаря, алебастровое лицо тронул нежный румянец, свет редких факелов отражался светлячками на коже, теряясь в бархатных ямочках. Губы распылились в лучезарной улыбке, и ловкие пальцы разместились на дасюшене, как будто там их законное место. Гуанъяо чувственно прожурчал, смущено опуская ресницы:       — Не найдётся и мириады слов, чтобы описать великолепие моего эргэ.       Комплемент, затмевающий звезды, уверено вырвал сердце. Разве лживое создание может говорить так искренне, так нежно, так любовно? Хули-цзин явно измывалась над адептом Гусу, она точно знала, что бы ответил а-Яо. Она точно знала, что хочет услышать Сичэнь… Цзэу-цзюнь расплавился от слов, забыв кто пред ним, когда понял, где они именно находятся. Осознание, как ледяные источники в Облачных Глубинах, отрезвило. Каменные своды отражали каждый звук, опрометчиво было говорить такие вещи.       — Слуги же могут услышать, увидеть, — лисица решила испортить репутацию Гуанъяо. Сичэнь нечисти этого не позволит: он подхватил под локоть её, стараясь увести как можно скорее от перекрёстка, где могут прятаться любопытные уши.       Цзинь подался напору, но вскоре упёрся и непонимающие выдернул руку. Нефрит одернул, холодно произнеся:       — Что ты устроил здесь?       — Ничего, говорю правду, — растерянно, даже пугливо прошептал в ответ.       Лань Сичэнь взъерошил волосы. Ему претила вся эта лесть, забота. В обед они разругались в пух и прах, только новость о скором обеде могла так развеселить демона, заставить забыть упрёки, подозрения и начать строить глазки.       — Эргэ, я лишь беспокоюсь о твоём здоровье. Однако, если ты в нездравии, то хуже для меня не станешь. Я иного ничего не вкладывал.       Музыкант покачал головой, смешок так и рвался. Как он не понял сразу: в тёмном коридоре только они двое.       — Ты спровадил слуг, — родилась тысяча вариантов, куда монстр дел тела несчастных. Как он за несколько часов поглотил ядра, запивая свежей кровью, как чаркой крепкого вина.       В коридоре вдруг почувствовался мороз, будто и пламя в факелах погасил злой дух. Масло закончилось в самый неподходящий момент, и лёгкое дуновение лишило света. Запах гари стал медленно распространяться, смешиваясь с ароматов благовоний и ночи.       — Не совсем, Чифэн-Цзюнь приказал и их след простыл. Для прочих предосторожностей я попросил наложить пару заклинаний и талисманов, — Цзинь вновь попытался направить разговор в мирное русло: наклонил голову набок, приподняв подбородок, полуулыбка осветила лик. — Мне дали дозволение, потому я узнаю первым, когда пылинка упадёт или мышь проскочит.       — Почему не поведал раньше?       — Как же? Я же говорил: мне по сердцу зардевшийся первый Нефрит Гусу Лань,— Цзинь осторожно приблизился и поправил черно-белую кисточку сяо. Она сильно запуталась, Нефрит надевал её впопыхах.       Тугие узелки были по всей длине. Цзэу-цзюнь тяжело вздохнул, представляя сколько времени ему понадобиться, чтобы распутать этот рой. Полчаса минимум, учитывая, что с мелкими вещицами Сичэнь работал не очень хорошо. Однако закрыть глаза на неподобающий вид тоже не получится. Слухи о его самочувствии и поведении и так заполонили крепость.       Гуанъяо прикусил губу и, без лишних вопросов, просьб, развязал нить. На Сичэня исподлобья неуверенно зыркнули, и пальцы зашевелились ещё быстрее. «Хоть одно хорошее дело сделаешь, хули-цзин.»       Последний узелочек спрятался вглубь и никак не хотел поддаваться, словно дикий котёнок. Темные брови нахмурились. Лже-Гуанъяо потянул, и Лебин внезапно вынырнул из-за пояса, приземляясь в руках Яо.       Тот замешкался на секунду, но, осознав великую удачу, легонько помахал им и залился тихим-тихим перезвоном колокольчика. Рукава не загородили приятно раскрытые губы и ровные зубы, показывая всё очарование цветка.       Чудесный смех, любимый смех. Первому господину больно признавать безмерную радость слышать его. Отчего-то получилось, что младший из их нашумевшей троицы был развязным и скованным одновременно. Он за разливанием чая нашептывал братьям чуждые, странные, неоднозначные мысли, сохраняя при этом совершенно равнодушное лицо. Услышать смех можно, увидеть его — вот редкость. Сичэнь лишился сокровища…       Он отрешённо потянулся за инструментом. Сяо скрыли за спиной.       — Вначале закончу…       Ху-яо играется с духовным орудием — продолжением души владельца, души Хуаня. Коварные интриги, лживые речи, расчёт в каждом движении, в каждом вздохе — ей мало этого. Однако Хуань тоже способен делать больно.       — Раз вам милы мои алые щеки, тогда, — Нефрит неожиданно притянул Гуанъяо за тонкую талию и опасно приблизился к лицу. Передумав, он аккуратно забрал флейту из ослабевших ладоней.       Бедный Ляньфан-цзунь перестал дышать и поражено открыл рот. Уши его походили на спелый гранат. Казалось, он бы ударил себя по щекам, чтобы проверить, взаправду ли это? В это время пальцы главы невесомо коснулись спины, вырисовывая печать.       Будь зараза даже обладательницей всех девяти хвостов цвета инея, личина другого слетит с неё. Песня «Вой» ещё никого из бедных лис-оборотней не пощадила. Они вынуждены вернуться в истинный облик, если хотели прожить на минуту дольше. Муки были настолько невыносимы, что все они умирали спустя семь минут. Слабые и молодые и того раньше. Они вертелись, как ужи в огне. Печать усилит эффект и не даст скрыться.       Шелест ханьфу свернул за угол, ускоряясь. Никогда ещё Лань не хотел так побыть в компании старшего брата. Строгость, запал и сила помогли бы усмирить сердце и выкинуть из памяти опьяневший взгляд а-Яо врага. Тот нагнал с ещё не остывшим лицом.       — Господин в детство впал? — Сичэнь прощупывал почву, чувствуя тяжесть в груди. — Я не сержусь. Ты просто обычно не ведёшь себя так.       — Эргэ, у меня не может быть хорошего настроения? Да и великий Цзэу-цзюнь не уступает.       Сичэнь внимательно посмотрел на распалённого спутника и отвернулся.       — Ты понимаешь, о чем я.       — Идя к вам, я узнал благую весть. Мой проект с храмом одобрили, и одна птичка напела мне, что не обошлось без одного благородного мужчины в белых одеждах, который очень способствовал этому быстрейшему подписанию, — адепт Цзинь легонько толкнул локтем брата. — Слуг нет, и я могу выразить своё счастье и детский восторг в полной мере.       — Птичка много говорит и лезет туда, куда её не просят, — Лань увеличил шаг, пытаясь отдалиться. Он поклялся, что после спасения Яо подрежет кому-то язычок. Кому-то, кто очень любит веера.       Чем меньше людей знают, тем больше шансов избежать огласки. Глава ордена не хотел порождать слухи о том, что Облачные Глубины насаждают свою политику соседним орденам. Тем более, что это было в какой-то мере правдой. Нефрит не знал об этом месте ничего, но, слушая многочисленные грёзы о святилище Гуаньинь в Юньмэне у Мэн Яо, решил помочь получить документы на участок земли. Убедить Саньду Шеншоу дать позволение построить в Юньпине храм в центре города, не говоря о том, что он по чертежам адепта Цзинь… была задача не из простых. Конечно, главу Цзян вначале мало волновал захудалый городишко, но после неловкого комментария Сичэня и многочисленных жалоб жадных сановников, тот решил рассмотреть вопрос лично. Благо молодому главе вскоре стало не до этого, и он отдал предпочтение храму.       Чуть тёплые ладони робко схватились за шелковые рукава, замедляя и притягивая хозяина флейты к себе. Шёпот мягче пуха ивы защекотал уши и добавил пунца на их кончиках:       — Не злись, соловей этот прочирикал только тому, кому нужно.       Цзинь, намерено или нет, всеми силами пытался сгладить напряжение после всего случившегося. Увести их от ссор, запамятовать причины обид и насладиться радостной вестью. Желания отчасти у них с Первым господином совпадали, если бы не одно «но»— перед глазами крутился демон, а не возлюбленный.       Цзэу-цзюню понадобилось несколько секунд, чтобы понять: лиса любовно обвела кисть не ради проявления чувств, она просчитывала пульс!       — Эргэ! — алебастровые пальцы сильнее сдавили. Боль стрельнула в позвоночник, Сичэнь беспомощно кашлянул, выдав себя с головой.       — Отлично чувствуешь себя? Да ты на призрака похож, не иначе. Вместо того, чтобы отлежаться, выпить укрепляющие настои, ты решил поизмываться над своим телом?       Сичэнь хотел было сказать, но его перебили, не давая вставить и слово. Шёпот походил на шипение дяди, когда он очень беспокоился, а повысить голос не мог.       — Благо я решил удостовериться. Как только ты вышел, я почувствовал запах крови, а твоя ци! — аккуратный нос на секунду сморщился, как шэн, а губы поджались ниточкой. Вскоре лицо вновь разгладилось, одевая маску любезности. — Не бережёшь себя, не разрывай же моё сердце. Право слово — так нельзя.       Шпион из Цзэу-цзюня явно никудышный. Вэни раскрыли бы его, как только бы увидели. Его отчитывает какая-то нечисть, сокрушается по его самочувствию — нелепо и смешно.       — Второй брат не слушает моих просьб, значит заставлю, — хозяин Хэншена замер, осознавая, какую глупость осмелился произнести, однако останавливаться было поздно. — Пока он не научится беречь здоровье своё. Отдохни, я сам сыграю Чифэн-Цзюню.       Так вот к чему весь этот монолог! А Нефрит почти поверил. Ху-яо избавиться от него намерена. С двумя великими мужами ей не под силу тягаться, вот и вертится, как может. Вознамерилась хитрая сегодня погубить воина с саблей, полакомиться могучим ядром. Первый господин готов бороться здесь и сейчас, вопреки всему.       В итоге условия ставил хитромудрый демон. Глава Лань обладал меньшим преимуществом, ведь сам осознавал, что состояние у него не из лучших. Играть сложнейшие техники чревато дурными последствиями. Сославшись, что запах крови из-за очищения тела от застоявшегося дурного сгустка, от которого благополучно избавились, Нефрит отстоял право сыграть пару мелодий.