Великая сила искусства

            Тёплый вашингтонский сентябрь располагал к долгим прогулкам в парке Меридиан Хилл. Зеленой листве ещё было отмерено время — несколько недель, а может, даже чуть больше, чтобы оставаться зелёной, хотя Чимину нравилась именно та пора, когда деревья меняли цвет и листья перед неминуемой гибелью соревновались друг с другом в яркости красок. Если бы он мог себе это позволить, то остался бы на скамейке в парке безмолвным наблюдателем за этими листьями, любовался бы тем, как они краснеют, желтеют, как кружатся в последнем танце, сорвавшись с ветвей, и опадают на землю в лучах осеннего солнца. Намджун говорил, что в Корее этот период — сезон любования листьями — имеет своё название. Наверное, Чимин всё-таки не мог до конца отречься от своих корней, потому что давно, ещё в юности, ещё до знакомства с Намджуном дал этому периоду своё, особое название: драгоценная печаль. И сейчас, когда всё вокруг ещё было зелёным, но в воздухе уже ощущалось прохладное дыхание осени, здесь, в начале сентября тысяча девятьсот семьдесят второго года, печаль Чимина была тяжёлым и совершенно не драгоценным валуном на его сердце. Что, конечно, никак не могло утаиться от Намджуна, с которым они наконец встретились, хотя почти неделю после возвращения Чимин его практически избегал. Он знал, что друг будет задавать вопросы, на которые у Чимина не будет толковых ответов. Должен был просто подготовиться к этой встрече, собраться с мыслями и всерьёз решить рассказать всё, с чем вернулся домой. А теперь медленно шёл и не знал, с чего начать. И совершенно не мог чем-то оправдаться, пока Намджун на него коротко, но вопросительно поглядывал, ведь они были вдвоём. Чимин попросил Намджуна оставить сына дома в этот выходной день, хотя страшно соскучился по Ханбину. Скорее всего, мальчик умудрился вырасти за эти пару месяцев, ведь чужие дети очень быстро растут. — Я ужасный человек, Намджун, — выговорил Чимин, глядя себе под ноги. — Понятия не имею, что ты натворил, но согласиться с тобой не могу вовсе не по этой причине, — отозвался друг, слегка притормаживая на очередном перекрестке и выбирая, куда же им пойти дальше: к фонтану, вниз по ступенькам, или продолжить путь по тенистой аллее. — Ты какой-то уникальный, раз способен терпеть все мои недостатки. — Чимин последовал за ним, слегка задержался и вздохнул, потому что сдерживал порыв обнять этого человека со спины. Намджун бы, наверное, обомлел и не сразу обнял в ответ. А потом сказал, что Чимина в Сан-Франциско точно подменили. И был бы совершенно прав. Ни одна командировка ещё так не меняла Пак Чимина, как эта, двухмесячная, от которой у него остались лишь огромная папка с бумагами о застопорившемся деле, потрёпанная, но незаконченная схема этого дела и воспоминания о человеке, открывшем Чимину его настоящее «я». Человеке, которого он бы так хотел считать другом. Человеке, которого сейчас уже не хотелось в чём-либо обвинять, спорить с ним и объяснять ему очевидные вещи. Чимин никогда так сильно не скучал по Намджуну, как по Тэхёну сейчас, он признавался в этом лишь себе, но больше и признаться-то было некому. Не Намджуну же, когда он такой замечательный, удивительный и понимающий друг, не лезущий ему в душу, но просящий одними глазами: расскажи, расскажи мне, что случилось. «Ты можешь мне рассказать совершенно всё», — говорили его глубокие карие глаза. И Чимину вновь было стыдно из-за этого взгляда. — С этим я тоже не могу согласиться, — Намджун медленно повернулся и посмотрел на него с тенью улыбки на лице. — Со своей уникальностью. Я всего лишь обычный человек, как и ты. Как все люди, с которыми мы знакомы. Все люди способны принимать своих близких такими, какие они есть. В этом нет ничего уникального, Чимин-а, это совсем не сложно. Ты думаешь, я уникальный, раз терплю проделки своего сына? — По сравнению с твоим сыном, я вообще ничтожество, — фыркнул тот. — И я не твой Ханбин, тебе не обязательно принимать меня. — Я не понял, сегодня наша последняя встреча? — взгляд Намджуна потяжелел. — Ты всё-таки решил переехать и вот так со мной прощаешься? И не оставляешь мне шанса даже навестить тебя? — Ты всё не так понял, — Чимин покачал головой. — Я просто не могу подобрать нужных слов. Я уже подобрал, выстроил целый монолог, но теперь он весь рассыпался как карточный домик… И я не могу собрать слова обратно. — Хорошо, пойдём дальше, у нас много времени, сегодня же выходной. Когда Намджун вновь отвернулся, Чимин всё-таки позволил себе прижаться к его спине, сделав несколько широких шагов. Намджун замер, не двигался какое-то время, а потом негромко сказал: — Ты снова заставляешь меня думать о том, что мы больше не увидимся. Чимин-а, если тебе будет проще, говори так. Вот прямо так, не меняя положения. Говори просто слова, отдельные слова, если не можешь собрать их. Я, знаешь ли, в федеральном бюро работаю, — он улыбался, это было слышно. — Лингвистом. Уж как-нибудь соберу твою головоломку из слов у себя в голове. У Чимина предательски защипало в носу, и он крепко зажмурился. Как бы ему хотелось, чтобы с этим потрясающим человеком у него никогда не случилось никакой последней встречи! — Я… — начал он лишь пару минут спустя, когда справился со своими эмоциями. — Неблагодарный и грубый. Мне стыдно. Слова всё-таки как-то складывались, хоть и в короткие и еле-еле связанные друг с другом предложения. — Мы ведь даже не попрощались! Чимин вздохнул и ткнулся лбом в широкую спину. — Мне просто хотелось жить отдельно. И мне так хотелось вас познакомить! — Что вы с Тэхёном не поделили? — сразу спросил Намджун, гораздо раньше догадавшись, что всё дело именно в этом парне, о котором Чимин столько говорил по телефону. И рассказывал не только о их работе, но и обо всём, что они делали в перерывах расследования. Конечно, не о совсем обо всём… Но Намджун и тут немного догадывался, что Чимин не мог рассказать всего. — Тэхён настаивал, чтобы я переехал к нему! — выпалил тот с тенью того возмущения, в котором решился уехать обратно в Вашингтон. Отпустил Намджуна и обошёл его, чтобы разговаривать по-человечески. — Я тебе клянусь, он готов был меня привязать к своему дому силой, но я же не собака! Я его друг! Был им… — И из-за этого столько страданий? — Брови Намджуна приподнялись. — Нет, ты не обижайся, я не преуменьшаю твои переживания, просто я удивлён. Почему бы тебе не позвонить ему сейчас, не пригласить его в гости, ну или просто поговорить по телефону как с другом? — Потому что я не уверен, что он захочет говорить со мной? — вопросительно прозвучал Чимин, глядя в глаза, словно там мог найти ответ на этот вопрос. — Потому что только ты можешь терпеть, нет-нет, прости, я оговорился — принимать меня. Я боюсь, что на это способен только ты. Намджун глубоко вздохнул и очень внезапно спросил: — Ты влюблён в него, Чимин? Твёрдая земля под ногами как-то пошатнулась, но тот не слишком медлил с ответом: — Нет. Хотя я безумно скучаю, я хочу вернуться и попросить прощения, хочу вычеркнуть эту глупую размолвку из нашей истории… Хочу приходить к ним домой, обедать с его названным братом и племянницей, хочу доверительно общаться и приятно проводить время, хочу быть его другом! Я очень хочу познакомить вас, потому что вы правда чем-то похожи. Я хочу с ним работать, Намджун, с ним так приятно работать! У меня никогда не было такого подходящего напарника! — Уже легче, — как будто похвалил тот. — Ты можешь всё это повторить ему. Сказать ему о том, что ты хочешь. Ничего ужасного я в этом не вижу. Но если он вдруг откажется и не примет твоих желаний, не разделит их, в этом я тоже не вижу ничего ужасного. Далеко не со всеми людьми, с которыми тебе хочется проводить время, тебе суждено его проводить. Нас разделяют ошибки, нетерпение, эгоизм, да порой просто разные дороги. Иногда люди встречаются для того, чтобы чему-то друг друга научить и разойтись. Если Тэхён научил тебя обнимать своих друзей без повода — это уже большой вклад, — а потом расплылся в улыбке. — Я не знаю его, я не могу сказать за него, но ты сейчас слишком строг к себе из-за чувства вины и, возможно, дело не только в Тэхёне, но и в работе, которая не задалась. И твоя строгость мешает тебе взглянуть на себя здраво. Ты замечательный человек, Пак Чимин. Организованный, вдумчивый и смелый. Так не бойся и просто позвони Тэхёну, если и правда хочешь продолжать с ним дружить. — Он тоже называл меня смелым, — куда-то в сторону сказал Чимин. — Бывает ли хоть один год без отвратительной, мерзкой погоды, когда на улицу не хочется даже нос высовывать? Бывает ли хоть одна жизнь без слёз и ошибок? — продолжал Намджун, глядя на голубое осеннее небо с редкими белёсыми полосами облаков. — Бывает ли хоть одна дружба без трудных разговоров и непонимания? Нет, Чимин-а, это утопия, так не бывает. — Я знаю. — Тот отчего-то насупился, но вновь прижался к другу, уже спереди. Обнял за талию, сцепив руки, и прижался к плечу. — А мы разве когда-нибудь с тобой так ругались? Я такого не помню. — Ну так ещё не вечер, — хмыкнул Намджун, обнимая в ответ очень осторожно, как будто боялся спугнуть маленькое беззащитное существо. — Хотя я удивлён, что не ругались, ты же такой ужасный человек! Просто невыносимый! Как тебя только земля-то носит!.. — Всё, замолчи! — потребовал Чимин своим диктаторским тоном. — Иначе сейчас точно поругаемся. — У тебя будет второй повод позвонить Тэхёну — пожалуешься ему на то, какой ты грубый и со мной, — Намджун почти рассмеялся. — Уверен, он сам захочет к тебе приехать, точнее, ко мне, а тут мы закроемся у меня дома на несколько дней, будем пить, играть в шахматы, обсуждать Дега и заодно перемывать твои ужасные кости. — Ну уж нет, вдвоём я вас не оставлю! — воспротивился Чимин и приподнял голову. — Вдруг ты сам в него влюбишься? Он невероятно красив! И что мне потом с вами делать? — Не могу исключать такого развития событий, — то ли в шутку, то ли всерьёз сказал Намджун. — Но я поражён тем, как он повлиял на тебя. Может, я уже влюбился в этого Тэхёна, заочно? — Ты думаешь, что он на меня повлиял? — Я абсолютно уверен в этом, Чимин. Я привык доверять тому, что вижу. Сейчас я вижу, как ты обнимаешь меня посреди парка, чего не было ни разу за все годы нашей дружбы. Тем же вечером Чимин обнимал уже Ханбина, когда всё-таки приехал к Намджуну в гости, а заодно прихватил ту самую книгу, забытую незнакомцем в аэропорту. Агент сам долго изучал её и часто просто листал, надеялся, что на страницах найдётся какая-нибудь пометка, которая может подсказать, как ему вернуть книгу владельцу. — Ну и о чём она? — любопытно спросил он, глядя на то, как Намджун медленно изучает её содержимое. Хотя тот мог бы и сразу ответить, ведь очень хорошо владел японским. Но он ещё какое-то время молчал. — Об изготовлении красок в эпоху Эдо. Очень интересно, кстати, столько нюансов… — Красок? — Чимин слегка завис, потому что счёл того незнакомца бизнесменом, но никак не художником. Хотя перед ним был лингвист, страстно обожающий искусство во всех его проявлениях. Да и сам Чимин иногда читал совсем несовместимые с его работой вещи, начиная от биографий любимых режиссеров и заканчивая бульварными романами. — А что такое эпоха Эдо? — вмешался Ханбин, не желающий отлипать от редкого в последнее время гостя, как будто тот мог вновь пропасть из их жизни на несколько месяцев, поэтому мальчик решил наобниматься вдоволь, на будущее. Его Чимин всегда обнимал легко и с удовольствием, ведь просто преступление — не обнимать детей. — Время правления клана Токугава, — ответил отец. — Очень важный для истории Японии период, между прочим, и довольно длительный — больше двух веков. — А почему он такой важный? — не унимался Ханбин. — Я тебе потом подробнее расскажу, — пообещал Намджун. — Но если вкратце, то для Японии он являлся основополагающим. Как для детей — детский сад. — Скорее уж школа, — усмехнулся Чимин. — Закрытые стены, куча уроков, обязательных дисциплин и строгий директор, которого все боятся. — Какого ты странного мнения о школе, а ещё хвастался, как ты обожал учиться, — Намджун поднял на него взгляд и расплылся в улыбке. — Не надо пугать мне ребёнка, вдруг он не захочет туда идти после твоих слов? — Я очень хочу в школу! — поспорил мальчик. Чимин любопытно заглянул в его чистые, наивные глаза. — И почему же? — Потому что хочу стать таким же умным, как папа. — Ты уже умный, солнце моё! — Чимин прижался к макушке ребёнка своей улыбкой и пробормотал: — Потому что ума твоего папы на целую вселенную хватит. Намджун невольно залюбовался этой картиной, бормотание Чимина тоже долетело до него, отчего он почти что смутился. Но спорить он, конечно, не стал. Книга и правда оказалась интересной. Тэхён держался почти две недели. Все несправедливые слова были произнесены, двери хлопнули, но Тэхён и предположить не мог, что это конец. С Соджуном — особенно, когда оба были младше — они подчас спорили, расходились, иногда несколько дней молчали, чтобы потом снова улыбнуться друг другу. Тэхён понимал, что, возможно, пережал, что Чимин привык жить один, что его беспокойство беспочвенно, но как быть, если дело-то не в том, что Тэхён сомневался в самостоятельности друга, а в том, что сам привязался к нему настолько, что трудно отпускать. Он бы не отпустил. Чимин всё решил сам. Тэхён специально на следующий день даже не появлялся в офисе, уехал по другому делу, чтобы дать обоим время остыть. Он вернулся, готовый мириться, объясняться, идти на компромиссы — но, как выяснилось, не с кем. Чимин уже был в Вашингтоне. Вместе с их делом. С их, чёрт возьми, общим делом! Которое изначально было делом Тэхёна! Он тогда напился, безобразно напился. Закрылся у себя и не пускал даже Соджуна, тот бы сразу всё понял, а Тэхён не хотел ни сочувствия, ни понимания. Он хотел, чтобы Чимин был рядом. Но тот был в Вашингтоне, потому что сам так решил, ушёл не попрощавшись, не оставив даже записки, ни слова, и от этого Тэхён хотел выть. Время от времени он заполошно думал, что ведь у Чимина могло что-то случиться, что-то, что заставило его так спешить, может быть, с сестрой или мачехой или тем же Намджуном, мало ли, вдруг Чимин один и нуждается в помощи — но Тэхён понимал, что это самообман. Дни сменяли друг друга, одинаково серые, туманные, бешенство понемногу отступало, но беспокойство никуда не делось. — Просто позвони ему, — посоветовал Соджун за ужином, пытаясь заставить Тэхёна хоть что-то съесть. Тот возил вилкой по тарелке, смотрел на любимые блюда — странно, Соджун последнюю неделю постоянно готовил то, что Тэхён любил больше всего — и ничего не хотел. Легко сказать — «позвони». Тэхён не был готов к звонку, не был готов к объяснениям, боялся снова вспылить или, что было бы совсем уж кошмаром, просто разреветься в телефонную трубку, завывая: — Почему ты меня бросил?! Поэтому он позвонил в офис ФБР в Вашингтоне и попросил соединить его с агентом Ким Намджуном. — Секундочку, — произнесла девушка, уточнившая, кто конкретно его спрашивает, а через несколько мгновений в трубке раздался приятный мужской голос, уже знакомый Тэхёну. — Агент Ким, очень удивлён вашему звонку. Внимательно вас слушаю. В конце концов, может, тот звонил просто по работе? Тэхён мысленно отвесил себе пару пощёчин и с горящими щеками произнёс: — Мистер Ким, прошу простить за беспокойство. Вы же близкий друг Пак Чимина? У него… — голос всё же дрогнул, — всё хорошо? — Смотря что вы вкладываете в понятие «хорошо», — Намджун дотянулся до двери и прикрыл её, чтобы разговору не мешал коридорный шум. — Я так понимаю, моим советом он ещё не воспользовался и не позвонил вам? Вы не знаете его рабочий номер? Я могу вас соединить. — Если бы он хотел меня слышать, он бы нашёл способ, — Тэхён и сам был уже не рад, что решился на этот звонок. — Он жив, здоров, его родные в порядке, он счастлив и блестяще раскрывает дела в Вашингтоне? — он всё же попытался расшифровать своё «хорошо». — Жив, по крайней мере, был жив сегодня утром, — Намджун отвечал по порядку. — Здоров, с родными тоже всё хорошо. Но не будьте столь категоричны, мистер Ким, он очень хочет с вами связаться, он переживает и винит себя в вашей размолвке. Может, вам всё-таки переговорить вдвоём? Это трудно было признать даже себе, не то что озвучить вслух постороннему человеку, хотя рассказами Чимина Тэхён уже многое заочно знал о Намджуне. — Боюсь, я на него давил, — с трудом произнёс он. — Если я позвоню, он… Нет, если Чимин захочет, он свяжется сам. Если будет готов. — Вы как дети, ей-богу, — Намджун не удержался от улыбки. — Агент Ким, я буду рад однажды с вами встретиться лично и побеседовать о чём угодно, но сейчас прошу меня извинить, у меня дела. Самое важное дело для Намджуна сейчас состояло в том, чтобы дойти до кабинета Чимина и заставить его сию секунду набрать номер отделения в Сан-Франциско. — Секундочку, — сказала девушка на том конце, и телефон на столе Тэхёна зазвонил, чтобы через несколько гудков та же девушка отчиталась: — Извините, он только что выехал по делу. Оставить ему информацию? — Я перезвоню, спасибо. Чимин помрачнел и положил трубку. Он попробовал позвонить ещё несколько раз в течение дня, но так и не смог поймать Тэхёна на месте. И вместо того, чтобы решить, что тот просто не хочет с ним разговаривать, уехал с работы в положенное время, а не как обычно — прилично задерживаясь. И взял пару выходных за свой счёт.