Великая сила искусства

      К вечеру субботы лихорадочное возбуждение немного отпустило Юнги. Он бы закончил портрет быстрее, но не торопился — давал хорошенько просохнуть слоям краски и в целом медлил, чтобы сохранить повод для нахождения в Сан-Франциско. Но тем вечером он вернулся в отель, попробовал почитать, выпил бокал вина и потянулся к телефону. Наверное, стоило остановиться, когда сотрудница отеля сообщила, что искомый господин в отъезде, но она предложила другой номер телефона, Юнги почему-то согласился, и вот он уже набирал его. Чимин в тот день так забегался, что уснул, едва вернулся домой, даже не поужинав, — вот, что делает с человеком даже небольшой отпуск: расслабляет. Но от звука звонка он проснулся моментально и дотянулся до трубки. — Алло? — слегка хрипло, но вполне бодро ответил. — Господин Пак? — уточнил Юнги. Его голос по телефону звучал ещё тише и мягче. — Да, это я, — Чимин даже поднялся, чтобы не уснуть обратно с телефоном в руке. — Я вас слушаю. — Я хотел поблагодарить за книгу, владелец был очень рад получить её обратно. — А-а-а, — изменившимся тоном протянул Чимин, когда наконец понял, с кем говорит. — Почему ты сам за ней не приехал? — и не показалось — это правда могло стать началом скандала. — Прислал лишь браслет. Думаешь, мне нужен какой-то браслет? Даже очень красивый? — Что я должен был прислать? — уточнил Юнги изумлённо: и от тона, и от внезапного перехода на «ты», и от самих слов. — Цветы? Билеты в театр? У меня фантазия отказывает, скажите мне, что я должен сделать, чтобы отблагодарить вас? — Говорила мне мачеха, чтобы я не вступал в брак слишком быстро, — усмехнулся Чимин, понимая, что эта случайная шутка затягивается в какую-то интересную игру. — Ты мог приехать сам. Мне было бы приятно снова увидеться со своим супругом. — Не мог, — отрезал Юнги. — Всю неделю я был очень занят у красивых ног. — Ты так спокойно об этом говоришь? — вот это точно было скандалом, Чимин увлёкся, но ничего не мог с собой поделать. — Чем тебя мои ноги не устраивают?! — Я не успел их разглядеть, — признался Юнги, покусывая щёку изнутри, чтобы не рассмеяться. Он развязал галстук одной рукой и устроился удобнее, прижимая к уху телефонную трубку. — Я не знаю, что тебе теперь нужно сделать, чтобы я тебя простил! — рыкнул Чимин, падая обратно в постель. — Подумать только, не успел он! Высунул ноги из-под одеяла и сам посмотрел на них, сдерживая смешок. — Красивые? — бархатно спросил Юнги. — Ты же сейчас смотришь на свои ноги? Они красивые? Это был самый странный, нелепый, совершенно безумный разговор, в котором он когда-либо принимал участие, но Юнги получал от этого какое-то необычайное удовольствие. Чимин томно вздохнул в трубку, вытягивая и поднимая то одну, то вторую ногу. — Сексуальные, — ответил он, сам от себя не ожидая такой откровенности, но тут же добавил: — Наверное? — Надо будет получше рассмотреть при случае, — решил Юнги. — Не сердись на меня. Я отнёс кольцо ювелиру и теперь его можно носить. И там же выбрал тебе подарок. Я надеялся, тебе понравится. Прости, если не угодил. — Ладно, — Чимин расплылся в улыбке, скорее от услышанного в первой его реплике. — Но если захочешь сделать мне подарок в следующий раз, найди меня сам. — Не зна-а-ю, — протянул Юнги. — Может, я хотел напроситься в гости, когда звонил? А ты снова в другом городе. Где мне тебя искать? Только и верить, что судьба вновь сведёт нас вместе. — Сейчас я в Вашингтоне, если сейчас же поедешь в аэропорт, к утру будешь у меня, — промурлыкал Чимин, хотя, конечно, не верил, что такое возможно. — Я пока здесь, не знаю, когда вернусь в Сан-Франциско… — Не смогу, — вздохнул Юнги почти искренне. — Завтра я должен появиться на вечеринке друга. — Ты просто невыносимый супруг, Мин Юнги, — даже шутливый укор прозвучал почему-то ласково. — Как меня угораздило выбрать тебя? Занимаешься чужими ногами, ходишь по вечеринкам… Моё сердце разбито! — Твоё сердце слишком часто разбито, — запротестовал Юнги. — А как же та или тот, из-за кого ты страдал при нашей первой встрече? — Это просто друг и мы просто повздорили, — оправдался Чимин и вновь укрылся одеялом. — Ты что, ревнуешь? — Как я могу? — Юнги улыбался во весь рот. — Это же не ты ходишь по вечеринкам и гладишь чужие ноги? Ты для меня пример супружеской верности. — Да, ты прав, я лежу в своей постели и никого не глажу, — Чимин перевернулся на бок, перехватив трубку, чтобы поднести к другому уху. — И ты даже не представляешь, насколько я верен тебе… — почти прошептал, жмурясь. — Расскажешь мне при встрече, насколько, — пообещал Юнги. — Прости за поздний звонок. Доброй ночи, Чимин-а, — мягко выдохнул он и повесил трубку. После этого странного разговора Чимин с головой скрылся под одеялом, очень глупо хихикая сам с собой. В галерее Чон Хосока собрался весь высший свет Сан-Франциско: многих он пригласил лично, кому-то просто прислали приглашения, кто-то заходил, услышав новости от знакомых, а кто-то вообще почти случайно там оказался, но ни разу не пожалел. Изысканные блюда и напитки, виртуозные музыканты, великолепные картины и сам Чон Хосок в самом элегантном своём костюме — вежливый, улыбчивый, общительный со всеми, кто пришёл к нему в тот день. Не оставивший без внимания ни одного человека в зале. — Господин Хандзо, какой сюрприз! — совсем просиял Хосок, едва заметил очередного неожиданного гостя. Сложно его, конечно, было не заметить, он выделялся среди прочих гостей своим дизайнерским кимоно глубокого чёрного цвета, атласным красным поясом на тонкой талии и высоким длинным хвостом. Хосок многое знал о большей части присутствующих сегодня людей, знал их секреты и слабые места, он предпочитал их знать, как и их достоинства, иначе невозможно было бы удержаться в столь конкурентно насыщенной области так долго и так блистательно. Чон Хосок умел располагать к себе, но также умел и отстаивать свои границы, хотя совсем не часто до этого доходило. Он нравился людям и крайне редко открыто конфликтовал с кем-то. А вот с Хандзо однажды схлестнулся так, что чудом уцелел. Когда попытался подобраться к нему поближе, разумеется. Планировал привлечь его таланты к своему бизнесу, держать его в самом близком кругу, но не учёл, что такому человеку, как господин Хаттори, это вообще не нужно. — Почему же сюрприз, я же получил приглашение, — оскалился Хандзо, нашёл взглядом Сокджина и уважительно кивнул ему. — Я просто не ожидал, что вы его примете, — Хосок улыбнулся ещё шире, хотя куда уж. — Как вы поживаете, сэр? — Неплохо, — усмехнулся тот и развернулся на месте, чтобы неспешной прогулочной походкой удалиться к картинам, считая их интереснее этой пустой болтовни. На его поясе висела катана, куда же без неё. И это тоже выделяло его среди прочих, ни одного другого человека с холодным оружием не пропустили бы на массовое мероприятие. Ни одного, кроме Хандзо. — Рад видеть, — сдержанно, но искренне улыбнулся ему Юнги, который тоже предпочитал картины светской публике. Ему не очень нравилась идея столь зрелищной презентации готового портрета, но он понимал действия Хосока. И был ему благодарен, любой художник был бы, за показ картины искушённой публике. — Я заеду на днях по вашему делу, почти всё готово. — Взаимно, — кивнул Хаттори и медленно перевёл взгляд на хозяина галереи, который собственноручно открыл публике единственную завешенную тканью картину в этом зале, прямо по центру, видимо, гвоздь программы. — Хм, — только и произнёс Хандзо, когда разглядел на холсте искусно прописанный бриллиант. Юнги очень просил его не представлять как автора, и Хосок уклончиво отвечал всем любопытствующим, что автор пожелал остаться инкогнито. Буквально каждый зачарованный наблюдатель издал вздох разочарования, а Хосок посмотрел на Юнги с самой лучшей своей улыбкой. Постепенно, как это слишком часто бывает на подобных мероприятиях, гости перенесли своё внимание на напитки и угощение, разошлись по небольшим группам. Но один из приглашённых стоял прямо перед картиной, пристально вглядываясь в неё. Тэхён смотрел и не верил своим глазам. Он знал эту манеру письма, если бы ему показали только фрагмент, он бы решил, что это его любимый Дега. Но на картине был изображён хозяин галереи, и она ещё хранила запах лака… Кто бы не написал эту картину, он был гением, потому что бриллиант в колье на картине рассыпал сверкающие брызги и приковывал взгляд, но только до момента, когда зритель встречался взглядом с героем картины. Глаза на портрете были живыми, сияющими, они горели и манили так, что драгоценное колье в восприятии зрителя почти сливалось с фоном. — Мистер Ким, мы с вами даже не поздоровались, — Хосок подошёл к смотрящему и привлёк его внимание. — Я рад вас видеть. Как вы поживаете? Давно не заходили к нам… — Всё в делах, в заботах, мистер Чон, — широко улыбнулся Тэхён. — Спасибо за приглашение, мне очень приятно. Столько картин, — он повёл рукой, обводя зал, — но эта, конечно, затмевает все. — Мне очень приятно, что вы оценили её по достоинству, — засиял хозяин галереи. — А почему вы сегодня один? Где ваш очаровательный коллега? — Он, к сожалению, по делам в Вашингтоне, — развёл руками Тэхён. — Но я надеюсь, у него тоже будет возможность увидеть этот изумительный портрет, когда он вернётся. Вы будете его выставлять? — Разумеется, он займёт своё место в моей галерее, только я его ни за что не продам, — Хосок обернулся к толпе, снова искал там взглядом Юнги, но не нашёл. — Хоть это хорошо, — заметил подошедший Сокджин. — Добрый вечер, господин Ким, — он приветливо кивнул Тэхёну и обернулся к картине. — Я удивлен уже тому, что ты решился её выставить. Ни одному человеку на моей памяти не удавалось тебя так раздеть… Словно снял с тебя слоями последнее десятилетие и показал сердцевину. — Сила танца, — Хосок наигранно горделиво задрал подбородок и рассмеялся. — Между прочим, позировать было нелегко, но я справился. И вряд ли откажусь от повторения этой затеи, — он всё ещё посматривал на гостей, но Юнги будто испарился. — Автор полотна очень талантлив, — с чувством выдохнул Тэхён. — Был бы счастлив познакомиться. Жаль, что он не пожелал открыть своего имени. Удивительная скромность и удивительное дарование. — Не все стремятся к славе, — пожал плечами Хосок и оставил Тэхёна с Сокджином у своего портрета, вежливо извинившись. — Не думал, что в итоге он попадёт к нему, — через какое-то время к двум мужчинам подошёл ещё один, тот, с катаной на поясе. И обращался он, конечно, к Сокджину, но Тэхёну достался внимательный, острый взгляд его чёрных глаз. Сложно сказать, что было в его образе более чёрным: одежда, волосы или глаза. Может, всё-таки рукоять катаны? Или всё же глаза? — О ком вы, господин Хаттори? — Сокджин приподнял идеально очерченную бровь. — Кто попал и к кому? — Бриллиант, конечно, — Хандзо даже не взглянул на картину и стоял к полотну спиной, сложив за ней руки. — К вашему партнёру. Точнее, его копия, изготовленная мной. Если бы он знал, на чью шею повесят его работу, он бы добавил в самое её сердце каплю змеиного яда, просто из вредности. К Сокджину у Хандзо не было никаких претензий, но всё-таки на картине был не Сокджин. Тот мелодично засмеялся. — Мой друг с ним не расстаётся, — лукаво шепнул он и светски поинтересовался: — Вы знакомы, господа? Хаттори Хандзо, Ким Тэхён. Господин Ким оберегает покой всех коллекционеров в нашем городе. Тэхён кивнул в знак приветствия, с любопытством глядя на мужчину в чёрном. Разумеется, он не мог на своей работе не слышать имя Хаттори, но видел его впервые. — Ким… Тэхён? — взгляд в глаза был долгим, почти неприлично долгим. — Удивительно, что мы встретились впервые. Я ведь тоже в некотором роде… коллекционер. И усмешка — она почти показалась — почти незаметная, словно под тёмной вуалью на дрогнувших в ней губах. Тэхён на миг почувствовал себя зависшим над чёрной бездной, но выдержал чужой взгляд. — Главное, мы встретились, — изобразить радушие бы не вышло, поэтому Тэхён отдал предпочтение вежливому равнодушию. — Теперь вы знаете, господин Хаттори, кто стоит на защите вашей коллекции. Тэхён кивнул и снова перевёл взгляд на полотно, а Сокджин спрятал улыбку и подхватил Хандзо под руку, не боясь остаться без собственной. — Прошу вас, господин Хаттори, составьте мне компанию. Не будем мешать нашему другу наслаждаться картиной. — Если настанет тот день, когда мне понадобится защита… — Хандзо не договорил, лишь покосился на Сокджина. — Из меня не лучший компаньон, но раз вы настаиваете, пойдёмте, я провожу вас к фуршетным столикам. Сокджин склонился к нему, как к лучшему другу, уводя прочь. Ногти крепко впились в предплечье. — Хаттори-сан, что за разговоры при агенте бюро? — ласково шипел он на ухо. — Мне ли вам говорить, что каждое слово может быть услышано и истолковано. Ким Тэхён — очаровательный молодой человек, и наши интересы не пересекались, но давайте же будем осторожными… — Сокджин-ши, — Хаттори оставался невозмутим. — Вы всерьёз думаете, что я буду дрожать при упоминании бюро? Всякое слово, что я произношу, может быть истолковано кем угодно и как угодно, мне до этого нет никакого дела. — Разве я прошу вас дрожать? Я прошу вас пощадить меня, — мурлыкал Сокджин. — Тщеславие моего компаньона уже стоило мне седых волос, а разве я заслужил это? — он тряхнул головой. — Пощадите меня, Хаттори-сан, этот камень вызывает у меня дрожь. Если бы его не принёс наш общий знакомый, я бы уже старался избавиться и от этого ожерелья, и от этой картины. — Я не имею ни малейшего представления о том, кто его принёс. Впрочем, его дальнейшая судьба меня интересует ещё меньше, — усмехнулся Хандзо и очень однозначно вытащил свою руку из его хватки. — Прошу, угощайтесь, вы же любите вкусную и красивую еду.