Великая сила искусства

      Намджун с Ханбином на руках приехал в галерею в назначенный час и поднялся по лестнице, забавно ругаясь на неё, отчего ребёнок не расплакался, вспомнив, как здесь упал, а наоборот — захихикал, соглашаясь, что это очень плохая лестница, дурная, опасная. Сейчас Намджун был без цветов, хотя очень хотел купить ещё один букет, нежно-кремовых роз, или лилий — для разнообразия. Но пойди потом ребёнку объясни, почему он дарит Сокджину букеты. Хотя сын сразу подарил ему все свои рисунки, которые пообещал, может, и папе можно было принести цветы? — Это тебе, — и смотрел на него своими чистыми глазами. — Папа сказал, что мы едем на край земли. Я хочу посмотреть! Там, наверное, интересно? Оделись они очень тепло, на Ханбина Намджун шапку надел и варежки. А гипс на его ноге пришлось замотать шерстяным шарфом, чтобы нога без обуви не замёрзла. Было в этом что-то креативное. — Мне тоже очень интересно, что там, — улыбнулся Намджун, лишь взглянув на Сокджина. И вот ведь только недавно расстались — ночью, накануне, а уже соскучился. Очень хотел бы обнять, поцеловать и шепнуть об этом. Но при ребёнке получилось только последнее, когда Сокджин забирал из рук Ханбина рисунки. Утреннее умиротворение, пошатнувшееся после визита к Хосоку, вернулось к Сокджину как-то разом, едва он увидел мальчика и его отца. Он восхитился рисунками и устроил их на своем столе, надел объёмный шерстяной свитер поверх рубашки, сменил лаковые туфли на тяжёлые ботинки и набросил сверху короткое полупальто. — Я надеюсь, вам обоим понравится. Им сегодня повезло, погода была солнечной, в тумане они мало что смогли бы увидеть. Сокджин доехал до парка в районе Ричмонд, оставил машину, поправил шарфы на обоих своих спутниках и повел их к Краю Земли — самой западной точке континентальной Америки. Пешеходная тропа, полная крутых спусков и подъемов, конечно, была не из легких, но заросли кипарисов, отвесные скалы, о которые разбивались миллионами брызг волны, галечные пляжи — стоили того, чтобы идти по ней. Перед одним из спусков, по которому, кажется, только горные козы могли бы пройти, Сокджин повернулся к Намджуну. — Бинни, иди ко мне? — и протянул руки, готовый принять ребёнка. Если бы сердце Намджуна не растаяло раньше, то сделало бы это сейчас, когда его Ханбин оказался в руках Сокджина и засиял, цепляясь за его шею. — А папа первым пойдёт и будет расчищать дорогу, — воинственно сказал Намджун, негромко посмеялся и пошёл вниз, но не слишком далеко, чтобы придерживать Сокджина под локоть на этом спуске. За обоих волновался. — Лучше смотри под ноги и будь осторожен, — строго велел Сокджин своим самым королевским голосом. И засмеялся. — Я бываю здесь почти каждую неделю, пройду с закрытыми глазами. Но глаз он, конечно, не закрывал, оберегая свою драгоценную ношу, спустился почти танцующим легким шагом, ни разу не потревожив удобства Ханбина, который как раз глаза-то закрыл, прижимаясь к его груди. Правда, очень скоро открыл и восхищённо указал вдаль. — Папа, смотри, там мост! — Опять мост, — забавно фыркнул Намджун. — Ну, зато ты его наконец увидел, а то в прошлый раз всё проспал. Красивый, правда? — Очень красивый! — согласился ребёнок и поднял на Сокджина взгляд. — Я тебе нарисую красивый мост! — И себя с папой, — попросил тот. — Буду на вас смотреть. Это, — он смущенно кашлянул, переходя на тон заправского гида, — одно из лучших мест обзора моста в дневное время в его перспективе. Видишь, Бинни, какой он длинный? А вокруг океан. — Очень длинный, — кивнул Ханбин. — А куда он ведёт? Намджун подошёл ближе и не мешал Сокджину отвечать как гиду, но ему нужно было сказать: — Ты можешь смотреть на нас здесь хоть каждую неделю. В смысле, не на рисунок, а на нас самих. — О чём ты? — изумился Сокджин. — Вы пробудете здесь подольше? — Мы решили переехать, — Намджун посмотрел на бескрайний океан, сложив руки за спиной. — Ну, то есть окончательно решили. Сокджин судорожно вздохнул, словно вопросы душили его, и отвёл взгляд. — Поговорим об этом потом, хорошо? — и он указал взглядом на мальчика. — Хорошо, поговорим, — согласился Намджун. — А куда ведет этот мост, Сокджин? — повторил ребёнок свой очень важный вопрос. — Он ведет через пролив Золотые ворота, к округу Марин, — начал объяснять тот. — Раньше добраться до округа можно было только по воде, но в 1933 году началось строительство этого моста. Он очень интересный, один из самых узнаваемых в мире. Сейчас по нему можно проехать и даже пройти, если у тебя много времени… Он взглянул на Намджуна, поймал себя на мысли, что неугомонный Ханбин может заставить отца пройти вдоль всего моста пешком, и смущенно засмеялся в волосы мальчика. — Но лучше это делать летом, когда будет тепло и не так ветрено, — попытался он хоть так отсрочить возможное путешествие. А Ханбин внезапно надулся, как будто его обманули. — Но тогда это не край земли, раз там есть другая земля! — заявил он, вскинув нос. — На краю земли ничего не должно быть видно! Никакого… округа! Намджун даже хохотнул, его ребёнка сложно было провести. — Так ведь округ с другой стороны, — Сокджин резво запрыгал по галечному пляжу, встал так, что скала закрывала мост за собой. — Посмотри сейчас. Только океан. Ребёнок что-то проворчал очень неразборчиво, вглядываясь, а потом, наконец, вспомнил слово, которое папа так часто произносил. — Ну, допустим. Намджун снова хохотнул у Сокджина за спиной. — А ещё иногда здесь можно увидеть морских львов. Это такие тюлени чёрного цвета, — продолжал рассказывать Сокджин. — Может быть, ты их даже видел, в цирке. Они очень умные, игривые и легко учатся разным штукам. Намджун задержал дыхание, как перед прыжком в воду, потому что уже знал, что будет дальше. — А когда «иногда»? А если мы здесь останемся ждать, то можно их увидеть? Я хочу увидеть морских львов! Они не опасные? Они красивые? Я хочу их увидеть, па-а-па-а, ты видел морских львов? Ты хочешь посмотреть на них? — Не видел, малыш, — он обошёл Сокджина и снова встал рядом. — Но если останемся ждать их тут, мы замёрзнем, и тогда не мы увидим морских львов, а они увидят трёх замёрзших дурачков. Может, нам в другой раз повезёт их увидеть? — Мы сделаем вот как, — пообещал Сокджин, прижимаясь на миг к его тёплому боку, — когда будем возвращаться, спросим у здешних работников, когда больше шансов увидеть морских львов. Я здесь бываю очень часто, но видел их всего несколько раз. Сейчас мы их ждать точно не будем. Может, они приплывают только утром? Или вообще не каждый день? А сейчас я покажу вам лабиринт, это тоже очень интересно. — А откуда они приплывают? Где они живут? — допытывался Ханбин по дороге к лабиринту. — А зачем они приплывают сюда? Посмотреть на замёрзших дурачков? — и захихикал, глядя на папу, очень ему эта фраза понравилась. — Никогда не задавался этими вопросами, — честно признался Сокджин. — Но к следующему разу я постараюсь это выяснить. И всё тебе расскажу. Он легко взбежал по крутому склону наверх, дождался Намджуна и с сожалением передал ему ребенка. Впереди был лабиринт, старый заброшенный бассейн, и, может быть, они ещё могли бы отдохнуть на милых романтичных лавочках. Сокджин не был до конца уверен, что Намджун вкладывал в понятие небанальной романтики, но надеялся, что ему понравится. Намджуну нравилось, безусловно, даже несмотря на то, что Сокджина хотелось обнять почти каждую минуту, на каждом новом повороте, на каждом месте встать с ним рядом и обнять, можно даже с ребёнком, но он себе этого не позволял, чтобы никого не смущать — ни Сокджина, ни ребёнка, ни прохожих. Ещё он переживал в тот день, когда Ханбин сломал ногу, что тот будет слишком часто грустить из-за того, что не может бегать сам. Но ребёнку, походу, нравилось на всех по очереди кататься, он даже не рвался никуда, а только восседал на руках, как маленький принц, которого носят по его владениям. Когда Сокджин привёз их к дому Тэхёна — само собой, после кафе с горячим кофе для взрослых и какао для Ханбина — уже темнело. — Спасибо, что провели этот день со мной, — улыбнулся он обоим, прежде чем выйти из машины и открыть дверь своим пассажирам. — Это было чудесно. — Спасибо, что показал нам красивые места, — сказал Намджун и слегка умаявшийся ребёнок ему вторил. — Подождёшь меня? Я сейчас отнесу его в дом и приду… Или хочешь пойдем с нами? Нам нужно поговорить. Сокджин покачал головой. — Мой визит в дом агента федерального бюро, который занимается делом, связанным с моим салоном, — не самая лучшая идея. Я приеду за тобой через час, хорошо? Намджун на мгновение нахмурился, но потом кивнул. — Хорошо, мы успеем за это время со всем справиться. — До встречи, Сокджин! — пробормотал ребенок и улыбнулся, а потом махал ему из-за папиного плеча, пока они не скрылись за дверью. Сокджин успел съездить в галерею и переодеться, благо там всегда можно было найти вещи к разным случаям. Позвонил и заказал столик во французском ресторане, где ему не отказывали. И через час был на месте, ожидая Намджуна. Тот вышел из дома, опоздав всего на несколько минут и то, потому что долго подбирал шарф. — Всё, ребёнок спит, я могу быть свободен, — улыбнулся, когда сел в машину и потянулся к руке Сокджина своей, взял её и прижал к своей щеке. — Я снова соскучиться успел… — Так быстро? — тот погладил его щёку, с той же нежностью, что гладил Ханбина. — Мы только успели расстаться, а ты уже скучаешь? — Я скучал по тебе весь день, — проговорил Намджун, притянул его ближе и коснулся губ. — Вот по этому. По возможности так сделать. Сокджин притих, мысленно препарируя свои ощущения. Он не позволял себе поцелуев в машине, но… всё равно было приятно. — Я заказал столик. Надеюсь, ты не против французской кухни? — выдохнул он в дюйме от губ Намджуна. — Ты хотел поговорить, а там самое тихое место. У них отдельные кабинеты, нам никто не помешает. Рассказывать Намджуну о том, как часто это место использовалось для деловых переговоров на нейтральной территории, он не собирался, конечно. — Я не против, — выдохнул тот, тоже не отстраняясь. — И ты тоже хотел поговорить, когда я сказал о нашем переезде. Значит, поехали и поговорим? — и ещё раз поцеловал, очень легко, перед тем как всё-таки ровно сел. Сокджина явно знали в этом ресторане, их встретили у дверей и проводили в отдельный кабинет, сразу принесли шампанское, фрукты и сыр. После того, как заказ был сделал, двери плотно сомкнулись, оставляя мужчин вдвоем друг против друга. — Давай сначала ты? — предложил Сокджин, разглаживая на коленях крахмальную салфетку. — Давай, — Намджун покрутил пальцами изящную ножку бокала. — Мне показалось, что ты… напрягся, когда услышал о нашем переезде. Наверное, я должен сказать, что задумывался об этом раньше, потому что мой друг решил сюда переехать. Мой самый близкий друг, практически брат мне и дядя Ханбину, он его с пелёнок знает и обожает. Да они оба друг друга обожают. И иногда Чимин мне — как второй ребёнок, ну, я ловлю себя на этой мысли, хотя у нас разница в возрасте всего три с половиной года. Так вот, он действительно переезжает сюда, совсем. Перевёлся в местное отделение по работе. Я знаю, что просить его остаться я не могу, но и оставить его не могу, тем более. Он мне как семья, брат и ребёнок в одном, мне хочется, чтобы между нами не было столько километров. Летать замучаешься. А телефонные разговоры — это прекрасно, но всё-таки совсем не то, что живое общение. И когда изобретут другие способы связи, мы будем уже очень старые и можем забыть лица друг друга к тому времени, — он выдохнул, делая небольшую паузу. — Я это к тому, что это не только из-за тебя. Я и правда раньше об этом думал. Решил, что съезжу, посмотрю, прислушаюсь к себе. Посмотрю, как здесь, понравится ли сыну. И тогда решу. А после того, как мы познакомились, я уже не думаю. Мне не нужно сомневаться в том, где я хочу жить. Сокджин выслушал его, чуть склонив голову к плечу, кивая время от времени, и лишь на последние слова вскинулся. — Намджун, я не хочу, чтобы наше знакомство и наша, — он замялся на миг, — ночь влияли на твоё решение. Это очень приятно — всё то, что было между нами, но сколько оно продлится? Я не могу обещать тебе, что это будет долго. Не могу быть в этом уверен. Сейчас оно есть, оно радует нас обоих — всех троих — и это прекрасно. Но я бы остерёгся строить долговременные планы. — Сколько это продлится? — Намджун посмотрел на свой бокал и снова покрутил его. — Этого никто не знает. Ни ты, ни я, ни даже очень умный мальчик Ханбин. Видно было, как напряглась его линия челюсти. — Я не прошу тебя строить долговременные планы. И я на тебя не давлю. Но то, сколько это продлится, зависит от нас самих. Сколько мы этого захотим. Если однажды, даже сегодня или завтра, ты скажешь мне, что всё кончено, всё, что радовало, больше не радует — я уйду. И не имеет значения, где я буду при этом жить, здесь или в Вашингтоне. — Спасибо, — шепнул Сокджин, протянул руку через стол и погладил его по щеке. — Я буду радоваться сейчас. Здесь, с тобой. И не буду опасаться будущего. — Каким бы туманным оно ни было, его не нужно опасаться, оно всё равно настанет и ему плевать на твои опасения. И может случиться всё что угодно, — Намджун прикрыл глаза, прижимаясь к его ладони. — Только, пожалуйста, Сокджин-а… Он вздохнул, собирая слова в осмысленную фразу. — Если тебе будет неприятно со мной, если ты перестанешь радоваться моим прикосновениям… Не молчи об этом, хорошо? Как бы ни было тяжело, но скажи. Не нужно лгать мне, если остынешь. — В этом ты можешь не сомневаться, — пообещал Сокджин. — Я не держусь за прошлые воспоминания. Сказал и тут же понял, какая это ложь. Именно воспоминания или даже их тень, знание об этих воспоминаниях, делали его тем, кто он был. Намджун перехватил его руку и поцеловал ладонь, и с тыльной стороны — тоже. — Спасибо, — а потом протянул ему кусочек сыра свободной рукой. — Попробуй, он вкусный? Сокджин принял угощение, коснулся губами его пальцев, прижмурился, смакуя. — Вкусный, — решил он, отнимая руку, когда раздался тихий стук, сообщивший о приходе официанта. Скоро заказанные блюда были на столе. — Я никогда раньше не встречался с парнями азиатского происхождения, — заметил вслух Сокджин, когда они снова остались вдвоём. — Я тоже, — наконец улыбнулся Намджун, пробуя еду. — И как ощущения, Сокджин-а? — Знаешь, очень интересные, — с нарочитой серьёзностью сообщил тот. — Возможно, мне стоило попробовать раньше. Но я не жалею, что дождался для этого именно тебя. — Я тоже, — повторился Намджун. — Иногда я думаю, что даже если бы я родился в Корее, то всё равно переехал бы в Америку при первой же возможности. Но при этом первый язык, который я выучил, — это корейский. — О, а сколько их всего? Языков, которыми ты владеешь? — с любопытством поинтересовался Сокджин. — М-м, шесть? — Намджун задумался, сжал руку в кулак и разгибал пальцы. — Корейский, японский, китайский, французский, немецкий и латынь. Чёрт, с родным английским семь получается. — Только не говори при мне на японском, хорошо? — Сокджин улыбнулся, но как-то принуждённо. — Не буду, — согласился Намджун. — Но позволь спросить, почему? — Я слышал его в детстве и мне не понравилось, — Сокджин снова разгладил салфетку. И ещё раз. — Не волнуйся, ни слова на японском при тебе. А ты каким-нибудь языком владеешь? — Французский и латынь. Я же учился в Англии, в хорошей школе. Сокджин ненадолго замолчал, а потом поднял глаза на Намджуна и быстро заговорил: — Я не рассказываю о своём детстве и, возможно, пожалею об этом уже через несколько минут, но… Я не хочу, чтобы это однажды встало между нами. Моё рождение — какое-то нелепое чудо, удивительная устойчивость к сальварсану. Моя мать жила в японском «лагере для утешения». Я не могу слышать этот язык, мне становится плохо. Я не должен был ничего помнить, это было совсем раннее детство, но я почему-то помню. Её не помню, а язык — да. Язык — и женские стоны, от которых под Сокджином разверзалась бездна. И чуткий Сокджин совсем не слышал разницы, между стоном боли и удовольствия. Намджун поднялся, отложив приборы. Переставил свой стул поближе, сел рядом и обнял, наверное, мешая есть. Но просто держать за руку после таких откровений — это мало. Чудовищно мало. — Я очень рад, что ты родился и вырос, Сокджин. Очень рад, что могу сейчас тебя обнять. Обними меня тоже, пожалуйста. Просто обними, мой хороший? Сокджин замер на миг, а после скользнул весь к нему на колени, обнял обеими руками, и Намджун мог почувствовать, как по его телу проходит волна дрожи. — Спасибо, — прошептал он почти беззвучно, одними губами. — Никто не может выбирать, где и когда ему родиться, как расти и что с ним будет происходить, — мягко говорил Намджун, держа его очень крепко. — Но, если бы я мог выбрать, не для себя, а для тебя, я бы сделал всё, чтобы ты вспоминал о детстве с улыбкой. Тебе так идёт улыбаться… У тебя такой нежный и лучистый взгляд, когда ты счастлив. Я хочу, чтобы ты был счастлив, Сокджин, всегда. Тот поднял голову, вглядываясь в лицо, и в его глазах был и свет, и непролитые слёзы. Обхватил это лицо руками и поцеловал, нежно и благодарно. Намджун удержал его одной рукой, второй провёл по щеке и поцеловал в ответ. А потом потянулся к столу. — Я что-то не помню, этот сыр вкусный или нет? — покрутил в руках кусочек и скормил его Сокджину, не отпуская. — Ты вкуснее, — сообщил тот и обнял покрепче.