Великая сила искусства

      Тэхён приехал на этот раз без звонка и в последний момент подумал, примет ли его Чонгук? Вдруг он занят чем-то? Работой или другими делами? Наверное, надо было позвонить из дома или остановиться возле автомата по дороге — но он так торопился, что спохватился уже у нужного квартала. Он вошёл в здание мастерской, поздоровался и поинтересовался, может ли господин Хаттори его принять. Девушка уже не уточняла его имя, просто попросила разуться и провела его за собой какими-то новыми путями и коридорами в отдельное здание через крытую галерею, из окон которой открывался вид на сад, красивый даже ночью благодаря ландшафтной подсветке. Хандзо предпочитал всё делать у себя дома: работать, спать и тренироваться тоже. Эта часть дома, точнее отдельное здание на участке, служила ему как раз спортзалом, и, несмотря на довольно позднее время, Хандзо тренировал мышцы спины и рук, когда девушка привела ему Тэхёна, а потом сразу же удалилась, быстро поклонившись. Чонгук вылез из-под штанги, вытирая полотенцем пот со лба. — Добрый вечер, Тэхён, — он подошёл ближе, всё ещё вытираясь. — Всё в порядке? — Соскучился, — признался тот сразу. — Добрый вечер. Он беззастенчиво пялился на Чонгука, рассматривая его, любуясь перекатывающимися под кожей мышцами. Протянул руку и провёл пальцами по предплечью. — Ты красивый, — тихо сказал он. — Хотя ты и сам это знаешь. — Пульс, наверное, все двести, — Чонгук притянул его ближе к себе, отбросив полотенце. — Зачем мне кардиотренировки, можешь просто говорить мне это почаще, а потом можно и железо тягать. Он стремительно поцеловал Тэхёна, но не слишком увлекался. Во-первых, потому что нужно было уточнить: — Ты надолго? Присоединишься ко мне? Или устал за день и нужно отнести тебя куда-нибудь на мягкую уютную постель? А во-вторых, потому что знал, что ужасно грязный: тренировался всегда до седьмого пота, не жалея себя. Но Тэхён, кажется, не возражал, жадно втянул запах с его шеи и улыбнулся. — Я никуда не тороплюсь, но к утру мне стоит заехать домой переодеться. Ты, помнится, предлагал мне побоксировать? Я подожду, пока ты закончишь, — он кивнул на штангу. — А какая там критическая отметка пульса при смерти? — восхитился Чонгук его ответом, вжал ладони в его поясницу и снова поцеловал. — М-м-ф, — он позволил себе скользнуть носом по чужой шее, как будто сам себя дразнил. — Сначала я выдам тебе комплект подходящей одежды для бокса, а потом, пока ты переодеваешься, буду заканчивать. Сам он был сейчас в шортах и майке, ему переодеваться не нужно, только волосы получше убрать, а то все растрепались; да перчатки найти. Сейчас Чонгук не пользовался чьей-то помощью, всё сделал сам. И дал Тэхёну во что переодеться — такие же шорты и майку — и отвёл его в раздевалку. А то ведь не дай бог засмотрится и уронит свою штангу ненароком. — Я тебя жду! — и без поцелуя, конечно, не оставил, прежде чем вернулся в зал, продолжить то, на чём прервался. Тэхён зачем-то потрогал собственные губы, горевшие после поцелуя, и быстро переоделся. Глубоко вдохнул несколько раз, успокаивая заполошно бившееся сердце; совсем позор будет, если Чонгук его нокаутирует, пока Тэхён на него заглядывается. Он вышел к Чонгуку, неспешно разминаясь и потягиваясь. Давно ему не доводилось надевать боксёрские перчатки. Тот уже закончил со своей штангой и забрался на ринг. В его тренировочном зале висела груша, но куда интереснее делать это с партнёром, особенно таким, как Тэхён. — Просто спарринг, — обозначил Чонгук, разминаясь короткими прыжками. — По голове не бить, лежачего — тоже. И не сдерживайся, окей? Он расплылся в широкой улыбке, разглядев Тэхёна в шортах. Была мысль несколько раз поддаться, дать ему себя повалить, а потом — не давать встать. Хотя повалять Тэхёна на ринге хотелось сильнее, чем поддаваться ему. — Окей, — сосредоточенно кивнул Тэхён, резким движением отбрасывая волосы с лица. Надо бы их подстричь, отросли. Он замер, изучая противника, попробовал нанести пару пробных ударов — и взялся за дело уже серьёзно. Чонгук только и успевал уворачиваться, сверкая белозубой улыбкой всякий раз, когда переходил из защиты в контрнаступление. Его взгляд был сейчас совсем другим: ясным, почти мальчишеским. Возможно, сейчас Тэхён мог видеть его настоящего, самого что ни на есть, без всякой атрибутики, церемоний и придуманных личностей. Вовсе не Хаттори Хандзо прыгал вокруг него, а потом помогал встать, если вдруг повалил на ринге. И уж тем более не Хандзо тяжело дышал, когда сваливался на пол сам. — Ладно, убедил, ничья! — он обхватил его руками, останавливаясь, когда они оба уже были слишком измотаны, взмокшие, выпустившие пар. — Пойдёшь со мной в ванную? — Пойду, — Тэхён переводил дух, ткнувшись в него лбом. — Сейчас… Его глаза азартно блестели, на губах всё ещё играла усмешка от последних удачных блоков. — Ты мне не поддавался? — требовательно спросил он. — Не-е-т, — протянул Чонгук, стягивая с него и с себя перчатки. Так удобнее было обнимать, без них. — А ты мне? — Вот ещё! — хмыкнул Тэхён. — Никакого интереса же. Очень хотелось начать целовать уже сейчас, но ванна и правда была им нужна, обоим. — Кстати, по поводу твоей просьбы, — Чонгук повёл его обратно по галерее, желая принять именно ванну, а не душ. — О Ли Сэберо мне мало удалось узнать, но у одного моего знакомого нашлись кое-какие сведения. Он пересекался с ним в Майами несколько лет назад. Приобрёл у него картину. Но если что, в ней нет ничего ценного, она ему совсем недорого обошлась, автор — неизвестен. Тэхён вспыхнул было взглядом при упоминании Ли Сэберо, но разочарованно вздохнул. Только сказал назидательно: — Не бывает неценных картин. В каждой что-то есть. Поделишься контактами знакомого? — Конечно, — Чонгук открыл перед ним двери. — Но ты знаешь, что я попрошу в качестве платы? — и прижался к Тэхёну сзади, стоило ему только зайти внутрь. Ухватился за край его майки и бесцеремонно потянул наверх. — Что же ты попросишь? — Тэхён сладко вздохнул, вжимаясь спиной. — С тебя — только поцелуи, — ответил Чонгук, заставляя его поднять руки. Откинул майку прочь и провёл ладонями по его торсу, остановился внизу живота и так же, бесцеремонно, запустил кончики пальцев под резинку на шортах. — Да уж, пожалуйста, — Тэхён задышал чуть чаще. — Расплачиваться с тобой я готов только поцелуями. Чонгук негромко хмыкнул ему в затылок, ему хотелось получить свою плату прямо здесь и сейчас, целовать Тэхёна самому, жадно грызть его шею и плечи, но он просто стянул его шорты вниз и подтолкнул к воде. — Забирайся, — велел, оглядывая его длинные стройные ноги, пока быстро раздевался сам. Тэхён тихо застонал, когда горячая вода обняла тело. — Как же хорошо! Не сравнить с простым душем после тренировки. Он повернулся к Чонгуку, глядя на него, обнял, едва тот оказался в воде. Провёл ладонями по плечам, довольно щурясь. Ванна оказалась большая — удобно, чтобы окунуться туда с головой, что Чонгук стремительно сделал, успев распустить волосы. И так же стремительно обхватил Тэхёна руками, чтобы притянуть на себя, будто это очень тесная ванна, в которой не развернуться, и можно сидеть только так — прижимаясь друг к другу. Чонгук зачерпнул воды в ладони и провел ими по волосам Тэхёна, зачесывая их назад. — Мне так приятно, что ты здесь… — Хочешь свою оплату сегодня? — Тэхён закрыл глаза. — Сейчас? Или мы просто проведём вечер вместе? — Сейчас, Тэхён, — требовательно выдохнул Чонгук. — Невозможно просто так провести с тобой вечер, просто невозможно! Он чуть потянул его за волосы, заставляя выгнуться и наклониться. Хотел побольше намочить, смыть с них всю тренировку, но тут прямо перед носом возникли такие беззащитные ключицы, что Чонгук просто не мог удержаться, чтобы не прильнуть к ним. Попробовать ухватить зубами, облизнуть и одну, и вторую, но при этом не забыть о том, что изначально собирался сделать — намочить голову Тэхёна. Тот едва ощутимо вздрогнул, на лицо легла тень разочарования, но ожидаемо мурлыкнул, подставляясь под зубы. — Ну что ж, плата так плата, — шепнул он. — Эй, — Чонгук даже в этом шёпоте услышал что-то настораживающее его, приподнял голову, вглядываясь в лицо. — Я же не могу тебя заставлять? — А ты меня заставляешь? — Тэхён изогнул бровь. — Честная сделка, люблю такие. Просто я рассчитывал сегодня на большее. — На большее? — переспросил Чонгук, вновь окунув свои волосы в воду. — На что ты рассчитывал, Тэхён? — провёл языком по своим же зубам в полуулыбке. — На ночь по любви, — тот задорно улыбнулся, но смотрел очень внимательно. — Тогда, может, поцелуешь меня уже? — Чонгук вновь обхватил его под водой, сцепив руки за спиной в крепкий замок, потянул к себе, так что они едва не стукнулись лбами. Тэхён не стал тратить время на слова. Обхватил одной рукой за плечи, погладил волосы Чонгука и вплёлся в них пальцами, припадая к его рту. Чонгук приоткрыл его, чтобы языки встретились и едва не сплелись. Словно получив с чужими словами все козыри на руки, Чонгук обхватил под водой ягодицы Тэхёна, сжал их в ладонях. Он хорошо запомнил, на чём они тогда остановились в его постели, и безусловно уже тогда не хотел останавливаться, не рассчитывая всего лишь на одну ночь. Но дождался, когда Тэхён сам за этим пришёл. Иногда стоило подождать чего-то очень желанного. А сейчас не принял бы просьбы притормозить, не услышал бы вовсе, потому что такая близость с Тэхёном его просто оглушила, он целовал его над поверхностью воды, но словно тонул в ней вместе с ним — дышал только воздухом из его рта, не погибая на дне от нехватки кислорода, потому что не отрывался от губ Тэхёна. Тот горячо отвечал и целовал сам, требовательно, жадно, настойчиво. Негромко стонал и пил тихие звуки, срывающиеся с чужих губ. Сжимал плечи крепкой хваткой и льнул всем телом ещё ближе. Тэхён падал в чёрную бездну и парил над ней — руки Чонгука подталкивали его вверх, заставляя встать на колени. Оглаживали мышцы, уже расслабившиеся после внезапной тренировки, разминали, вырисовывали на коже любовную письменность, а потом уступили место губам Чонгука — и у них получалось ещё лучше. Губами, зубами, языком — Чонгук использовал всё, что у него было — он показывал Тэхёну, да практически рассказывал на этом языке, как тот привлекает его, как он ему нравится, особенно раздетый, горячий, с капельками воды на коже, которые Чонгук собирал с неё ртом. Тэхён внимал этим рассказам, вслушивался в них, впитывал — и верил, так хотел верить, благодаря и поощряя собственными руками и губами. А потом поднялся над водой, встряхнулся весь, как большой зверь, и подал Чонгуку руку. — Веди меня в спальню, пожалуйста, — низко попросил он. — Унесу, — отозвался Чонгук, сверкнув взглядом снизу. Некогда было вытираться, собирать одежду, да и зачем? Чонгук не мог сейчас оторваться на что-то другое, кроме Тэхёна в своих руках. Двери приходилось открывать ногами. В спальне было темно, там Чонгуку пришлось всё-таки оторваться, опустив свою ношу на постель. Он любил спать в полной темноте, музицировать в полумраке, иногда — даже колотить грушу, не включая свет, вырабатывая особенные навыки и специально лишая себя возможности видеть цель. Но в этом случае свет был нужен. Не самый яркий, не чтоб слепил глаза — красота Тэхёна слепила, и этого было достаточно — но очень приятный, желтоватый, тёплый; озаривший картину Дега за спиной Чонгука, как только он включил лампу. Тэхён ахнул, дёрнулся к картине, прошептал на ухо: — Прости, что прерываюсь, но можно?.. — он весь тянулся навстречу любимому полотну. И лизнул шею широко, извиняясь. Чонгук изумлённо обернулся, даже не сразу сообразив, что могло привлечь чужое внимание, кроме него самого в такой интересный момент. — М-м? Она тебе нравится? — он устроился сидя позади Тэхёна, не мешая его взгляду, но скользнул по телу и обхватил его ногами. — Больше, чем я? — усмехнулся, с нажимом проводя пальцами по низу живота. — Очень нравится, — трудно было не смотреть на любимую картину, и Тэхён прикрыл глаза. — Только чуть-чуть больше, чем ты, — прошептал дразняще. Картина могла подождать, а вот Чонгук ждать не стал бы, да и сам Тэхён слишком давно думал о его руках и его постели, чтобы сорваться с места даже ради любимого Дега. Подняв его руку к своему лицу, Чонгук целовал его пальцы и ладонь, поднимался к запястью и до локтя, возвращался обратно, прикусывал костяшки. — Значит, чуть-чуть больше? Даже сейчас? — проурчал он, сам взглянув на картину лишь мельком. Ну, красивая, да, этого не отнять. Спальня наполнилась ароматом гвоздичного масла (когда он только успел его достать?), оно едва не стекало с горячей ладони Чонгука, накрывшей член Тэхёна. Зубы прихватили тонкую кожу на запястье. Чонгук почти прорычал, обхватывая крепче: — И сейчас тоже?.. Тэхён взвыл, толкаясь бёдрами в его ладонь. — Хорошо-хорошо, твои доводы… — он хрипло перевёл дыхание, — очень убедительны. Это прекрасная копия Дега, но ты мне нравишься больше! Доволен? Аромат масла мешался с запахом Чонгука и кружил голову. — Хочешь сказать, мне подсунули копию? — едва не хохотнув, тот устроил его руку у себя в волосах, прижался плотнее, размазал масло по всему стволу. Что с ним сейчас его пальцы делали — и не передать. Чонгук точно где-то этому учился, у каких-то очень опытных мастериц любви. Тэхён уже почти стонал в голос, но проговорил: — Я хорошо знаю оригинал. Он был в галерее Чона, и тот его продал… Волос Чонгука в руках было ужасно недостаточно, хоть они и лились тяжелыми прядями, лаская пальцы. — А потом… его не могли продать дальше? — Чонгук резко толкнул его бёдрами, снова заставляя встать на колени. — Посмотри получше, может, это всё-таки он? Иначе мне придётся долго разбираться с продавцом! Слегка надавив на его спину, Чонгук заставил Тэхёна прогнуться вперёд; ну а так лучше видно, конечно, даже в тусклом свете. — Хотя я не скажу, что купил эту картину в прямом смысле этого слова, — рыкнул он, наваливаясь сверху. — У кого ты её купил? — тот всё же не сводил с полотна взгляда, кусая губы. Всё тело было наполнено огнём, тёмным пламенем, готовым испепелить и самого себя, и Чонгука. — Не купил, а… заработал, — Чонгук вгрызся в загривок после своих слов, его рука только сильнее раздувала этот огонь в Тэхёне. Сжимала крепче, двигалась быстрее, не оставляла ему шансов потухнуть, ни единого шанса. — Как? — ахнул Тэхён. — Потом расскажу, — проурчал Чонгук, вновь перемещая его на постели, на этот раз — завалив на лопатки, молниеносно нависая сверху и затягивая в поцелуй, по накалу превосходивший все предыдущие. Тэхён слабо кивнул, соглашаясь. Сейчас было не до этого. Сейчас у него были свободны руки, чтобы обхватить Чонгука, огладить рельефные мышцы и гладкую кожу, чтобы прижать близко-близко к себе, так близко, чтобы слышать биение его сердца. Сейчас Чонгук не был взволнован в прямом смысле этого слова, но оно билось — он слышал, он знал, он чувствовал. На кончиках пальцев чувствовал, на губах, на всей коже, которая касалась Тэхёна. Кажется, даже волосами, которые вновь к нему стремились. — Смотри мне в глаза, — требовательно произнёс Чонгук, когда толкнулся внутрь, не пренебрегая ни маслом, ни подготовкой до этого, — смотри и не смей даже моргнуть! Он задержал выдох, потому что помнил, как уже говорил это теми же словами, испытывая при этом жгучее желание обладать этим парнем, забрать его себе без остатка, жадно выпить его до дна. Тэхён в тот вечер сказал, что Чонгук никакой не японец. Конечно, тот им никогда не был, хотя бы потому что до конца никогда не придерживался пути самурая. Он всегда хотел жить. Даже когда был мёртв внутри себя — он хотел жить. И жизнь была в глазах напротив. В этих огромных, затянутых желанием глазах. В них была сладость и боль, наслаждение и вызов. Самый глубокий смысл для Чонгука был в том, чтобы купаться в этом океане жизни, а никак не умирать. Тэхён тоже помнил эти слова, усмехнулся на них и дерзко, и как-то беззащитно — и не отводил взгляда, не моргал до самого конца. Стонал, кусал губы, выгибался навстречу, просил и требовал, отдавался весь, самозабвенно, таял и плавился — но не отводил взгляда. Наверное, зря Тэхён просил о ночи по любви, потому что всё закончилось только с рассветом, моргать ему всё-таки пришлось, иногда даже удивлённо от того, что Чонгук с ним делал, как только не перекатывался с ним в постели, да в какой-то момент и не только на ней самой. На руках его держал, на весу. Сегодня он в полной мере мог почувствовать на самом себе, что Чонгук всегда тренируется до полного опустошения — и не только тренируется, что еле дышит потом, так, что даже глаза открыть нет никаких сил, да и желания. Наверное, всегда так, не только сегодня — Тэхёну ещё предстоит в этом убедиться, если он решит прийти ещё раз. Хотя какое «если» — Чонгук сам к нему придёт, в любом случае. — Эй, ты как? — тихо спросил он, притянув Тэхёна ближе к своему плечу, когда нашёл в себе ещё немного сил для этого движения. — Великолепно, — очень устало, но блаженно выдохнул тот, едва шевелясь. У него было около часа, чтобы собраться с силами и поехать домой, а потом — на работу. И он удобнее устроил голову на Чонгуке. — Расскажи про картину, пожалуйста? — Прямо сейчас? — Чонгук жмурился, чувствуя кожей первые солнечные лучи. Сегодня он не закрывал шторы на ночь, не спал в темноте. Вообще не спал. И солнце было таким приятным… Но со стороны Тэхёна было приятнее. — Я забрал её в уплату долга за работу у твоих коллег, — просто сообщил он, понимая, что Тэхён не уснёт даже на полчаса, пока не дождётся ответов. — В бюро, я имею в виду. — Я не понял, — моргнул агент. — Объясни, пожалуйста? — Что ты не понял, солнце моё? — Чонгук улыбнулся, перевернувшись от общественного солнца к своему личному. — Что я работаю на бюро? Или что я забрал её в качестве платы? И в этом было больше правды, чем чего-то ещё, потому что Хандзо умел грамотно обставлять дела: картину увезли федералы, как только обнаружили её в доме, что снимал Юнги, сначала решив, что она тоже краденая. А потом Хандзо вполне официально, неслучайно, конечно, но как будто бы случайно появился там и забрал её себе. Чем с этими осведомителями порой только не расплачивались. — Второе, — задумчиво проронил Тэхён. — Вообще, так не делается обычно. А что ты делал в Нью-Йорке? — Общался со Стивеном Барнсом, — хмыкнул Чонгук. — Ему вдруг понадобилось по-настоящему дорогое украшение, он даже пригласил меня встретиться лично и обсудить детали. А ещё заезжал в японский квартал, я же там то-о-же… — и заразительно зевнул. — Много чего контролирую. — А для бюро что ты делал в Нью-Йорке? — Тэхён пихнул его в бок. — Не засыпай, а то мне придется уйти прямо сейчас! — Тебе прямо весь список за последние лет пять? Это вообще-то секретная информация, — явно подразнил Чонгук. — Не уходи, пожалуйста, я не сплю, просто зеваю, — и прижал его крепче. — Нет, — агент поднял взгляд, сонный и бархатный. — За пять лет много. Что ты сделал для них, что они отдали тебе Дега? Какая услуга предполагала такой гонорар? — Ну, во-первых, я давно не брал с них плату, накопился долг, — сказал Чонгук, глядя ему в глаза. — А во-вторых… Сдал им целую пачку шпионов. Некоторых — даже живыми. — А разве?.. — Тэхён замолчал, задумавшись. — То есть они просто отдали тебе картину, которую даже не включили в перечень изъятого имущества? Он хотел было вскочить с кровати, но, ойкнув, смог только осторожно подняться. На твёрдости голоса это, впрочем, не сказалось. — Спасибо за всё, было прекрасно. Мне пора домой. — Откуда я знаю, куда они её там включили или нет, — пожал плечами Чонгук. — Но я не первый раз беру такую плату. Когда тепло Тэхёна исчезло из-под бока, он как-то поёжился. — Я не хотел бы говорить тебе всю правду, потому что ты больше не придёшь вообще, — заметил он как-то вскользь и вышел из спальни, чтобы найти одежду Тэхёна и принести. У того было время получше рассмотреть Дега. Он приблизился, распахнул глаза — свет, исходящий от полотна, затапливал всё его существо. Он бы смотрел на неё годами, каждый день. Ночью на Чонгука, а утром — на эту картину. — Твоя «вся правда» имеет отношение к делу Мина Юнги? — спросил он, когда Чонгук вернулся. Тот протянул ему вещи и присел на край кровати, наблюдая за тем, как Тэхён одевается. — А какое это имеет отношение к нам с тобой? Тот замер со вскинутыми к горлу руками, не застегнув рубашку. — Ты шутишь? Это было дело, которым я занимался! Искал этот чёртов бриллиант! Глаза Чонгука становились всё темнее. И без того глубокий чёрный цвет становился той бездной, которая пугала. Он поднялся и помог Тэхёну с пуговицами, будто всегда так делал, всю свою жизнь. — Твой чёртов бриллиант на месте. Мин Юнги мёртв. Дело закрыто. Так какое отношение это теперь имеет к нам? — проговорил он, сдержанно, но заметно, насколько сильно хотел сказать что-то другое. Тэхён кивнул, признавая его правоту. — Не к нам, — поправился он. — Ко мне. Мне до сих пор не всё понятно в этом деле. Тебя не раздражает, когда что-то не доступно твоему пониманию? — Меня раздражает, что я не знаю, когда снова смогу тебя увидеть, — покачал головой Чонгук. — Когда ты ещё соскучишься? — Я соскучусь по тебе, едва переступлю порог твоего дома, — честно признался Тэхён и обнял его, касаясь щекой щеки. — Я скучаю, не успев уйти, Чонгук. Но ты мне так и не ответил. — Оставим это по традиции на другой раз? — Чонгук обхватил его руками и прижал крепче. — Пожалуйста, Тэхён, не заставляй меня сейчас ничего отвечать. Я хочу ответить. Но не могу. Однажды ты получишь ответы, но тебе не о чем волноваться. Пожалуйста, только не сейчас. Я правда не могу… Он шептал это ему в волосы, понимая, что готов раздвоиться прямо здесь, на глазах у Тэхёна, и сам с собой спорить об этом. Эти слова, кажется, что-то надломили в Тэхёне, потому что взгляд на мгновение стал неверящим. Он ткнулся Чонгуку в шею, пряча лицо, стиснул его. — Хорошо, — тихо согласился он. — Оставим на другой раз. А теперь мне пора. Если я не выпью своего кофе в течение получаса, я просто усну. — У тебя какой-то особенный кофе? Я могу сварить тебе кофе у себя. Чонгуку не хотелось его отпускать, но Тэхён засмеялся и отступил. — Ничего особенного. Обычный кофе. Но если выясню, что ты ещё и кофе хорошо варишь, кто защитит от тебя моё глупое сердце? Он погладил Чонгука по щеке. — Я поеду. А ты поспи немного. Тэхён ушёл с улыбкой, с ней же сел в машину, отъезжая. И только миновав несколько кварталов, позволил ей истаять, словно утреннему туману с океана. А уже дома, налив себе кофе, долго смотрел на старую схему Чимина, мысленно вписывая на ней имя Хаттори Хандзо. Только мысленно. Тэхён не сомневался в своем напарнике. И очень надеялся, что его опасения беспочвенны.