Великая сила искусства

      Тэхён вошел в палату бесшумно: вдруг Чимин спит? Тот и правда ещё спал, а рядом с его кроватью сидел Чонгук, переодевшийся, наконец, из кимоно в обычные джинсы. Понравилось, что поделать. Он обернулся к двери и улыбнулся вошедшему широко и светло. — Ты давно здесь? — шёпотом спросил Тэхён. Придвинул стул и сел рядом, прижался к здоровому боку. — Нет, всего минут десять, — прошептал Чонгук ему на ухо, приобнимая сразу и без вопросов. — Тебя искал. — Домой ездил, — зачем-то объяснил Тэхён, хотя по нему это и так было видно. — Что интересного расскажешь? — Я соскучился, — мурлыкнул Чонгук, ведя носом по его шее. — Господи, какие вы громкие! — почти застонал Чимин, приоткрыв один глаз. — И не только сейчас. — Извини, пожалуйста, — но звучать по-настоящему виновато не получалось, скорее, смущённо. — Мы старались потише. Тэхён достал шкатулку и ловко застегнул на запястье Чимина браслет. — Кулон не будет мешать на груди? — уточнил он. — Может, просто рядом оставишь? — Просто дай его мне, — Чимин раскрыл ладонь, проморгавшись. Наверное, это было последствием шока, но теперь не свет, а звуки казались ему просто пыткой, каждый звук, даже собственное хриплое дыхание. — Спасибо. Чонгук наблюдал за ними, но не уходил. — Намджун просил тебя обнять, но я это сделаю чуть позже, — улыбнулся Тэхён ему той нежной улыбкой, которую приберегал только для своей родственной души. — И у меня для тебя ещё один подарок. Он достал из кармана пухлый конверт и положил на кровать. — Из Пусана. — Прочитаешь? — Чимин потянулся к конверту другой рукой, но сил ещё было слишком мало, чтобы даже разорвать бумагу, хотя он привык открывать письма очень аккуратно — ножом. — Прочитаю, после того, как ты поешь, — пообещал Тэхён. — Тебе скоро должны обед принести. Вот покормлю тебя и почитаю. Он ловко подцепил место склейки ногтем, весьма аккуратно вскрыл конверт и довольно кивнул собственным мыслям. Как он и думал, там были рисунки, нежные акварели формата открыток. — Вот, полюбуйся пока, — он вручил Чимину несколько, чтобы ему было удобно перебирать их одной рукой. — Манипулятор, — выдохнул тот и посмотрел почему-то на Чонгука. Что-то точно поменялось после их совместной работы, Чимин как будто принял его, принял по-своему, как парня, который интересен Тэхёну, каким бы он там ни был; как человека, который заслонил его родственную душу от бандитов. Сейчас у Чимина точно не было к нему ни вопросов, ни претензий. Сил на них точно не было. Он попросил Тэхёна повыше положить подушку, чтобы лучше видеть рисунки из конверта… Смотрел на них и представлял, что находится там. — Ты пока отдыхай, я сейчас вернусь, — пообещал Тэхён. — Провожу Чонгука. Тот взглянул на него с удивлением. — А я никуда пока не собираюсь уходить. Или вы меня прогоняете? — Не надо, пусть сидит, — заметил Чимин, не отрывая взгляда от открыток. Виды Пусана и той самой комнаты, в которой Чимин никогда толком и не был, по крайней мере, не помнил её, потому что был младенцем, были прекрасны. Такие тонкие, но живые, дышащие воздухом и какой-то нежностью. А вот портрет, его собственный портрет, Чимина заинтересовал больше всего. Даже глаза стали видеть лучше, как будто сонливость резко пропала. Эта девушка, что его нарисовала по фотографии, она же никогда его не видела? Но почему так точно уловила его? Вот это талант… — Ого, — заметил Тэхён, любопытно заглядывая ему через плечо. — Какой ты здесь… лучистый. Очень красивый. — Сразу видно, что она старалась. И что она меня совсем не знает, — почему-то засмущался Чимин, складывая рисунки вместе и пряча их в руках. — Я бы сказал, судя по рисунку, что она знает тебя очень хорошо, — задумчиво заметил Тэхён. — Когда мы с тобой встретились, меня эта лучистость сразу поразила. На фотографиях это так не видно, а вот рисунок передал. Даже удивительно, как ей удалось это почувствовать. — Откуда ей меня знать? — нахмурился Чимин. — Разве что только по письмам… Чонгук слушал их с интересом, подперев голову рукой, но не вмешивался. — Разве этого мало? — удивился Тэхён. — Или ты думаешь, в письмах не виден твой характер? Наверное, она чувствительная девушка и сразу это поняла. — Так где еда-то? — Чимин поднял на напарника взгляд. — Я хочу есть. Это, конечно, было притворством. Не есть ему хотелось, а послушать, что эта чувствительная талантливая девушка ему всё-таки написала. Чонгук тихо хмыкнул. — Я сейчас принесу, — конечно, было обидно, что Тэхён так попытался его выставить. И ведь даже не поблагодарил за то, что Чонгук организовал ему место в палате Чимина, так что он мог там ночевать. Хотя благодарность — дело десятое, лишь бы снова не выставлял, когда Чонгуку так хотелось хотя бы просто побыть рядом с ним. Он ведь за него вчера тоже ужасно волновался. — И мне покажи, чтобы я знал, — подскочил Тэхён и, как только они оказались за дверью, крепко обнял. — Хорошо, что ты пришёл, — выдохнул он в щеку Чонгука. Тот сразу заулыбался, обнял его в ответ. — Хорошо, что Чимин так быстро очнулся, — фыркнул он смешливо. У него была в этом личная заинтересованность, конечно. Чем меньше плакал и переживал Тэхён — тем лучше для Чонгука. Тем легче ему самому. Хотя он всегда был готов его поддержать, в любой момент, в любом состоянии. Готов был помогать, оставаться рядом, делать всё возможное, чтобы самому становилось легче. Когда они вышли, Чимин снова посмотрел на рисунок. Дотянулся до конверта, оставленного на столе, и вытянул письмо. Он по-прежнему ничего не понимал, что там написано, но должен был просто посмотреть на почерк. И на объём. Дорогой господин Пак! Я очень благодарна Вам за письмо — и рада, что Вы так великодушно отнеслись к моему посланию. Спасибо, что рассказали мне о Вашей маме и Вашей семье. Свою маму я потеряла в пятнадцать, отца совсем не помню. Иногда мне тоже очень хочется с ней поговорить, хотя бы мысленно, возможно, время этим разговорам ещё придёт. Наверное, я не очень хороший ребенок, и есть слишком много всего, о чём мне было бы стыдно рассказать ей сейчас. У меня нет возможности прийти к ней — но я прихожу к Вашей маме и читаю ей Ваши письма — по одному или два за утро. Мне нравится приходить к ней рано утром, когда очень тихо и спокойно вокруг. Наверное, Вы сочтёте это странным, но меня это успокаивает и приносит чувство утешения на душе. Ваша мама могла бы Вами гордиться, я говорила об этом в прошлый раз и готова повторить. И, конечно, я показала ей Ваши фотографии! Ваша похвала моим рисункам очень лестна! Сердечно благодарю Вас за добрые слова. Когда-то давно я немного училась живописи и работала с акварелью, приятно, что эти навыки не утрачены. Мне нравится её прозрачность, она лучше всего подходит Вашим светлым нежным письмам. Я с удовольствием нарисую Вам что-нибудь ещё. Мне нужно ответить на Ваши вопросы, но я и не знаю, с чего мне начать. Ваши письма написаны таким изящным слогом, что я опасаюсь не соответствовать заданной планке. Наверное, я не слишком уверена в себе, и вот Вам один из первых фактов обо мне, о котором Вы не спрашивали. В своём новом доме я совсем одна. Признаться честно, сначала он не показался мне слишком уютным, возможно, из-за того, что мне не с кем было разделить свои впечатления. В моём браке сейчас не самый лёгкий период, мы живём в разных городах, но на расстоянии лучше понимаешь, как скучаешь. Если бы я была оптимисткой и искала хорошее в каждом прожитом дне, я бы сказала, что это позволяет нам сохранить свежесть радости от каждой встречи. Но сейчас я не одна, вернее, я не чувствую себя одиноко благодаря Вашим письмам. Я приехала сюда из Сеула, но и до этого успела побывать в нескольких городах. Возможно, я привыкла к более крупным городам, чем Пусан; сначала он показался мне даже странным, но в этой странности — бездна очарования. Я и правда живу не очень далеко от моря, могу дойти до него пешком за каких-то полчаса. Это довольно спокойный район, но новое время со своими требованиями уже подступает к нему. Скоро поблизости должны построить новую транспортную развязку, и этот район поневоле станет более оживлённым. Сначала я думала, когда это случится, я просто поищу себе новое жилище, но сейчас не уверена, что смогу оставить место, где мне впервые за долгое время стало хорошо и спокойно. Мои дни довольно однообразны, но мне это нравится. Наверное, потрясений, случившихся в моей жизни в недавнем прошлом (я пока не готова об этом рассказывать), мне хватило, и сейчас я с удивлением поняла, что наслаждаюсь самой простой жизнью. Как я уже говорила, утра я обычно провожу в беседах с Вашей мамой. Потом я дохожу до моря и смотрю на него — на море можно смотреть бесконечно. Так случилось, что большая часть моей жизни так ли иначе прошла вблизи от воды, и мне неизменно нравится смотреть на неё и слушать, что говорят волны. Я завтракаю простой уличной едой там же и после иду в Книжный переулок. Начало ему дала семейная пара, продававшая подержанные книги. Я могу провести там не один час, листая книги, и часто ухожу с покупкой. Потом я возвращаюсь домой и читаю, или иногда немного рисую, но чаще просто думаю о своей жизни и о том, что в ней привело меня в это место. Вы верите в судьбу, дорогой господин Пак? Вы верите в судьбу, Пак Чимин? Вы выросли в Америке и там получили образование, поэтому я позволю себе обратиться к Вам, как сделала бы западная девушка. Когда-то я читала, что правила светского этикета в западных странах именно женщине позволяют предложить перейти на «ты». Если хотите, господин Пак, Вы можете звать меня по имени и на «ты» — и в таком случае я рассчитываю на ответную любезность. Надеюсь, я не отпугнула Вас таким предложением? Может быть, Вы совсем иначе представляли скромность корейских девушек? В любом случае, что бы Вы не решили, прошу Вас, пишите мне и дальше. Расскажете мне ещё немного о себе? Что Вам нравится в Сан-Франциско? Чем вы занимаетесь? Вы приходите к океану послушать его волны? Вы смеётесь звездам? Какую еду Вы любите? (я до сих пор не решила, какая еда в Пусане мне нравится больше всего). Какие книги вы читали в последнее время? Я отправляю Вам рисунки тех мест, что мне нравятся в Пусане более всего. Это тот самый Книжный переулок, Северные ворота крепости Кымчжонсансон и вид на порт. И, конечно, я нарисовала Вам Вашу комнату и отдельно — вид из неё. Мне очень нравится приходить сюда читать. Видите кресло, в котором я люблю сидеть, на рисунке? Простите, я не удержалась и нарисовала Вас с Вашей фотографии. Вы очень красивы, господин Пак Чимин. Я говорю Вам это как рисующий человек. Этот рисунок я тоже отправляю Вам. Я должна отдельно поблагодарить Вас за фотографии. Это очень приятно, знать, как выглядит человек, с которым я веду мысленные диалоги, когда читаю Ваши письма. Я не отправляю Вам своей фотографии, простите. Эта история слишком красива, чтобы портить её, а во мне нет ничего особенно красивого. Пусть мои рисунки будут вместо фотографий. Пожалуйста, продолжайте писать мне, господин Пак! С почтением, М.Ю. — Это всё, — Тэхён аккуратно сложил листки и отдал Чимину в руку. Пока Тэхён читал, Чонгук любопытно заглядывал ему за плечо, для начала просто для того, чтобы удостовериться — хорошо ли он помнит корейскую письменность? Сможет ли понять, что там написано. А вот чем дальше, тем сильнее подглядывал, ощущая не в буквах на бумаге, но в словах что-то такое… Странно знакомое. Чимин не вспомнил бы, что ел в тот день, даже если бы его ещё раз десять этим накормили. Он слушал Тэхёна с закрытыми глазами, будто уснул, но периодически его губы дёргались, будто готовились к улыбке. Когда Тэхён закончил, Чимин прижал письма к своей груди, так странно — словно они были целебными не только для физических травм. — Мне нужно ей ответить, — прошептал Чимин, не открывая глаз. — Но я сам напишу, когда мне станет получше. Не хочу просто диктовать. — Тогда тебе придётся выздоравливать побыстрее, чтобы бойкая и чувствительная девушка не ждала слишком долго, — пошутил Тэхён. — Как кстати пришло это письмо! — Тэхён, — Чимин неожиданно распахнул глаза. — Как долго ты изучал корейский? — А? — тот удивлённо поднял бровь. — Да я до сих пор его до конца не знаю. Не знаю, несколько лет? Я не то чтобы его всерьёз где-то изучал. Когда Соджун и его семья забрали меня к себе, они дома много говорили на корейском, мне пришлось запоминать, чтобы понимать. Ну, а письменность я потом подтянул. — Принеси мне пару учебников, если найдешь. У Намджуна точно должны быть. Кстати, как они? Не звонили ещё? И картина! Тэхён, я же совсем забыл о картине у Сокджина! Он же просил о ней… Ой, — Чимин так затараторил, что аж в груди закололо. — Ты сможешь её забрать? — выдохнул он, прижимая ладонь к письмам, переложив их чуть ниже — на живот. — Очнулся, — нежно засмеялся Тэхён, перебирая его волосы. — Я же сказал, Намджун передавал тебе привет и просил обнять. У них всё хорошо. Съезжу я за картиной, конечно, оставлю в твоей спальне. Если хочешь успеть на неё полюбоваться, возвращайся домой раньше, чем они приедут из отпуска. — Точно, — Чимин мотнул головой. — Ты же говорил, да… Наверное, его мысли перенеслись слишком далеко — за океан, в те места, где были сделаны эти рисунки. — А когда меня выпишут, врач не говорил? — Вот ты весёлый человек, Пак Чимин, — наконец засмеялся Чонгук. — Тебе только ночью серьёзную операцию сделали, а ты уже спрашиваешь, когда тебя выпишут. Что будет завтра? Ты поедешь на работу? — Может, и поеду, — фыркнул на него агент, но эта перепалка не была такой серьёзной, как предыдущая. Скорее уж дружеская. — Чонгук, не подавай ему идей! — взвыл Тэхён, делая испуганные глаза. — Он же такой, он может… Он легко поцеловал Чимина в макушку и встал. — Так, сейчас ты будешь спать. А я поеду за картиной. А то я тебя уже загладил, а Чонгука не поцеловал даже. Покатаешься со мной? — он подмигнул. — Да хоть на тебе, — совсем обнаглел Чонгук со своей улыбочкой и игриво дёрнувшейся бровью. — Идите уже, а?! — взмолился Чимин и вытолкал бы их из палаты, если бы мог. Тэхён засмеялся, легко и свободно, уже было можно, уже всё было почти правильно, и взял Чонгука за руку, переплёл пальцы. — Я вернусь к тебе вечером. Пойдём, — это уже Чонгуку, которого он потянул за собой. — А что это за девушка из Пусана? — спросил тот, когда они вышли за дверь. — Они не знакомы, но переписываются? — Чимин много лет писал письма матери в Пусан, — Тэхён поостерёгся сейчас его обнимать, хоть и очень хотелось. Решил оставить до машины. — Эта девушка нашла письма и написала ему. Сообщила, что его мама умерла. Он поблагодарил за ответ — и вот, кажется, они уже переписываются. Она здорово рисует, несомненный талант. — Она здорово на него влияет, — как-то задумчиво сказал Чонгук, хотя это сложно было не заметить. — Хоть и рисунки очень красивые, да. — Это ты прав, — согласился Тэхён. — Он очень оживляется её письмам. Это хорошо, потому что… Он замолчал ненадолго. Не хотелось о плохом. — Если ты был знаком с Мин Юнги, расскажи о нём Чимину, — попросил он мягко. — Не о деле с бриллиантом. О нём самом. Что угодно. Чимин будет рад всему. Пожалуйста? Чонгук, в конце концов, не мог не узнать собственные украшения. Конечно, он их сразу узнал. А сейчас промолчал, поджав губы, и подал голос уже только в машине. — Он был в него влюблён? — спросил, повернувшись к Тэхёну. — Чимин, в Юнги. — Хуже, — печально ответил тот, отвечая с невозможной ещё пару дней назад искренностью. — Он подарил ему кольцо, и Юнги его принял. А в последнюю встречу вернул Чимину. Чимин не был влюблён, он всё ещё любит этого парня. И не знаю, как долго будет любить. Чонгук поймал его руку, чтобы Тэхён не успел повернуть ключ зажигания, не сейчас. Он сжал её крепко, но тут же ослабил, просто накрыл тыльную сторону ладони своей и запустил свои пальцы между его пальцев. — Тэхён… — эти слова давались Чонгуку нелегко — легче было признаться в любви, чем сказать это. — Он жив. — Что? — одними губами произнес агент. — Юнги? Жив? Но как же… Откуда ты знаешь? Чонгук кивнул, стараясь смотреть в глаза. Он не знал, когда это случится, но оно должно было произойти — рано или поздно они должны были научиться быть полностью искренними друг с другом. И Чонгуку это требовалось, конечно, больше, чем Тэхёну. Особенно сейчас. — Я знаю это, потому что я помог ему скрыться. Я говорю об этом только тебе, больше никому. Не смогу, наверное, сказать это Чимину. Только тебе. И я понимаю, что сейчас шокирую тебя чуть ли не больше, но… Эта девушка… Из Пусана… — Чонгук даже не мог подобрать слов, чтобы описать все свои подозрения. — Акварель, вы очень красивы, верите ли вы в судьбу… Чёрт, Тэхён, я не знаю, где он сейчас. Но… — Ты думаешь, это он? — Тэхён едва мог говорить, буквально выдавил из себя слова. — Что же мне теперь делать?.. Что мне делать, Чонгук? Тот притянул Тэхёна к себе свободной рукой; сердце всё ещё стучало как бешеное, волнуясь, что любимый оттолкнёт с новым знанием. Но Чонгук держал крепко и отчаянно, умолял не отталкивать этим объятием. — Я не знаю, — честно сказал он. — Но, наверное, Чимину сейчас не стоит об этом знать. Он же полетит в Пусан первым рейсом, но не долетит, потому что все швы разойдутся… Может, дать им время затянуться? — Не знаю, как я вечером буду смотреть ему в глаза, — Тэхён не отталкивал, он прильнул ближе, обнял сам, доверчиво и благодарно. — Чтобы ни в чём себя не выдать. Ох… Ты поэтому не мог мне сказать, когда я спрашивал тебя о картине? Ты помог ему и не мог предать его доверия… Тэхён отстранился на миг, чтобы провести пальцами по его губам — и снова крепко обнял. — Спасибо. Я не знаю, чего тебе это стоило. Спасибо, Чонгук. Тот кивнул несколько раз, как-то резко, отчаянно, прижался к его волосам всем лицом и неожиданно тихо заплакал. Хаттори Хандзо не плакал ни разу в жизни. Чон Чонгук — второй раз. Тэхён не пытался его утешать, не говорил лишних слов. Он только гладил Чонгука по плечам и спине, спокойно и размеренно, держал в руках крепко и надёжно. Обещая своим объятием: я не отпущу, не оттолкну, не откажусь от тебя. Я буду держать. — Спасибо, сердце моё, — повторил он. Когда стало чуть легче, Чонгук поднял голову, слёзы в его глазах смягчали черноту, они казались почти светлыми, теплыми. Он так и не смог выдавить банальное «прости», он знал, что Тэхён понимает, что он говорил ему этими слезами. Он прильнул к его губам, замер вот так на несколько долгих секунд, а потом прижался лбом ко лбу и только тогда ответил: — Это я должен сказать тебе спасибо… Тэхён собрал слезы с его щёк и ресниц губами и только после этого разжал руки. — Давай заберём картину, о которой они так переживают, я отвезу её домой, а потом пойдем спать. К тебе или ко мне, неважно. Я просто хочу побыть с тобой. — Можно остаться у тебя, — Чонгук ещё раз поцеловал, но уже руку Тэхёна, прямо в ладонь, прежде чем отпустил, чтобы тот мог нормально вести машину. Откинулся на сидении и проверил ремень — пристегнулся ли? А то всё это его из колеи так выбило, что сейчас он не вспомнил бы даже дату своего рождения, пришлось бы задуматься над ответом, если бы его спросили. Соджун позвонил в дверь через несколько минут после того, как Тэхён припарковал автомобиль у дома. — Заходи поесть, — строго сказал он своему младшему. Скользнул любопытным взглядом по Чонгуку. — И друга приводи, познакомишь. — Надо идти, — Тэхён боднул Чонгука лбом. — Ты когда ел нормально в последний раз? Я, кажется, когда мы здесь втроём сидели. — Вчера утром? — Чонгук только сейчас это осознал. — Да, я тоже… Вот это да, даже не почувствовал. Давай сходим, нам надо поесть. Конечно, была ещё еда, которой Чонгук кормил Тэхёна в коридоре больницы вчера вечером, но тот совершенно этого не помнил, все мысли были о Чимине. В любом случае, надо было поесть и отдохнуть, им обоим. — Как тебя представить моей семье? — уточнил Тэхён, когда они подходили к крылу Соджуна. — Как Чонгука, конечно, — ответил тот, осторожно улыбнувшись. — Моё имя Чон Чонгук. Стол был уже накрыт, ломился от еды, как всегда в этой семье. — Соджун-хён, это Чон Чонгук, мой… парень? — Тэхён обернулся к Чонгуку, блестя на него глазами. — Это подходящее определение? Пак Соджун, мой старший брат и друг. Это долгая история, я тебе потом как-нибудь в подробностях расскажу. А это Астрид, моя племянница. Чонгук широко и открыто заулыбался всем, но Тэхёну — особенно. И вежливо поклонился. — Приятно познакомиться с вами, спасибо, что пригласили меня пообедать. Я очень благодарен. А когда подходил ближе к столу, не удержался и шепнул Тэхёну: — Это единственно верное определение. — Как Чимин? — спросил Соджун, когда первый голод был утолён. — Судя по тому, что ты появился дома, получше? — Пришёл в себя, — кивнул Тэхён, вспоминая, что вечером всё же отзвонился домой с новостями. — Я обещал к нему заехать позже. — Лучше отдохни, — Соджун щедро положил добавки ароматного мяса обоим. — Вы оба, кажется, едва на ногах держитесь. Мы его навестим. — Я приготовлю Чимину тефтельки, — решила Астрид, — он их любит. Она почти не смотрела в сторону Чонгука: этот мужчина неожиданно её смущал, хотя она часто сталкивалась с коллегами или приятелями Тэхёна. Но такого мужественного красавца на их кухне ещё не было, и Астрид засмущалась со всей трогательностью шестнадцатилетней девушки. — Да, Тэхён, — ласково сказал тот. — Сегодня отдохнём, а завтра, как проснёмся, поедем вместе? — но смотрел требовательно, хоть и пытался уговаривать, а не требовать. — У нас демократия с тысяча семьсот семьдесят шестого года, — фыркнул тот. — Я подчиняюсь требованию большинства. Соджун-хён, — тарелка опустела и Тэхён чувствовал, что больше не сможет съесть ни кусочка, но не исключал, что через пару-тройку часов они захотят перекусить ещё. — А можно ещё вкусного с собой? — Сейчас, — Соджун встал из-за стола. — Чонгук, мяса побольше или краба? — И того, и другого, если можно, — он обернулся и улыбнулся вновь. — Всё очень вкусно, я не могу выбрать. Соджун хохотнул очень знакомо, Тэхён сделал так же. — Мне нравится этот парень, — сообщил он младшему и ушёл на кухню, чтобы вернуться с упакованной едой. — А теперь идите отдыхать. Спасибо, что зашёл, Чонгук, приходи к нам ещё. — Спасибо вам, — Чонгук снова поклонился и отобрал у Тэхёна всю еду, чтобы тот только двери открывал перед ним, а сам Чонгук нёс. — Теперь я знаю, почему Тэхён так вкусно готовит. — Это у нас семейное, — заулыбался Соджун. — Если всё съедите, можете приходить на завтрак. Не волнуйся, Тэхён-а, мы навестим Чимина. Лёгкая тень вины уколола Тэхёна не больнее нежной колючки кактуса — он знал, что Чимин бы сказал ему то же самое: «Держи крепче, не теряй времени! Люби, пока можешь!» И сейчас он был нужен Чонгуку — они были нужны друг другу, сейчас особенно, после всего, что было сказано между ними — словами, взглядами и слезами. Сейчас было время для них — них двоих.