Великая сила искусства

      Работа реставратора могла затянуться не на один день — Чимин оформил для него временный пропуск в бюро в любое время и оставил, не тревожа. Агенты доехали до дома и переоделись, взяли всё необходимое, вызвали такси и загрузились в него, чтобы доехать до залива. Чимин планировал хорошо так выпить, да и Тэхёна без этого не отпустил бы, а Чонгук пообещал, что дождётся их в любом виде и на этот раз уложит их сам — выспался же. — Ты знаешь, он мне всё больше нравится, не пойми меня неправильно, — сказал Чимин в машине, стараясь не ловить ассоциации с тем вечером, когда он жался к Юнги в такси и творил с ним самые безумные, но самые правильные для них вещи. — Он… Такой понимающий. И оказывается, что даже простой. — Он мне тоже очень нравится, так что трудно понять тебя неправильно, — нежно улыбнулся Тэхён. — Он умный, хотя иногда дурак дураком. Он заботливый, по-настоящему. Он надёжный. Знаешь, иногда кажется, что он постоянно требует внимания, но когда ты был в больнице, он устроил меня в твоей палате, не сказав ни слова. Хотя ему тоже бы хотелось, конечно, чтобы мы побыли рядом, после такого-то… Он всегда рядом, когда это нужно. Я его люблю, Чимин, так люблю, что мне всё равно, чем он занимается и какие за ним грехи. — Я понимаю тебя как никто, — подтвердил Чимин то, что и без слов понятно. — И ты меня тоже. А ты… Ты бы хотел, чтобы вы поженились? Ну… Хотя бы так же, как мы? Ты бы принял от него кольцо, Тэхён-а? — Так серьёзно у меня никогда ни с кем не было. Но от Чонгука я бы принял что угодно. Если бы он предложил, я бы согласился. Сам ему предложил, если бы не боялся, что он откажется… — конечно, Тэхён не то, чтобы думал об этом. Так, время от времени. Не чаще трёх раз в неделю. — Ты думаешь, что он откажется? — проговорил Чимин удивлённо, а потом вдруг добавил: — Ладно, всему своё время, не нужно торопиться с таким решением. Это я с ума сошёл, а потом исстрадался из-за этого. Но знаешь, мне сейчас кажется, что всё это было с кем-то другим? Не со мной. Потому что сейчас я так сильно счастлив, как был несчастен тогда, пока думал, что Юнги больше нет. Я даже понял, почему мне было не страшно так сблизиться с ним… Дело даже не в тех чувствах, что я испытываю, хотя и не без этого. Это очень весомая причина — то, как я его люблю. Просто весь свой страх по поводу Юнги я уже израсходовал, как будто был какой-то лимит. — Близость — это самое естественное состояние, — улыбнулся Тэхён. — Она даёт удивительную возможность узнать человека много лучше, глубже, серьёзнее. Мы никогда не бываем такими откровенными, как в моменты подлинной близости. Даже если и не произносим при этом ни слова, но открываемся полностью. Даже если это и страшно, страшно сделать первый шаг к этому, потом всё окупается. — Почему же мы с тобой так близки? — Чимин улыбнулся в ответ. — Почему я тебя так хорошо знаю, так глубоко понимаю, Тэхён-а? Мне не нужно заниматься с тобой сексом, чтобы так глубоко чувствовать тебя. Это какая-то магия, да? — Потому что близость — это не только про секс, — Тэхён устроил голову на его плече. — Мы с тобой столько времени проводим рядом, в объятьях. Мы засыпаем и просыпаемся друг с другом. Я знаю все родинки на твоём теле лучше, чем на собственном. Мы были вместе и в радости, и в отчаянии. Если бы мы занялись с тобой сексом — это был бы только ещё один шаг, но не главный, не определяющий. Мы уже по-настоящему близки. Когда они наконец приехали в район парка Томас Пойнт, солнце уже почти скрылось за горизонтом. Да, здесь не было океанского простора и огней знаменитого моста, но вода была и свобода — тоже, и звёзды на небе вот-вот должны появиться. Чимин захватил из дома плед, расстелил его на траве, расставил закуски и выпивку, а потом, уже после первого стакана виски, протянул Тэхёну свой подарок. Он делал его сам, пока валялся дома после операции: чего он только в то время не делал, лишь бы не сходить с ума. В небольшой коробке находилась рамка с общей фотографией — его и Тэхёна, Намджун как-то снял во время дружеской посиделки, там они оба смеялись над чем-то. Рамка была простой, деревянной, Чимин её просто купил, но оформил несколькими ракушками с пляжа Сан-Франциско и изящной каллиграфической подписью. «Ты — мой тысячный» — гласила она. А под фотографией нашёлся небольшой блокнот — вот его Чимин делал собственноручно, хотя с обложкой из кожи пришлось повозиться. Весь этот блокнот был исписан стихами о дружбе и верности. Но самым первым, на первой же странице, было то самое стихотворение, откуда Чимин и выписал своё послание на рамку. Он — Тысячный, и тебе он родней, чем родное племя. Ты встретишь его однажды, — так говорит Соломон. Полжизни ищи такого, на это не жалко время, Полжизни ищи такого, ведь этого стоит он. Девятьсот девяносто девять пройдут с отрешённым взглядом, Покуда своё сужденье не выскажет мир о тебе. Но Тысячный, не колеблясь, встанет с тобою рядом И он тебя не оставит — наперекор судьбе! Ради твоих посулов он рядом с тобой не встанет, Его не удержишь блеском, его не проймёшь мольбой. Девятьсот девяносто девять лишь слава твоя приманит, Лишь титулы и заслуги, что числятся за тобой. Весь мир ничего не значит, совсем ничего не значит, Когда ты найдёшь такого, когда он тебя найдёт. Тебя он в беде не бросит, когда беда замаячит, Он выплывет или погибнет с тобою меж бурных вод. Ему ты поможешь молча, когда ему будет нужно, И он, если будет нужно, откроет свой кошелёк. И деньги вам не помеха, и с ним вы живёте дружно, И нету взаимных страхов, и каждый от них далёк. И нет разговоров глупых, и нет разговоров вечных, Какие сегодня цены на золото и серебро. Твой Тысячный стоит многих — хватких, но бессердечных: Ведь он твою душу ценит, она — для него добро. Вы с ним идёте по жизни, пороков своих не пряча, И добродетель ваша — тоже у всех на виду. Вот она, ваша удача, а вот она — неудача: Вы и ту, и другую представить готовы суду. Девятьсот девяносто девять, тебя увидав во прахе, С тобой поспешат расстаться за твой неудачный бой, Но Тысячный будет рядом, он будет с тобой — до плахи, И после — и даже после — он будет — рядом с тобой! Тэхён прочёл и поднял на друга влажный взгляд. — Спасибо. Ох, Чиминни, спасибо, — он обнял его, прижал к себе, всхлипнув в плечо. — Это так… Трогательно. Пронзительно. Верно. Как их отношения, как их дружба, как их любовь друг к другу — бесконечная, как океан. Потом они пили и смотрели на звезды, лёжа на пледе макушка к макушке, и Тэхён играл для Чимина на саксофоне, а потом попросил: — Танцуй, — и заиграл «Summertime», нежно, томно, идеально для летней ночи. И Чимин, босой, счастливый, пьяный, влюблённый в целый свет, танцевал на берегу. Танцевал так, что если бы Юнги его в те минуты увидел — рисовал бы только его, танцующим, до скончания века. — Знаешь, — задумчиво заявил Тэхён, когда они, утомившись, снова лежали рядышком, глядя на ночное небо, — есть в этом что-то символичное. В прошлый раз я открывал для тебя Сан-Франциско, город, где я вырос. А сейчас ты открываешь мне свой Вашингтон. Это действительно… объединяет? Как-будто между ними нет тысяч миль расстояния. Мы можем быть счастливы и вместе в любом городе, главное, чтобы мы были рядом. Я много выпил и болтаю глупости, да? — Даже если это глупости, то они потрясающие, — широко заулыбался Чимин, сжимая его руку. — Но то, что мы можем быть счастливы где угодно — это точно не глупость. И мы будем. В каких угодно обстоятельствах. Даже если всё пойдёт наперекосяк. Пока мы будем друг у друга — наше счастье невозможно будет разбить. Счастье знать друг друга, понимать, чувствовать и делиться всем, что на душе. Это очень много. Как и обещал, Чонгук дождался их возвращения с «праздника», ничуть не удивившись тому, что агенты устроили в коридоре соревнование, кто быстрее рухнет на пол или более глупо захихикает. Чонгуку никогда не приходилось укладывать настолько пьяных людей в кровать, но он справился. Только причитал, конечно, что не понимает, как они до дома добрались в таком состоянии. — Или вы допивали в такси? — хмыкнул он, закончив со своей сложнейшей миссией — оба агента были раздеты и под одеялом, и ни один не рыпался никуда. Хотя тот же Чимин, переступив порог, вопил, что у него где-то дома ещё есть виски. Куда ж ещё-то! А сейчас, кутаясь в одеяло и прижимаясь к тёплому сонному Тэхёну, Чимин что-то бормотал, будто отвечал Чонгуку. — Что? — пришлось снова наклониться, чтобы разобрать. Мало ли, что нужно было сделать: воды принести или свет не выключать? — Он-сфоглас-сен, — проговорил Чимин еле-еле связно, а потом всё-таки вырубился. Чонгук хохотнул в сторону и погасил свет, поправил и на Тэхёне одеяло — чтобы не замёрз без него, поцеловал в темноте в висок и вышел из комнаты. Тэхён проснулся резко, как по щелчку, и немедля проклял этот момент. Как может быть так хорошо вечером и так плохо наутро? В сознании зудела навязчивая мысль, что-то о раннем подъёме и поездке, и Тэхён вспомнил — Нью-Йорк! Они должны были ехать в Нью-Йорк, втроём, встречаться с какой-то пожилой леди. Судя по пробивающимся сквозь шторы лучам, они пока даже не опаздывали. Он пальцами сдвинул волосы с лица спящего рядом и пощекотал его коленку на своём бедре. — Чиминни, — мягко позвал он. — Пора вставать, солнышко! Ну а как его ещё назвать, если он после свидания с Юнги который день светится и согревает всех, кто рядом? — Уже пора? — сонно пробормотал тот и вздрогнул от щекотки. — Мы… мы дома? Я не помню, как мы сюда приехали, — головная боль предсказуемо сжала виски, и Чимин замычал. Да, нужно было встать хотя бы для того, чтобы выпить таблетку. Чонгуку хватило нескольких часов, чтобы подремать прямо на стуле, а потом он проснулся с рассветом вполне себе бодрым и уже успел приготовить завтрак: очень хотелось есть. Так что, когда Тэхён с Чимином выползли из спальни, их встретил накрытый стол и кофе — Чонгук быстро освоился на чужой кухне. Но Чимин предпочёл для начала стакан воды и таблетку. — Мы собирались в Нью-Йорк сегодня утром, поедешь с нами? На машине, — спросил он у Чонгука, поглядывая на еду, выглядела она весьма аппетитно, но Чимин пока не мог заставить себя попробовать: его всё ещё мутило. — Я вас даже отвезу, — хмыкнул тот, понимая, что за руль одному и второму садиться не стоит. Они с собственными телами-то еле справлялись, что уж говорить об управлении автомобилем. — Ты самый лучший, — убеждённо заявил ему Тэхён, запивая абсорбент стаканом воды. Сейчас стоило бы выпить апельсинового сока, но вот апельсинов в доме не было, поэтому он пристроился на коленях Чонгука, беззастенчиво используя своего парня как лучшее тонизирующее средство. От одного его присутствия кровь начинала бежать в венах быстрее. — Чонгук, пожалуйста, полегче, это же служебный автомобиль! — да, Чимин привык к стилю вождения Тэхёна и поведению других водителей на дорогах Сан-Франциско, но этот парень в первые же полчаса поездки доказал ему, что у этого безумия есть новые вершины, о которых Чимин и не подозревал. — А ты, ты чего смеешься, Тэхён-а? Тебе нормально, да? Мне же вот только-только полегчало! — Зато до Нью-Йорка доедем быстрее, — смеялся и Чонгук, ни разу не собираясь сбавлять скорость. — Если что, достаньте пакетик. — Чиминни, ты не поверишь, — заливисто хохотал Тэхён, — но он сейчас едет очень аккуратно! Наверное, тебя бережёт. Дай ему выбраться на федеральную трассу! — Господи, я ещё так молод! — взвыл Чимин, закатывая глаза. — Почему я должен умирать так рано?