Великая сила искусства

      Тэхён встретил Чимина в аэропорту часа через полтора после того, как проводил Чонгука на рейс в Сан-Франциско. Сидел на подоконнике в почти пустом таким ранним утром зале и пил кофе, с тоской глядя на небо и облака в нём, на рассвет и медленно гаснущие в розовеющем свете звёзды. Поэтому, наверное, и обнял друга довольно меланхолично, хоть и крепко. — Вот ты и вернулся, — он забрал у Чимина сумку и повёл вниз, на парковку, где оставил служебную машину. — Как прошёл уикенд? Их выходные с Чонгуком пролетели как миг. Казалось, впереди было столько времени, но дни промчались слишком быстро. Время вообще было странной категорией, то тянулось слишком медленно, но куда-то мчалось. Тэхён знал, что дни до их возвращения в Сан-Франциско, дни без Чонгука, будут медленными, сколь бы насыщенными они не случились. — Самый лучший в моей жизни, — но в голосе Чимина чувствовалась тоска, как бы он не старался скрыть её, как бы не улыбался. От родственной души ничего не скроешь. — Мы вообще никуда не выходили, — он запрокинул голову, пристегнувшись. — И мне не хотелось никуда выходить! Вот вообще никуда… До Тэхёна Чимин довольно долго жил один, не стремился с кем-то жить. Ему нужно было личное пространство, своя территория, спокойствие и ощущение, что он отвечает только за свой порядок. Ему нужен был собственный порядок, другой человек в него вписывался с трудом. Тэхён стал исключением, потому что стал опорой Чимина в очень тяжёлый момент. А потом тот привык, не хотел убежать в отдельный дом и устраивать там свои порядки. В конце концов, у Чимина в доме Тэхёна была своя комната — этого хватало, чтобы не хотелось убегать. А с Юнги всё было иначе. От него не хотелось убегать, потому что без него было хуже, чем одному. От Юнги не хотелось отрываться. С ним всё ощущалось по-другому. Даже самые простые вещи казались волшебно значимыми. Да, номер в отеле — это не отдельный дом. Три дня — не месяц, год — не вся жизнь. Но сердце всё равно тосковало, стоило им только расстаться. Обнять Юнги напоследок и прошептать, что это были прекрасные выходные, целоваться с ним до одури перед этим в том номере, увезти с собой его запах, вкус на губах и рисунки на теле — этого было мало сердцу Чимина. Оно рвалось обратно, слепо, безумно, глупое человеческое сердце. Что оно могло хотеть через месяц, год, всю жизнь — не важно. Сейчас оно хотело быть возле Юнги и биться для него. — Я уже ужасно по нему скучаю, — Чимин попытался уместить всё в одну фразу и один вздох. — А у вас как дела? Чонгук поехал домой? — Да, — вздохнул и Тэхён. — Я тоже уже по нему скучаю… Но мы много гуляли. Хотя и в постели вдвоём провели уйму времени, конечно. Но Тэхёну хотелось гулять вместе, держать Чонгука за руку украдкой, открывать для них обоих новые рестораны, новые красивые места. Радоваться самому и видеть, как светятся удовольствием глаза любимого. У них мало было таких возможностей в Сан-Франциско, а вот в Вашингтоне, городе, где всё было незнакомым, где можно было отодвинуть дела, они как дети исследовали что-то новое. Открывать что-то друг в друге через окружающий мир оказалось так захватывающе и правильно. — Отдохнём немного дома, прежде чем поедем в офис. Я сам не выспался с этим ночным рейсом. Я предупредил, что мы будем попозже. — Пока никаких новостей по работе? — уточнил Чимин, вообще с трудом заставляя себя о ней вспоминать. Конечно, хотелось, чтобы они закончили поскорее, чтобы появился повод вернуться в Сан-Франциско. Там хотя бы родственная душа будет гораздо ближе к своему любимому человеку. Уже легче. — Именно новостей — никаких, — дёрнул плечом Тэхён. — Есть некоторые мысли, но это на подумать. Я забегал послушать нашего реставратора… И меня не оставляет ощущение, что он понимает, с чем имеет дело. Вот все наши лучшие специалисты не поняли, а он — понимает. — Надо поговорить с ним отдельно, как закончит, — кивнул Чимин. — А наши специалисты порой вообще ничего не понимают. Где их только учат? Он хмыкнул, глядя в окно и вспоминая про своего талантливого супруга, которому даже диплом не нужен, чтобы творить чудеса. — Но они же практики, — вступился за всю реставраторскую братию Тэхён. — Они сотрудничают с крупными музеями. Что-то же они должны понимать? — Я не говорил, что они всегда ничего не понимают. Я сказал «порой», — Чимин повернулся к нему. — И я даже могу их понять. Если в нашем деле мы что-то не понимаем, но продолжаем пробовать, узнавать, копать, у нас гораздо больше шансов удержаться на краю, не допустить смертельную ошибку, развернуться на сто восемьдесят, убежать, в конце концов, за подмогой. А в их — непонимание равняется слепоте. Физическая материя не прощает непонимания. Ты должен понимать, что делаешь, работая с чем-то физическим. Абсолютно со всем. Ты должен учитывать последствия любого прикосновения, любого вмешательства. Но я всё равно бешусь, когда вижу, как человек, назвавший себя профессионалом, признаёт собственную слепоту и лишь разводит руками. — Да, вряд ли мы обрадовались, если бы их ошибка привела к тому, чтобы эти «Кружевницы» вообще расползлись, — согласился Тэхён. — И именно это меня и настораживает. Ладно, с мистером Шином и правда стоит поговорить, когда он закончит. Когда они добрались до дома, Чимин первым делом стянул с себя водолазку. Не потому что хотел похвастаться, что Юнги на нём изобразил — просто и в Вашингтоне было ужасно жарко, хотелось снять с себя вообще всё, даже кожу. Но сейчас кожу стоило оставить, потому что её покрывали следы от восхитительного уикенда. Юнги обещал, что краска быстро не сотрётся. Чимин обернулся к Тэхёну, наблюдая за его реакцией. То, что Юнги написал на его спине, было проблематично прочитать самостоятельно. И ведь не признался, что писал. А Чимину до сих пор было любопытно, что там. Тэхён расширил глаза, глядя на роспись. Юнги выбрал дальневосточные мотивы. Бамбук скрывал в своей тени пышные пионы, на дюйм ниже от шеи светила луна, по спине и груди бежали строки иероглифов. — Куда ты ушёл, оставив меня? — изумлённо прочёл он. — Моя постель пустует… Что? Задумался, шевеля губами, и рассмеялся тихо. — А твой Юнги ещё и с поэзией знаком? Это Гу Сюн, «Жалуясь на влюблённость». Я не переведу красиво, но он страдает под луной и скучает по тебе. Можно поискать в хороших переводах в библиотеке. — О, я так и думал, что это какие-то стихи, — Чимин прикрыл глаза, едва касаясь собственной кожи, словно ощущал на себе сосредоточенный взгляд любимого до сих пор и касание его кисти. — Тэхён, ты можешь это сфотографировать? Хочу, чтобы осталось не только в моей голове… — Конечно, — кивнул тот. — На самом деле, красиво. Очень необычно, но красиво. Тебе идёт. Он достал фотоаппарат и сделал несколько кадров, выбирая оптимальный ракурс. Смотрелось и правда эффектно. — Эту краску трогать-то можно, не расплывётся? — осторожно уточнил Тэхён. — А как долго она вообще продержится? — Недели две, если я буду очень аккуратен, — улыбнулся Чимин, потянувшись. — Давай выпьем кофе и поедем на работу? Сегодня точно стоило надеть в бюро ту самую рубашку, рубашку Юнги поверх его творения. — О, злодей, я мечтал поспать ещё хотя бы часа три, — засмеялся Тэхён, глядя на следы, оставшиеся на теле друга, помимо рисунка. — Ты вкусил все удовольствия супружеской жизни? Понравилось? Он был бережен с тобой? — Поспать? — Чимин словно взвесил все «за» и «против». — Пойдём в кровать, там можно будет обсуждать такие вещи… Он потянул Тэхёна за руку и увёл в спальню, а там присвистнул, глядя на идеально застеленное чистое бельё. — Вы что, приглашали горничную? — и упал туда, не отпуская руку напарника, так что тому тоже пришлось упасть, скидывая рубашку на ходу. Чимин прижался к нему, понизив голос до шёпота. — Знаешь, а я ведь даже не считаю себя преступником… Хотя я делал столько… неприличных вещей! Но ведь Юнги — мой супруг, значит, я не преступник? И мне было с ним так хорошо!.. Он закрыл глаза, прикладываясь щекой к плечу. — Я не знал, что так хорошо вообще может быть… — Ну какие мы все преступники? — согласился Тэхён. — Разве преступление — любить? Разве между двумя в спальне может быть что-то неприличное? Он улыбнулся ласково, поглаживая Чимина по волосам, чувствуя гордость за него. За этот год тот прошёл такой путь — и вот, счастливый и зацелованный! — До брака, конечно, может. Но на самом деле, я не чувствую, что есть что-то неприличное между мной и Юнги. Что-то неправильное. То, чего бы я мог стыдиться… Рассказывать об этом я не буду, даже тебе, но поверь, я вернулся другим человеком из Денвера. Чимин тихонько вздохнул, на грани слышимости признаваясь только Тэхёну, только ему: — Но я не знаю, куда нас это приведёт. Сможем ли мы так существовать? Как часто мы будем видеться? И где? Не остудят ли наши чувства редкие встречи? Не потеряют ли они сладость, если будут слишком частыми? Где та «золотая середина», Тэхён-а? Как её ощутить и держаться? Я чувствую себя ужасно растерянным, едва задумываюсь об этом… — Да что об этом рассказывать? Главное-то понятно, а остальное между вами. Не волнуйся, Чиминни, всё будет хорошо. Ты всегда всё так хорошо организуешь, вот и с этим справишься. Вы вдвоём справитесь, поймёте, когда и как часто вам нужно видеться, насколько вы нуждаетесь друг в друге. Не волнуйся об этом сейчас… — Я ведь не могу позвонить ему сам, не знаю его адрес и не могу прислать даже открытку с тёплыми словами. А вдруг он будет нуждаться в них вдали от телефона? Вдруг я буду не дома, когда он позвонит и будет в них нуждаться? У меня есть ты, Тэхён-а, я могу с тобой об этом поговорить, ты можешь меня успокоить, а у него есть… только он. Это заставляет меня чувствовать себя немного виноватым, — Чимин свернулся в клубок под боком. — Как же это непросто — не волноваться сейчас. Даже когда я с теплотой и радостью вспоминаю все эти дни, когда закрываю глаза и всё ещё вижу его, задумчивого, серьёзного, смеющегося, спящего или рисующего, пьющего виски у моих ног… Я всё равно волнуюсь. Волнуюсь за него, Тэхён. — Это нормально, волноваться друг за друга, — согласился тот. — Я волнуюсь за Чонгука каждый раз, когда мы расстаёмся даже на день. Но… Это же его выбор, м–м-м? Разве он не может дать тебе адрес или свой номер? Ты можешь волноваться, Чимин, но не должен чувствовать себя виноватым. Он твой супруг, а не ребёнок. Есть то, за что ты не можешь нести ответственность. Это сложно принять поначалу, но это нужно, если ты хочешь нормальных — насколько это возможно — отношений. Мы просто признаём, что есть то, что мы не можем контролировать, и доверяем нашим любимым в этом. — Мне так повезло, что я тебя встретил однажды… Если когда-нибудь мы вернёмся к делу с «лошадьми», я лично поблагодарю человека, который их подделал, — совершенно серьёзно сказал Чимин. — Без тебя я бы, наверное, уже свихнулся… — Нам обоим очень повезло, — Тэхён поудобнее распластался на кровати, поправляя голову Чимина на себе. — Я тоже очень в тебе нуждаюсь. Давай теперь немного отдохнём? Нам обоим это нужно. А кровать перестилал Чонгук, кстати. У него очень хорошо получается. — Хорошо, что ты согласился. Такие парни — очень редкий вид, — Чимин улыбнулся ему в грудь. — Если я крепко усну, разбуди меня, ладно? Нам всё-таки нужно вернуться к работе… Тэхён разбудил его к десяти, вручил чашку с кофе прямо в постели и велел: — Просыпайся и иди на кухню, скоро будет завтрак. А сам поспешил к плите, чтобы не дать омлету сгореть. Настроение было преотличным: на шее алели следы любимых губ, родственная душа рядом, впереди солнечный день — чем не повод пританцовывать? Чимин привычно тёр глаза, ерошил волосы и еле справлялся с зевотой за чашкой кофе. Но через час он был собран и готов к новым подвигам. Этот день принёс им Джеймса Алистера Брауна, шестидесяти двух лет, с элегантной тростью и аккуратными седыми усами. Тот появился без звонка и попросил проводить его к агентам, занимающимся делом «Кружевницы». Тэхён предложил гостю кофе и привычно сел чуть поодаль, внимательно наблюдая. — Мистер Браун, что привело вас к нам? — спросил напарник, присматриваясь к седому мужчине. Чимин пытался вспомнить, не пересекались ли они раньше, когда он сам жил и работал в Вашингтоне. — Десять лет назад я реставрировал «Кружевницу», — начал Браун. — Тогда я работал в Национальной галерее. Несколько лет назад, когда я уже занимался частным консультированием, ко мне обратился один человек, который приобрёл это полотно, — и я заверил его, что это оригинал. А несколько дней назад он пригласил меня снова, чтобы я попытался спасти картину. Чимин еле удержался на месте, не подскочив, как бешеный, требуя подробностей, а просто уточнил: — Она у вас? Эта картина? Это действительно оригинал? — Я был уверен, что да, это оригинал. Я поставил свою подпись, свидетельствующую это, на заключении. А сейчас я прошу вас дать мне возможность увидеть то, что есть у вас. Браун смотрел спокойно и немного печально. — То есть вы нашли для нас ещё одну копию? — Чимин тоже слегка печально вздохнул и взглянул на Тэхёна, поднявшись. — Пойдёмте, мистер Браун, я вам покажу. Поверьте, наши эксперты тоже были бы уверены, что перед ними оригиналы, если бы они не разваливались. Каждый может ошибиться, даже профессионал. Казалось, никто не рассматривал «Кружевниц» так пристально, как Браун. Он ощупывал раму, под увеличительным стеклом изучал отдельные участки и, наконец, поднял изумлённый взгляд на агентов. — И сейчас я бы тоже был уверен, что это оригинал, — признался он. — Почему вы так думаете? — заинтересовался Тэхён, подходя ближе. — У меня неплохая память. Картины, с которыми я работал, я помню очень хорошо. И, поверьте, девяносто процентов копий можно распознать с первого взгляда. Так вот, в этой картине я до сих пор сомневаюсь. Она полностью, — он выделил это слово, — идентична. До трещинок от времени на раме. До потёка лака в этом углу, — он показал искомое место. — Я никогда не видел такой точной копии. Но чтобы их было две? Три? Это поразительно! — Уже четыре, — Чимину хотелось привалиться к стене и зажмуриться, потому что их могло стать ещё больше. Просто нашествие «Кружевниц», какой-то страшный сюрреалистичный сон, где каждое полотно вызывает сомнение у экспертов. И восхищение — тоже. — Вы можете назвать имя человека, который вас пригласил? Нам нужно выяснить, у кого он приобрёл эту копию. — Я не уверен, что он ответит на ваши вопросы, — качнул головой эксперт. — Это Джейкоб Джавитс, сенатор и бывший генеральный прокурор штата Нью-Йорк. «Вот этого нам ещё не хватало!» — пронеслось в голове у Чимина, но вслух он сказал: — Да будь он хоть бывшим президентом, мы же не парочка частных детективов с просроченной лицензией, — и хмыкнул, потому что в этой беспомощности, в этих копиях именно так себя и чувствовал. — Благодарю вас за содействие, мистер Браун. — Могу я спросить, как вы их реставрируете? — поинтересовался тот. — Признаться, я в некотором замешательстве. — Этим занимается мистер Шин. Если вы посмотрите на обе картины, то увидите, что та, которой он занимается, выглядит гораздо лучше. Наши химики, — Чимин переглянулся с Тэхёном, подбирая нужные слова, — ему в этом помогают. Можете пообщаться с ним, он должен скоро подойти. — Хорошо, я подожду, — согласился Браун. — А пока, если вы не возражаете, я бы тоже спросил совета у ваших химиков. Чимин отвёл гостя в лабораторию, а после дождался Тэхёна в кабинете, где тарабанил пальцами по столу. — Предлагаю позвонить этому Джавитсу перед тем, как ехать. Может, и ехать не придётся, — фыркнул он. — Не очень люблю общаться с политиками, но, видимо, другого выхода нет. Если он приобрёл украденную картину как оригинал — нам будет, чем его прижать. А если он был хорошим прокурором, то должен быть на нашей стороне. — Не хочешь обговорить это с начальством? — осторожно уточнил Тэхён. — Было бы неплохо, если бы он заранее был в курсе ситуации. — Это хорошая мысль, — согласился Чимин. — Но вообще я хочу домой, в Сан-Франциско. Мы здесь застряли и топчемся на одном месте. Вряд ли этот бывший прокурор выдаст нам продавца со всеми потрохами, будет упираться и, возможно, даже вообще отрицать свою причастность к делу… И мы снова будем сидеть с этими копиями, чёрт знает сколько. У меня уже даже появилась мысль предложить мистеру Шину закончить поскорее с реставрацией, а потом убедить вот этого эксперта заверить полотно как оригинал. Вернуть эту красоту в Национальную галерею — и домой. Меня почему-то раздражает это дело, Тэхён. И то, что мы никуда в нём вообще не двигаемся. Какой-то бесконечный коридор с кучей дверей, которые никуда не ведут. — Очень точное сравнение, — подтвердил тот. — Меня не дело раздражает, а наша беспомощность. Я всегда хочу найти преступника — а это уже третье дело, когда мы никого не можем привлечь к ответственности! — Ненавижу признавать, что преступник оказывается умнее, — Чимин откинул голову, почему-то прикладывая руку к животу, как будто рисунки под рубашкой могли ему помочь успокоиться, как заклинания. — Может быть, это целый синдикат — художников, продавцов, экспертов… Может быть, мы упускаем что-то важное? Что-то в упор не видим? Что ещё нам стоит сделать? К кому поехать, с кем поговорить? Кого, чёрт возьми, мы вообще ищем? — Человека, который хочет, чтобы его нашли, — сразу отозвался Тэхён. — Человека, который уверен в своей гениальности и бросает вызов. Человека, который оставил нам какие-то зацепки, но мы не можем их расшифровать. — Человека, которого, может быть, никогда и не существовало, — как-то отрешённо продолжал за ним Чимин. — Как Юнджи… И тут же мотнул головой, странное сравнение, очень странное. Совсем не к месту. — А может, нам зайти к мистеру Джавитсу по-другому? Не как агенты бюро?.. — О чём ты? — непонимающе уставился на него Тэхён. — Как продавцы украденных картин? — Именно, — Чимин медленно моргнул, не меняя позы. — Как подельники того самого Агуста. Понимаешь, я не верю, что такой человек мог купить у случайного встречного такое полотно. Но он нам его не выдаст, не захочет пачкаться снова. Будет давить авторитетом и ещё чем-нибудь. Дольше провозимся, а в итоге получим ещё какое-нибудь пустое описание. Нужно ещё что-то, больше, гораздо больше. Мы можем даже сообщить, что оригинал у нас. И что мы готовы его обменять на всю информацию. Чёрт, Тэхён, я с ума схожу, да? — он взглянул на напарника как-то жалобно. — Я правда не представляю, что нам ещё придумать! — Нам надо тщательно продумать легенду, — Тэхён и правда был отличным напарником. Если он считал идею хоть сколько-то перспективной, он сразу включался в её исполнение. — Или согласиться с Брауном и уверить этого Джавитса в том, что с его-то картиной всё хорошо? Вроде как это совсем другое, просто совпадение? — Что именно ты называешь совпадением? Что она тоже разваливается? А нам что это даст? Нам нужна не только информация, Тэхён. Не просто имя и образ — нам нужен человек, который её продал. И если уж кто и сможет с ним связаться, кем бы он ни был, то это такой человек, как Джавитс. Уверен, у него там одна личная служба безопасности проверила продавца по всем каналам. Но не факт, что это был именно Агуст, может, их там и правда гораздо больше? Я не знаю… Такое чувство, что везде под ногами очень хрупкий лёд. Одно лишнее движение — и мы потонем окончательно. Принести тебе кофе? Я хочу пройтись и ещё подумать. Заодно загляну в хранилище, может, мистер Шин уже явился. Что-то он сегодня опаздывает. — Ты прав, — согласился напарник. — Я всегда пытаюсь обезопасить всех действующих лиц, а здесь игра по-крупному. Давай попробуем. Сходи за кофе, развейся и будем придумывать легенду, — он потёр глаза. — Возьми мне пару булочек, ладно? А я пока поищу, что у нас есть по этому сенатору. — Я быстро, — Чимин похлопал его по плечу и вышел из кабинета. Больше всего на свете ему хотелось направиться в аэропорт, сесть на ближайший рейс до Денвера, поймать попутку до Шеридана, а потом ходить по этому маленькому городку и завывать, пока Юнги не услышит странные звуки и не выйдет ему навстречу. Но оставалось только взять в кафе неподалеку два стаканчика кофе, булочки для Тэхёна и недолго покурить у входа в бюро.