Великая сила искусства

— Я к Чимину, — сообщил Тэхён Чонгуку, когда они окончательно проснулись и пообедали. — Постараюсь его не покусать. К ужину вернусь. Он до сих пор был расстроен и даже злился. Но понимал, что если не убедит Чимина самому поговорить с Юнги, то больше ничего делать не станет. Как бы то ни было, он всегда был на стороне Чимина. Даже если не понимал, если злился, если это его самого убивало. Как бы это не било по всем его убеждениям, он принимал выбор друга. — Привет, — улыбнулся тот, пропустил Тэхёна в дом и тут же крепко обнял, стоило закрыть дверь. Завалил вопросами, не отпуская. — Я как раз обед приготовил… Или ты не голодный? Хочешь чай сделаю? Как ты себя чувствуешь? Можем в гостиной посидеть или на террасе? — Мы с Чонгуком только поели, — Тэхён ответил на объятие и тут же развернул его лицом к свету, рассматривая. — Чай с удовольствием выпью, спасибо. А ты поешь, обязательно. И давай лучше в гостиной… А уже сидя на диване спросил: — Перед тобой мне нужно извиниться? — Не нужно, — помотал головой Чимин, быстро подсуетившись и сделав чай на двоих. Обед мог немного подождать, Чимин сам был не голоден, позавтракал довольно поздно, да и не о еде сейчас думал. — А мне перед тобой — да. Прости меня, Тэхён-а, в каком-то смысле, я нас подвёл… — Я не могу этого понять, — слабо откликнулся Тэхён. — Это всё отдаётся во мне таким внутренним протестом, что сердце болит. — Из-за чего? — Чимин пересел к нему поближе. — Если из-за меня, то не нужно, правда… Ты же знаешь, как сильно я люблю Юнги, как я дорожу им, как мне важно, чтобы он был со мной, здесь, в нашем доме, в моей жизни, чтобы он был со мной, чтобы с ним всё было хорошо. Что тебя так мучает, Тэхённи? — Я знаю, как ты его любишь, — согласился тот. — Знаю, поэтому я ни слова не скажу и не напишу в отчётах, поэтому я постараюсь похоронить это дело в архиве. Я знаю, что ты не дашь отправить его под суд. Знаю… Но не понимаю! — Что именно? — уточнил Чимин, не отрывая от него взгляда. — Что ты не понимаешь? — Тебе так важно, чтобы он был с тобой, что ты позволяешь вам врать друг другу? — слова, что выпалил Тэхён, не отличались ни тактом, ни изяществом формулировки. Но, наверное, именно это отражало суть его протеста. — А в чём мы друг другу врём? — не совсем понял Чимин, хлопнув глазами. — И ты… совсем-совсем всё знаешь о прошлом того же Чонгука? О его делах? — Нет, конечно, я не всё знаю. Но если я спрошу, он мне ответит, — уверенно сказал напарник. — Может быть, не сразу, но ответит, понимаешь? Я могу задавать ему вопросы, ответы на которые для меня важны. Даже если он не хочет их слышать. — Ну ладно, я привёл не очень удачный пример, — пробурчал Чимин в сторону. — Если тебе хочется считать, что ваши отношения с Чонгуком правильнее и лучше, что уж я тут поделать могу… — Вот дурак! — не сдержался Тэхён и зашипел ему в волосы, подтащив ближе. — Да какие вообще отношения возможны без доверия, а? Семья — это доверие, дружба — это доверие! — И? Я не доверяю Юнги? Или он мне? Или ещё кто-нибудь кому-нибудь не доверяет? Я — тебе, например? — заворчал Чимин, но жался ближе. — Ты говоришь, что мы друг другу врём. А в чём — так и не пояснил. Если он не готов со мной говорить о своём прошлом сейчас, откуда ты знаешь, что так будет всегда? Почему ты сразу требуешь от него полного доверия, когда даже я не требую, мы ведь всего месяц вместе живём! — Да ничего я от него не требую… Я его видеть не хочу, чтобы не загрызть, — отмахнулся тот. — А ты сам считаешь, что вы честны друг с другом, если он скрывает от тебя свое прошлое, в том числе совсем недавнее? Если ты сам скрываешь от него свои мысли по этому поводу? — Какое ещё недавнее прошлое? — Чимин поднял голову. — Какие ещё мысли? Странно, конечно, получалось. Он позвал Тэхёна спокойно обсудить ситуацию, поделиться своими мыслями о Юнги, а они опять едва ли не ругались. Странно получалось, впервые так сильно Чимин чувствовал подобное непонимание со стороны родственной души. Может, и не впервые: год назад они тоже ругались, но по более глупому поводу. Да и знакомы не были так близко. Но даже там у Чимина не было ощущения, что их понимание трещит по швам, как сейчас. — Ну, относительно недавнее, — сделал уступку Тэхён. — Но ту копию, что я вчера принес от Андерса, он мог написать уже тогда, когда вы были знакомы или чуть раньше. А мысли… — он вздохнул. — Тебя самого это не мучает? Ты не думаешь об этом? Тебя это не тревожит? Чимин всплеснул руками. — Так я у него об этом даже спросить не успел! Она же только вчера появилась. Или ты как себе это представляешь, Юнги должен был мне сам всё выложить, целым списком, где-нибудь на второй свадьбе? Тэхён, ты… Иногда такой категоричный! Можно подумать, что завтрашнего дня у нас не будет, дальнейшей жизни — тоже. Всё надо выяснить здесь и сейчас, причём на добровольных началах. А то, что могло мешать рассказам, что это вообще, может быть, ни на что и не повлияет — в расчёт ты не берёшь. И если ты хочешь знать, что меня мучает, так вот, слушай… Чимин сел ровнее и сжал свои же пальцы, сцепив их между собой. — Меня мучает, что ты хочешь его загрызть. Что я не могу тебя заставить относиться к нему иначе. Показать тебе всю его гениальность и неповторимость. Меня мучает, что мы как будто начали общаться на разных языках, хотя я не думал, что такое возможно с тобой. Меня мучает, Тэхён-а, что… Всё это, — он обвёл взглядом гостиную, имея в виду, конечно, целый дом, — я сделал зря. Что мой любимый супруг может однажды ко мне не вернуться по каким-нибудь причинам. Потому что я стану ему не интересен, потому что он вдруг поймёт, что эта хорошая, скучная жизнь не для него. Потому что я буду его изводить своими вопросами и давить тем, что мы должны быть абсолютно честными друг с другом. Понимаешь? Есть что-то, о чём приходится помолчать. Пока что или вообще — я не знаю. Но пока мы только начали жить вместе. И я очень не хочу сам всё это испортить. — Про «загрызть» — это же я фигурально, — Тэхён слабо улыбнулся, заставил себя. — Я нормально к нему отношусь. Я к нему очень хорошо отношусь для человека, который попортил тебе столько крови. Он тот, кого ты любишь, кого Чонгук зовёт родственной душой. Я уважаю твой выбор. Он горько вздохнул. — Мне жаль, если ты считаешь мои слова категоричными. Мне трудно всё это даётся, потому что я… Я всегда стремился к пониманию правды. Но это моя проблема, Чимин. Я же сказал, что ничего не буду делать. И готов принять твоё решение, даже если я его не понимаю. — Вообще-то, я прекрасно знаю, что зубы у тебя острые, — фыркнул Чимин. — И загрызть ты можешь очень даже не фигурально. Но я тебя понял. Когда я поговорю с Юнги обо всём, я тебе расскажу. Не думаю, что он согласится разговаривать об этом с тобой сам. — Хорошо… — согласился Тэхён. Подтянул колени к груди и обхватил их руками. — Чимин, как ты думаешь… Я мог бы ещё чем-то заниматься? — В плане работы? — рука, потянувшаяся к остывшему чаю, дрогнула. — Ты хочешь уйти из бюро?! — Не хочу, но… У меня какой-то кризис, что ли? Уже с дела с мандаринкой и Юй Ди… Я перестаю верить в то, чем занимаюсь. Может, мне просто нужно какое-то понятное дело, чтобы встряхнуться? Чимин оставил чай в стороне и снова сел поближе, устроил подбородок прямо на коленях напарника. — А ещё тебе нужно вспомнить, что ты — отличный агент, это далеко не первое твоё дело. Ты не просто так попал в бюро, с отдельным кабинетом. Меня к тебе не просто так прислали. Не к кому-то другому, а к тебе. И не в помощь, а в напарники. Ты же знаешь, что у нас редко кто работает один, так не принято. Две головы — лучше одной, а если ещё и дружны между собой… Я думаю, что у нас впереди много дел, может быть, даже сложных, но ты сможешь проявить себя, вернуть себе веру и ощущение, что всё не зря. А если и правда захочешь уйти… Уйдём вместе и придумаем, чем заняться. В крайнем случае, откроем ресторан, а лучше — бар, — тепло улыбался Чимин. — И сопьёмся с тобой вместе, — хохотнул Тэхён. Но немного расслабился, прижал друга ближе. — Кстати, о выпить… Помнится, ты предлагал посидеть на террасе? У тебя ещё осталось то вино? — Конечно, и не только оно, — Чимин потёрся о его колени щекой. — У меня там уже практически начало нашего бара, если что. Хочешь, коктейль сделаю? Или всё-таки вино? — Вино, — попросил Тэхён. А когда они перешли ко второй бутылке, сидя на террасе, увлечённо говорил Чимину: — У меня есть теория, немного сумбурная, о том, почему мы с тобой выбрали именно таких парней. Человек издревле по своей природе верит во что-то… божественное. И это божественное есть в душе у каждого. Давным-давно я читал книгу, в которой про это здорово говорилось: если человек не верит в бога, он считает богом себя. Понимаешь мою логику? Они оба по-своему гениальны, но главное — они оказались в обстоятельствах, где могли верить только себе. И только в себя. И людьми, образно говоря, они могут стать, только через что? Он взмахнул бокалом и замолчал, выжидающе глядя на родственную душу. — Я в него тоже не особо верю, — усмехнулся тот. — Но я даже хоть немножко не гениален. Возможно, ты прав, обстоятельства у меня были другие, но я понял, что ты хотел сказать. Гении — тоже люди, к счастью для нас с тобой. Иначе мы бы не могли находиться с ними рядом. — Я верю в космическую гармонию, — фыркнул Тэхён. — Вообще не важно, как это назвать. Можешь назвать судьбой… И дело не в их гениальности, это бонус, а не первопричина. Стать человеком они могут только через веру. И мы им этой самой судьбой даны именно для этого. — Уж от чего мы точно не умрём, так это от скромности, — хохотнул Чимин, потянувшись к нему своим бокалом. — Потому что мне очень нравится твоя мысль. — Правда? — засиял Тэхён. — Давай развивать её дальше. — Могу провести интересную параллель, но не уверен, что она тебе полностью понравится, — мягко предупредил Чимин. — Я считал себя неплохим агентом. Застопорившись в деле, я не перестал им быть, да и ты тоже. Но когда это дело стало связано с чем-то личным, для нас обоих, когда оно не может разрешиться привычным для нас способом, нам пришлось смотреть на всё, к чему мы привыкли и чему учились, другим взглядом благодаря нашим парням. Так что не только мы посланы им судьбой, чтобы сделать их людьми. Это работает в обе стороны. — В любых отношениях всё работает в обе стороны, — согласился Тэхён. — Между мной и тобой, между тобой и Юнги, между мной и Чонгуком… Всё имеет причины и последствия, каждое сказанное слово и действие может ободрить или ранить. Каждый опыт чему-то нас учит. — А каждый человек может открыть что-то новое в нас самих, — подхватил Чимин, жмурясь. — Я очень благодарен и тебе, и Юнги за то, каким я стал. Возможно, я заставляю вас волноваться за себя, но именно сейчас я чувствую, наконец, что живу полной жизнью. И хочу так жить всегда. Кстати, я только сейчас, благодаря тебе, наконец понял, что у Чонгука с Юнги и правда много общего… И Чонгук — тоже гений… — Конечно, гений, — Тэхён кивнул. — Как и Хаттори Хандзо. Но, в отличие от него, Чонгук — человек. Чувствуешь разницу? А что до волнений… Знаешь, врачи говорят, что нервные клетки не восстанавливаются, но я считаю, душа человека — такая категория, которую волнения и испытания делают только сильнее. Я готов волноваться за тебя и дальше, только бы ты жил счастливо. И был самим собой, вот как сейчас, Чиминни. — Я не настолько близко общался с Хандзо, не могу их разделить, — улыбнулся тот. — Но разницу могу себе представить. Мин Юнги — тоже человек. Если бы он им не был, я бы не полюбил его так сильно. Я же не за гениальность его полюбил вообще… — А за что ты его полюбил? — Тэхён мягко улыбнулся. — Ты никогда толком об этом не рассказывал… У меня вообще очень путанное представление о ваших отношениях. Когда ты его полюбил? Когда встретил? Когда отдал кольцо? Когда он позвонил тебе? — Мне кажется, это не случилось мгновенно за какую-то минуту, — задумался Чимин. — Я был очарован его глазами и руками, его голосом и мужской красотой, я почувствовал невероятное, непреодолимое притяжение, меня тянуло к нему со страшной силой, но с ним я точно мог стать собой. Быть собой. Как будто вместе с ним я узнавал ещё и себя, понимаешь? И это не свершившееся, законченное дело, я люблю его всё сильнее с каждым новым днём, с каждым его проявлением, благодаря ему у меня появились невероятные мечты — и благодаря ему же они стали реальностью. Я не могу выделить что-то одно, честно, это было бы слишком странно, я люблю его целиком, всего, даже с тем, что он не может мне рассказать. Люблю его заботливость, хитрость и строгость. Люблю всё, что он готов мне дать, всё, что он может мне дать. Люблю всё, что нас связывает. И даже свою работу люблю ещё больше, только поэтому, — он засмеялся. — А ты? Когда ты понял, что любишь Чонгука? — Всё с тобой ясно, ты безнадежен, Пак Чимин, — Тэхён тоже засмеялся, весело и легко. Но на вопросе нежно улыбнулся. — Ох… Наверное, когда он пришёл к нам… Ты был в трауре, я от тебя не отходил — и он пришёл сам. И мне было так хорошо просто сидеть с ним на диване, в его руках… Но окончательно я смирился с тем, что это не просто влечение или азарт, когда мы ездили к Хидэто Аки и Чонгука ранили. Царапина, но я едва не обезумел… Ну и отмахиваться от чувств было уже поздно. — О, ты, кстати, ничего толком не рассказал про Италию! — вспомнил Чимин. — Как вы отдохнули-то? — Как? — изумился Тэхён. — Твоя правда, я весь вечер после приезда просто сидел, в тебя уткнувшись… Отлично отдохнули, горы, музеи, еда — всё прекрасно! Ты должен съездить в Европу, там вообще всё по-другому! — Может, все вместе как-нибудь поедем? — предложил Чимин и уже пьяно хихикнул. — А с кем он там тебя ещё сравнивал, кроме антилоп? — Каких антилоп? — Тэхён даже глазами захлопал. — Он меня с тигром сравнивал, какие ещё антилопы? — О-о, ты не знаешь? — Чимин засмеялся и сел поудобнее. — Наши… гении были на охоте, ну, на мальчишнике. Чонгук тебе, наверное, только про свои трофеи рассказывал, а не про то, как они ржали в кустах, как гиены, наблюдая за животным миром? Так вот, представь, выходит рогатый красавец с длинными ногами, все затаились, любуются, — он пересказывал это в точности, как Намджун. — И тут слышится сладкий вздох Чонгука: «Красивый, как Тэхён!» — У меня нет слов, — выдавил красивый, как антилопа, Тэхён, и расхохотался весело и беззаботно. — Ну я ему припомню… — За птичку тоже добавь! — Чимин сдерживал смех. — Меня он сравнил с какой-то луговой чирикалкой! — Вот как его одного отпускать, а? — сокрушался тот. — Сравнивает с кем ни попадя… Но кролика привёз отменного, это да. И кошка до сих пор на шкуре отдыхает, любимое место. — Я думал ты скажешь «вот как его не любить», — Чимин откинулся обратно в кресло. — Ну, ничего, давай придумаем, с кем его самого можно сравнить? — С грифом, — тут же откликнулся Тэхён. — В черном, любит скорость, хищный такой. — Ага, — согласился напарник. — С большим клювом и вот такенными, — раскинул руки, — амбициями и талантами. — А Юнги — с лисом, — Тэхён снова зафырчал. — Но он, кажется, и сам себя с ними сравнивает. — Это точно. Они на той охоте тоже так решили, правда, там была лиса с лисятами… Сокджин, не иначе. Даже Намджуну так подумалось. Ой, а ещё мне так понравилась девушка Хосока… Не потому, что она у него вообще появилась, но она такая интересная! Когда вы уехали, мы ещё долго сидели, пообщались… Оказывается, за эти три недели у них накопилось много всего, что нужно было обсудить — и пришлось доставать ещё одну бутылку вина. Так что к ужину Тэхён, конечно, вернулся домой, но вместе с Чимином и оба — изрядно навеселе. — О-о, — протянул Чонгук, едва только заметив, как агенты с трудом пытались вписаться в довольно широкий дверной проём кухни. — Хорошо посидели, да? Чимин только что-то закурлыкал, а потом закрякал, потом ещё и захрюкал, а в итоге расхохотался. — Хорошо, — важно согласился Тэхён. — А почему ты мне не рассказал о моём конкуренте? И смотрел так строго и требовательно, только косил обоими глазами в разные стороны. — О каком ещё конкуренте? — Чонгук даже сомневался, стоит ли им сейчас давать приборы, не дай бог что-нибудь себе или друг другу вилкой проткнут. — Краси-и-вом, — протянул Тэхён. — Об антилопе? И запричитал тут же, обняв Чонгука за талию, забравшись ладонями под футболку: привык в Италии, что они всегда вдвоём. — Чимина надо обязательно покормить, посмотри, какой он худой? Он приготовил себе обед и не съел его и сейчас ничего не ест… — Да какой он тебе конкурент, — хохотнул Чонгук, обнимая Тэхёна в ответ. — Но ноги длинные, как у тебя… И ресницы… — Ничего я не, — Чимин икнул и потянулся за стаканом на столе. — Худой! Нормальный! Я! Тьфу, что это? — Вода, — Чонгук засмеялся. — А вино закончилось? — поразился Чимин. — Да уж, надо вас обоих всё-таки накормить. Садись, Тэхён, сейчас я всё положу. Тэхён сел, но рук с Чонгука так и не убрал. Привлёк ближе и заглянул ему в глаза снизу вверх. — Какие у него ресницы? — У тебя длиннее, — ласково успокоил Чонгук. — Хорошо, что не рога! — не удержался Чимин и тут же потребовал: — Так вино-то где? Будет ещё или нет? — Нет, — отрезал Тэхён и отпустил Чонгука, глядя на него почему-то с подозрением. — Будем пить чай. Это же как близко Чонгук стоял к этому… этой… антилопе, что ресницы разглядел? Или его плохое зрение вовсе не такое уж плохое? Чонгук что-то напевал себе под нос, пока доставал еду, заваривал чай, а потом кормил агентов — и себя тоже. — Но спать я пойду домой, — заявил Чимин, грустно вздыхая над чашкой, потому что в ней было не вино. — Вдруг Юнги вернётся, а меня нет! — Он, конечно, не знает, где тебя искать, — проворчал Тэхён, но больше потому, что у Чимина-то вино ещё было, а остановить было бы уже некому. Куда же ещё, четыре бутылки на двоих выпили?.. — Он-то знает… — Чимин забавно мотнул головой, пошатнувшись на стуле, чуть не свалился и не договорил. — Ой, Чонгук, проводи его, пожалуйста, — попросил Тэхён. — Он же убьётся… — Да я сам дойду! — сопротивлялся Чимин изо всех сил. Когда они поели, он ещё долго висел на Тэхёне, как будто вообще передумал уходить, но Чонгук его всё-таки довёл обратно до дома — и передал прямо в руки «вдруг» вернувшегося точно через три дня — как и было обещано — Юнги. — Ого, — удивился тот. — А что за повод? Прижал Чимина к своему боку, чтобы не упал, обхватил за талию и приветливо кивнул Чонгуку. — Я буквально минут десять как приехал. Зайдёшь? — Лучше завтра загляну, — улыбнулся тот. Потому что Чимин расплылся в дурацкой улыбке, цепляясь за супруга и зафырчал. Натурально. — Фыр-фыр-фыр-фыр-р! — Понятно… — протянул Юнги, обращаясь сразу к обоим. — Тогда до встречи завтра. Спасибо, что привёл его. И повёл Чимина в дом, приговаривая: — Это почему моя уточка фырчит? Эта уточка хочет стать лисой? — Ну ты-ы же лис! — заявил агент, обнимая супруга за шею, когда они оказались дома. — Могу и крякнуть, если не будешь меня… есть! — Конечно, буду, — ласково пообещал Юнги. — Съем тебя всего, я же лис. Сначала понадкусываю, а потом съем. — А если я буду убегать? — хихикнул Чимин, но никуда не рвался — наоборот. Запрыгнул на Юнги с ногами, прямо в прихожей, обхватил ими и крепко держался за шею, потираясь лицом о его волосы — соскучился страшно. — Если ты будешь убегать, привяжу тебя к кровати, — Юнги заулыбался. — Давай, чтобы лис не съел тебя полностью, я хоть сэндвич себе сделаю? С утра не ел… — Неси меня на кухню, лис, там есть целый обед! Нетронутый! — скомандовал Чимин. — Только разогрею. — Я сам, — пообещал Юнги, ещё не хватало пьяного Чимина к огню пускать. — А ты, мой дорогой диктатор-утка, будешь руководить. — О-кей! — согласился тот. А когда Юнги пересадил его на барный стул, даже не сваливался с него, потому что очень хорошо вошёл в роль руководителя, указывая супругу, где что лежит и даже как это есть. Конечно, под таким чутким присмотром с обедом, переименованным в ужин, Юнги справился. А потом снова подхватил Чимина на руки и понёс в спальню. Чтобы покусать своего супруга ему руководство не требовалось. Он уже и сам прекрасно справлялся. — Направо! В мой кабинет! — скомандовал Чимин в его руках и снова пьяно хихикнул. — В спальню, — рыкнул Юнги. — В кабинет сходим утром. — Вот ведь… — Чимин смеялся, уже падая на кровать, но даже там не отпустил от себя Юнги. — Фыр-фыр-фыр! — повторил очень многозначительно, прижавшись носом к носу. — Неправильная какая-то утка, — заулыбался Юнги. — Уточка, даже диктатор, должна трепетать под лисом. А ты фырчишь! — Фырчу и… трепещ… чу! — залился хохотом Чимин, зарываясь руками в его волосы. — Кусай уже! Надкусывай… — и подставил ему шею с быстро бьющейся жилкой под тонкой кожей. Юнги куснул совсем нежно, буквально едва прижал губами. А потом велел, низко и бархатно, прищурив глаза: — Раздевайся. Чимин с тихим стоном закатил свои. — Утка-диктатор и лис-командир, иде-а-ально! Но из одежды вылезал резво и послушно. — Нравится ли тебе, — Юнги испытывал на нём все чары своего голоса, — естественная среда обитания? И, не дожидаясь ответа, вновь подхватил Чимина на руки, чтобы отнести в ванную. Всё же он много часов провёл в дороге, и стоило хотя бы принять душ, прежде чем ложиться в постель с любимым. — О, такая нра–а-вится, — довольно протянул тот, когда они оба разделись и оказались под струями. — Тепло, мокро, ты рядом, — уже мурлыкнул он, прижимаясь щекой к груди. — Всё, что нужно для уточки, — приговаривал Юнги, купая супруга. Нежно взбивал пену и намыливал его, очень тщательно оглаживал ладонями и поливал водой. Чимин немножко ему мешал, потому что хихикал, играя с пеной, пытался хватать ртом то её, то пальцы Юнги, а потом тихо стонал, запрокидывая голову. Ну а после, в спальне, можно было стонать совсем не тихо, потому что Юнги выглаживал его изнутри этими самыми чудесными пальцами. Где-то там Чимин и перестал баловаться — как рукой сняло, но требовательно просил кусать, цеплялся за любимую спину руками и жадно урчал в плечо. А стонал действительно громко, не сдерживаясь, с Юнги этого бы точно не получилось, особенно когда он давал Чимину всё, что тот просил. И сильнее, и глубже. Чимин купался в их любви — вот это была его действительно естественная среда обитания. Лучшая среда для них обоих.