Russian Roulette

      Вечер среды навалился на опустошенного занятиями и собственными мыслями Юри в виде бесконечного потока людей, будто бы пожелавших выпить в этот вечер все запасы кофе, что были на складе. Кацуки пыхтел, готовя напитки, а его коллега, Славик Котов или просто Кот, убалтывал посетителей, которые оказались особо несговорчивыми и возмущались очередью. — Славка, немедленно принеси со склада зерна! — выкрикнул, сунувшись в служебное помещение, Саша Погодин — босс Кацуки и Котова. Парень, являвшийся ярым поклонником корейской культуры, даже веки немного подкрашивал, чтобы его миндалевидные голубые глаза выглядели более азиатскими. Между прочим, как считали многие, Погодину это невероятно шло. Его светлые волосы были острижены, как того требовала мода Кореи, и длинноватая челка, выглядывающая из-под темного берета, надетого на макушку, ниспадала на круглые очки в тонкой оправе. Светлый джемпер хорошо сидел на широких плечах Саши, и парень приковывал к себе взгляды дамочек, примчавшихся за кофе на вынос. Собственно, многие из-за Погодина и приходили в кофейню, порой так приедаясь своим присутствием, что Кацуки к концу смены, мог детально описать каждую из посетительниц. Вот и этот день был похожим на другие, хотя, пожалуй, сегодня лил дождь — нормальная апрельская погодка. Юри едва сдержал раздраженный вздох, когда звон дверного колокольчика оповестил об очередном посетителе. — Американо с сахаром, будьте добры, — проговорил незнакомец, и Кацуки, вскинув на него взгляд, невольно нахмурился. Словно знал этого человека. Любезно улыбаясь, Юри на автомате вбил заказ в компьютер, объявил Коту, какой кофе тот должен сделать, и вновь уставился на парня в кожаной куртке. Он был примерно одного с ним роста, вот только этот паренек казался шире в плечах, да и вообще, гораздо спортивнее, чем Кацуки. Хотя неправильно было бы обвинить Юри в неухоженности, поскольку с детских лет тот обожал фигурное катание и занимался им довольно часто. Просто для себя. — Прошу, ваш заказ, — протянул Котов стакан парню, но тот, забирая, даже не взглянул на Славу — продолжил пялиться Юри в глаза. Японец невольно сглотнул, но тут же выскочил босс и проговорил, хотя очевидно хотел проорать, однако заметил посетителей: — Кацуки, тебя уже Плисецкий ищет. Если будешь шастать с ним по заднему двору, лишу премии. Понял? Работай. Юри покраснел, отчего-то смутившись, покосился на парня с темно-карими, чуть раскосыми глазами и остолбенел, припоминая, кто это. Отабек. Так ведь? Тот казах. Разумеется, он сразу понял по выражению лица Кацуки, что уже узнан, кивнул, слегка улыбнулся и сказал, отходя от кассы: — Спасибо, Юри. Увидимся. Он ушел, а на Кацуки тут же налетел Саша, шипя и тыча его в бок: — Пошевеливайся ты. Люди ждут. — А где Юра, говоришь? — пробормотал японец, все еще глядя на дверь, захлопнувшуюся за Отабеком. — Я тебе сейчас как дам Юру! Шевелись! Я его домой отправил! Кацуки обслужил еще человек пять, а после, попросив Кота подменить его, выскочил в коридор, помчался, на ходу вынимая телефон, запутался в темно-бордовом фартуке, и выскочил на задний двор. — Ну какого хрена, Кацуки? — заорал Погодин, когда Юри налетел на него в вечерних потемках сквера. Босс работал с ними на равных и вот прямо сейчас, к несчастью Юри, выносил мусор. — Ты меня бесишь сегодня! Обычно всегда собранный, а тут будто впервые с кем-то засосался и ведешь себя подобно целке! Марш за кассу! — Стой-стой, Саша! — замахал рукой Юри, находя в контактах номер Плисецкого. — Дело важное! Умоляю, дай пару минут! Видимо, Юри был бледен или еще чего, но Погодин поджал губы, фыркнул, обошел его и на ходу бросил: — Три минуты. И не больше. Захлопнул дверь. Кацуки кусал губы, переминаясь с ноги на ногу, и ждал, когда же Юрио ответит. — Ну ты чего, Кацудон? — просипел в трубку паренек, который явно до этого спал. Кацуки не понял, как это он мог спать, если, по словам босса, только недавно был тут, и поэтому нервно спросил: — Ты где вообще? Тревога сдавила сердце, ведь Плисецкий отвечал как-то странно, слишком культурно и приглушенно, что ли. Это было нетипично для него. — Дома уже. Отец забрал. А ты с чего взвинченный такой? Кацуки сглотнул, чувствуя в словах друга ложь. Все-таки третий год знакомы, фальшь Юри способен учуять, особенно если упомянуть, что Плисецкий вообще честен порой до абсурда. — Ладно, — неуверенно выдавил Кацуки и покрылся холодной испариной, представив, что прямо сейчас, возможно, к виску друга прижат ствол пистолета. — Тут просто… Саша утверждал, что ты заскакивал ко мне. — Ага, было дело. Но он меня отослал. То, как Плисецкий нервно выпалил это, свидетельствовало о его желании поскорее завершить разговор. — Ну, хорошо тогда. Ты сегодня у меня? Или я к тебе? — Эм… ну… слушай, давай уже по домам. Ладно? — Думаешь, они не станут искать нас? — как-то слишком грубо выпалил Кацуки и услышал четкий ответ друга: — Хватит уже, Юри. Потом поговорим. До связи. Юрио сбросил вызов, а Кацуки изумленно уставился в экран телефона. — До связи? — пробормотал он, но услышал, как за дверью матерится Саша, опомнился и быстро помчался обратно на кассу. Успел вовремя. Погодин отцепился от него, как только увидел на рабочем месте. К тому же толпа рассеялась. Теперь лишь за парочкой столиков сидели несколько человек. Кацуки, все еще думая о Юрио, принялся за уборку кофейни. Действия выглядели механическими, Юри вряд ли понимал, чем занимается. Он молча вытер столики, помыл полы, на пару с Котовым привел в порядок товар на полочках, и снял фартук. Колокольчик оповестил о запоздавшем посетителе, когда в помещении более никого не было, и босс скомандовал закрываться, обслужив этого человека. Сам ловко сунул коробочку с чаевыми ребят — суммой, разбитой на двоих — под прилавок, махнул напоследок и ушел, громко поздоровавшись: — Добро пожаловать, поторопитесь. Мы закрываемся. — Юри, рассчитаешь человека? — высунувшись из-за двери, спросил Славик, который уже переодевался. Кацуки молча выскочил из помещения склада, прошел в зал, к кассе и, привычно застыв у монитора, куда собирался вбить заказ, услышал: — Добрый вечер. Капучино с корицей, пожалуйста. Что-то внутри содрогнулось. Юри поднял глаза, побледнел почти до серого оттенка, встречаясь взглядом с яркой бирюзой, и шумно сглотнул. — Добрый… вечер… — сипло ответил Кацуки, уткнулся, уже краснея, в монитор и пробил капучино. — Вам… — прокашлялся и посмотрел на Никифорова враждебно, — вам с собой? — Разумеется. Вы вроде закрываетесь. И, прошу вас, сделайте две порции. Юри кивнул, ощущая, как язык во рту словно распухает, и, более ни слова не вымолвив, отвернулся от Виктора, принявшись выполнять его заказ. Он затылком чувствовал пристальное внимание блондина, поэтому руки предательски дрожали, и Кацуки едва не обжегся. — Осторожнее. Нужно быть более внимательным, — вполне приветливо улыбнулся Никифоров, принимая оба стакана-"непроливайки», затем взглядом указал на деньги, оставленные на пластиковом блюдце, кивнул парню и отошел в сторону. Понимая, что уходить Виктор не собирается, указать тому на дверь Кацуки не решился, растерянно поглядел на выскочившего в зал Славика, отвернулся от его вопросительного взгляда и, почистив кофе-машину, взялся за отчет. Выпуская ленту и записывая выручку в кассовую книгу, Юри все это время ощущал гнетущее воздействие Никифорова, устроившегося за одним из столиков у окна. Пару раз столкнувшись с ним взглядом, Юри лишь сильнее покраснел, покончил с финансовым отчетом и ушел в подсобку, даже мысли не допуская о том, что Виктор посягнет на дорогущие напитки, которые в ряд стоят на полках. Уже надевая куртку, Юри допустил малодушную мыслишку о побеге через служебный выход, но что-то подсказывало ему — проблем потом не оберешься. Как минимум его убил бы Погодин. Запереть-то дверь Юри еще не успел. В общем, будто на плаху, Кацуки вышел в зал, боковым зрением заметил Никифорова, ожидающего его за дверью кофейни, вздохнул, погасил свет и, прихватив свои ключи, выделенные ему Погодиным, вышел на улицу. Дождь хлестал по стеклам и крышам домов. Юри поежился от сырости, запер дверь, включил сигнализацию и всем корпусом повернулся к Виктору. Хотел было сразу начать с нападения, но Никифоров, не переставая сдержанно улыбаться, протянул Юри стакан и произнес так, что у Кацуки внутри оборвалось: — Будешь хорошим мальчиком, оставлю тебя живым и невредимым. Так что угощайся, Юри. Японец осторожно взял стаканчик, отпил чуть остывшего кофе через трубочку, и замер в ожидании. Они стояли под козырьком кофейни. На самом деле в воздухе витало нечто странное, будто предвкушение. Это так сильно впечатлило Кацуки, что он не удержался, вновь поглядел на Никифорова, а тот, наслаждаясь погодой, сжимал пальцами в перчатках свой стакан, медленно пил и не переставал загадочно улыбаться. Жуткий человек. Непроницаемый. — Скажи мне, Юри, — начал Виктор, и японец вздрогнул, услышав свое имя, — если я предложу тебе некоторую сумму денег, ты будешь молчать о том, что узнал? — Ледяной взгляд уткнулся в лицо Кацуки. — Вот твой приятель отказался. А ты что выберешь? — А… а какой второй вариант? — растерянно моргая, спросил Юри и сильнее сжал стакан, почти проливая кофе на себя через трубочку. — Говорю же, осторожнее, — будто бы заботливо произнес Виктор и положил руку поверх пальцев Кацуки, желая его успокоить. Тот немного расслабился. Вернее, принудил себя расслабиться, хотя на деле буквально оцепенел под взглядом Никифорова. Даже, казалось, задрожал. — Что касается вариантов. Пожалуй, скажу прямо: я не доверяю свои секреты кому попало. Поэтому тебе придется сейчас пойти со мной. — Куда? — жестко притормаживая, выдавил Кацуки, но вышел почти писк. — Для начала в мою машину. Идем. Нас ждут. — Нет, — вдруг уперся Юри, и на его локте ощутимо сжались чужие пальцы. — Я не могу… не хочу… Уберите руку, пожалуйста. — Юри, не надо так, — ровным тоном произнес Никифоров, — или ты сам пойдешь, или мне придется угрожать. Не люблю все это. — Уг…ро…жать? — Именно. — А где Юра? — спросил Кацуки, сам не понимая, почему Никифоров должен это знать, но тот вдруг сверкнул широкой улыбкой, одобрительно кивнув. — Умный мальчик. Твой дружочек дожидается нас в машине. Идем. Предстоит любопытная беседа. Кацуки спотыкался на каждом шагу, чувствуя, как ноги одеревенели и совершенно не слушаются, а Виктор, выбросив оба стакана в урну, вел парня к темному внедорожнику у обочины. Игнорируя дождь и трепыхающегося Кацуки, Виктор подтолкнул того к вышедшему навстречу казаху, а сам уселся на сиденье рядом с водительским. Отабек с силой, но не грубо затолкал Юри в машину, и Кацуки тут же увидел Плисецкого. Но воздух покинул легкие, и вдохнуть Юри не мог настолько долго, что в итоге закашлялся. — Что вы с ним сделали? — хотел выкрикнуть, а на деле завыл Кацуки, таращась на друга, который в отключке лежал, уткнувшись лбом в дверцу со своей стороны. Следов побоев видно не было, но при таком освещении и не разглядел бы. Зато запястья парня оказались обмотаны клейкой лентой. — Виктор… — протянул Юри, обхватывая изголовье кресла Никифорова руками, — что с ним? Что вы сделали? — Юри, — обернулся мужчина, — если ты не утихнешь, и тебя постигнет та же участь. Прекрати паниковать, он просто спит. Слишком буйный мальчик твой этот Юра. Кацуки отодвинулся, судорожно хватая ртом воздух, вжался в спинку и уставился на друга. Так и ехали в молчании. Вернее, молчал Юри, а вот Никифоров и Отабек постоянно переговаривались короткими фразами, между прочим, многозначительными фразами. Может, раньше Кацуки забился бы в угол и рыдал, но долгое общение с Плисецким дало иные результаты: мозг японца активно перебирал варианты побега, и о последствиях Кацуки, разумеется, не задумывался. Немного портило картину то, что рядом был еще и Юрио, а вот один Кацуки справился бы. Выпрыгивать на ходу было не лучшим вариантом — машина неслась уже по загородному шоссе — однако просто дожидаться своей участи тоже было глупо. Оставался единственный шанс: попытаться вырубить Виктора… Эх, бредятина! Отабек прорешетит Кацуки в одну секунду, если тот посмеет наброситься на Никифорова. Прикрыв глаза, Юри мысленно досчитал до десяти, немного успокоил колотящееся сердце, а когда огляделся, они уже свернули на более узкую лесную дорогу, куда был тоже проложен асфальт. Впереди в сумерках замелькали огни, и Кацуки вытянул шею, всматриваясь во мрак, а после и вовсе стиснул зубы, ведь привезли их в загородный дом. Вся территория ярко освещалась низенькими фонарями, а идеальный газон поблескивал влагой. Дождь все еще лил, колотя в окна автомобиля. Отабек припарковался у темно-коричневых ворот гаража и посмотрел на Виктора. Тот секунду не двигался, а затем, вздохнув, взялся за ручку дверцы и бросил, покидая машину: — Идем, Юри, приглашаю тебя в гости. Кацуки не стал провоцировать Виктора, послушно вывалился из салона и оглянулся на Плисецкого, которого тут же взвалил себе на плечо казах и понес в сторону дома. Пока Юри таращился на Отабека, Никифоров наблюдал за ним, но, как только их взгляды пересеклись, японец вздрогнул, втянул шею в плечи и быстро прошел мимо мужчины. Тот двинулся следом, но держался чуть позади, рядом не шел. Открыв для Кацуки дверь, Никифоров мягко подтолкнул его в холл, вошел, снял промокшее пальто и оставил на пуфике у высокого зеркала. Расправившись с пиджаком, Виктор закатал рукава темной рубашки и сунул руки в карманы брюк, вставая лицом к парализованному Юри. Дом был восхитителен. Это несомненно. Однако ничего лишнего тут не наблюдалось. Возможно нечто пафосное проскакивало, или, вернее, некоторая любовь Виктора к искусству, как например вон та лепнина на стене у камина, а, быть может, и странные темные подсвечники на полках. В любом случае, переизбытка деталей в холле Кацуки не приметил. Ну, или не смог этого сделать в силу своего нервного состояния. Пока Никифоров рассматривал парня чуть сощуренным взглядом, на деревянной лестнице со стеклянными перилами появился Отабек, и Юри тут же вылупился на него, мимолетно думая о том, какой же он чертов качок. Особенно заметно было сейчас, потому как казах вернулся уже без куртки. — Где Юра? — почти сорвался на крик Кацуки, ринувшись к Отабеку, и изумление, скользнувшее по лицу парня, вмиг поставило японца на место. Он спросил спокойнее, но кулаки все-таки сжал: — Где он? Пожалуйста… — Спит, — оборвав речь Юри, отрезал Отабек и обошел его. — Что ж, — произнес Виктор, подходя к японцу, — идем, поговорим немного. Рука мужчины на плече Кацуки была будто груз, повешенный на несчастного парня, и он попытался сбросить ее, но добился ровно противоположного эффекта. — Проходи, — Никифоров гостеприимно указал на диван в гостиной, а сам оглянулся на казаха, говоря ему: — Бек, не исчезай. Возможно сегодня еще понадобишься. Кацуки сел, но от холодка, пробежавшего по спине, от того, что услышал, все его тело стало совершенно непослушным. Он не мог себя контролировать. Готов был начать истерику, однако интуитивно чувствовал, Виктору это не понравится. Тем временем, мужчина уселся в кресло напротив, закинул ногу на ногу и сцепил пальцы рук, сложив их на бедрах. Они молчали. Было очень страшно. Во рту Юри пересохло, в горле першило, хотелось хорошенько прокашляться, но он терпел и от этого страшно покраснел. После, не выдержав, зашелся сильным кашлем, и Виктор, потянувшись к столику, спокойно наполнил стакан водой из графина, протянул Юри и дождался, когда тот придет в себя. — Все в порядке? — поинтересовался Никифоров таким тоном, словно не для допроса привез сюда перепуганного парня, а чисто так — чайку с плюшками выпить. Еще неизвестно было, как они обошлись с Плисецким. Может, наркотиками накачали. — Юри, как ты? — напомнил о себе Виктор, и Кацуки неопределенно кивнул. — Хорошо, — сам сделал выводы мужчина и продолжил дружелюбным тоном, — Юри, расскажи о себе. Мне очень интересно узнать тебя получше. На глаза парню тут же попалась черная папка, лежащая на диване, справа от него самого, и он тихо пробормотал: — Наверняка сами все узнали. — Что, прости? — А… это… — Неважно. Я повторю еще раз свою просьбу: расскажи о себе. Сейчас же. Говорил Виктор, не повышая тона, а пронимало до костей. Кацуки на миг прикрыл глаза, потея под взглядом Никифорова, и принялся невнятно выдавливать информацию о себе: — Кацуки… Юри. Японец. Мне… двадцать… В ноябре родился. — Мимолетный взгляд на голубоглазого мужчину, и опять мурашки понеслись по спине. — Э… студент. — Я все это знаю, Юри. Расскажи мне, почему ты был в том клубе? Кто для тебя Плисецкий Юра? Какие отношения с его семьей? Мне известно, что ты на них работал. Это так? — Кацуки кивнул, зажимая ладони между коленей. — Какого рода деятельностью занимался под руководством Плисецкого-старшего? — Да просто… просто работа на стройке. Помогал им один из дачных участков приводить в порядок. — И все? — Угу. — Хм, — выдохнул Никифоров, и Юри поднял на него глаза. Тот сидел, откинувшись на спинку кресла, и мягко постукивал пальцами по подбородку, пристально глядя на Кацуки. — Тебя Юра привел в клуб? — Снова Юри просто кивнул. — Что он рассказал тебе о подслушанной беседе? Вот и подошли они к щекотливой теме, от которой у Кацуки волосы на затылке зашевелились. Он лихорадочно вспоминал слова Плисецкого, но все будто испарилось из памяти. Словно Юри отупел. Он растерянно моргал, открывая и закрывая рот, а Никифоров все ждал. После раздался тихий шорох — это Виктор медленно наклонился вперед и проговорил: — Что если мы пригласим Отабека? Он любит беседовать с несговорчивыми ребятами. Мне совершенно не хочется обижать тебя, Юри Кацуки. Никифоров не без удовольствия отметил промелькнувший страх в вишневых глазах японца, но тут же вдруг столкнулся с решительностью, когда тот посмотрел на него смелее. — Господин Никифоров, я ничего не понял из того, что сказал Юра. Да и он не понял. Вам совершенно не о чем беспокоиться, уверяю. Если вы нас отпустите, сами позже убедитесь, что мы никому ничего не рассказали. Юри умолк, потому что за все время его экспрессивной и уверенной речи Виктор и бровью не повел. Только губу прикусывал, внимательно слушая, и Юри понял в этот миг, что ни черта им не поможет, ничто и никто не спасет, ведь Никифоров давно все решил насчет ненужных свидетелей. Он вздохнул, когда заметил, как поник японец, и позвал: — Отабек. Казах пришел быстро. Встал у дивана, слева от Юри, и замер в ожидании приказа. А Виктор все смотрел на Кацуки, мучая его неизвестностью, наслаждался этим ступором паренька, и наконец вымолвил: — Машина готова? — Кацуки вскочил на ноги, но мгновенно был силой усажен обратно. Рука Отабека так и осталась лежать на его плече. — Да, босс. Мальчишка уже в багажнике. — Как… какой багажник? — одеревенев всем телом, слабо пискнул Юри и уставился на Никифорова широко распахнутыми глазами. Ужаса в них не было, зато было непонимание и неверие в происходящее. Разве такое не в кино случается? Разве в жизни это возможно? — Вик-тор, — по слогам, тихо икнув, произнес Юри, — за что? Никифоров поднялся, едва заметно кивнул Отабеку, и тот ухватил Кацуки за шиворот, поднимая с дивана. — Побыстрее там, — не оглядываясь, бросил блондин и отправился наверх. — Сукин сын! — внезапно, разрезая тишину холла, проорал Юри, остервенело глядя на мужчину, что успел подняться на пару ступенек. Тот замер и обернулся. Ни гнева, ни ненависти. Ничего такого. Лицо Никифорова выражало заинтересованность, и он легко улыбался. Посмотрел на Кацуки долгим взглядом и ушел наверх.

***

      Юри помнил, отец учил его еще тогда, когда мальчишке было всего пять лет, что ни в коем случае нельзя показывать страх перед кем-то. Можно бояться молча, но не падать в глазах врага. Ни за что. Это Юри усвоил. Жаль только, отец улетел на Кюсю, оставив сына с няней. Автоматом его философия теперь казалась нелепой, но чего не привык делать Кацуки, так это унижаться. Да, Никифоров напугал его до смерти, да, Отабек выглядел жутким и не внушал доверия, но зато Юри молчал. Стиснул зубы, глядя в окно машины, не понимая, почему Плисецкого забросили в багажник, и пытался убедить себя, что тот жив. Страх перед неизвестностью накрывал и выдержке мог прийти конец, но когда, уже выдернутый из машины Юри, оказался под проливным дождем, стоя посреди лесной чащи, внезапно разозлился. Закричав, он напрыгнул на Отабека, а тот, видимо, не ожидая такой прыти, растерялся на секунду. Однако тут же, пока Юри висел на нем со спины, махнул кулаком и угодил тому прямо в нос. Боль только подстегнула Кацуки. Он рычал, выдергивая казаху волосы и даже укусил его за ухо, от чего Отабек абсолютно ошалел. Сбросил Юри с себя, перекинув через плечо, и тот с характерным звуком шмякнулся в грязевую кашу. Рядом с головой что-то хряснуло и осталось стоять, вонзенное в землю. Морщась в свете фар от потоков воды, что лилась с неба, Кацуки перевел взгляд с лица Отабека, стоящего над ним, и задрожал всем телом. Захотелось орать от ужаса. Носом сочилась кровь, пришлось перевернуться на бок, а после, пошатываясь, встать. — Лопата? — спросил, то ли рыдая, то ли смеясь, Юри. — Ну, а ты что думал? — щелкнул зажигалкой Отабек и, пряча сигарету под пальцами, затянулся. — Я же не на прогулку тебя привез. Копай, малец. — Что? — Копай, — повторил казах, мыском ботинка поддев лопату, — живо. Юри пребывал в странном ступоре. Он шевелился, не ощущая, как окаменели все его мышцы. Он не чувствовал холода. Копал и думал, что никогда в жизни не верил в существование подобных людей. Он в самом деле пребывал в «розовых очках». Думал, это все вымысел, пережитки прошлого, понимал, раньше это было, такое происходило, а вот сейчас — не верилось. Словно правда фильм снимали. Только вот реальность давила, руки намертво приросли к деревянному черенку лопаты, а ноги стали ватными. Когда Юри оказался в яме по колено, промокший до нитки, он не выдержал, упал, вонзая пальцы в грязь, и замер. — Хватит, — отозвался Отабек, обошел машину, открыл багажное отделение, и Кацуки ошарашенно уставился на взваленного на плечо казаха бессознательного Юру. Подойдя к японцу, Отабек выплюнул уже которую по счету выкуренную сигарету, и шмякнул Плисецкого прямо перед Кацуки. Юри уставился на друга, руки которого по-прежнему были связаны, и быстро перевернул его на спину. — Юра! Юра! Ты меня слышишь? — пошлепал он по бледным скулам, дрожащими пальцами нащупал пульс, выдохнул с облегчением и поднял взгляд на Отабека. — Закапывай, — бесстрастно выдал тот. — К-как это? Он ведь жив… — Живого закапывай…