Russian Roulette

— Что вытаращился? — спросил казах, глядя на Кацуки сверху вниз. — Шевелись уже. Юри опустил глаза на Плисецкого. Казалось, японец резко отупел. Он не понимал, что от него хотят. Животный страх охватил все его существо. Он затрясся, держа Юру прижав к себе. Тот мирно сопел и даже не подозревал, в каком ужасе они сейчас находятся. — П-передай Виктору… — остекленело глядя прямо перед собой, проговорил Юри, — что я не боюсь… Зачем он это сказал? Сам не понял. Вот только казах вдруг присел на корточки и, щурясь от дождя, переспросил: — Точно? Кацуки посмотрел на него абсолютно опустошенно. — Точно. — Угу, хорошо. — Встал. — Вылезай. И этого прихвати. Юри опять превратился в тупую амёбу. Он проследил взглядом за казахом, который отошел к машине, отряхнул лопату и бросил ее в багажник. Высунулся и повторил: — Вылезай. Живо. Скользя и спотыкаясь, Кацуки выбрался из ямы, попытался поднять Юру, но руки так окоченели от холода, что совершенно не слушались. Он раз за разом дергал друга за грудки, а оторвать от земли не мог. Переживал, что тот почки себе отморозит, валяясь в холодной луже, а помочь не получалось. Осознание того, что жизнь все еще сохранена, накрыло Кацуки ненормальной эйфорией, и он почти ничего не соображал. Поэтому Отабек и подошел к нему. — Ты что, оглох? — спросил он, уперев руки в колени. — За-замерз… — лязгая зубами, выдавил Юри. Казах кивнул в сторону внедорожника. — Садись. Там постелено покрывало. — Отвернулся и легко поднял Юру, пробормотав: — С вами одна морока, детишки. Вот лезете, куда не положено, а мне потом шатайся ночью по лесу. Юри едва смог дойти до машины и хорошо, что Отабек предусмотрительно оставил дверцу открытой, иначе Кацуки точно не справился бы сам. Назад ехали в совершенно ином настроении. Казах безмятежно вел автомобиль, Кацуки таращился ему в затылок, а Юра продолжал дрыхнуть. Надо же, что ему там дали, никак не выспится. Проснется, точно не поверит в то, что ему расскажет Юри. — Ничего не говори своему дружку, — поймав взгляд японца в зеркале, проговорил Отабек, чем до смерти напугал Кацуки, будто мысли прочитал. Может, Юри вслух подумал? Вроде бы нет. — Понял? — Японец кивнул. — Хорошо. Виктор тебя накажет, если начнешь жаловаться на него. Хочешь остаться целым и невредимым, мой тебе совет, не разочаровывай Виктора. — Да… понял… Юри вообще не это собирался сказать, но наплевал на собственную задетую гордость, отвернулся и устало укутался в одеяло. Оно все равно промокло и грозилось испортить кожаную обивку салона, но Кацуки плевать на это хотел. Будто Никифоров не может купить себе новую машину. Смешно прямо — заботиться об обивке бандитского авто. Да любого авто — бандитского, не бандитского. Все сейчас казалось глупым. Главное, по какой-то причине им сохранили жизни, а это значило, что у Никифорова явно были намерения на счет Плисецкого и Кацуки. Когда машина остановилась у дома Виктора, Отабек тут же молча вытащил Юру, предварительно разрезав путы на его руках, кивком головы указал японцу на вход в дом и опять понес Плисецкого внутрь. В холле было тихо и пусто. Но откуда-то сверху доносился голос говорившего по телефону Никифорова, а потом он стал приближаться. Казах, который именно там и скрылся с Плисецким на плече, наверняка уже отчитался о проведенном жестоком розыгрыше в лесу, поэтому спускающийся вниз Виктор улыбался, взглядом ощупывая Юри, а тот стоял, дрожа всем телом, но очень старался не выглядеть жалким. — Ладно, разговор окончен, — сказал Никифоров, отключил телефон и спрятал его в кармане. — Ну что, Юри Кацуки, проникся ситуацией? Японец смотрел на него нечитаемым взглядом. И вроде ни ненависти, ни чего-то другого негативного. Сплошная усталость. Да и линзы поплыли. Теперь один глаз видел хуже второго. В итоге Юри, наклонился и попытался освободить радужку от бестолкового инородного тела, но Никифоров, черт пойми, когда оказавшийся прямо перед парнем, поймал его запястье и отвел от лица, поясняя мягким голосом: — Грязи занесешь. Взгляни, какой ты перемазанный. Я помогу. Кацуки ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Он посмотрел вверх, и Виктор осторожно извлек из глаза парня линзу, отошел в сторону и положил ее на столик. — Иди за мной. Юри поплелся следом за Никифоровым. — Ты меня заинтересовал, — сказал Виктор, впуская парня в комнату, и указал рукой на дверь ванной, — отогревайся. У меня есть к тебе разговор. Кацуки, словно зомби, молча пошел к белоснежной двери, когда Виктор вдруг произнес абсолютно серьезно: — Не боишься, говоришь. — Юри оглянулся. — Что ж, кажется, тогда ты тоже не боялся. — А… — Я принесу одежду, — отчеканил Виктор и покинул спальню.

***

      Дождь хлестал не переставая, ломился в двустворчатые двери балкона, и Юри слушал, как ветер завывает в водосточных трубах. Здесь было довольно жарко. Кацуки наполнил ванну горячей водой, но все равно так и не согрелся, будто вся кровь промерзла, и теперь он сидел, притянув колени к груди, глядя прямо на свое отражение в темном стекле дверей. Оно расплывалось вместе со струями воды, что стекали вниз, и Кацуки все не мог нормально себя разглядеть. Решив, что осмотрит разбитый нос позже, он просто коснулся переносицы пальцами, понял, что лицо вроде не разнесло, и убрал руку. В спальне как раз хлопнула дверь. Не громко, но так, что можно было услышать. — Юри. Ты в порядке? — тихо постучал Никифоров, и Кацуки даже удивился, что тот не ворвался сюда, как варвар. — Да. Сейчас выйду. — Сиди. Нет, Виктор все же не ворвался — вошел. Почти бесшумно, словно тигр — такой же хищный, но внешне обманчиво милый. Развязанный галстук висел на шее, рубашка была наполовину расстегнута. Виктор протянул парню, сжавшемуся в мутноватой воде, бокал, на дне которого плескалась янтарная жидкость с двумя кубиками льда и дружелюбно проговорил: — Выпей. Иначе не согреешься. Кацуки молча принял бокал, хотя понимал, что его сейчас же развезет. Нерешительно покосившись на Никифорова, он осторожно предупредил: — Я не в ладах с алкоголем. — Я тоже, — отрезал Виктор и залпом выпил свою порцию, даже не поморщившись, при этом все смотрел сверкающими глазами на Юри, и тому пришлось пригубить виски. — Пей до дна, парень. Сжав на секунду зубы, Юри зажмурился и, запрокидывая голову, проглотил жидкость, которая обожгла горло. Один кубик льда попал в рот, и Кацуки, кашлянув, зажал его между губ, чтобы не плеваться, аккуратно взял пальцами и бросил в воду. Повернулся к Виктору и замер под его взглядом. Тут же как-то само собой вырвалось: — Что-то не так?! — причем это был почти крик. Никифоров удивленно вскинул брови, запустил пальцы в волосы и откинул назад светлую челку, прикрывающую часть лица. — Все более чем так, Юри. Не нервничай. Лучше расскажи о себе. — Что, прямо сейчас? — А тебя что-то смущает? — Кто-то. Повисло молчание. Виктор размышлял, чуть сощурившись, но, цокнув, присел на край раковины, оставил бокал позади себя и осмотрел Кацуки, который в этот момент не глядел на него. Японец как раз потянулся через борт ванны и опустил бокал на пол. Никифоров отметил развитую мускулатуру парня, его идеальную внешность — будто азиатское лакомство — прекрасную осанку и этот бесконечно спокойный взгляд вишневых глаз. Мальчишка был прекрасен. Знал ли он об этом? Использовал ли в свою выгоду? Виктор, подперев локоть рукой, прижал палец к губам, в задумчивости изучая Кацуки. Ему хотелось знать о нем все. Как сложилась его жизнь после того события? Ах да, насчет этого… — Юри, я все еще жду, — напомнил Виктор, и Кацуки встрепенулся, в самом деле опьянев от пятидесяти грамм виски. — Ну, я не знаю. Я всего лишь студент. Мне нечего рассказывать. Да и зачем это вам? — Во-первых, давай сразу не «вам», а «тебе». Во-вторых, меня сейчас интересует, как ты жил после трагедии с матерью? Кацуки вздрогнул, вскидывая на мужчину взгляд, полный непонимания. — Откуда вы… ты знаешь? — и поскольку Никифоров смотрел на него крайне выразительно, Юри сам же ответил: — Да, о чем это я. Очевидно ведь… — Помолчал пару секунд и сказал: — Нормально жил. Отец пару лет со мной провел, но этот город довольно своеобразный. Либо он тебя затягивает и, даже уехав, ты вечно будешь по нему тосковать, либо навсегда оттолкнет. Папа не смог здесь. Укатил обратно. А мне все равно… Кацуки хотел притормозить, но его покрасневшее от алкоголя лицо свидетельствовало о степени опьянения, а разогретая кровь бурлила в жилах, развязывая парню язык. Разум был чуточку затуманен, но, в целом, Кацуки держался. Пусть и плохо, пусть Никифоров и понимал это, японцу было плевать. Он, когда немного расслаблялся, был совершенно другим человеком. — Как умерла твоя мама? Юри выпрямил спину, положил руки на бортик, всем корпусом повернувшись к Виктору, и выдал: — В тебе хоть что-то человеческое есть? Как о таком можно спрашивать? Никифоров помолчал немного, встал и подошел к ванне. Уперся руками в тот же борт, нависая над парнем, и произнес: — Тебе двадцать, Юри. Неужто за столько лет не справился с потерей? Ты настолько слаб? Мне так не показалось. Кацуки глядел в светлое лицо мужчины, припечатавшись спиной к бортику ванны, и боялся оспорить данное предположение. Молчал и все. Виктор выпрямился, сунул руки в карманы и без тени улыбки сказал: — Заканчивай тут. Я подожду тебя внизу. Одежда на кровати. Ушел. Юри выдавил болезненный писк, прикрывая глаза, как только остался один на один со своими мыслями, и попробовал прокрутить в голове сложившийся разговор. Но слабо выходило, поскольку от усталости и пережитого стресса хотелось спать. Встрепенувшись, Юри вдруг подумал, что завтра к десяти часам утра ему с Юрой нужно попасть в универ. Кацуки вытащил из ванны затычку, встал, сорвал с металлического кольца на стене полотенце, осторожно выбрался и быстро вытерся. После этого внимательно оглядел себя в зеркале, кивнул, удовлетворенный увиденным, и вышел. На кровати действительно лежала аккуратная стопочка чистой одежды. Даже боксеры в упаковке. Отметив бренд на резинке, Юри раздраженно закатил глаза, оделся, обалдел от того, какими длинными оказались джинсы, и решил их просто-напросто подвернуть. После этого он на ходу заправил футболку за низкий пояс штанов, что слишком обтягивали его крепкие бедра — увлечение фигурным катанием давало о себе знать — и пошел вниз. На данный момент японца волновал один вопрос: куда подевали его телефон? Но как только он оказался в гостиной, где Никифоров разговаривал с Отабеком и еще двумя мужчинами в темных деловых костюмах, заметил свой мобильный в руках Виктора. Блондин, взглянув на Кацуки, сразу же отпустил охранников — вроде это были охранники — и указал парню на диван. — Виктор, — позвал Отабек, — я поеду домой. Завтра утром буду здесь. Есть еще распоряжения? — Да, пожалуй — приезжай пораньше. Наш мальчик скоро очнется от снотворного и, вероятно, придется с ним переговорить. Но Юри ведь ничего ему не расскажет, правда? — Никифоров выразительно посмотрел на Кацуки, который присел на диван, и японцу ничего другого не оставалось кроме как просто кивнуть. — Вот и договорились. Поезжай, Бек. Будь на связи. — Конечно. Доброй ночи, босс. — Доброй. — Юри, — неожиданно обратился к нему казах, и Кацуки вылупился на него, — постарайся уберечь своего друга от неприятностей после пробуждения. Спокойной ночи. — Ага… спокойной ночи, — растерянно ответил Юри, провожая Отабека взглядом. — Итак, — напомнил о себе Никифоров. Кацуки повернулся к нему, тут же уставившись на телефон в руках мужчины. — Что такое? Хочешь забрать его? — Было бы неплохо. — Хорошо, — неожиданно согласился Виктор, чем вызвал еще большие сомнения у Юри, но телефон парень все равно взял. — Только ты же понимаешь, что глупости совершать не стоит, правда? Сердце Кацуки екнуло. Он вспомнил почему-то именно сейчас о прошлом Виктора, указанном в его биографии — кажется, служил в МВД. Мозги лихорадочно запустили активный поиск информации на задворках подсознания. Юри взглянул мужчине в глаза, вскочил, побледнев, и едва не грохнулся, обежав диван. Встал за спинкой, приковав к себе потемневший недовольный взгляд русского бандита, и воскликнул, невоспитанно тыча пальцем в его сторону: — Это ты! Боже! Это ты! Я узнал! Виктор! Я тебя узнал! Мужчина хмыкнул, закинул ногу на ногу и расслабленно взмахнул рукой, говоря с силой, но не грубо: — Сядь. И потише будь, прошу тебя. Терпеть не могу истерик. И вот еще что, — Виктор вынул из кармана брюк коробочку, положил на столик и принял прежнее положение, сцепив пальцы рук на бедрах. — Линзы. — А… ты… Кацуки мялся, не знал, что сказать. Присел, взял коробочку, повертел ее в руках и пробормотал: — Спасибо… не стоило. — И уже смелее: — Мою историю болезни просмотрел? — Не так уж и сложно. Если кто-то чего-то хочет, всегда добьется. Главное, не бросать свою затею. Что ж, Юри, ты вспомнил. Хорошо. Правда не знаю, как это тебе поможет, но мне приятно. А еще приятнее станет, если мы с тобой сейчас решим, как поступим дальше. Видишь ли, отпустить тебя я не могу. Не доверяю людям. Но и убивать вас двоих не имеет смысла. Я вполне понимаю, что с Плисецким это не решить. Он довольно резкий мальчишка, а лишняя нервотрепка вам совершенно ни к чему. Поэтому остаешься ты, Юри. И план такой… — П-постой… Виктор, — тихо попросил Кацуки, опустив голову. — Постой. Чего ты добиваешься? Понимаешь ведь, мы не проговоримся. — Послушай меня внимательно, Юри, — в голосе Никифорова зазвучала сталь, и Юри прикусил язык, поднял на него глаза и застыл, — Юра ничего не видел и не знает, что с тобой происходило в то время, как он спал. Из-за происходящего он еще больше разозлится. Мне этот щенок станет досаждать наверняка, а значит, я уберу это препятствие. Понимаешь меня? — Виктор намеренно сделал паузу, чтобы Кацуки успевал думать. — Однако я хочу подстраховаться, держа тебя поблизости. Избегая неприятностей, ты можешь согласиться на отношения со мной. Пусть он поверит в это. Что скажешь, Юри? Кацуки молчал. Никифоров видел, как взгляд Юри темнеет, и это вызвало у мужчины невольную улыбку. Он знал, что Кацуки ради Плисецкого пойдет на многое. Непременно согласится. А уж там дело за Никифоровым. Он сам решит, как себя вести с мальчишкой, чем с ним заниматься, и чему учить. «Ледяное сердце» — так его любовно называли приятели по службе, и в самом деле, мало что трогало Виктора. Он ко всему привык, пресытился, насмотрелся разного дерьма: кровь, предательство, страх и малодушие. А тут вдруг этот мальчишка-азиат, да еще и связан с ярким событием из прошлого. Было что-то во взгляде Юри такое, от чего он казался наивным, но мудрым одновременно. Странное сочетание. И губы — постоянно немного приоткрывал — розовые, сочные. Целованные? — Юри, у тебя есть кто-то? — не давая парню все обдумать, выдал Никифоров. — В… в смысле… Парень? — Вау, парень? — покачал головой Виктор, улыбаясь и задумчиво разглядывая Кацуки. — Девушки не интересуют? — Притворился, будто с самого начала не знал об ориентации Юри. — Ну… нет. Юри покраснел и отвел глаза, прочистил горло и ответил прямо: — Никого нет. Недавно расстались. — А причина? Очевидно, что Виктор задевает самые неприятные для Юри темы, но было как-то безразлично, больно японцу или нет. Никифоров не об этом заботился. Он удовлетворял свое любопытство. — Застукал его… с другим… — Жестоко. Сочувствую. — Нет, он не сочувствовал. — Ладненько. Теперь жду ответа по делу. И? Кацуки посмотрел на Виктора довольно решительно. — Ты же знаешь, что я соглашусь. Не могу подвергать семью друга опасности. Это глупо, да? Я кажусь тебе наивным? — яростно проговорил Юри. — Совершенно точно. Святая невинность. Еще и несомненная глупость, ведь ты наверняка веришь в то, что они тоже прикрыли бы тебя. — Я знаю, что это не так! — рыкнул Кацуки. — Но Юра точно закроет собой, если понадобится. Не сомневайся. — Насчет него не сомневаюсь ни на секунду, — шутливо сдаваясь, поднял руки Никифоров, но, помрачнев, добавил: — Вот только у меня другие мысли по поводу твоего быстрого согласия… Не потому ли ты говоришь «да», что сам хочешь быть поближе ко мне? В интересах Плисецкого. Юри побелел. Никифоров сразу раскусил его немыслимую задумку. — Ох, Юри-Юри, — усмехнулся мужчина, — я прав. Ну конечно. Попытка хорошая, но доверия моего ты этим точно не завоюешь, а без него отношения будут строиться, мягко говоря, натянуто. Я довольно привередлив. Разумеется, с пылу с жару ничего не выйдет. Но, понимая, как тебя все это будет смущать, я, пожалуй, немного облегчу задачу. Работаешь ты по средам и пятницам, так? — Юри кивнул. — Буду забирать тебя в эти дни к себе. Пусть Юра думает, что я в самом деле заинтересован тобой. И еще, Юри, — Виктор встал, обошел столик, диван, и остановился за спиной Юри, положив руку на его плечо, — буду с тобой предельно честен, чего настойчиво требую и от тебя: мне нужно твое присутствие рядом, потому что ты будешь рассказывать мне о том, что происходит в семье Фельцмана. Я не прошу стать моим шпионом. У меня людей и возможностей хватает. Однако некоторые детали я все же хотел бы услышать от тебя. Ты взглянешь на ситуацию более свежим, непредвзятым взглядом. Тебе все ясно? Кацуки смотрел на свои пальцы, а после, набравшись смелости, поднялся, скидывая руку Никифорова, и повернулся к нему лицом. — Я отказываюсь. — Хм. Это твой ответ? — Именно так. — Хорошо, — пожал плечами Никифоров, и Юри похолодел, ведь понимал, это все неспроста, он что-то явно задумал. Также Кацуки понимал, это «что-то» ему точно не понравится. Но взять свой отказ назад не позволяла гордость. — Вначале ты выбрал более благоразумный ответ, но если не проникся моей речью сейчас, полагаю, после сам поймешь, что ответил не совсем верно. Ничего страшного, — улыбнулся Виктор, а во взгляде сквозил холод, — я понимаю, ты ошеломлен. Ожидаемо. Теперь можешь идти наверх. Та комната сегодня для тебя. Отдыхай. Утром Отабек отвезет вас в университет. Во сколько начинаются пары? — В десять… — прошептал ошарашенный Юри, не сводя глаз с абсолютно адекватного Никифорова, но на душе скребли кошки. Кажется, он начал войну, сам того не понимая. — Вот и славно. Иди, Юри. — С-спасибо… — Угу, — пробормотал Виктор, встав у окна, спиной к двери, и наблюдал за остолбеневшим Кацуки в отражении. Едва сдерживал смех, просто улыбался, а тот все мялся на месте, пока Никифоров немного не повернул голову, как бы показывая, что удивлен присутствием Кацуки. Тот немедленно шмыгнул за дверь. — Ох, Юри, — себе под нос произнес Виктор, — дурачок. Но какой сладкий дурачок. — Вынул телефон из кармана брюк, попутно думая, что у Кацуки неплохая задница в этих узких джинсах, и набрал давнего друга: — Сынгыль, здравствуй. Надеюсь, не спишь? — Вик? Привет, — с готовностью ответил кореец, говоря по-русски с легким акцентом. — Что должно было случиться, чтобы ты вот так просто позвонил посреди ночи? — Не поверишь. Случился парень, — хмыкнул Никифоров. — Можешь посодействовать? В долгу не останусь. — Я всегда готов. Кого надо обработать? — Скину тебе информацию на него чуть позже. Ты мне лучше скажи, надолго в Москве? Сорваться в Петербург сможешь? — Легко. Дел пока особо никаких, — отчитался Сынгыль немного угрюмо, но Никифоров давно привык к характеру друга. — Поясни в двух словах, что с тем парнем? — Отказался от моего плана. Знаю, что все равно до него доберусь, но так хочется страдашек на этой милой мордашке, честное слово. Никак себя не усмирю, — тихо рассмеялся Виктор. — Давай припугнем немного, а, что скажешь? Сынгыль давно знал Виктора. Еще с тех времен, когда Никифоров только начинал. Ситуация, в которой они в один момент сблизились, была крайне опасной. Никифоров втирался в бандитские круги, оказывал помощь некоторым влиятельным «преступникам в законе», и заручался их поддержкой. Трудное было время для Виктора, следовало держаться внимательно, ничего не упустить. Он нарабатывал опыт, собирал и проверял людей, многих сразу убирали верные Никифорову ребята, избавляя босса от ненужного мусора в лице наркоманов и мелких мошенников. От таких нельзя было ждать преданности. При этом легальный бизнес Виктора развивался и шел в гору. Игорные заведения набирали обороты, а потому начиналась война за место под солнцем. Вот и оказался Никифоров в один из майских дней в подвале шайки ублюдков, работавших на тех самых ребят, что в 2007-м устраивали взрывы в общественных местах. Пытки были страшными. И без того «украшенное» шрамами молодое тело Никифорова было в последнее время измотано нагрузками, а тут еще и эти уроды с молотками и ножами. К счастью, переломать кости Виктору не успели. На выручку пришли люди майора Платонова. Благо, тот прознал о готовившемся «допросе», и прислал он вовсе не ребят из отдела. Решил все по-тихому — примчалась абсолютно «левая» команда. Среди них был Ли Сынгыль. Он сам, на своих плечах, вытащил Никифорова, а тот никогда не забывал людей, оказавших ему когда-либо помощь. Так и стали общаться, один другого поддерживая в бизнесе, в итоге и поставки стали контролировать оба, а после решили, что пора и партнерство укрепить. Ни разу с тех пор Ли не предал Никифорова. Это был тот самый человек, которому можно было доверять, как родному брату. Вот Виктор и доверял. — Ну, припугнем, раз так надо, — согласился кореец. — Проинструктируй, и я готов. — Отлично.