Russian Roulette

      Два огромных золотистых слова «Russian Roulette» призывно сияли над головой Кацуки, когда он вот уже десять минут стоял, втягивая шею и пытаясь спрятаться под толстым шарфом от ветра, перед входом в высокое здание. В самом деле, куда он влез? Даже место, выбранное Виктором, говорило само за себя — русская рулетка. Приставь револьвер к виску, решись нажать на курок. Решишься? Сделаешь это, если переступишь порог элитного ресторана. Давай же. Всади пулю в свою глупую, наивную голову, давай, поверь, что голубоглазый хладнокровный монстр не играет с тобой, а в самом деле хочет тебя не из-за твоего тела. Верь и просто шагни вперед. Шагнул. Швейцар учтиво распахнул дверь, любезно улыбаясь Юри, и тот оказался в сияющем богатством холле. Сразу сперло дыхание, а в горле застрял комок. Как в тумане он протянул приглашение, где, оказалось, был указан номер комнаты, куда тут же повели Юри. Не чувствуя под собой ног, Кацуки на лифте в сопровождении молчаливого служащего отеля в униформе винного цвета вмиг оказался на третьем этаже — могли бы и по лестнице, но очевидно, что нет, не могли — прошли почти в самый конец, свернули направо и, склонив голову, мужчина распахнул перед Юри дверь. Кацуки точно не запомнил миг, как вошел в помещение с приятным неярким освещением, но зато тот, на кого тут же наткнулся его растерянный взгляд, обещал навечно засесть в памяти. Машинально Юри резко отвел глаза, заметил еще одну дверь слева, сглотнул, уже уставившись в окно во всю стену, за которым мягко сиял город, и вздрогнул, почувствовав ненавязчивое прикосновение служащего, снимающего с его плеч пальто. Юри помог мужчине — отдал верхнюю одежду и, наконец, посмотрел на Никифорова, сидящего в кресле, откинувшись на спинку. Холодный прищур свидетельствовал о некотором недовольстве, наверняка он злился по поводу опоздания Юри, но, указав рукой на место напротив, улыбнулся. Кацуки был рад присесть, потому что ноги совсем не держали. Так что он даже не сел, а плюхнулся, шумно выдыхая. Замерли, глядя друг на друга. С какого-то перепугу Юри именно сейчас, таращась в бирюзу глаз Виктора, подумал о презервативе в заднем кармане. Отчаянно залившись краской смущения, Кацуки едва не заплакал от собственных неуместных мыслей, опустил глаза и поздоровался слишком нежным голосом: — Здравствуйте. Так невинно. Никифоров напрягся. Не было ли такое поведение Кацуки наигранным? Просканировав того, мужчина все же пришел к выводу, что фальши в нем ровно столько же, сколько в самом Викторе невинности, то есть — по нулям. — Здравствуй, Юри, — ответил Никифоров, не без удовольствия улавливая утонченный аромат, исходящий от Кацуки. Подготовился. Значит предполагал. — Опоздал всего лишь на пятнадцать минут, — подавая знак безмолвному официанту, чтобы тот оставил вино и покинул вип-зону, сказал Виктор. А когда весь заказ выполнили, и они остались вдвоем, Никифоров немедленно протянул Кацуки бокал с красным вином, командным тоном говоря: — Выпьем. До дна. — Э-это что, неоспоримая традиция? — сморозил глупость Юри, лишь бы не молчать, как идиот, а еще потому что Плисецкий говорил то же самое, как только они заваливались в клуб. — Верно, — подтвердил Виктор, усмехаясь. — Чтобы разогреть кровь, — сделал глоток, не отрывая взгляда от жадно глотающего вино Юри, и добавил, — да и не так больно будет. Кацуки поперхнулся, едва успев прикрыть рот салфеткой. Проглотил напиток и, побагровев, зашелся кашлем. Никифоров громко рассмеялся, встал, обошел стол и, с силой сжав плечи парня, принялся их массировать. От кашля это не помогло, но зато Юри смог чуточку расслабиться и, наконец, отдышался. Но тут же опять вздрогнул, когда над ухом раздалось насмешливое: — Ты ведь сам виноват. Такой привлекательный, — и, оставив Кацуки переваривать все эти намеки, как ни в чем не бывало уселся на место, проговаривая: — Знаешь, я хочу с тобой кое-что обсудить. — Никифоров смотрел на свой бокал, приподняв его и чуточку разбалтывая вино. — Дело касается нашей договоренности. — Взгляд на Кацуки. — Чем ты вчера занимался? — ни с того ни с сего спросил Виктор, престранно улыбаясь. В ожидании ответа он склонил голову набок, а Юри только сейчас, немного опьянев, понял, какое прекрасное у Виктора чувство стиля. Когда тот вставал, Кацуки невольно отметил, что черные дизайнерские брюки сидят на мужчине получше, чем на топовых моделях, не говоря уже о белоснежной рубашке, раз за разом при движении натягивающейся на бицепсах блондина. Крепкая шея, четко выделяющиеся ключицы, что Юри мог видеть благодаря расстегнутым верхним пуговицам рубашки, сильные предплечья, кисти и пальцы аристократа. Пожалуй, лицо Юри обойдет, ибо оно для него вообще произведение искусства. Живя в России с самого детства, Кацуки точно мог сказать, красота Никифорова была самой что ни на есть славянской в чистейшем ее виде. Даже редкой. Сейчас было много кровосмешения. Однако над Виктором природа от души постаралась. — Юри, если ты достаточно нагляделся, — произнес Виктор, перехватывая взгляд Кацуки, — то попрошу ответить. — А… я был… — Юри опустил голову, после чего вскинул на Никифорова уже раздраженный взгляд. — Почему я должен отчиты… — Почему что? — не дав договорить, отрезал Виктор, пусть даже силу в голос не вложил, но по спине Юри побежали мурашки. Одного взгляда хватило, чтобы японец понял, шутки плохи. — Прости… я не привык. Мы с Юрой… гуляли, — пересиливая себя, сказал Юри. Никифоров некоторое время молча смотрел на него, прикидывая в уме, Кацуки его боится или в самом деле пытается водить за нос? Вздохнув, Виктор снова задал вопрос, разливая вино по бокалам и указывая рукой на блюдо, поставленное перед Юри: — Просто гуляли? Или в клубе? Кацуки, взявшийся есть, скорее, машинально, чем осознанно, ответил: — Ага… просто гуляли, — замер, понимая, что за ними наверняка следили, и добавил, — в клубе. Виктор кивнул. Потянулся к своему телефону, открыл фотогалерею и положил его перед Кацуки. — Опасно лгать, правда? Ты умничка, Юри. Японец сглотнул с трудом прожеванную пищу, которая на самом деле во рту таяла, и поднял на Никифорова враждебный взгляд. — А ты не соблюдаешь границ, да? — выдавил он. На лице Виктора не дрогнул ни один мускул. Он как улыбался, слегка насмешливо, так и продолжил улыбаться, разве что глаза обдавали холодом. — С тобой нужны границы? Ты хочешь их установить? Может, еще и контракт составим, как в лучших традициях западных романов? А потом я запру тебя в своей тайной комнате и стану каждую ночь, а то и день, хлестать стеком по твоей сладкой попке. Ты будешь орать, я не смогу вовремя остановиться, изобью тебя, а потом мы поженимся. Так, что ли? — издевательски посмеиваясь, качнул головой Никифоров, наблюдая, как Юри осушил еще половину бокала. — Не так. После первой же попытки я буду драться. На этот раз Никифоров в самом деле удивился, вскинул брови и, уже искренне улыбаясь Кацуки, признался: — Очень хочу попробовать, иначе лопну от любопытства, не узнав, каков же ты в гневе. Юри совершенно расслабился. Из-за вина. Не обращая на пристальный взгляд Виктора никакого внимания, он одернул воротник рубашки и расстегнул еще одну пуговицу. Откуда Юри мог знать, что пробуждает хищника в человеке, сидящем напротив. — Я думаю, Юри, ты заинтересован моим отношением к тебе, — сказал Никифоров уже серьезно и забрал свой телефон. — Но все же вернемся к тому, чем ты занимался прошлым вечером. Я хочу, раз уж именно мне принадлежит все твое внимание, — Виктор заметил, как Юри невольно дернулся, очевидно, ему не нравилось подчиняться, но это заводило Никифорова еще больше, — чтобы ты больше ни шагу не делал без моего согласия. Утром — сообщение о том, куда отправляешься, затем, как прошел день, вечером — домой или ко мне. Никаких попоек с Плисецким, тем более с кем-то другим. Никаких любовных отношений. Тут я скажу прямо, — взгляд исподлобья, — уничтожу, если осмелишься завести романчик на стороне. Уясни сразу, если ты со мной, значит, только со мной. Не вынуждай лишний раз показывать свой характер, вряд ли понравится. Мне, впрочем, неважно, понравится ли, но отпаивать тебя успокоительными и отправлять к психотерапевту не хотелось бы. Пока ты мне интересен, я не оставлю тебя. Взамен обещаю свое покровительство. Сюда входят и затраты на твои нужды, любые, но это еще заслужить надо. И вот здесь улыбка Виктора, по-мальчишески подпиравшего подбородок обеими ладонями, говорила сама за себя. Кацуки с каждым услышанным словом все больше хотел помыться. Такой шлюхой ему не приходилось себя чувствовать. Даже передернуло. Это не осталось незамеченным, и Никифоров заключил, вдруг проговорив с нежностью и зачарованно глядя в раскосые глаза цвета спелой вишни: — Юри, не бойся меня. Я не причиню тебе вреда. Не предавай мое доверие, и узнаешь, каким заботливым я могу быть с тем, кого ценю. — Тогда… — шепотом произнес Юри, не мигая глядя на Виктора, — не надо со мной… не надо со мной, как с… — Тш-ш… — приложил Виктор палец к своим губам. — Не говори подобного. Просто кощунство называть такого, как ты, грязными словечками. С такими я мало дел вожу. Складно пел, но Кацуки все равно оцепенел от того, какого Виктора познал. Это лишь поверхность его характера, но уже шокировало парня до самой глубины. — Что ж, если мы все выяснили и поняли друг друга, — бодренько произнес Никифоров, беря в руки приборы, — следует поужинать. Я голоден. — И он принялся рассказывать таким тоном, словно они давно встречаются: — Представляешь, я всего час назад прилетел из Германии. Сумасшедший день выдался. Дела-дела-дела. Вереница дел. Но, признаться, я чахну, если мне никуда не нужно. Тогда Отабек скрашивает мое одиночество. Поскольку Кацуки опять едва не поперхнулся, Виктор замолчал и прищурился. — Ты почему такой пошленький, а? — усмехнулся мужчина. — Я даже немного поражен. — Прости… — виновато выдал Юри, поднимая глаза на Виктора, — просто из твоих уст все звучит немного неоднозначно и двусмысленно. — Хм, в самом деле? Никогда не задумывался. Хотя, знаешь, в некоторой степени, ты даже прав. Я привык так разговаривать. Издержки профессии. — Я заметил, — медленно жуя, задумчиво улыбнулся Юри, и Виктор отметил, что впервые видит расслабленную улыбку парня. — Атмосфера рядом с тобой та еще. Иногда чересчур агрессивная. Никифоров усмехнулся, отложил приборы и еще немного подлил вина Юри, и хотя тот понимал, что Виктор просто пытается его напоить, все равно брал и пил. Потому что было страшно. Любопытно. Но страшно. — Я хочу задать тебе вопрос личного характера, Юри. Ответишь мне честно? — проговорил Виктор, ставя локти на стол, и сцепил пальцы. — Ничего более я знать не захочу, вероятнее всего. Предпочитаю сам создавать историю. В данном случае хочу, чтобы в твоей жизни появилось место для меня. Взамен — честность. Полная и безоговорочная. Что скажешь, готов к этому? Юри молчал, опустив голову. Он медленно соображал, когда выпивал. Но, собравшись с силами, парень выпрямил спину, посмотрел на Никифорова и вдруг поинтересовался: — А если я сейчас отвечу «нет, не готов», что-то изменится? Виктор так скользил взглядом по лицу Кацуки, что тот смутился, но глаз не отвел. — Не изменится, потому что уже поздно менять. Я так решил, — жестко ответил Никифоров. — Я не готов, — упрямо отрезал Юри и тут же добавил, — но трусить не буду. Поэтому я все еще здесь. О чем ты хотел спросить? Не отреагировав на слова Кацуки, Виктор выдал в лоб: — У тебя уже был секс? Разумеется, Юри испугался, и даже больше не самой сути вопроса, а того, что не знал, как правильно ответить. Но раз Виктор хотел правды, то пожалуйста. — Да. Был. — Сколько раз? Казалось, это совершенно не трогало Никифорова. Спрашивал для отчетности, словно статистику вел. Юри даже как-то немного обиделся, но одернул себя и проговорил: — Я с парнем почти год встречался, так что не считал… — Хорошо. Я понял. Когда был последний раз? После расставания с ним, еще с кем-то спал? — Нет. Обстановка почему-то накалилась. Внутри Юри все словно натянулось. Если бы не опьянение, точно грохнулся бы в обморок от давящей энергетики Виктора. — Как ты жил? Повторюсь, когда был секс в последний раз? — настойчиво сказал мужчина. Кацуки сглотнул, силясь вспомнить, и примерно прикинул, что дело было в январе. Расстались, встретились в клубе. Переспали. Все. — В начале… в начале года, — выдавил он. — Не так давно. — Не так давно? — хмыкнул Никифоров. — Сейчас апрель. Юри молчал. Поняв, что парень напряжен, Виктор решил немного расслабить его, припомнил, что, кажется, тот немного занимается фигурным катанием, и спросил: — Как часто ходишь на каток? Кацуки вздрогнул, посмотрел на Виктора и неловко улыбнулся. — Ну… давно не был. Стараюсь держать себя в форме, но в последнее время слишком занят в институте. — Ты с детства занимаешься? — А, да. Но после смерти мамы почти год не хотел возвращаться на каток. Бабуля уговорила. — И правильно. Тело у тебя крепкое, вероятно, ты вынослив. — Добродушная улыбка Виктора и мягкий свет его голубых глаз подкупили Юри, и он почувствовал себя значительно лучше. Мужчине захотелось приблизиться к нему, но он остерегался делать слишком решительные шаги вперед, ведь легко мог спугнуть японца. А это уже насилие, которого Виктор не любил. Разве что в меру и чтобы ради удовольствия. — Есть другие интересы? Или только это? — Только это… — заминка, — а у тебя? Ты, кроме основных дел, чем занимаешься? Что ж, пожалуй, можно и об этом поговорить. — Я люблю рисовать. — Юри вылупил глаза, даже вытянувшись. — Да, не смотри так ошарашенно, — рассмеялся Никифоров, обнажая идеальные ровные зубы, и верхняя «капризная» губа, обычно прибавлявшая образу Виктора некоторой испорченности и даже бесстыдства, значительно смягчила острые черты лица. Вообще у Никифорова была утонченная внешность, без вот этой мужской грубости, но подбородок явно намекал на непробиваемое упрямство, наверняка доходившее порой до абсурда. — В Репино у меня есть особая комната, где я иногда сижу один. Могу писать очередной «шедевр», — все еще посмеиваясь, говорил Виктор, — или просто любуюсь, скажем, дождем. Оттуда открывается вид на залив. Далеко правда, но все равно красиво. Вот если бы дом стоял на холме… Никифоров задумчиво провел пальцами по ножке бокала, вскинул затуманенный взгляд на Кацуки и вдруг сказал, заметив, как тот внимательно на него смотрит: — Иди сюда, Юри. Японец застыл, непонимающе моргнул, но когда мужчина легонько поманил его пальцем, встал. Обойдя столик, Юри замер рядом с креслом Виктора. Тот пару секунд смотрел прямо перед собой, будто Кацуки и не стоял рядом, а после, привстав, отодвинул кресло назад, сел обратно и указал Юри на свои колени. — Присядь. — Кацуки, краснея от волнения, собрался было устроиться на коленях боком, но Никифоров перехватил его запястья, потянул парня на себя и пояснил: — Вот так, лицом ко мне. Юри перекинул ногу через бедра Виктора и медленно опустился на него. От страха и некоторого томления Кацуки не мог нормально дышать, только с приоткрытым ртом. Губы пересохли, когда он увидел Виктора настолько близко, что теперь мог разглядеть всю глубину его глаз, а платиновому оттенку волос позавидовал бы любой модник. Слишком идеально. Юри не сразу понял, что делает, но его рука сама потянулась к прядям, прикрывающим лоб мужчины, и Кацуки запустил в них пятерню, вздохнул от того, какими шелковистыми они оказались на ощупь, и поймал взгляд Виктора. Ошарашенно замер. Теперь уже держался за плечи, чувствуя, как горяча кожа под ладонями. Виктор изучал лицо азиата, изумленно думая, что о такой «конфетке» и мечтать не мог. Мягкая, но не женственная, и все же очень мягкая красота Юри удивляла его и восхищала. Он боялся разрушить эту хрупкость, но чувствовал внутреннюю силу парня, понимал, сколько бы не ломал его, тот не сдастся. Возможно дело заключалось в восточной крови. Все же предки азиатов были воинами, истинными воинами. Благородными, знающими цену слову «честь». А быть может, Юри сам по себе, просто по своей сути, был сильным человеком? Пока что Виктор не разобрался, но очень этого хотел. Его манил взгляд вишневых глаз, порой смотрящих на него с нечитаемым выражением, так, словно Кацуки знал нечто важное, данное ему высшими силами, и рассказать об этом не смел. Воображение у Никифорова было что надо, однако он чувствовал, насчет Юри не ошибается. Еще тогда, в том торговом центре, Виктор не ошибся, увидев в глазах маленького мальчишки, потерявшего мать, силу духа. Что же говорить об этом взрослом парне сейчас? Он был особенным для Никифорова. Молчание затянулось, но говорить уже не хотелось вовсе. Виктор, лизнув свой большой палец, мягко провел им по верхней губе Юри, тщательно изучая его реакцию, после оттянул нижнюю, положил ладонь на затылок Юри, переместил ниже, на шею и, притянув парня к себе, прижался губами к его все так же приоткрытому рту. Кацуки задохнулся. То ли от того, что давно не занимался сексом, то ли потому что очень уж любил чувственные поцелуи, но это подтолкнуло Виктора к дальнейшим действиям. Он углубил поцелуй, применив и язык, а руками соскользнул вниз, к талии, бедрам Юри и сжал его крепкие ягодицы, чуть вдавив в свои бедра. Кацуки не хотел стонать, но само сорвалось. Никифоров на миг отодвинулся от него, окинул одурманенным взглядом, резко подхватил под ягодицы и встал. Кацуки повис на нем, чувствуя, как в груди загрохотало сердце. Виктор это тоже четко ощущал. А еще — эрекцию Юри. К тому же сам Виктор сгорал от желания, но пока вполне себя контролировал. Это как оттягивать удовольствие, немного боясь, что разочаруешься, получив желаемое. Виктор не спешил. Распахнул дверь комнаты, захлопнул, войдя с парнем на руках, и усадил того на темно-синий прохладный шелк простыней. Горел ночник. Этого хватало, чтобы, не сводя глаз с краснеющего Юри, начать расстегивать рубашку и при этом любоваться мягким сиянием его карих глаз. Подкупающая невинность Юри будоражила Виктора. Он отметил, как подрагивают пальцы, стянул, наконец, с плеч рубашку и бросил ее в кресло позади себя. Повернулся и взялся за ремень брюк. Кацуки поглядел в область паха Никифорова, вскинул глаза к лицу и встал. Мужчина улыбнулся, видя, как Юри не знает, куда себя деть, шагнул к нему, обхватил пылающее лицо руками и жарко поцеловал, прикусывая и оттягивая нижнюю губу Юри. Тот стонал. Очень заводило. Кровь в жилах Никифорова вскипела. Вынув из кармана брюк два презерватива, он бросил их на кровать, снова сжал ягодицы Кацуки и, ощутив под пальцами что-то плотное, проверил карман парня. — Ну, как скажешь, Юри, — хрипловато усмехнулся мужчина, выудив на свет припрятанный Кацуки контрацептив. — Три — значит, три. Юри рассеянно улыбнулся, пребывая в абсолютно притупленном состоянии, а Никифоров, медленно расстегивая его рубашку, принялся водить языком и губами по шее парня, будоража еще сильнее. Уже снимая с его крепких плеч рубашку, Виктор перевел руку на подбородок и обцеловал лицо Кацуки. Тот закрыл глаза и мог только отрывисто дышать. Никифоров вновь провел пальцем по припухшим губам парня, расстегнул пуговку на его брюках, а следом и молнию. Стянув с Кацуки все вместе с бельем, Никифоров наконец смог насладиться видом обнаженного молодого тела, толкнув Юри на кровать. Тот лежал и заходился мелкой дрожью, что выбило из головы Виктора все мысли. Расстегнув ширинку, он освободился от штанов и боксеров, встал между ног Юри и, схватив первый попавшийся презерватив, разорвал упаковку. Растягивая его по все длине, Никифоров смотрел Юри в глаза. Ресницы парня дрожали. Он был таким чистым, милым и привлекательным, что волей-неволей Никифоров пожалел о своем поступке. Но это мгновенно прошло. Вот уж представить этого японца с кем-то другим Виктор просто не мог. Сразу хотелось убить вымышленного соперника. Собрав пальцами интенсивно вытекающую из пульсирующего члена Юри смазку, Виктор осторожно помассировал его вход, сразу же немного проникая внутрь. Кацуки сжимал простыни, выгибая спину, кусал губы, но вскоре стал сам подаваться навстречу стимулирующему его Виктору. Но как только Юри попытался мастурбировать, Никифоров перехватил его запястье, проговорив: — Даже не смей. Я здесь не для этого. И, ужесточив движения, Никифоров навис над Кацуки, грубо трахая его пальцами и глядя в потемневшие глаза. Юри вскрикивал, извиваясь под Виктором, и тогда Никифоров понял, что тот вскоре кончит. Он отодвинулся, уперся руками в колени Юри, ткнулся в него и вошел, стараясь сохранять самообладание. Парень в очередной раз прорычал и выгнулся. Никифорову не слишком нравилось, что тот не смотрит на него, поэтому, обхватив голову Кацуки обеими руками, мужчина подался вперед и с восторгом отметил, японец плачет. Понятно, что не от боли, потому Виктор и восторгался. Очень возбуждающее зрелище — рыдающий Юри с лихорадочным румянцем на скулах. Его стоны ласкали слух, а то, как сокращались мышцы, обхватывая член Никифорова, вгоняло последнего в экстаз. Он проталкивался все глубже, пока не вошел на всю длину, а затем стал медленно двигаться, наблюдая за лицом Юри. Когда тот закатил глаза, Виктор потянул его на себя, и теперь они сидели друг перед другом, только Юри все же больше висел на Никифорове, дергаясь от накатившего оргазма, а тот и не думал останавливаться. Хотя вполне готов был излиться, слишком уж горячим оказался Кацуки. За внешней невинностью скрывался такой чувственный парень. Насаживая Юри на себя, Виктор держал его за бедра и изумленно выдохнул, когда Кацуки, кончив, вдруг впился в его рот с таким настойчивым поцелуем, и так сладко вобрал в себя его верхнюю губу, что тот сжал на затылке парня волосы, чуть отодвинул его и, глядя в глаза, принялся совершать особенно сильные толчки. Юри сорвал голос, пока наконец не ощутил, как Никифоров сжался. После мужчина шумно вытолкнул воздух из легких и ткнулся лбом в плечо Юри, обнимая его обеими руками. Он дрожал, кончая внутри него, и все сильнее сжимал в объятьях уже совершенно обмякшего Кацуки. Так они сидели до тех пор, пока у Виктора не затекли ноги. Он осторожно приподнял Юри, вышел и позволил парню лечь. Сам, сдернув презерватив, бросил его на пол, опустился на подушки и, притянув Кацуки к своей груди, уткнулся носом в его затылок. Поцеловал. Погладил по бедру. Их первый секс вышел стремительным, будто обрушившаяся на головы лавина, и жарким. Настолько жарким, что у обоих тела все еще пылали. Но конечно, это не насытило их… По крайней мере, Никифоров определенно настроился на продолжение. — Ты потрясающий, — как-то слишком строго для такой ситуации заявил Виктор. — Ты… ты тоже… — вынужден был признать Юри. Кожа парня пульсировала после поцелуев, покусываний и следов от рук Никифорова. Но сладкая истома разливалась до самых кончиков пальцев, и Кацуки размеренно дышал, чувствуя себя защищенным. Маловероятно, что он понимал в этот момент, на какие опасные отношения подписался. Лучше бы сразу разочаровал Никифорова, тогда все было бы иначе. Но нет, не разочаровал.