***
«А это что за клоун?», — была брошена фраза Юркой, когда тот увидел, что какой-то парень толкнул Кацуки. Теперь Плисецкий сидел, прижимая к подбитому глазу твердый бумажный стаканчик мороженного, а Юри топтался рядом, озираясь по сторонам. Заинтересованность во взгляде японца привлекла внимание Плисецкого, и тот пробурчал: — Прости. Не знал, что тебе здесь так понравится. Играла заводная музыка, и Кацуки даже пританцовывал. Его настроение было на высшем уровне — хотелось веселиться, смеяться, словно он стал ребенком, который, наконец, попал в свою среду. Оказалось, что парк развлечений — это как раз то, чего так не хватало Юри. Плисецкого это немало изумило, но он был откровенно рад. Так что, как только боль от удара немного отошла, он снял крышку со стаканчика, надорвал фольгу и, протянув Юри пластмассовую ложечку, предложил: — Ешь. Для тебя ведь купил. С фундуком, как ты любишь. Кацуки замер, улыбнулся и схватил стаканчик. — Спасибо! Юра, а давай там прокатимся! — и японец, поедая подтаявшее мороженое, указал ложкой туда, где на машинках беспорядочно гоняла детвора. — Эм… Ничего, что там одни молокососы? — хохотнул Юра. Но Кацуки обнял его одной рукой и вкрадчиво, будто даже заискивая, проговорил: — Ты сцепился с тем парнем только потому, что он толкнул меня. Причем явно не со зла толкнул. Что же теперь? Ты ведь обещал искупить свою вину. Ну, что скажешь? — Ай, Кацудон, ты хищная стерва, честное слово. Идем! Плисецкий не дал парню доесть, выхватил стаканчик, ложку, на ходу выбросил в урну и, расхохотавшись при виде перемазанного лица Юри, блондин едва не упал, но Кацуки поймал его. Затем оба в обнимку добрались до аттракциона, оплатили вход и, устроившись за двумя разными машинками, учинили хаос. Они толкались, вреза́лись друг в друга, весело смеялись, и все это вызывало негодование родителей развлекавшихся здесь детишек. Раскрасневшись и не переставая прикрикивать друг на друга, ни Юра, ни Кацуки не знали, что стали объектами наблюдения трех мужчин. — Так вот он какой, твой красавец, — проговорил Сынгыль, с аппетитом поедая сладкую вату. В сочетании с его строгим костюмом и шикарным темным пальто это лакомство смотрелось нелепо. Однако корейцу было плевать. Рядом стоял Никифоров и медленно пил молочный коктейль через трубочку, невинно сложив губы и будто щеночек приподняв русые брови. Отабек просто жевал резинку. Нервно жевал, потому что не понимал, откуда на лице Плисецкого красный подтек. — На фотографиях он чуть похуже выходит, — заключил Сынгыль, и Алтын встрепенулся, решив было, что речь о Юре, а как только понял, что говорят о Кацуки, снова уставился на блондина. — А этот — Плисецкий? Уже с синяком под глазом. Умиляюсь, — произнес Ли и поглядел на Виктора. Тот не сводил глаз со смеющегося Юри. Кореец не мог не согласиться — паренек был привлекательным. Это если взглянуть на него, отрешившись от ситуации, то есть, не думая о нем, как о сексуальном объекте, поскольку все же Сынгыль был натуралом. Но вот так, не предвзято — да, Кацуки хорош. — Ты погляди, какие милые, — сказал Виктор на ровной ноте, а после повел ребят подальше, потому что время развлечения Юры и японца подошло к концу. Они вывалились из-за ограждения, тяжело дыша и толкаясь. Оба разгорячились и теперь хотели пить. В воздухе парил запах весны, легкой влажности и горячих пирожков. Именно за ними и отправился Юра с Кацуки вприпрыжку. Они торопливо поели, купили по банке газировки и пошли гулять по аллее, туда, где оказалось чуточку тише. Музыка гремела и здесь, но у шатров было гораздо меньше народу, так что парни спокойно разговаривали о предстоящих каникулах и не заметили, как свернули к пруду, на берегу которого раскинулись ивы. Их тонкие изящные ветви свисали до самой воды и, мягко покачиваясь на легком ветру, волновали зеркальную гладь. Кацуки притормозил и вовсе встал на месте, уставившись затуманенным взглядом вдаль, чуть прикрыв глаза. Выглядело это так, словно он заглядывал внутрь себя, в свою собственную душу, прислушиваясь к чувствам, что сейчас будоражили его. Он вдруг подумал о Никифорове и остался стоять на месте, пока Плисецкий, пройдя дальше, говорил по телефону со своим отцом. — Юри, мне очень нравится тебя преследовать, — внезапно прозвучал знакомый голос, и Кацуки, до смерти перепугавшийся, резко обернулся. Никифоров сдержанно улыбнулся, но в глазах при этом играли блики веселья. Юри, не удержавшись, так нагло вытаращился на него, что Виктор рассмеялся, покачав головой. — Будто привидение увидел. Я ведь говорил, что хочу провести этот день с тобой. — Я же… сказал, сегодня я с Юрой, — все еще задыхаясь от испуга, проговорил Кацуки. — И давно ты здесь? — Да, мы около часа шатаемся за вами. — Мы? — Сынгыль и Отабек, — пояснил Виктор. — Юри, пойдем со мной, — неожиданно он протянул руку. В целом Никифоров казался умиротворенным, но Юри уже понял — это профессионально отработанная маска. Поглядев мужчине в глаза, Кацуки замялся, и тут же к ним подошел Юра. — Да что вы говорите? «Совпадение? Не думаю», — процедил Плисецкий, засовывая телефон в карман бомбера. — А ты вообще маньячило, господин Никифоров. Ни шагу без тебя не ступить. — Ох, вот что же мне с этим делать? — развел руками Виктор, посмеиваясь. — Переехал бы Юри ко мне, я дал бы ему больше свободы. А так — глаз да глаз за ним. Ты ведь уже от кого-то отхватил. Наверняка заступился за него. Проницательность Никифорова, конечно, подкупила Юри, но тот упорно молчал, невольно прижавшись плечом к Плисецкому. Этот жест ни от кого не ускользнул. Вот только если Юра загордился, то Виктор чуточку омрачился. Прежних искр в бирюзовом взгляде как не бывало, несмотря на то, что улыбка все еще касалась чувственных губ. — Юри, так каков твой ответ? Пойдешь со мной? — повторил вопрос Никифоров, теперь уже явно игнорируя Юру. Тот шагнул было на него, грубо цыкнув, но Кацуки ухватил друга за локоть, оттянул назад и кивнул. — Конечно. Мы ведь все-таки… встречаемся, — последнее слово было произнесено выразительно и с легким налетом иронии, при этом посмотрел Юри именно на друга, как бы давая тому понять, что нужно угомониться и принять все как должное. Плисецкий недовольно фыркнул, отвернулся и замер, а после простонал: — Бля-я-я, и этот тут… — а после еще и Сынгыля увидел, идущего рядом с Алтыном. — Вот же… Никифоров, твоя свита меня напрягает, — рявкнул Плисецкий. — Кацудон, бывай, увидимся. Собрался уйти, невольно краснея от такого позорного бегства, но неожиданно позади раздалось: — Фея, уже уходишь? А что так быстро? Испугался? Конечно, Отабек трижды пожалел, что не удержался и окликнул блондина, но очень уж хотелось узнать, кто влепил тому под глаз. — Да, ребятки, ваша «дружба» — не мед, — заметил Плисецкий, бросив злобный взгляд на Никифорова, а тот все пялился на Кацуки, который уже не глядел на него, выбрав — вежливо поздороваться с мужчинами. — Приветик, бандитская морда, — взмахнув рукой, выдал Юра, смело вставший напротив казаха. Тот изучил его лицо придирчивым темным взглядом, и Юра невольно затаил дыхание. «Мать его, глаза какие… Пиздец просто», — пронеслось в голове Плисецкого. Алтын чуть нахмурился, вдруг заметив румянец, тронувший точеные скулы Юры. Вот какого черта он такой милый? Так думал Отабек и все стоял напротив парня, пока Ли заговорил с Кацуки. — Кто тебя? — спросил Бек, указав пальцем на глаз Юры. — Тебе-то что? — хотел более дерзко выпалить парень, но в итоге вышло как-то словно обиженно. Едва не топнув ногой от досады, Плисецкий изо всех сил старался изобразить серьезного человека. — Ничего, — передернул плечами казах, а после решил кое-что проверить, поэтому произнес, упорно глядя мальчишке в глаза: — Просто начищу ему рожу в ответ. Сердце подпрыгнуло. У такого спокойного и невозмутимого Алтына вдруг стало горячо в животе, когда он увидел вмиг расширившиеся зрачки изумрудных глаз, а затем Юра покраснел, да так, что Отабек сам едва не вспотел. Благо, его окликнул Сынгыль, и Бек обошел Юрку, оставив того переваривать услышанное. Вроде казах ничего такого не сказал, но желудок Юрио завязало узлом. Он часто моргал, глядя себе под ноги, и очень уж сильно хотел сбежать. Успел даже дернуться, намереваясь исполнить задуманное, как вдруг на его плечо легла тяжелая рука, и Отабек проговорил: — Идем. Виктор хочет вместе прогуляться. Руку он убрал, а кожа плеча Плисецкого все еще пылала. Что ж это такое, а? Юри заметил, что между казахом и Юркой произошло что-то непонятное, поэтому он обогнал Никифорова и пошел рядом с другом. — Все нормально? — тихо спросил Кацуки. Плисецкий пожал плечами, держа руки в карманах бомбера, а после трогательно и испуганно покосился на него. Юри нахмурился, прекрасно зная этот взгляд — редкое зрелище, между прочим — и шепнул: — Потом расскажешь? — Ага. — Юри, неприлично шептаться, когда позади тебя идут твои друзья, — позвал Виктор мягким тоном, нагнал Кацуки и настойчиво взял того за руку, будто нашел потерявшегося ребенка. Японец смутился, опустил глаза и молча пошел рядом с самоуверенным мужчиной. Ли все расспрашивал Юри о его жизни в Японии, но тот отвечал односложно, сторонясь тех воспоминаний. Не потому, что они были плохими, как раз наоборот — лучшие годы жизни — а чтобы не делиться ими с чужими ему людьми. Никифоров внимательно следил за Кацуки, поглядывая на него, а когда тот вскидывал глаза, намеренно весело улыбался. Просто хотел видеть Юри более расслабленным. Погода стояла замечательная, хотя не далее, чем этим утром небо было затянуто тучами. Вдоволь побродив по парку, Виктор потащил всех обедать. Было занятно видеть его в простой забегаловке, даже не верилось, что он снизошел до уровня простых смертных. Но за время, что они ели и разговаривали, Никифоров незаметно ловил движения и эмоции Юри. Он изучал его. Какие мысли бродили в светловолосой голове, никто бы не понял, слишком хорошо тот скрывал любые чувства за холодным взглядом и яркой улыбкой. Хотя Юри в итоге расслабился и даже принялся, отвечая на вопрос Сынгыля, пояснять, как готовится тот самый «кацудон», которым его величает Плисецкий, Никифоров все равно замечал, как японец вздрагивает, стоит ему коснуться его. И тогда Виктор стал нарочно задевать Кацуки — то бедром, то пальцами, то локтем — и когда все поели, самодовольно улыбнулся, поняв, Юри свыкся с его прикосновениями. Отдельным видом искусства, приносящим поистине эстетическое удовольствие Виктору, оказались суждения Юри. Парень был умен, и, например, кореец так втянулся в беседу с ним, когда речь зашла об исторических фактах, что даже Плисецкий заметил, как странно на Сынгыля таращится Никифоров. Сдерживая ядовитое замечание по поводу ревности Виктора, Юра, сидевший слева от Кацуки, вдруг дернулся, потому что поймал взгляд Алтына. Тот пару секунд потаращился на Плисецкого и отвел глаза. Вновь Юра с досадой поймал себя на смущении и волнении. Взбесившись, он «включил» грубияна и пошел в наступление, перебив Сынгыля: — Как мило, будто мы друзья, правда? — съязвил парень, посмотрев на каждого поочередно. — Темы общие нашлись. Обалдеть. А мне вот не о чем с вами говорить. — Может, поэтому под твоим глазом красуется синяк? — иронично выдал Отабек, и Юра пригвоздил его взглядом к месту. — А тебе так дался этот сраный синяк? — Дался. Хочу наказать того, кто испортил твою мордашку. Никифоров рассмеялся, Сынгыль удивленно взглянул на Алтына, а Кацуки, сообразив, что казах наверняка задумал недоброе, положил руку поверх ладони Плисецкого и сказал: — Простите. Мы уходим. Спасибо за… за все спасибо. Виктор проследил взглядом за поднявшимися парнями, а когда Юри вытащил бумажник, схватил его за локоть и проговорил: — Убери. — Кацуки посмотрел на него немного испуганно. Никифорову пришлось улыбнуться. — Проводи своего друга. Вечером увидимся. Отпустил руку Юри, и тот, кивнув, молча пошел за удалившимся Плисецким. Проходя мимо панорамного окна, Юри посмотрел на Никифорова, встретился с ним взглядом, и дрогнул уголками губ, будто не знал, хочет улыбнуться ему или нет. Все же улыбнулся и поймал ответную улыбку. Но как только Юри и Плисецкий скрылись с глаз, Виктор, глядя в окно немигающим взглядом, спросил: — Что на тебя нашло? — и посмотрел на Алтына. Тот невольно сглотнул, нахмурился и вздохнул. — Простите, босс. Сам не знаю… — Не знаешь? Уверен? — Да брось, Вик, — отозвался Сынгыль и взглянул на свои часы. — Это все шуточки, пора бы и делом заняться. Никифоров помолчал, допил чай, встал. Теперь не было ни тени веселья на его лице. Он слегка тряхнул светлой челкой и проговорил, идя чуть впереди: — С Фельцманом нужно встретиться. Сегодня же. — Вечером к Юри? — деловым тоном поинтересовался казах. — Разумеется. Ли Сынгыль, прежде чем сел в подкатившую за ним машину, еще раз оглянулся на Витю, но, поняв, что это снова прежний беспощадный и хладнокровный Виктор Никифоров, облегченно выдохнул. Не хватало еще влюбленного тирана. Без того забот полон рот.***
Кацуки согласился поехать к Юре. Теперь они сидели в его комнате, спрятавшись от дотошного, придирчивого Алексея Николаевича, и молча готовились к учебе. Кацуки разложил конспекты и книги на полу, Юра — за столом. Так прошло довольно много времени. Молчание не давило на них, поскольку порой им обоим необходимо было посидеть в тишине. Однако кое-что обеспокоило Юру, и он, щелкнув ручкой, внезапно спросил: — Слушай, а Никифоров не пояснил, почему его не было эти две недели? Кацуки замер, поглядел на Юру, и тот повернулся к нему. — Нет, не пояснил. — Хм. — А что такое? — Просто… — Плисецкий задумчиво уставился в окно, положив руки на спинку стула, — просто странно так. Ты изначально согласился на отношения, где он с кем попало, а ты — «верная жена»? Или я какой-то тупой немного? — Не тупой, — пробубнил японец, — мы с Виктором уже прояснили этот момент. — Серьезно? И как же? — Ну… — Знаешь, даже если он офигенно трахается, не стоит быть такой размазней. Ты можешь хотя бы раз отказать ему? — Отказывал. Я не размазня, — насупился Кацуки. — Он мне нравится. Вроде тихо сказал, а прогрохотало в воздухе так, словно гром среди ясного неба, хотя и без того все ясно было. Плисецкий сохранял спокойствие с большим трудом, но все же сохранял. — Это я понял, — сказал он, — но… — Юра, он согласился быть только со мной! — выпалил японец. — И ты поверил? — Да, поверил! Да, я тупой и наивный! Хватит уже об этом! Кацуки впервые за все время в самом деле орал на Юру, и тот даже опешил, но еще больше обалдел, когда Юри вскочил, отшвырнув конспекты, и вышел за дверь. Оторопело глядя в стену, Юрка вздохнул, поднялся и поплелся за ним. Он и не предполагал, что Кацуки успел настолько сильно втрескаться в Никифорова. Что ж в нем такого? Медом намазанный, что ли? Снизу доносились голоса, но Юри не стал обращать на это внимания. Схватил свои кроссовки, когда оказался в холле, с вешалки — куртку, оделся-обулся и пронесся мимо гостиной, когда вдруг… — Юри, куда это ты? — окликнул Алексей. — Лоботряс мой обидел? Кацуки развернулся, мысленно досадуя на всю эту ситуацию, вернулся к двери гостиной и открыл было рот, чтобы ответить, да так и остался стоять в оцепенении. Фельцман, до этого говоривший с Никифоровым, умолк, поскольку собеседник более не слушал, а глядел на Юри. — Э… господин… Никиф… Фельцман… В общем, Кацуки не знал, с кем здороваться. Побелев, как полотно, парень переминался с ноги на ногу и смотрел то на Виктора, то на Алексея, который, в конце концов, подошел и, приобняв Юри, повел к гостям. Только сейчас Кацуки увидел женщину, сидящую в кресле, ближе к камину. Она была ухоженной и очень красивой. Ее внешний вид говорил сам за себя — элитная штучка. Утонченный вкус и внешность, в которой невинность опасно граничила с порочностью, невольно приковывали к ней внимание. Большие серые глаза казались будто прозрачными, и если бы не надменное выражение лица, ее можно было принять за совершенство. Однако, несмотря на все это, женщина вежливо поднялась навстречу Юри и с улыбкой пожала его ладонь своей мягкой тоненькой ручкой, представляясь: — Мария Никифорова. У Кацуки свело глотку болезненным спазмом. Укол ревности был слишком очевиден, и парень даже покраснел, обнаружив в себе замашки собственника. Тошно стало и обидно. Однако выдержка ему была дана, как дар свыше, иначе зачем тогда в его жизни появился такой, как Виктор. Парень улыбнулся, кивнув в ответ, и отпустил ее руку, говоря: — Кацуки Юри. — Полагаю, вы тот самый японец. — Тот самый? — непонимающе спросил Юри и поглядел на Никифорова, который спокойно наблюдал за ним, сохраняя невозмутимость. — Какой это «тот самый»? — Тот, который с Виктором, — усмехнувшись, пояснила женщина и вернулась на прежнее место, к камину. — И давно вы вместе? — это уже относилось непосредственно к «виновнику» этого всего. — Нет, но мы работаем над этим, — ответил Виктор, а после обратился к Юри. — Не уезжай домой. Я отвезу тебя. Договорились? — Да. Кацуки растерянно огляделся по сторонам, заметил у двери Юру и пошел к нему. Тот вцепился в его рукав и поволок на улицу. — Проветримся, — прошипел Плисецкий. А в голове Юри отложилось три вещи: строгий вид Фельцмана, неискренность бывшей жены Никифорова, и взгляд самого Никифорова — такой пронзительный и, кажется, обвиняющий, будто он был категорически против знакомства Кацуки с Марией. Признаться, Юри вполне допускал, что ему это лишь показалось, однако что-то все же было не так. Кацуки почувствовал себя занимательным экспонатом. Противно немного, если честно. Но кто его знает, что там происходило между Марией и Виктором в прошлом? И что происходит сейчас?