Russian Roulette

      Документов оказалось много. Виктору нужно было отрешиться от окружающей обстановки, но Мария постоянно дергала его, пытаясь втянуть в разговор. В конце концов, мужчина встал, посмотрел на Фельцмана и спросил: — Яков, ты мне доверяешь? — Вопрос с подвохом, если учесть то, что фирмы Никифорова и Фельцмана конкурирующие. Однако угрюмый дядюшка Юры кивнул. — Тогда я просмотрю эти бумаги там, где будет потише. Алексей? — Никаких проблем, Витя, идем, — старший Плисецкий тут же поманил Никифорова рукой. — Можешь занять мой кабинет. Ведя мужчину наверх, Алексей прикидывал, все ли спрятал, нет ли чего важного на его столе, но выдохнул, как только, войдя в уютное помещение, окинул взглядом обстановку. — Прошу, работай, сколько понадобится. Хочешь, прикажу принести кофе? — Не нужно, спасибо, — отмахнулся Виктор, уселся за стол и разложил перед собой парочку договоров, план на будущий месяц и документ особой важности в сфере занятия Никифорова — информацию о новом поставщике. — Вы проверяли его? — не позволив мужчине удалиться, поинтересовался Виктор и вскинул глаза. — Как тебе сказать, Витя? — вздохнул Плисецкий и прошелся по кабинету. — Вроде и проверили, прощупали, да и прошлое его будто бы чистое. Но вот один нюанс… — И какой же? — Кристально чист. Слишком подозрительно. Сам знаешь… — Хм, верно. — Никифоров откинулся на спинку кресла, а после кивнул Алексею, и тот без слов понял, ему следует выйти. Эти манеры Никифорова были привычны многим его партнерам. Все давно перестали злиться, глядя на то, с какой легкостью Виктор подминал под себя. Делал-то он это с невозмутимой улыбкой, что усугубляло положение партнеров, потому что выглядело отнюдь не как оскорбление или подавление воли. Витя умел даже унижать как-то особенно вежливо, но при этом — в самую суть. Перебирал Никифоров бумаги почти дотемна. Юри, который довольно много времени провел с Плисецким на улице, очень устал и хотел поехать домой. Но пока не смел ослушаться. Да вовсе не потому, что боялся. Просто понимал, только ляжет спать, Виктор приедет. Тогда точно о сне можно будет забыть, а так, может, уболтает или уговорит оставить его на эту ночь в покое. Впрочем, Юри не мог не заметить, что Никифоров очень даже сдерживал себя. Мог ведь из него вообще «подстилку» сделать, но не делал. Кацуки лежал на кровати Плисецкого, когда они оба, уже перекусив, вновь осели в его комнате. По коридору мимо двери прошел Никифоров, говоря с кем-то по телефону, и Юра взглянул на Кацуки. Вероятно, оба припомнили тот вечерок в «Черном драконе», когда Плисецкий подслушал разговор Отабека и Никифорова. А после Юри и вовсе вздрогнул и принял сидячее положение… — Это что… стреляли?! — ошалело вытаращившись на Плисецкого, выдавил японец. Юрио озадаченно, однако все же как-то спокойно для такой ситуации поднялся из кресла и, отложив гаджет, на котором играл в «стрелялки», подошел к двери. — Может быть только один вариант, — пробормотал он и вышел, оставив дверь распахнутой. — Эй! Варя, что там? — окликнул парень горничную. Юри подошел к другу, но они не успели получить ответа от девушки, бледной, словно полотно, потому что со стороны лестницы выскочил Никифоров. На нем был костюм-тройка, и даже на фоне темной графитовой ткани жилета и белоснежной рубашки совершенно отчетливо были заметны следы крови. Кацуки ощутил, как мурашки побежали по коже, а вдоль позвоночника пронесся холодок. Виктор уверенно шел к двум застывшим на месте парням и на ходу скомандовал, вросшей в пол девушке: — Варвара! Отнеси аптечку в гостиную! — Виктор… — ослабев, промямлил Плисецкий, и Кацуки посмотрел на друга растерянно, — это… дядя? Он? Никифоров кивнул, но как только встретился взглядом с Кацуки, по-доброму улыбнулся, затолкал Юрку в комнату, а японца оттащил себе за спину, при этом быстро и четко проговорил, стоя на пороге спальни: — Юра, тут сиди, понял? Сейчас Отабек подойдет. Ни шагу из комнаты. — А дядя что? — нервно выкрикнул бледный Плисецкий. — Юра, все хорошо, — сказал Никифоров все тем же уверенным тоном. — Сиди тихо. Без истерик, ладно? Ты же пацан. Захлопнул дверь, поймал ладонь ни черта не понимающего Кацуки и повел его по коридору, в противоположную от лестницы сторону. Там толкнул дверь на лоджию, прошел быстрым шагом, настолько быстрым, что Юри едва за ним поспевал, к винтовой лестнице и уже спокойнее повел парня вниз. Все это время Кацуки молча следовал за ним, а как только они пересекли участок — Никифоров руку Юри так и не отпустил — тот затолкал японца в свою машину и, хлопнув дверцей, обогнул капот. Навстречу с парадного входа выскочил Алтын, который за локоть вел вялого и спотыкающегося Юру. Никифоров кивнул Алтыну, сел за руль и быстро выехал с участка Плисецких. Помимо автомобиля Виктора и Отабека здесь было еще пять машин. Вероятно, внизу что-то происходило до того, как случилось нечто ужасное. Юри терялся в догадках, но пока что терпеливо молчал. По правде говоря, ему даже полегчало, поскольку Плисецкий ехал следом, так что можно было немного перевести дух. Никифоров, до этого от злости стискивающий зубы, только сейчас, бросив короткий взгляд на Юри, чуточку расслабился и спросил: — Испугался? — Да. Виктор улыбнулся от такого честного ответа, снова взглянул на парня. — Все позади. Ты в безопасности. — Что случилось? — решился поинтересоваться Кацуки. Никифоров удивился. — А Юра тебе не рассказывал? Надо же. Что вы за друзья такие? — Взглянул в зеркало заднего вида, и в свете мимо пролетавших фонарей, его глаза казались особенно загадочными и пронзительными. — Якову пить нельзя, мать его, — ругнулся Виктор, но все равно без агрессии, даже посмеиваясь, будто это все казалось забавным. Окинул себя взглядом, цокнул. — Обожает оружием размахивать и всех на место ставить. Это редко бывает, но Юра уж точно должен был тебе поведать. — Да ничего он мне не должен, — возмутился Юри, привлекая тем самым внимание Никифорова. Загородное шоссе было свободным, так что ехали быстро, буквально неслись, поэтому Виктору приходилось крайне внимательно следить за дорогой, а очень хотелось поговорить с Юри, глядя тому в глаза. — А что так? — Ничего, — буркнул Кацуки, — как будто все обязаны открываться друг другу. Никифоров помолчал немного, а после спросил: — Ты скрытный, Юри, как считаешь? — Пожалуй, да. Так и есть. — А если я попрошу тебя рассказать о себе? Расскажешь? — Ты ведь говорил, что тебе ничего из моего прошлого не нужно, — иронично усмехнулся Юри, чем удивил Виктора. Мужчина дернул бровью, широко улыбнулся, затем прикусил нижнюю губу, словно хотел удержаться от смеха. — Юри, я хочу тебя. Немедленно. Кацуки от этих слов бросило в жар. Он резко посмотрел на Никифорова, но тот даже не повернулся, продолжая с улыбкой следить за дорогой. «Может, показалось?» — решил было Кацуки, но нет. Виктор добавил: — Решай: прямо сейчас в лесу, но быстро, грубо, без подготовки, либо едем ко мне, ты даришь мне всю эту ночь, и я буду крайне заботлив. Завтра отвезу тебя в университет. Кацуки сглотнул. Но ответ сам собой напрашивался. — Второе, — почти прошептал парень. — Юри, солнышко, не смущайся. Сложно себя контролировать рядом с такой конфеткой. Кацуки промолчал и заметил, что они уже выехали на знакомый путь, ведущий в Репино. Отабек следовал за ними не отставая, Юри несколько раз оглянулся, а потом вдруг скользнул взором по лицу Виктора и выпалил: — Ты ведь даже не гей? Что тебя привлекло во мне? Повисла пауза. После Никифоров хохотнул и ответил: — Умеешь ты ошарашить. Правильно, я парней не особо любил. В сексуальном плане. А с тобой… — Виктор сверкнул белозубой улыбкой в сторону Кацуки, — все же дело в твоей внешней привлекательности. Да и характер приятный. Такой ответ устроит? — Странный ответ. Изворотливый. — Пусть так. Обещаю, если сам выясню причину подобной заинтересованности, в первую очередь расскажу тебе. Согласен? Кацуки буркнул короткое «угу», отвернулся, задумчиво уставился в окно со своей стороны и тихо спросил: — Витя, все будет хорошо? Никифоров, услышав от Юри вот это «Витя», сглотнул. Возбуждение достигло высшей точки. Теперь оно было заметно физически. Слишком уж сладко прозвучало его имя из уст Кацуки. Он потянулся и накрыл ладонью руку Юри, сжал немного пальцы и произнес: — Рядом со мной ничего и никого не бойся. Кацуки хотел в это верить. Да что уж там — он верил. Постоянно вспоминал слова Плисецкого о том, что наивен и глуп, но все равно доверялся Никифорову. Такого, как он, в жизни Юри не было. Да вообще мало кто был в этой самой жизни японца, но все же прошлые отношения казались пресными на фоне нынешних, пусть и не очень-то настоящих. Зато какая-никакая забота. Это успокаивало Юри.

***

      Плисецкий так и не смог увидеться с Юри, поскольку Алтын тут же отвел того в комнату на первом этаже и, открыв соседнюю дверь, объявил: — Я буду здесь. Лучше тебе ночью не шастать по участку и не пытаться уехать. Юра фыркнул бы, но слишком его встревожил поступок дяди. Давно такого не случалось. Он даже немного забыть успел, каким ненормальным бывает Яков. Когда Бек вел Юру мимо гостиной, тот успел увидеть только перепуганное лицо тетушки Лилии — жены Якова. Зато Мария, стоявшая в дверях, была невозмутима. Вот стерва. Не напрасно Никифоров с ней разошелся. Но она по-прежнему пользовалась дарами его фамилии, оставаясь в почете у «папиков». Гадкая женщина. Плисецкий скрылся за дверью выделенной ему комнаты, а казах задумчиво притих, оставаясь на том же месте. Такое странное выражение лица было у Юры на протяжении всего пути — то ли равнодушие, то ли апатия. Не разобрать. Однако это очень четко отложилось в памяти Алтына. Ну бог с ним, с этим Юркой. Если бы Алексей не попросил Никифорова увезти сына и его друга, то их здесь сегодня и не было бы. Захлопнув дверь, Отабек немедленно через голову стянул худи, прошел в ванную, снял остальную одежду и шагнул в душевую кабинку. Вода мгновенно привела парня в чувства. Он прикрыл глаза, опустив голову, и намылил свои густые каштановые волосы. Мышцы перекатывались под смуглой кожей прокаченных широких плеч. Ладони скользили по шелку волос, пропуская пряди сквозь пальцы. Потерев коротко выбритые виски и затылок, Отабек вдруг вскинул глаза и уставился вначале в стену перед собой, затем — сквозь стеклянную дверь. Но та запотела, поэтому ничего не было видно. Проведя ладонью по влажной поверхности, Алтын попытался еще раз вглядеться в обстановку ванной, мало ли кто вошел, но, так никого и не обнаружив, вернулся под душ, смыл пену и опять прислушался. Чутье подсказывало, в комнату кто-то пробрался. Скрипнув зубами, парень закрутил вентили, схватил полотенце и, намотав его на бедра, как был мокрым, так и выскочил из ванной. — А! Мать твою! За что мне это?! — тут же диким голосом проорал до смерти перепуганный Плисецкий. Алтын, обалдев, сжал кулаки и, исподлобья глядя на красного, словно помидор, парнишку, почти прорычал: — Ты что здесь забыл? — Да я это… поговорить… вот черт, — Юра отвел глаза, чувствуя, как внутри все сводит, уж слишком Алтын был хорош. Как ни крути, внешность еще какое значение имеет при выборе партнера. Бред несут те, кто утверждают, что это не так. Так устроен человек: созерцание красоты приносит удовольствие разного рода. Однако что точно готов был признать Плисецкий — неописуемо красивые глаза Отабека были гораздо привлекательнее его бицепсов, трицепсов, пресса и наверняка того, что там… под полотенцем. И вразрез со своими чистыми мыслями о загадочных казахских глазах, Юрка упрямо пялился парню в область паха. Да какого черта вообще? Ведь он давненько не девственник. К тому же похлеще Кацуки будет. Тот — святая невинность — только будучи в отношениях вступает в интимный контакт и никак иначе, а Юре плевать. Если хочет секса, значит, получит секс. Все проще простого. Оказалось, вовсе нет, и то, как он сейчас мялся перед Алтыном, доказывало, что даже в нем, Плисецком, живет подросток. — Поговорить? — хмыкнул Отабек, словно назло Юре буравя его пристальным взглядом. Плисецкий затаил дыхание, кажется, расслышав в голосе казаха тяжелые нотки. Тот смотрел почти не мигая. — Я тебе не нравлюсь? — как на духу выпалил блондин и, к своему изумлению, увидел полнейшую растерянность на лице Отабека. Казах запустил пальцы в мокрые волосы, откидывая их назад. Моргнул. Кадык заметно дернулся при сглатывании. Облизнул пересохшие губы и отвел от Юры глаза. Плисецкий очухался от своего странного наваждения, отошел назад, почему-то обтягивая вниз футболку и ткнулся спиной в стену. Алтын, взглянув на него, тихо ругнулся, в два шага оказался рядом, придавил руки мальчишки к стене и, на миг задержав дыхание, шумно выдохнул и прижался губами к губам Юры. У того подкосились ноги, а волна разнузданного вожделения утопила остатки разума. Все рухнуло в пропасть. Алтын даже мыслей не допускал о том, что целует парня. Впервые в своей жизни он целует парня. Но об этом Отабек подумает потом, а пока… Он перевел руки вниз и сильно сжал пальцами тонкую талию такого хрупкого, худенького Юры, а затем, вздрогнув от сорвавшего у него стона, казах обхватил юное пылающее лицо ладонями и заставил себя стать спокойнее. Однако не отодвинулся. Целовал методично, пробовал на вкус, изучал, прислушивался к себе и понимал, что испытывает к Плисецкому странные чувства — любопытство, но и раздражение. Мол, какой я вам гей, не люблю я парней, а вот этот… этот мне нравится. Неужто он как Никифоров? Насмотрелся на босса и решил попробовать что-то новенькое? Будто женщины надоели. Так что ли? Выход есть, в самом деле, он всегда есть, но в данной ситуации Алтын даже пытаться не хотел отыскать этот выход. Распаляясь все сильнее, он больше не наваливался на Плисецкого, тот сам обвил руками его шею и обнимал, так обнимал, словно очень боялся потерять это все. Такое трогательное открытие еще сильнее взбудоражило Отабека, и он будто спустил себя с поводка. Нащупал за спиной парня замок, щелкнул, заперев дверь, подхватил Юру на руки и почти бросил на кровать. Тот затуманенным взглядом уставился на казаха сдернувшего полотенце, рухнул на матрац и прижал ладонь ко рту. В голове, будто испуганные птички, бились мысли о побеге. Однако не было ни единого шанса, он хотел остаться. Будь что будет. Вообще, оба чувствовали себя необычно, особенно учитывая взаимную неприязнь. Как они могли оказаться в одной постели? Что за бред? Отабек, встав на колени между ног Юры, сдернул с того футболку, рванул вниз спортивные штаны, под которыми белья не оказалось и тихо рассмеялся. — Дома… дома не всегда ношу… — сдавленно просипел Плисецкий, поймав удивленный взгляд карих глаз, которые сейчас были совсем черными, и обмер, потому что казах мягко подтолкнул его обратно на кровать, хотя до этого Юрка успел присесть, и провел языком по его губам. Судорожно хватая ртом воздух, Плисецкий дрожал и мял пальцами простыни. Казах оторвался от его губ и спустился ниже, оставляя следы от поцелуев на алебастровой коже парня, целовал шею, грудь, живот. Целовал и мысленно изумлялся, какой все-таки Юра утонченный и чувственный. Грубиян, постоянно сквернословит, а в постели горит огнем. Извивается под горячими ладонями, и Алтын, проводя чуть шершавыми пальцами по узеньким бедрам Юры, заметил, насколько хрупким кажется этот парень в его руках. Эмоции захлестнули до той самой степени, при которой белки глаз краснеют. Отабек, тяжело дыша, подсунул Плисецкому свою ладонь и тот, ухватившись за кисть казаха обеими руками, облизал его пальцы, обильно смочил слюной, и Алтын провел ими между ягодиц мальчишки. Мягко надавливая на вход, Отабек коротко поцеловал его, оторвался и, вскочив, на минуту исчез в ванной. Пошуршал там одеждой и тут же вернулся, на ходу разрывая упаковку презерватива. Пожирая Юрку жадным взглядом, подрагивающими пальцами натянул защиту и, вновь устроившись между разведенных ног Плисецкого, плеснул в ладонь прихваченного из душа жидкого мыла. Тут же смазал вход, не растягивая его пальцами, несдержанно приставил член и толкнулся внутрь. Плисецкий взревел, запрокинув голову. — Прости… — рыкнул Алтын, которому было больно не меньше, чем Юре, и принялся осторожно подаваться вперед, просто чтобы разработать вход, сам при этом едва глаза не закатывал, стиснув зубы, поскольку вскоре стало свободнее, и горячая волна прилила к паху повторно. Член затвердел заметнее, и Юра сжался, подгибая пальцы ног, но в голове Алтына помутилось, и он сорвался, принявшись всаживаться в Юру с такой мощью, что тот истерично кричал. В итоге, накрыв его рот ладонью, казах оперся на локти, и уставился в слезившиеся изумрудные глаза. Это немного отрезвило. Отабек сделался чуточку сдержаннее, входя раз за разом нежнее, и Юра расслабил, наконец, бедра, впуская казаха без ущерба для своего тела. Убрав руку от лица Плисецкого, Алтын обхватил его голову и припал с поцелуем к приоткрытому рту парня. Тот тихо постанывал и руками цеплялся за плечи Алтына, принявшись подаваться навстречу. Сам же после опустил руку и простимулировал себя, а когда казах встал на колени, Юра до крови прикусил костяшку пальца, чтобы не орать, дернулся, пятками, упираясь в матрац, и кончил. Отабек, растрепанный и вспотевший, подхватил ноги Плисецкого, закинул себе на плечи, сжал его колени и сделал несколько сильных быстрых толчков, прежде чем ощутил, как онемели кончики пальцем, а по спине пробежали мурашки. Сжал зубы, прикрыл глаза и вместе со слюной с губ сорвался низкий стон. Алтын задрожал, кончая и обнимая ноги Плисецкого. Волна удовлетворения пронеслась по телу, отдалась в самой макушке, и казах устало присел, бережно отпуская Юру. Тот лежал, рукой прикрывая глаза. И казах, почувствовав горечь, осознал — мальчишка плачет. Тихо встал и скрылся в ванной. Плисецкий, ошеломленный, почему-то перепуганный, немедленно вскочил, пошатываясь и спотыкаясь, подхватил одежду и, громко хлопнув дверью, убежал. Отабек ткнулся лбом в стену душевой кабинки. «Что. Я. Натворил?».