***
Смена пролетела быстро. Но приятной ее никто не назвал бы. Саша Погодин, как только закрылась дверь за последними посетителями, запер ее на замок, опустил жалюзи и, повернувшись к Юри, что устало сидел на стуле в углу, проговорил: — Ты… как ты мог нагрубить той чокнутой бабе? Кацуки, сколько тебя знаю, ты никогда… чтобы ты… я не знаю… — Погодин начал запинаться от переполнявших его эмоций, — ты совсем рехнулся? Что с тобой такое? — Прости, босс, — машинально произнес Кацуки и даже глаз на него не поднял. — Саш, ну в самом деле, успокойся уже, — попробовал защитить приятеля Славик. — Сам же сказал, та женщина — чокнутая. Погодин перевел на него бешеный взгляд. — Умолкни. И тебе достанется… Саша отчитывал Котова, а Юри, прислонился затылком к стене и почувствовал острую необходимость в чьем-то плече. Вот даже поддерживать словами не надо, можно просто обнять. Хоть кто-нибудь, обнимите. Кацуки очень устал. Сам не понимая, почему чувствует себя таким огорченным, японец ждал, когда Погодин вынесет вердикт, и когда тот рявкнул: «Кацуки, охренел? Спишь, что ли?», Юри распахнул глаза и, посмотрев на босса, поднялся. — Саш, вычти с меня, сколько нужно, я домой, ладно? И прости за такую смену. Под ошарашенными взглядами парней Юри скрылся в подсобке, переоделся и вышел через заднюю дверь, даже не потрудившись заскочить в зал за чаевыми. Пусть Кот себе забирает. Юри брел по вечернему Питеру, смотрел по сторонам, улыбался сам себе и глубоко вдыхал промозглый воздух. С неба сыпалась легкая морось, прилипала к коже, и Юри натянул на голову капюшон куртки. Вскоре пришлось сорваться с места и бегом броситься к притормозившему у остановки автобусу. Наушники в уши, и парень удовлетворенно выдохнул, устроившись в самом конце салона. Глядя в окно, он ни о чем не думал, не расстраивался, не мучил себя, а когда пришло сообщение, и вовсе проигнорировал его. Однако пришлось прочесть, уже вбегая под усилившимся дождем в парадную дома. Это был Юра. «Кстати, мой дядя очень перед тобой извинялся за тот раз. Я прям удивлен». Юри усмехнулся, отпер дверь, вошел в квартиру и, включив свет, напечатал в ответ другу: «Гляди, может, это Виктор попросил его». «Точно нет. Яков сам по себе такой: натворит дел, потом пёсиком бегает за теть Лилей, моим отцом, ну иногда и за мной». «Тогда принято. Скажи ему, я в полном порядке». Прошло минут десять, когда Юра вновь написал: «Как добрался?». «Нормуль. Уже дома. Пойду в душ». «Ок. Тогда завтра обсудим все вместе проект, как думаешь?» «Точно. Обязательно. Давай ближе к пяти часам». «Оки». В общем, на том и решили — в субботу вечером встретятся в кафе и распределят задания между участниками группы. Прихватив телефон с собой, Юри решил понежиться в ванне, пусть ее размер и не позволял ему вытянуть ноги — не то что у Виктора дома — но все же полежать вполне можно было. Раздевшись, Юри отключил звук телефона, подключился к интернету и отыскав любимый сайт музыки, включил им самим составленный плей-лист. Когда воды набралось достаточно, Кацуки закрутил вентили, забрался в ванну и со стоном удовольствия уселся, положив руки на бортики. Он сразу же расслабился и, откинув голову, прикрыл глаза, просто наслаждался покоем и тишиной. Кажется, примерно на пятой песне, музыка стихла. Юри выпрямился, потянулся к раковине, где и лежал мобильный, взял его и уставился на имя, что светилось на экране — Виктор. Звонил именно он, чего Юри не ожидал совсем. — Да? — пробормотал он, ответив на звонок, и, подняв шум, повернулся набок, чтобы свеситься с бортика — остерегался утопить телефон. — Юри, здравствуй, — прозвучал спокойный уверенный голос. — Добрый вечер, Виктор. — Ты что там, в ванне сидишь? Кацуки смутился. — Ну да. — Как прошел день? Чем занимался? Юри хотел было ответить, что нет необходимости притворяться неосведомленным о каждом его шаге, но передумал и проговорил: — Ничем особенным. Все как всегда. Учеба, работа. — Слышал, ты хорошо сдал зачеты. Умница. Какие дальше планы? Я имею в виду, впереди ведь лето. Практические задания? Так? — Да, вероятно, в этом году нас разбросают по музеям. Экспедиций-то не светит. — Хм. Понятно. — Никифоров помолчал, а после спросил: — Юри, когда ты решишься переехать ко мне? Так будет удобнее для нас обоих. — Виктор… — Подожди. Не спорь. Подумай хорошенько. В ином случае, — а вот здесь проснулся тот самый Виктор, который добивается своего любым способом, — мне придется на тебя надавить. Давай обойдемся без этого. Кацуки прикрыл глаза, думая, что ответить на такую завуалированную, но слишком очевидную угрозу, однако Никифоров опередил его, сказав: — Я вот что хочу знать, Юри. Есть ли в твоей жизни что-то, о чем ты жалеешь? Ответь честно. Юри, почуяв опасность, тщательно взвесил каждое свое слово и только тогда смог ответить, теряясь в догадках, что это на Никифорова нашло: — Конечно. Каждый совершает ошибки. — Верно. Тогда твои ошибки имеют отношение к кому-то, кто, скажем, досаждал тебе в недавнем прошлом и вдруг появился вновь? Тревога зародилась в груди Кацуки, и он сглотнул, тяжело дыша и глядя прямо перед собой. Очевидно стало, на кого намекает Никифоров. — Почему ты… — Если я спрашиваю — ты отвечаешь, Юри. Говори. — Меня не волнует тот человек. Больше не волнует, — едва ворочая языком, выдавил Юри. — Уверен? — Да. Повисло молчание, и Юри услышал, как Никифоров тихо выдохнул. — Хорошо, — бодро проговорил он, — это хорошо. Думаю, тебе стоит все же подумать насчет переезда ко мне. Обещаю, мешать с учебой не буду. — Снова помолчал и добавил, будто самому себе: — Мы все кого-то потеряли, верно? Главное, кто об этом жалеет, а кто, напротив, рад. — Усмехнулся. — Доброй ночи, Юри. — Да… Доброй ночи, Виктор. Удивленный Кацуки смотрел на экран телефона, музыка вновь играла, а Юри все не мог отвести взгляд. С ума сойти. Что это с Виктором? Произносил какие-то мучительные слова, будто нащупывал старые раны Юри, пока что лишь кончиками пальцев нащупывал, а что же потом себе позволит? Невольно Кацуки окунулся в событие, что стряслось в январе этого года. Надо же было столкнуться с Кириллом в том клубе. Плисецкий тогда страшно с ним подрался, потому что отыскал надолго исчезнувшего Юри в кабинке сортира. На полу. Со спущенными штанами. Со спермой на лице. Юри так тогда дрожал. Да и не от боли — со страху. Он больше всего на свете боялся насилия. Боялся ощущать вот эту обреченность, этот привкус приближающегося кошмара. Юрка едва не убил Смирнитского. В тот клуб они больше ни ногой. Но сейчас как-то слишком много о нем говорил Никифоров, словно встретил где-то. А что если Кирилл рассказал тому все в подробностях? Как Юри после такого сможет Виктору в глаза посмотреть? Но если бы рассказал, то в живых разве остался бы? Бред. Никифоров, казалось, любому шею свернет, если кто приблизится к Юри. Все это страшно тяготило. Ему, Юри, об учебе лучше бы думать, а он в итоге засел в ванной и обреченно прикусил костяшки пальцев, думая, как ему хочется улететь из этой страны. Туда, где не будет Никифорова. И вообще никого знакомого не будет. Даже Юрку оставил бы. Слишком это все больно.***
В машине тихо играла музыка — что-то из далекого старого — и Никифоров мягко пальцем отстукивал такт. За рулем сидел один из его охраны, второй парень, устроившись на месте рядом с водительским, внимательно следил за дорогой. Никифорову пришлось явиться на эту встречу, хотя с самого начала было известно — если выбрали такое место, значит, есть основания думать о кровавом исходе дела. Кажется, договориться по-человечески не удастся. Собственно, это было очевидно, ведь партнера из Швейцарии, которого и дожидался Никифоров, наверняка уведомили о том, что люди Виктора копают под него. Никифоров, кстати, не был расстроен самим фактом физического наказания, его сейчас больше волновало то, что он не успевал на обратный рейс. Частный самолет использовать желания не было. Это слишком даже для него. Небо над Москвой было серым, с погодой не заладилось с самого утра. Пустошь, куда они прикатили около двадцати минут назад, некогда была огромной стоянкой для техники, а здание, что сейчас равнодушно смотрело на незванных гостей черными глазницами окон, в прошлом являлось фабрикой. Неизвестно, сколько драк и убийств повидало это место, но сегодня, вероятно, вновь случится нечто неприятное. Когда показался черный автомобиль, а за ним и второй, Виктор поправил оружие, сунутое за пояс брюк, спокойным уверенным жестом одернул пиджак и проговорил: — Я буду стрелять, если его люди рыпнутся. Не зевайте. Всех уберите. Предупредил и вышел. Из внедорожника, припаркованного напротив, показался знакомый силуэт. Зеленоглазый швейцарец, буквально сверкающий лоском и дороговизной, искренне улыбнулся и, разведя руками, направился навстречу мужчине. — Виктор! Как давно мы не виделись? — Крис, — кивнул Никифоров, также улыбнувшись в ответ. Довольно странные отношения. Они вроде и уважают друг друга, но вот ничего не стоит всадить пулю в лоб. — Как поживаешь? — Прекрасно, спасибо. Ты, вижу, тоже в форме. Джакометти, похлопал мужчину по плечам. — Крепкий, зараза. — А то, — усмехнулся Виктор, идеально говоря по-английски, и тут же перешел к делу, сохраняя невозмутимое выражение лица. — Как так получилось, Крис, что именно твой человек провалил целую операцию? Нас могли скрутить, если бы не Фельцман. Прикрыл с тыла, так сказать. Кристоф согласно кивнул, поджимая губы, но лукавство, что сверкнуло в его взгляде, дало понять — он не сожалеет. Впрочем, Никифоров это знал. Он вздохнул, скучающим видом окинул сгустившиеся над ними тучи — накрапывал дождь — и проговорил, жестко, холодно, требовательно: — Давай его сюда. Кристоф работал с Никифоровым около пяти лет, так что прекрасно понимал, что этот безумец вполне способен положить их всех. Судя по машине приехали они втроем или вчетвером, то есть если бы Витя прихватил бо́льшую компанию, то явно не на одной тачке прикатили бы. Подумав об этом, Крис невольно оглянулся. Из его внедорожника сразу же вышли двое и встали перед капотом машины. Виктор успел отметить, как старательно парни держат руки за спинами. Разумеется — оружие. Никифорову ничего делать не нужно было — его ребята, увидев, что обстановка накаляется, быстро покинули салон автомобиля. Виктор смотрел в глаза Кристофу, и тот уже не улыбался, стало не до веселья. Наконец, он кивнул, обернулся, сделал жест рукой, и один из парней обошел внедорожник. Открылся багажник, оттуда вытащили связанного по рукам и ногам мужчину, подтащили к Виктору и бросили на землю. Мужчина выл — его рот был залеплен клейкой лентой — и смотрел в лицо Никифорова. Тот бесстрастно оглядел его, присел на корточки, рывком избавил мужчину от ленты, и тот, вскрикнув, тут же заорал: — Виктор! Я не виноват! Это не я! Меня подставили! Никифоров! Поверь мне! На самом деле в машине Никифорова лежала одна папка, где была собрана весьма занимательная информация, которая касалась вот этой проваленной операции, и он прекрасно знал, кто зачинщик этого всего. Более того, Витя сдержался бы, смягчил наказание, но все сложилось не самым лучшим образом, ведь, как оказалось, Джакометти дурил его, Ли и Плисецкого уже полтора года. Никифоров был слишком занят легальным бизнесом, поэтому многое спустил на тормозах, а вот сейчас, понимая, что Крис прикатил убрать его, налился стальной злостью. Той самой злостью, с которой редко, но метко сталкивались конкуренты Вити. Так что, глядя на рыдающего мужика, он сдержанно улыбался, после похлопал его, всего премазанного кровью и взмокшего от пота, по плечу и выпрямился. Все так же не отводя от него взгляда, Виктор снял пиджак, бросил Паше и вынул пистолет. Под молчаливыми взглядами, едва не насвистывая со скуки мелодию, проверил обойму, перезарядил, от чего мужик в ужасе вцепился в его ногу, умоляя сохранить жизнь, и Никифоров, оттолкнув бедолагу, проговорил: — Неужели ты думал, что я ничего не узнаю? — мгновенный, короткий взгляд на Джакометти, по лицу которого скользнула тень, и рука с оружием взметнулась вверх. Первыми были застрелены те двое, что стояли у внедорожника Криса. Сам Джакометти немедленно рванул назад, но в секунду был сбит ударом ноги в спину. На перепуганного связанного заложника уже никто не обращал внимания. Никифоров прижимал Криса коленом к земле, и тот не то что пошевелиться не мог, он вообще едва дышал. Ровно три выстрела прогрохотали один за другим. Как оказалось, с Кристофом приехали всего пятеро. Забавные такие, будто не понимали, чем это все обернется. Покончив с охраной швейцарца, Никифоров скомандовал: — Этого увезите обратно, — указал кивком головы на мужика, что сжался в комок, боясь пошевелиться, и сказал уже ему самому: — Вернешься и передашь своему боссу… — Паша дернул мужика за волосы, чтобы тот смотрел на Виктора. Никифоров развернул Кристофа к себе лицом, тот был бледен и до смерти напуган. Он явно не верил в происходящее. Большие глаза стали огромными, и он все пялился на Никифорова, а тот кивнул ему и сказал: — Карма настигла. Так бывает, когда подставляешь людей. — От выстрела, разрезавшего звенящую тишину вскрикнул только тот мужик, и сейчас он ошалело смотрел на то, как белый воротничок рубашки Виктора окропила россыпь капель крови. Никифоров, отпустив безжизненное тело Кристофа, перевел взгляд на заложника. — Вот это своему боссу и передай: любой, кто решит меня дурачить, получит пулю в лоб. Уяснил? — Мужчина лихорадочно закивал, колотясь всем телом. Никифоров встал. — Андрей, вызови ребят, пусть приберутся тут. А этого увези. Мы с Пашей возвращаемся.***
Сынгыль позвонил Никифорову сразу же, как только тот оказался в номере отеля. На ходу расстегивая рубашку, Виктор включил громкую связь и, положив мобильный на стол, проговорил: — Только не отчитывай. Мои методы не обсуждаются. — Да я не по этому поводу звоню, — усмехнулся обо всем осведомленный Ли. — Ты меня просил кое-что узнать, помнится. — Было такое. Что выяснил? Виктор окинул себя взглядом в отражении, сбросил рубашку, прихватил телефон и пошел в ванную. Положив гаджет на раковину, мужчина сунул рубашку в мусорное ведро, и взялся за ремень брюк. — Смирнитский возвращается из академического отпуска. Он записался на летние курсы, чтобы продолжить учебу. — Вот как? — задумчиво протянул Никифоров, снял брюки, боксеры, носки и шагнул под душ. — Спасибо, Сынгыль. Если еще что-то вынюхаешь, сообщи. — Есть еще кое-что, — как-то напряженно прозвучал голос Ли, и Никифоров, успев намокнуть под душем, вышел обратно, схватил телефон и сказал: — Говори. — В общем, сразу заявляю, это не слишком серьезная новость. Сам я не видел. Вчера Юри встречался с одногруппниками в кафешке. Мой человек утверждает, они обсуждали групповой проект. Вот тогда к ним и подошел парень, по описанию похожий на Смирнитского. Можно было и не обратить на это внимания, если бы Юри резко не засобирался домой. Плисецкий уговорил его остаться. В общем, Отабек был неподалеку, я передал ему пару фотоснимков, которые сделал мой человек. — Не слишком серьезная новость, говоришь? — пробормотал Виктор, а после добавил громче: — Хорошо, я понял тебя. Спасибо. — Не за что, Вик. А теперь… Ну и методы у тебя! — взялся за свое кореец. — Не начинай. — Ну что не начинай? Ты спятил? Перестрелял всех. Думаешь, никто не узнает, что… — Этого я и добивался, — жестко перебил Никифоров, — пусть все знают. О полиции волноваться не стоит, сам понимаешь, а вот боссам этим, зажравшимся, очень не помешает такое напоминание об уважении к партнерам. Кореец вздохнул, прекрасно понимая, что Никифорова не переубедить, попрощался и дал тому, наконец, принять душ. Значит, Смирнитский решил напомнить Юри о себе. Виктор, намыливая голову, припомнил разговор с Кацуки в «Русской рулетке». Он тогда спросил, когда у Юри был секс, а тот будто с безразличием ответил — в начале года. О том случае Виктору было уже доложено. Клуб. Туалет. Изнасилование. Скотина. Таких, как Смирнитский, Никифоров щелчком пальцев убирает, даже глазом не моргнув. Этот недоумок просто еще не знает, на кого нарвался. Смыв с себя пену, Виктор покинул душевую, вытерся, надел халат и, подсушивая волосы полотенцем, упал на диван в гостиной. Вид отсюда открывался потрясающий. Вытянув ноги, мужчина любовался часто сверкающей в небе молнией, грозовыми облаками, и улыбался от удовольствия, а по стеклу бежали ручейки воды. Хлынул ливень. — Хорошо-то как, — вздохнул он и подложил руки под голову. — Сюда бы моего японца. Улыбнулся шире. Взял телефон и написал Юри: «Собирай вещички. Переезжаешь в Репино». Как и ожидалось, Кацуки ответил быстро и возмущенно: «С чего это? Я не давал согласия». «Оно мне не нужно. Хочу тебя защитить». Повисла пауза, и Виктор тихо рассмеялся, представив выражение лица Юри. Тот, наконец, написал: «Вернешься, поговорим. Хорошо?». «Ага. Попробуешь меня переубедить. Только хорошенько постарайся». Покончив с перепиской, Никифоров набрал Пашу, чтобы поинтересоваться, взял ли тот билет до Питера. Пора возвращаться. Дела не терпят отлагательств.