Russian Roulette

«Все в порядке. Все нормально. Я беру тебя с собой. Я беру тебя с собой В темный омут с головой» ©       Понедельник был жестоким для Кацуки. Мало того, что у него колени дрожали при мысли об очередной встрече с Кириллом, так тут еще и проект этот. Работы было чересчур много. Он даже не мог нормально ответить Никифорову, который писал ему прошлым вечером. Хотя надеялся, что Витя ничего не заподозрил. Как ему, Кацуки, теперь выкручиваться? Юрка уверял, что рассказать Виктору стоило бы. Сам Юри боялся этого, боялся реакции Виктора, поэтому пришел к выводу, что пока будет отмалчиваться. Шагая по коридору института, Кацуки вполуха слушал Плисецкого, который, кажется, говорил о чьем-то дне рождения. — Ну, так ты идешь? — донеслось до Юри, и он рассеянно взглянул на друга. Юрка цокнул, закатив глаза, огляделся по сторонам, подтолкнул Юри к актовому залу и, прикрыв за собой дверь, спросил: — Что с тобой творится, Кацудон? Ты задолбал летать в облаках. Юри вздохнул и присел на подоконник. Стоило ли рассказывать Юре о своем страхе? В конце концов, Кацуки подумал, что вообще глупо акцентировать внимание на таком объекте беспокойства, как Смирнитский, лучше уж тогда самому уйти в академический, чем вот так дергаться и озираться. — Да все в порядке, — тихо ответил Юри. Однако Плисецкий внезапно озвучил его мысли: — Все из-за Смирнитского. Понял. — Шумно выдохнул, запрокинув голову. — Ну хочешь, я сам расскажу Виктору. — Даже не думай! — взъелся Юри, подскочив. — Буду еще жаловаться, не хватало. Обойдя друга, Кацуки провел ладонью по вспотевшей шее и, ссутулившись, покинул зал. Скучать в этот день не пришлось. Помимо групповой работы у ребят возникли новые заботы: Петр Иванович наградил творческим заданием. Так что, едва успев пообедать, Кацуки на всех пара́х несся через внутренний двор института в сторону кемпинга, и за одним из столов уже сидели все, кто являлся членом команды. Лидером был назначен, разумеется, Плисецкий. Но вот кого не ожидал увидеть подбежавший к компании Юри, так это Смирнитского. Кацуки даже остолбенел сощурившись — просто не поверил собственным глазам. Постоял под понимающими взглядами одногруппников, и, ей-богу, думал уйти, как вдруг разом успокоился, взял себя в руки и, улыбнувшись Юре, присел рядом с ним. Кирилл сидел напротив, закинув ногу на ногу и привалившись к широкой спинке скамьи. Он не просто смотрел на Юри — пожирал его глазами. — А он разве не с сентября начинает? — не удержался от вопроса Кацуки, адресуя его Юре. Тот кивнул, сведя брови на переносице. — Тогда что он здесь… — Юри, мне безумно приятно, что ты знаешь о подробностях моего возвращения, — отозвался Смирнитский, и Кацуки пришлось посмотреть на него. Враждебно вышло, судя по тому, как потемнели вишневые глаза. Кирилл улыбнулся. — Но мог бы лично меня об этом спросить. Я ведь здесь. — К сожалению, здесь, — буркнул себе под нос Юри и уставился в конспект. — Что успели сделать? Юрио, я свою работу принес. Взглянешь? — Ага, давай… — Говорят, ты встречаешься с богатеньким мужиком, это правда? — опять вклинился в диалог Кирилл. Юри вздрогнул, но глаз от записей не оторвал. Рядом тяжело вздохнул Плисецкий. — Слушай, свали-ка, — сказал он, — ректор не одобрит, если узнает, что ты мешаешь студентам. О тебе все еще ходят грязные слухи, так что не расслабляйся. — Ой, какие мы грозные, — хмыкнул Смирнитский, но все же встал, прихватил свою сумку и одарил Юри внимательным взглядом, от которого у того по спине прошелся холодок. — Ладно. Увидимся, Кацуки. Бывай. Парень ушел, и все сразу расслабились, включившись в обсуждение проекта, а Юри даже моргнуть не мог, думая о том, как страшен этот человек. За что он его любил? Да и любил ли? Кажется, лишь поначалу. Потом все стало странным. Почти целый год боли и отчаяния. Кирилл относился к типу людей, которые внешне идеальны, но с ними холодно и нет чувства защищенности. Только опасность. Жутковато. Несмотря на то, как красив он был, все же хорошим человеком его точно никто не назвал бы. — Кацуки, честное слово, включись уже, а! — раздраженно вскрикнул Плисецкий, и Юри подпрыгнул на месте, безумно испугавшись. — Да здесь я, здесь. Не кричи, — проворчал парень и попытался все же уделить внимание проекту. Далее все шло спокойно. Юра пометил карандашом то, с чем был не согласен или не до конца согласен, и вернул работы каждому из участников задания. Затем все отправились на занятия. И очнулся Кацуки уже поздним вечером, когда, еле переставляя ногами поплелся в сторону остановки. Плисецкого часом ранее вызвал отец, приказав срочно явится к нему в офис. Чего-то там стряслось. Это были их деловые вопросы, ведь теперь Алексей частенько названивал сыну, чтобы обсудить с ним тот или иной вопрос. Очевидно, Юру втягивали в бизнес, вот только сам он был не восторге, не имел никакого желания заниматься всем этим.       Юри доехал до своей остановки без проблем и лишних бесед — только дед Юрки позвонил со стационарного телефона, так что Кацуки быстро свернул разговор, чтобы тот не заплатил потом баснословных сумм за подобный звонок. Николай пригласил его вместе с Юрой приехать в деревню хотя бы на недельку, и Юри как-то сходу согласился, обрадовавшись такой перспективе — сбежать подальше. Ведь таскаться в институт придется чуть ли не большую часть лета. Работы ему хватит. Еще и практика на носу. Правда там короткий курс. Скорее всего, придется вообще в одиночку шататься на работу в музей, а Юрка наверняка отмажется. Не любит он всего этого. Ему проще лопату в руки взять и деду Николаю землю вскопать, чем в мрачном помещении сидеть. Хотя, конечно, Плисецкий мог выбить для себя практику в Эрмитаже. Было бы здорово. Кацуки любил Эрмитаж. Еще бы его не любить. Он мог с радостью и воодушевлением рассказать всю историю династии Романовых, поведать о создании Спаса на крови или Исаакиевского собора. Да чего угодно. О Санкт-Петербурге Юри знал все. Даже то, чего в учебниках по истории не расскажут. Размышляя над приглашением деда Николая, он набросал другу сообщение об этом разговоре — дед, видимо, до внука не дозвонился — и поплелся в сторону знакомых дворов. Он намеревался уже свернуть в сквер и пройти арку, когда неожиданно позади раздался короткий звук клаксона. Юри машинально оглянулся и увидел, как из салона шикарного автомобиля вышла женщина, причем она помахала Кацуки рукой, обогнула капот и направилась к нему. Тот поначалу решил было, что это ошибка, но мигом понял — ничего подобного. Перед ним стояла Мария Никифорова. Женщина отбросила назад осветленные завитые концы волос и соблазнительно улыбнулась. Юри еще при их первом столкновении отметил — все ее жесты и взгляды были тщательно отработаны, вот и сейчас эта улыбка вызывала лишь неприятные мурашки, но никак не желание улыбнуться в ответ. Юри не был лишен эмпатии, он очень даже улавливал эмоции окружающих, однако с Марией дело обстояло плохо. Она была еще более скрытной, чем Виктор. — Добрый вечер, Юри, — поздоровалась Мария. — Здрасьте, — пробубнил Кацуки. — Вам чего? — Ничего. Гляжу, знакомое лицо, дай, думаю, подойду. — Ну конечно. Чистая случайность. Тон Юри говорил сам за себя. — Не надо так, милый мой. Я ведь могу обидеться, — женщина сверкнула серыми глазами. Прикусила пухлую губу, подумала мгновение и произнесла: — А давайте поужинаем, Юри. Что скажите? — Спасибо, но посмею отказаться, — сдержанно выдал японец. — Я очень устал. На самом деле так и было. Навалилось на Юри дел, а завтра вставать рано. Снова. — Жаль, очень жаль. Я вот думала, помогу вам разобраться в характере Вити. Он сложный человек. — Не стоит, Мария, я справлюсь. Это начинало откровенно раздражать, так что Кацуки прищурился и спросил: — Какова ваша истинная цель, госпожа Никифорова? Ревнуете бывшего супруга? И всегда у вас так? Не ожидая встретить отпор, Мария едва заметно покраснела, но этого было достаточно, чтобы Юри понял, как сильно смутил ее, и тогда он улыбнулся, кивнул женщине и, развернувшись, скрылся в арке. Однако вдогонку прилетели холодные слова: — Поберегитесь, Юри. Виктор вам спуску не даст. А если еще и о ваших беседах с господином Смирнитским узнает… Ох, я сочувствую вам! Кацуки притормозил, прекрасно зная, что Мария видит только силуэт, поскольку темнота арок и скверов — лучшее место для съемок триллеров, обернулся и громко бросил: — Вам бы, госпожа Никифорова, новую жизнь начать, а вы даже фамилию его носите. Совсем нет времени на себя, раз в чужом белье копаетесь. Доброй ночи! Мария остолбенела, тяжело дыша и сжимая кулаки. Мелкий стервец осмелился оскорбить ее, да еще и поучает. Она злобно улыбнулась, глядя на то, как темный силуэт скрылся где-то в глубине проходных дворов, сглотнула и вынула из кармана дизайнерского плащика мобильный телефон. — Игорь, милый, помоги решить небольшую проблемку. Нужно проучить одного засранца, — проговорила она, садясь за руль. — Чем заплачу? Сейчас подъеду… Сбросив вызов, Никифорова едва не сплюнула от омерзения. Игорь никогда не брал денег, только ее тело. Сучья жизнь. Она винила во всем Виктора. Бросив ее, этот, по мнению женщины, бессердечный ублюдок, обрек ее на жизнь элитной шлюхи. Да, она была из хорошей семьи, не взял бы себе Никифоров простушку, однако отец от Марии отвернулся, как только прознал о причинах развода. Витю в мире бизнеса одновременно любили и ненавидели, как человека делового, целеустремленного и упертого. Так что, разумеется, нападкам и насмешкам общества подверглась именно Мария, а тут она еще и фамилию не сменила на девичью, чем и вовсе вызвала откровенное презрение партнеров Вити. Сам он прекрасно знал о каждом совершённом тогда еще супругой поступке, понимал, за кого ее принимали, и даже мысли не допускал простить предательство. Развелся и все. И плевать ему — Никифорова она или Кукушкина. К слову, отец Марии, Ростислав Кукушкин был человеком старой закалки. Такой советский мужик. Жил со своей женой, с гордостью растил младшего сына — кажется, тому сейчас около семнадцати лет — и даже думать забыл о дочери. Та пала низко. Слишком низко. Даже супруга Ростислава не нашла сил простить дочери подобную распущенность. Однако материнская любовь не имеет границ, так что иногда женщина виделась с Марией, расспрашивая ее о жизни. Пусть Ростислав лишил дочь прав на наследство, он все же не выбросил ее на улицу голой. Но, увы, Мария не умела правильно распоряжаться деньгами, которых, по сути, хватило бы обычному среднестатистическому гражданину на долгие годы. Да и распущенная натура брала свое: проще переспать с «папиком», чем пойти и устроиться в приличное место — благо юридическое образование позволяло. Вот поэтому виной всему был стервозный характер Марии, однако Никифоров, как никто другой знал, насколько ненормальной может быть эта женщина, если обижена на кого-то. Подобное открытие однажды спровоцировало Виктора, сорвало его с тормозов, и вот тогда Мария поняла, с каким человеком живет. Ей хватило страху на всю жизнь. Нет, Виктор руку на женщину не поднимал, но наказать ее умудрился более жестоко, даже изощренно. И об этом Мария будет помнить всегда.

***

      Оказаться в «Черном драконе» Юри пришлось в силу того, что отец Плисецкого отправил сына на встречу с Милой Бабичевой. Поскольку она занималась всеми финансовыми вопросами, то с управляющим клуба не имело смысла затевать беседу. Так что около десяти часов вечера — а раньше вырваться из института не удалось — двое друзей, до этого договорившись вместе поужинать, теперь шагали мимо бара в сторону выхода в коридор. — Милка у себя? — перекрикивая музыку, спросил Юра бармена. Тот кивнул, отметив в руках блондина папку с документами, понял, что они не веселиться приехали, и сразу же потерял к ним интерес. Кацуки, скользнув глазами по небольшой толпе на танцполе, понял — сегодня тематическая вечеринка и судя по музыке, нарядам, декору — это что-то из начала нулевых. «Руки вверх» и все такое. Неприятное чувство кольнуло в самое сердце, и Юри, нахмурившись, прошмыгнул вслед за Плисецким в коридор. Те годы Кацуки помнил плохо — мал был, но чувств никто не отменял, ведь тогда было все еще счастливое время для семьи Юри. — Привет, рыжеволосое чудо! — войдя в кабинет, развел руками Плисецкий и сразу перешел к делу. — Отец интересовался, кто отслеживал поставку алкогольных напитков? Чье было распоряжение заказать виски из Европы? — Разумеется, Виктора, — нервно бросила зеленоглазая красавица, кивнув Кацуки, чтобы тот сел на диван. Японец так и поступил. Плюхнулся на мягкие подушки, бросил сумку на пол у ног и взял свой телефон, дабы проверить соцсети. Пока листал ленту Инстаграма, Юра говорил с Бабичевой. — Окей, — ответил ей парень, — а с какого хера тогда Никифоров дальше переложил ответственность на партнера? То есть на моего отца. Бумаги заверены подписью кого-то из ваших, а тот разбитый ящик… — Юрка, честное слово, — перебила Мила, — ты смеешься? Ну хоть сейчас позвоню Виктору, и он возместит ущерб. Вот только, если ты не знал, платить за чужие ошибки не в его правилах. Лучше пусть Алексей Николаевич разберется, кто виноват — водитель или приемщик — а Виктор точно не станет отвлекаться на эти мелочи. — То есть мой батя должен отвлекаться? Он, между прочим, тоже не последний человек, дел у него хватает, — рявкнул Плисецкий, шлепнув по столу папкой. — Вот для этого мы и встретились, Юрочка, — сладко пропела девушка. — Садись. Сейчас кофе закажу. Юри, будешь что-нибудь? Кацуки, смирившийся с тем, что теперь его все в этом месте знают, отрицательно мотнул головой, тихо поблагодарив, и продолжил изучать ленту соцсети, а когда девушка позвонила в бар, он вдруг выпрямился и побледнел. Плисецкий, мельком взглянувший на Юри, дернулся и шикнул: — Чего там? Кацуки вскинул на него затравленный взгляд. Сглотнул. Встал. — Эт самое… мне… мне выйти надо! — последние слова парень выкрикнул, схватил сумку и ринулся к двери. Юрио рвануть за другом не мог, отец ему шею свернет, если вопросы не разрешатся, так что проорав вслед: «Далеко не уходи!», Юра продолжил разговор с Милой. Кацуки, нервно выдыхая спертый воздух, прошел через зал, выскочил на улицу и огляделся. Короткий свист раздался слева, и Юри тут же решительно подошел к парню, который курил и смотрел на него с улыбкой. Он стоял у стены здания, чуть за углом, однако Юри не приблизился больше, чем считал безопасным. Так и застыл на расстоянии метров трех от Смирнитского. — Что тебе нужно? Еще и угрожаешь мне? — импульсивно огрызнулся Кацуки. — Я вышел только для того, чтобы раз и навсегда объяснить тебе: у меня есть… любимый человек, не приближайся ко мне. — Ай-яй-яй, как ты изменился, Юри, жуть, — продолжил насмехаться Кирилл. Огляделся по сторонам и двинулся к Юри, тот уперся рукой в его грудь. — Стой на месте, — понизив голос, выдал Кацуки. Однако Смирнитский подался вперед, надавив на руку Юри, и парень врезался спиной в стену. Теперь он находился в ловушке. Да, Кирилл был выше и крепче. Он всегда поддерживал форму. Но и Юри нельзя было назвать хлипким. Так что японец, сжав кулаки, приготовился было драться, но отвлекла сумка, которая соскользнула с плеча и упала на землю. Юри машинально нагнулся, и тут же рука Смирнитского сзади сжала его шею. Резко дернув Юри вниз, Кирилл вынудил того упасть на колени. Кацуки, рыкнув и обезумев от ужаса, ведь эпизоды из прошлого замелькали перед глазами, словно яркие картинки калейдоскопа, махнул локтем, угодив Кириллу по бедру. Тот зло усмехнулся и, присев на корточки, теперь дернул японца за волосы на затылке, запрокидывая его голову. Провел рукой по бледной коже горла, задевая большим пальцем выпирающий кадык, и, наклонившись, прижался губами к сжатому рту Кацуки. Тот ожидаемо и беспощадно укусил Кирилла, и парень, расхохотавшись, толкнул Кацуки так, что он врезался плечом в стену и упал. — Сученыш, — сказал Смирнитский, со всей дури пнул Юри ногой в живот, от чего тот сжался, встав на четвереньки, и добавил: — Совсем одичал без дрессировки. Ну, мы это исправим. Оглядевшись, Смирнитский надел капюшон, пересек улицу и скрылся где-то за углом. Кацуки едва дышал, оставаясь в той же позе. Ему нужно было взять себя в руки и поскорее встать. Не дай бог, Юрка увидит его в этом состоянии. Точно доложит Никифорову. А там такое начнется…       Тем временем, в машине, припаркованной у клуба, мужчина средних лет взял мобильник, набрал нужный номер и произнес: — Все готово, Машенька, видеозапись есть. — Ой, какой ты шустрый. Умничка, — проговорила самодовольная Никифорова. — Скинь теперь туда, куда договаривались. — Хорошо. Увидимся. — Увидимся? Игореша, по-моему ты получил достаточную оплату. Давай, до следующего раза. Женщина сбросила вызов, а Игорь лишь похабно ухмыльнулся, взял планшет и выполнил все, что было сказано Марией. Вот теперь Виктор точно должен поплясать. Сорвется, отвлечется от дел, ведь мальчишка очевидно ему дорог, а там сбросить этого «ледяного принца» с «Олимпа» будет несложно. — Ты где шляешься, Кацудон? — Плисецкий налетел на вернувшегося в кабинет Юри и подозрительно прищурился, тот показался слишком бледным. — Все хорошо? — Да, нормально, — присел на диван Юри, старательно контролируя мимику, ведь боль от удара так и не прошла. К тому же вернулся он немного перемазанным. Плисецкий оглядел его придирчиво, при этом кивая Бабичевой, которая все еще поясняла кое-какие детали дела, отвернулся от друга и задумчиво насупился. Наконец, встреча завершилась, к счастью, удачно, и Юрио, прихватив сумку, направился к выходу. Решили выйти здесь, чтобы не шататься по клубу, попрощались с Милой и окунулись в ночную жизнь Санкт-Петербурга. До парковки шли молча, а когда Юрка уселся за руль и дождался Кацуки, проговорил болезненным тоном, потому что боялся за друга: — Предупреждаю, будешь скрывать от Виктора нападки Смирнитского, я сам обо всем расскажу. Молчать не стану. Хватит того, что в прошлый раз ты ни словом не обмолвился, да так скрывался, что я даже ни сном ни духом о твоих отношениях с тем уродом. Бесишь меня, Кацудон. Нельзя быть таким интровертом. Хоть раз сорвись и наваляй этому скоту. Иначе свезу тебя в Японию, будете потом с Никифоровым в "страдашках" купаться. — Ему-то что? — глядя прямо перед собой, пробормотал опустошенный Юри, и слова эти, вернее, не сами слова, а тон, каким их произнес Кацуки, больно кольнули в сердце Плисецкого. Одинокий какой-то этот японец. — Знаешь, а ведь я в самом деле думал, раз мы с Виктором вот так столкнулись, будучи заочно знакомы много лет, значит так надо, так и должно было случиться. Судьба? — спросил парень, взглянув на управляющего автомобилем Юрку. — Юр, это судьба, что ли? Я не могу в это верить. — Ты че такой фатальный, а? Прям мурашки от тебя. Вот не был бы япошкой, если бы не верил во всю эту мистическую хрень, чесслово. — Я и не верю. Это факты. Юрио задумался. А ведь и правда: надо же было маленькому Юри Кацуки тогда потерять маму почти на глазах Никифорова, а после оказаться им самим спасенным. Волей-неволей, а вот и поверишь в некоторую предрешенность. Хотя все равно странно как-то. — Такое чувство, что теперь я потеряю все, поскольку столкнулся с Виктором, — пессимистично заявил Юри, и Плисецкий цокнул. — Да ладно тебе. Скажешь тоже. Сам выберешь для себя судьбу, Кацудон. Ты парень умный и красивый, а еще скромняшка, что в наше время большая редкость… Я вот, например, представить тебя в постели не могу. Лежишь там, небось, как юная девица, до подбородка укрышись одеялком, — рассмеялся Юрка, старательно отвлекая друга от плохих мыслей, и, заметив, как Юри густо покраснел, Плисецкий захохотал еще громче, прокричав: — Да быть не может! Ты чего там вытворяешь, что так смутился? Ой, Кацудон, я ж теперь лопну от любопытства и ржать буду каждый раз, как увижу вас вместе. То, что Никифоров — зверь, я не сомневаюсь, но вот как себя ведешь ты, и представить боюсь! — Боже, Юрио, замолчи! Кошмар какой! — замахал руками готовый сквозь землю провалиться Кацуки и отвернулся от приятеля, а тот все еще смеялся, попутно отмечая, что и на губах Юри заиграла легкая улыбка. На душе сразу полегчало. Уж Юрка точно знал, как вывести Кацуки из равновесия — только коснись интимной темы. Вот, пожалуйста, парень и думать забыл о том, что его тяготило… В эту ночь Юра Плисецкий решился написать Алтыну. Сугубо по делу, а именно, чтобы узнать, осведомлен ли Никифоров о Смирнитском. К счастью, Отабек еще не спал…