Russian Roulette

      Юри как раз ужинал, когда за стол уселся Виктор, до этого долго говоривший по телефону. Оказалось, вечером приедет Ли Сынгыль, и компания в клубе соберется немалая. — Спасибо, что ты согласился, — мило улыбнулся Кацуки, отодвигая пустую тарелку, — я думал, разозлишься. — С чего мне злиться? — пожал плечами Никифоров и взялся за приборы, намереваясь тоже поужинать. — Было бы хуже, пойди ты без меня. Сам понимаешь, твой бывший проходу тебе не даст. Юри кивнул и молча отпил чаю. Никифоров исподволь наблюдал за бледноватым задумчивым лицом Кацуки, в уме подбирая момент, чтобы все вышло как можно приятнее. — Юри, после ужина поговорим немного? — А… да, — недоверчиво согласился парень, переведя взгляд на Виктора. — Что-то случилось? — Вовсе нет. Просто поговорим. Юри не настаивал на объяснениях. Просто пил свой чай и бросал на Никифорова короткие взгляды. Ему всегда нравилось разглядывать Виктора. На губах того часто блуждала загадочная улыбка, словно он представлял нечто такое, о чем не мог рассказать, как будто это была огромная тайна, и тогда, ловя взгляд Юри, Виктор вдруг приковывал к себе, привязывал. Понимал ли он, что у Юри в эти моменты сбивалось дыхание, а кончики пальцев начинало покалывать. Японцу было мало Виктора. Сколько бы они не касались друг друга, сколько бы ночей не проводили вместе, Юри всегда будет чувствовать некоторую отстраненность Никифорова. Но он такой. Просто он вот такой. Никогда Виктор не растворялся в отношениях без остатка, и это было куда более подходящим для такого страстного Кацуки, ведь если оба отключат мозги, кто будет присматривать за их жизнями. Вот и сейчас Юри глазел на Виктора, наблюдал, как подрагивают темные ресницы, когда тот моргает и смотрит в тарелку. Любовался губами, четко очерченными, чуть пухлыми, но все же более тонкими, чем у Юри. Представлял, каким Витя был в детстве. Строгим? Дерзким? Или, напротив, много шалил? Но все же Юри казалось, Виктору пришлось рано повзрослеть. Взгляд вишневых глаз скользнул ниже, к шее, ключицам, плечам и рукам Никифорова. Он в самом деле был красив, настоящий представитель славян. Не терялся ли Юри на фоне этой природной красоты? Задумавшись, Кацуки отвернулся и, подперев подбородок рукой, поглядел в окно. Виктор видел, как Юри до этого рассматривал его, и теперь перенял инициативу, мысленно разбираясь в мотивах такого тихого поведения Кацуки. Мягкая располагающая к себе внешность японца пробуждала в Никифорове самые низменные потребности, а воображение рисовало невероятные картины. Даже тот «зайчик» не шел ни в какое сравнение с тем, о чем думал Виктор. Чувственные губы Юри сейчас едва заметно шевелились, словно он что-то шептал себе под нос, но при этом не издавал ни звука. Веки опустились — парень закрыл глаза, и Виктор замер, уставившись на него. Всего мгновение, и мужчина отвернулся, сглотнул, отложил приборы, встал и произнес: — Идем. Юри слегка вздрогнул, успев погрузиться в себя, но немедля поднялся и пошел за Никифоровым. В комнате было прохладно — это экономка после уборки оставила окно открытым — и Кацуки даже поежился. Виктор сам захлопнул окно, посмотрел на парня, проходя мимо, выдвинул верхний ящик тумбочки и встал к Кацуки лицом. — Юри, ты ведь не станешь злиться? — спросил Никифоров, протягивая руку парню. Тот глядел непонимающе, но все-таки подошел к нему, интересуясь: — А я должен? — Вот уж не знаю, — хмыкнул Витя и показал Юри синюю бархатную коробочку. — Я сам выбрал их. Если тебе не понравится, поменяем. Юри врос ногами в пол, вмиг словно отупев. Он таращился на сверкающие золотые кольца, одно из которых Виктор немедленно взял и, подхватив ладонь парня, надел на его безымянный палец. — Ты посмотри, подошло, — широко улыбнулся Никифоров, а Юри даже и не взглянул более на эту красоту, поблескивающую новизной и качеством, он уставился в лицо Вите. — Что такое, не нравится? — поднял глаза мужчина, но улыбаться не перестал, и от того, как легко он все это преподносил, стало спокойно и Юри. Он даже выдохнул с очевидным облегчением, вызвав у Виктора смех — беззлобный, искренний. — Нравится, — только и смог произнести Кацуки, а когда Витя протянул ему второе, мол, надень, японец просто взял кольцо и застыл на месте. Сердце билось о ребра. Он не понимал, что происходит. Почему ему так страшно? И почему Виктор так уверен во всем этом и настолько спокоен? Какого черта его, Юри, терзают сомнения? Ну почему же так страшно, в самом деле? — Юри? — раздался тихий голос Виктора, и Кацуки, моргнув, посмотрел на него. — Ты сам этого хотел. Передумал? — теперь уже на лице Виктора не было ни следа веселья. Он смотрел бесстрастно. Кацуки молча взял его руку, поднес кольцо, вдруг улыбнулся, еще раз коротко посмотрел мужчине в глаза и сказал, так легко, непринужденно, словно бабочка порхнула, касаясь мягких губ: — Я люблю тебя, — констатация факта, и надел кольцо. Никифоров смотрел в упор, не отводил глаз, пока Юри не обратил на него внимание, и тот, наконец, заметил это. — Я всегда помню об этом, — признался Виктор, — и хочу, чтобы ты тоже кое-что помнил: если я приду к выводу, что кто-то поступил с тобой слишком плохо, я убью этого человека. Просто смирись, Юри. — Убьешь? Зачем… — у Кацуки пересохло во рту. — Вот такая моя любовь. Что поделать? Виктор коснулся губами лба Юри и, отойдя в сторону, легко оповестил: — Мне нужно заняться кое-какими делами, так что увидимся вечером, — и преспокойно ушел. Кацуки поднял руку и, вытянув ее перед собой, уставился на сияющий на солнце драгоценный металл. Любовь Виктора. Сердце все никак не могло успокоиться.

***

      Вечер был теплым, уютным, а тихий стрекот кузнечиков создавал приятное летнее настроение. Легкий ветер играл в густых кронах деревьев, что буйно разрослись по периметру гладкой асфальтированной дороги, а те, что были на участке Никифорова, куда более скромно покачивали верхушками, поскольку садовник тщательно следил за растениями, постригая их. Всю вторую половину дня Кацуки пришлось проторчать в Ватсапе, где была создана беседа одногруппников, и там обсуждалась, разумеется, приближающаяся вечеринка. Нелепо, но большинство настаивало на проведении этой тусовки в «Russian Roulette», и только Кацуки с Плисецким упирались. В конце концов, проходящий мимо Юри, что сидел на мягком диванчике на террасе, Виктор был вдруг завален вопросами, мол, а нормально ли будет отправиться именно в «Рулетку», и не против ли он, на что тот ответил: — Тебя смущает? Юри задумался и понял, что вовсе не смущает. Так и сказал: — Нет. — Тогда в чем проблема? — возвращая взгляд к своему телефону и намереваясь войти в столовую, пожал плечами Никифоров, а Юри выдал: — Думал, тебя смутит. Не хотел напрягать. Витя остановился и внимательно поглядел на японца. Тот опять набирал текст на своем мобильнике, так что не сразу обратил внимание на все еще стоящего рядом Виктора. — Юри, — позвал мужчина, — как насчет секса перед вечеринкой? Кацуки едва воздухом не поперхнулся, привычно покраснел и поднял на Виктора глаза, наполненные разного рода эмоциями. — Я… это… как бы… тут времени уже… — Расслабься, солнышко. Я пошутил, — похлопал его по плечу Никифоров и, хохотнув, скрылся в доме. Кацуки несколько раз оглянулся на него в окно позади себя, потом качнул головой и смущенно улыбнулся, пробормотав: «Дурачок». А тот самый «дурачок», немного раздраженный испуганным выражением лица Юри, поднялся наверх, вошел в спальню и, захлопнув за собой дверь, проворчал, при этом прижав ладонь ко лбу: — Какого хрена, Никифоров? Складывалось такое впечатление, что его нервировала такая занятость Кацуки. Мол, смотри только на меня, делай все только для меня, и вообще, желай меня круглосуточно. Виктор решил, что с этим надо поосторожнее, а то в самом деле спугнет милого япошку. Взяв себя в руки, он подошел к большому встроенному в стену шкафу и принялся медленно перебирать «плечики» с одеждой. Поскольку вечеринка будет для молодежи, но на нее пожалует и Сынгыль, Никифоров решил, что лучше всего подойдет простая черная рубашка с такими же темными брюками. Положив выбранный костюм на кровать, Виктор отправился в душ, когда вскоре в спальню пришел и Юри. Он покосился на приготовленную одежду, быстро выхватил из шкафа свой наряд на вечер и покинул комнату. Очень уж не хотелось поддаваться Никифорову с его внезапными желаниями. В отличие от Виктора с его вдруг такими мрачными тонами, Кацуки, который совершенно не соблюдал траура — даже немного стыдно было — выбрал голубую джинсовую рубашку и черные узкие джинсы. Смотрелось отлично, ничего лишнего. Он все же не намеревался впадать в экстаз этим вечером, хотя бы таким образом пытаясь сохранить уважение к умершему отцу. Просто поболтает с приятелями, просто проведет время с Виктором. Что скрывать, Юри конечно гордился Никифоровым. Как же не гордиться, ведь тот выбрал именно его? Это тешило самолюбие Кацуки. — Если ты хотел спрятаться, то не стоило переодеваться в моем кабинете, Юри, — раздался голос у двери, и парень, как раз застегивающий молнию ширинки, вздрогнул, обернулся и робко улыбнулся, мол, спалился. Да уж, Никифоров выглядел одурительно хорошо. Сама привлекательность — таким его видел Кацуки. Но наверняка любой оценил бы отличную физическую форму Виктора. Черный цвет еще больше оттенял яркую платину волос, а глаза сияли у Никифорова сочным зелено-голубым цветом. — Готов? — добавил Витя, мысленно ставя себе плюс за выбор костюма, поскольку Юри завис, глядя на него. Это забавляло мужчину. — Тогда идем. Кацуки молча кивнул и поплелся за ним. Когда они спускались вниз, Виктор внезапно придержал Юри за локоть и проговорил сухим тоном: — Ни на шаг от меня, понял? Можешь веселиться, танцевать и пить, но только на виду, чтобы я не искал тебя по кабинкам туалета. На Смирнитского не реагируй, провокациям не поддавайся, просто игнорируй его. Ты все понял, Юри? — Понял, — согласился Кацуки, и оба вышли из дома. За рулем машины был незнакомый мужчина. Как оказалось, Отабек поехал за Юрой на такси. Все хотели в этот вечер расслабиться. — А Сынгыль? — поинтересовался Кацуки, когда автомобиль мягко мчал их в город. — Он будет? Никифоров поглядел на японца с улыбкой. — Тебе он по душе, да? — Ну, вроде бы неплохой человек. Это если закрыть глаза на тот случай и угрозы. — Вот поражаюсь тебе, — усмехнулся мужчина, — Ли прощен сразу, а мне круги ада, значит, проходи, так? — Зато я с тобой, а не с Сынгылем, — удивил Юри, растягивая губы в улыбке. Виктор оценил эту легкую самоуверенность парня, кивнул и поглядел в окно. Кацуки тоже более не заговорил. Салон погрузился в тишину. У здания клуба «Russian Roulette» Кацуки сразу приметил Юру, Отабека и еще пятерых человек из группы. Понимая, что в самом деле вечер предстоит активный, Юри довольно шустро выскочил из машины и помчался навстречу Плисецкому. Тот возгласом «бро, ты приехал!» привлек внимание всех, даже тех, в чьем внимании Кацуки не нуждался. Смирнитский тут же нарисовался неподалеку, но оставался молчаливым и тихим. Он курил, наблюдая за Юри, затем увидел Никифорова, который мгновенно выцепил высокий силуэт из толпы, и, встретившись с ним взглядом, Кирилл отвернулся. Затушив сигарету, парень принял себе под бок Лену — одногруппницу, которая весело щебетала о какой-то ерунде, и вся компания двинулась к широким стеклянным дверям клуба. Несмотря на то, что внутри оказалось много народу, все равно было как-то свободно и комфортно. Вероятно, потому что все же битком люди не набивались в подобные заведения, как, например, было в «Черном драконе». Юри, беседуя с Плисецким и медленно продвигаясь к зарезервированному столику, не заметил, как Никифоров отстал, пойманный Ли Сынгылем. — Мне с вами? Или отдельно сядем? — спросил кореец, кивая головой в сторону маленького столика неподалеку от того места, где устраивались студенты. — А это мысль, — согласился Виктор, — и о делах сможем переговорить. На том и порешили — уселись и тут же Никифоров махнул удивленно на него взглянувшему Юри, мол, все в порядке, и тот расслабился. Вообще, это был вечер, в который Юри чувствовал действительно любовное волнение. Как бы там ни было, а сам факт, что сейчас с ним за столом сидит ненавистный ему человек, а правее устроился тот, кто защитит его во что бы то ни стало, будоражил Кацуки, и он все чаще поглядывал на Витю. Юри понимал, что, перебрав с горячительными напитками, вполне может выкинуть очередной номер, так что строго себе запретил употреблять. Однако что-то пошло не так, а если говорить точнее — кое-кто решил иначе. Хотя Юри все же не намеревался поддаваться плохому воздействию. — Ну ты даешь, Кацуки, — хмыкнул Смирнитский, который сидел напротив Юри и уже дважды под столом задел его ногой, — такой послушный. Даже не выпьешь? — Игнор, — прошипел Юрка на ухо японцу. — Включай игнор. Однако Юри поглядел на друга с мягкой улыбкой, спокойно выпил предложенного сладкого ликера и, опустив рюмку на стол, сказал Кириллу: — Да брось, мне нечего бояться. Разве что в танцы брошусь. — М-м-м… знаем, видали, — многозначительно хмыкнул Смирнитский и обстановка немного накалилась, но Отабек, что сидел на диванчике справа от Плисецкого, встрял в беседу, к тому же Кирилл был заметно навеселе. — Думаю, ты слишком быстро выкарабкался, раз все еще открываешь рот, — произнес Бек. — А ты кто — шавка Никифорова? — грубо выдал Кирилл. — Хватит, — прервал Юри, однако весело рассмеявшись, — не сегодня, ребята. А ты, — поглядел он на Смирнитского, — если хочешь сказать мне что-то конкретное, говори, но не вспоминай прошлое. Мы не вместе. Пора это понять. — Я-то понимаю, а ты сам… неужели все забыл? Речи Кирилла имели неприятный подтекст, и Юри невольно покосился на Никифорова. Вздрогнул, так как тот смотрел на Смирнитского. Смотрел в упор, мрачно, тяжело, с отчетливой угрозой. Юри расстроенно прикрыл глаза, а потом повернулся к другим ребятам и стал с ними обсуждать сданные экзамены. Все быстро подхватили тему и забыли о существовании Смирнитского. Казалось, ситуация понемногу наладилась, но вот Виктор все больше напрягался. Он несколько раз переглянулся с Алтыном, тот примирительно кивнул, а Сынгыль заявил: — Ты сегодня в эскорте Кацуки? Забавные вы. Никифоров не посмотрел на Ли, быстрым движением руки поднял бокал с коньяком, выпил и снова уставился на Смирнитского. — Чем больше ты на него пялишься, тем сильнее провоцируешь, — произнес Сынгыль вполне логичную вещь, и Виктор понимал, что друг прав, но вот пока не мог успокоиться. Юри вроде был вполне доволен, так что мало-помалу и Виктор увлекся разговором. Но громкий навязчивый смех Смирнитского бил по мозгам, отвлекая Виктора. Он старательно держал себя в руках. Вскоре вовсе отрешился от происходящего за соседним столиком, а там как раз обсуждалось то, как Юри танцевал у шеста, и тему снова поднял, разумеется, Кирилл. — А помнишь, как мы с тобой в туалете? — проговорил громче музыки Кирилл, и тут же Сынгыль заметил, как окаменело лицо Никифорова. Мужчина медленно повернулся и встретился взглядом с черными глазами. Конечно Виктор понимал, это намеренная провокация, но все же было неприятно слышать подобное. — Каким, блять, местом ты думаешь, когда говоришь такие вещи, долбоящер? — поинтересовался раздраженный Плисецкий. Но Кацуки удивил всех, ответив холодным тоном: — А помнишь, как ты прикрывался своим дядей из полиции? Кирилл зло скривился. Удивительно, но на этом все закончилось. Точнее, именно так показалось Юри. Только вот как минимум Отабек с Никифоровым остались в напряженном состоянии, не переставая присматриваться к Смирнитскому. Однако тот уже увлеченно говорил с девушкой, сидящей рядом, а после эти двое и вовсе ушли на танцпол. Как-то так сложилось, что Кацуки остался за столиком совершенно один, все разошлись кто куда, и парень молча листал ленты соцсетей. Конечно он безумно испугался, когда рядом присели, и резко вскинул глаза. Виктор обхватил Юри за голову, несколько раз коротко поцеловал в лоб и отпустил. — Такой пугливый зайчик, — явно немного прихмелевший Никифоров произнес это с умилением. — Почему сидишь один? Пойди и потанцуй. Я знаю, ты в этом хорош. Намеков на тот публичный позор в реплике Виктора не было, он действительно хотел полюбоваться на Кацуки, но сегодня Юри и под дулом автомата не пошел бы в сторону танцпола. Он, в отличие от Вити, был трезв. Зато Смирнитский умудрялся наблюдать за Кацуки даже из толпы. Нервы были на пределе, игра с этим невинным мальчишкой очень возбуждала. Кирилл хотел сломить Юри, хотел разрушить его отношения с Никифоровым. Если поначалу это была просто глупая шалость, то теперь… Да, ему заплатили, и, собственно, Кирилл мог вообще уехать из страны, наплевав на просьбу Марии, но вид счастливого Кацуки душил парня. Какого хрена он там радуется? Нужно сломать это все. — Вик, давай отойдем, — позвал Сынгыль, и Кацуки не успел ответить Виктору, тот отвернулся и встал. — Из «Дракона» звонят. Поговоришь? — Давай, — согласился Никифоров, обернулся к Юри и скомандовал: — Никуда не уходи, ладно? Кацуки молча кивнул. Мужчины удалились. Юри продолжил просматривать ленту Инстаграма. Пару раз он оглядывался на танцпол, чувствуя некоторый дискомфорт, словно кто-то на него смотрел. Такое неприятное ощущение. А потом напротив него уселся тот, кого меньше всего хотел видеть Юри, тот, с кем Кацуки старался сегодня не оставаться с глазу на глаз. Ему даже смотреть на Кирилла не пришлось, чтобы понять, что это он — все тот же одеколон. — Ну и? Долго будем в «молчанку» играть? — поинтересовался Смирнитский. Кацуки предварительно вдохнул поглубже, только потом поднял глаза на парня. Он был старше Юри всего на год, но выглядел представительней, все это за счет мрачной внешности и непроницаемого темного взгляда. Если Смирнитский улыбался, то это, как правило, была хищная ухмылка. Искренним Кирилл бывал лишь в моменты, когда пинал Юри и принуждал к неприятным вещам. Об этом сейчас японец старался не думать, а еще больше он боялся гнева Виктора, так что спокойно предложил: — Если обещаешь не переступать границы дозволенного, отойдем и поговорим. — Я сама невинность, — изобразив движением руки нимб над головой, ответил Смирнитский, и Юри встал. Кирилл шел за ним следом, пожирая жутким взглядом, а японец и не подозревал. В итоге Смирнитскому пришлось разочароваться, так как Юри остановился в людном коридоре и, скрестив руки на груди, спросил: — Чего ты хочешь? Помимо того, что насолить Виктору. — Насолить твоему кобелю? Ну ты даешь, — качнул головой Кирилл и облокотился о стену так, что Юри теперь был немного стеснен, и ему было неприятно такое общество. Но что поделать, сам предложил уйти из зала. Последствий не избежать. — Я просто хочу, чтобы ты дал мне шанс. — Кирилл, тебя не было так много времени. Что заставило вернуться? — проигнорировав ответ парня, проговорил Кацуки. — А ты как дурачок, вот честное слово. Изображаешь невинную овцу, но я-то знаю, какой ты на самом деле, — поддев подбородок Юри пальцем, улыбнулся Смирнитский, но Кацуки оттолкнул его руку. — Ты меня сделал таким. Я серьезно, Кирилл, не суйся ко мне — плохо закончится. Нарвешься ведь. — Может, так даже лучше будет. Как думаешь? — встав к Юри боком, пробормотал Смирнитский и опустил голову. — Пусть твой Никифоров пристрелит меня. Ему только хуже. Все знают, что он на меня зуб точит. — Даже если это так, Виктору ничего не будет. Сам должен понимать. Так что прекрати. — Волнуешься за мою безопасность? — хмыкнул Кирилл, заглянув Юри в глаза. Тот мягко улыбнулся, качая головой, и думая, какой же Смирнитский все-таки идиот. — Почему не ответил, когда я пригласил тебя на день рождения? Я писал тебе, — бросил Кирилл, и его темные глаза блеснули любопытством. Юри сглотнул, вспоминая начало отношений с этим парнем, ведь он казался таким привлекательным, смелым, самым лучшим. Но оказалось все совсем иначе. — Я не помню, когда твой день рождения, — солгал Юри, — и сообщения не получал. — Ну конечно, — скривился Смирнитский. — Напомню, я родился второго февраля. Да все Юри помнил, просто плевать на это хотел. Сердце сжалось. Стало так обидно, больно, что Кацуки едва контролировал себя. Почему все так? Почему этот парень не мог быть нормальным? Он ведь в самом деле вполне неплохой, когда не злится, да, он может быть адекватным. Никифоров, стоявший в другом конце коридора, подперев пальцами подбородок, задумчиво смотрел на Юри, который несколько раз улыбнулся Кириллу. Смирнитский не выглядел самоуверенным, скорее, наоборот. Что не так с этими ребятами? Может, Юри испытывает какие-то чувства к Кириллу? Почему он улыбается тому, кого, как сам утверждает, ненавидит? Юри скользнул взглядом по лицам людей и вздрогнул, встречаясь с голубыми глазами. Сердце уже во второй раз оборвалось. Ему конец, да? Или нет? Смирнитский, оглянувшись, тоже увидел Виктора, немедленно надел маску надменности и скривил губы. — Нашел, — шикнул он, обернувшись к Юри, а на том лица не было. — Мне надо идти, — пробормотал японец, обогнул Кирилла, но тот не мог не взбесить Никифорова. Он поймал Кацуки за руку, потянул на себя и, обхватив за плечи, коротко поцеловал того в щеку. Темные глаза стрельнули в сторону Виктора, а тот медленно подошел, сдержанно улыбаясь Кириллу, кивнул, мол, я все понял, и спросил японца: — Поговорили? — Да… да, мы поговорили. — Чудесно. Идем? — протянул Никифоров руку парню и, разворачиваясь, пристально посмотрел Смирнитскому в глаза. Волей-неволей по спине того пронесся холодок. Не было в этих льдистых глазах ни капли чувств — ни гнева, ни раздражения. Никифоров просто глядел так, словно на лбу Кирилла был нарисован красный крестик. Осталось лишь нажать на курок. Казалось, Виктор что-то для себя решил. Юри был напряжен и считал, что непременно должен объясниться. Когда молча, но держась за руки, пара вернулась в зал, Сынгыль поманил Виктора к себе. На этот раз Кацуки пришлось последовать за ним. Однако Плисецкий оторвал Юри от Никифорова, и под удивленным взглядом того, отвел Кацуки за их столик. — Какого ты творишь? Жить надоело? — тут же наехал Юрка. Кацуки был каким-то странным. Он задумчиво кусал губу и вздрогнул, отворачиваясь, когда приметил Смирнитского. — Мне… я… — начал было японец, и внутри у Юрио все похолодело, уж он-то знал этот затравленный взгляд, — мы просто поговорили. — Да, я понял, — примирительно ответил Плисецкий, косясь на Кирилла, усевшегося напротив них, и заговорил на ухо Юри: — Ты ведь осознаешь, что он манипулирует? — Кацуки кивнул. — Вот и славно. Не ведись. Не смей предавать Никифорова. — С каких пор ты о нем печешься? — проворчал Юри. — О нем? Ты дебил, Кацудон? Я боюсь, что он тебя пристрелит, если ты его бросишь. На самом деле Плисецкий до смерти хотел узнать, что там произошло между этими тремя, поскольку Виктор, беседующий с Сынгылем, выглядел как-то иначе: не злой, слегка пьяный и будто бы… отрешенный? Очень странно. — Юри, что случилось? — произнес парень серьезно. Кацуки поглядел на Никифорова, вскользь — на Смирнитского, наблюдавшего за ним, и сказал Плисецкому на ухо: — Виктор не разозлился. Я не знаю, что с ним. Он видел нас. Мы в коридоре говорили. Ничего такого. Просто Кирилл спросил, почему я на его день рождения не пришел. И все. Плисецкий откинулся на спинку дивана, уставился на Виктора, а Юри, тем временем, потянулся за стаканом воды, когда его правую руку вдруг поймал Кирилл, с громкой репликой: — Вы что, кольцами обменялись? Тут уж у Виктора лимит спокойствия закончился. Он в секунду оказался у стола, схватил Смирнитского за запястье, с силой рванул, так, что тот зарычал от боли, и процедил: — Я не позволял трогать мое. — А он… он тебе что… вещь? — превозмогая боль, сказал Смирнитский, зло усмехаясь. — Что ж это ты тогда там… в коридоре… не отреагировал? — Вещь — это ты. Научись добиваться цели честным путем, выскочка, — ответил мужчина, пропустив мимо ушей последнюю реплику. Голубые глаза были непроницаемы. Виктор холодно смотрел в лицо Кирилла, а тот разразился смехом, выдернув руку из цепкой хватки, и произнес: — А ты, значит, честный у нас? Так, что ли? Убрал моих родственников с пути, чтобы не мешались под ногами, использовал свои возможности и связи, а мне говоришь о честности? Ты тот еще ублюдок. На миг Виктор умолк. Он пристально всмотрелся в черные глаза парня, а после, смакуя каждое слово, ответил: — Ты любишь его, правда? Бедный мальчик. Надо же. И когда ты это понял? Когда Юри стал, наконец, выбираться из того говна, в которое ты его окунул? Кацуки перевел взгляд на Кирилла и обмер. Тот, побледнев, сверлил Никифорова бешеным взглядом. Юри видел, как правая рука Смирнитского сжалась в кулак. Все было очень плохо. Если тот сейчас сорвется… — Витя, — тихо позвал Юри, поднявшись, и положил руку на плечо мужчины. — Давай уйдем. Не обратив внимания на просьбу Юри, Виктор добавил: — Живи с мыслью, что этот парень больше не твой. Смирнитский почти скрежетал зубами, казалось, он вот-вот схватит вилку и всадит ее прямо в лоб Виктора, столько ненависти плескалось в темно-карих глазах. Выходя из-за столика и извиняясь перед притихшими одногруппниками, Кацуки бросил взгляд на Кирилла, раздосадованно качнул головой и отвернулся. — Вот что ты за кусок дерьма? — процедил Плисецкий в адрес Смирнитского. Отабек подтолкнул Юрио, чтобы тот не нарывался на драку, и все четверо покинули зал. Следом вышел и Сынгыль. Он не собирался ехать домой, лишь придержал Никифорова, когда остальные направились к такси. — Вить, слушай, — немного замялся кореец, — не натвори глупостей. Ты что-то совсем с этим Кацуки… Неужто любишь его? Виктор посмотрел Ли в глаза. Тот кивнул: — Ладно. Я понял. Не отвечай. Просто не перегни палку. — Спасибо за совет, Сынгыль. Позже поговорим. — Конечно. Никифоров подошел к машине, открыл заднюю дверцу, выволок Юри наружу, что-то сказал Отабеку и повел японца к другому авто. Ли внимательно наблюдал за ними, терзаясь недобрыми предчувствиями. Эта история простыми разборками не закончится. Кажется, таким, как Смирнитский, нужно объяснять их неправоту иными способами.