***
В самом деле день оказался так себе. Похолодало. Ночью где-то прошел дождь и в город принесло еще более холодный ветер, чем тот, что обычно дул с Финского залива. Кацуки, надев на голову капюшон черной тостовки с алой надписью, широко шагал к автобусной остановке. Как раз в тот момент ему и прилетело сообщение: «Можем встретиться? Поговорить надо». Юри хотел было оглянуться по сторонам, но воздержался от соблазна, спрятал телефон в кармане и встал рядом с остановкой. Накрапывал дождь. Мелкая россыпь ударила по асфальту, делая его темнее, и парень, покосившись на людей под зонтами, неловко передернул плечами. Странно, что Плисецкий больше не звонил. Тут даже от Смирнитского пришло смс, показывая Юри, что он все еще «на крючке», а Юрка молчит. Запрыгнув в автобус, Кацуки плюхнулся на сиденье, снова вынул телефон и написал Юре сам: «Мне написал Кирилл. Я, если что, в город еду. В «Рулетку». Знай, где я». Немного пафосно вышло, но плевать. Парень кусал губы, добавляя им трещинок, а потом в последний момент, когда доехал уже до нужной остановки, выскочил и, пробежав вперед, скрылся в кафе, намереваясь понаблюдать за отелем оттуда. Наблюдение затянулось на долгий час, который Юри и не заметил. Он сидел, ковыряя вилкой свой десерт, не совсем понимая, что именно он заказал, а, опомнившись, немедленно отодвинул тарелку. Есть не хотелось. Карие глаза были прикованы к застекленному входу отеля и не напрасно. Наконец наблюдение увенчалось успехом, и Кацуки, вздрогнув, вытянул шею, присмотрелся и встал из-за стола. Но из кафе не вышел. Просто уставился на Никифорова — а это был несомненно он — который весело смеялся, разговаривая с низкорослым смуглым парнем. Вероятно, это тот самый «похититель». Юри решил, что обнаружить себя будет крайне неловко, и Виктор подумает — японец за ним бегает, как преданный песик. Так что он дождался, когда эти двое войдут в здание, достал телефон и набрал Плисецкого: — Юр, он в «Рулетке», — сообщил Кацуки, подошел к продавцу на кассе, рассчитался и побрел на выход. — Я домой, наверное. — Наверное? — проворчал Юрка, а потом выдал. — Ты в курсе, что тебя Смирнитский преследует? Или совсем ослеп от своей любви к Никифорову? — Мне неважно. Главное, Витя в полном порядке. Развлекается вон… Юри махнул головой на вход в отель, притормозил, неловко переминаясь с ноги на ногу, а после спросил, вдруг кое-что осознав: — А ты… Тоже где-то рядом? Откуда насчет Смирнитского… — Оттуда, — раздраженно сказал Плисецкий, — мне вообще-то из-за тебя и твоего твердолобого пришлось едва ли не подраться с Отабеком. Он меня уже на дух не выносит, — проворчал парень. — Мы сейчас по делам кое-каким заскочили в «Дракон», а потом к тебе подъедем. Не уезжай домой, ладно? — Угу, — согласился Кацуки, спрятал телефон и уставился на чуть тонированные окна «Рулетки». С неба все еще сыпало. Было неприятно. Влажный воздух окутывал тело, прилипая к коже, и Юри, убедив себя в том, что ничего страшного не случится, если он подождет в холле, пересек улицу вместе с толпой, рванувшей на зеленый свет, и вошел внутрь. В помещении было тепло и знакомо. Юри запомнил эту обстановку. Сглотнул, отведя глаза от администратора на ресепшене. Понимая, что выглядит странно, Кацуки снял капюшон и, приглаживая волосы, подошел к стойке, улыбнулся и проговорил: — Здравствуйте, а вы не подскажете, где я могу найти Виктора Никифорова? Будучи уверенным, что его отошьют и выпроводят, Юри очень удивился, услышав вполне любезное: — Здравствуйте, господин Кацуки. Господин Никифоров в триста десятом номере. Прошу к лифту. Значит, Витя внес его сюда в список особых гостей. Вот это да. Удивленный Юри прошел к лифту, вслед за тремя парнями, вероятно, проживающими здесь, шагнул внутрь и, покосившись на золотистую табличку на стене, отметил, что номер «310» находится на четвертом этаже. Он покинул лифт первым, остальные ехали выше. В коридоре было тихо, а ковролин приглушал шаги. Юри, занервничав, решил, что тихо подслушает и сбежит. Главное, не оказаться пойманным. Телефон в кармане пиликнул. Юри нервно вздрогнул, вынул его: там было сообщение от Плисецкого, в котором он предупредил, что они будут минут через пятнадцать. Кацуки настрочил ответ, честно признавшись, где он и чем занят, а потом выключил звук и побрел дальше. Юри остановился напротив нужной комнаты, затих. Оттуда доносились приглушенные голоса, но слов было не разобрать, да и не ясно, Виктор ли там был. Несколько раз Юри поднимал и опускал руку, думая, стоит ли нарываться, стоит ли говорить с Никифоровым сейчас. Стоит ли просить прощения? Ведь он виноват. Так виноват… — Господин Кацуки? Это вы? — раздалось слева, и Юри едва не рухнул без чувств, испугавшись, поскольку шагов не слышал. — А… д-да… это я, — с одышкой выдавил Юри, таращась на служащего отеля. Он кивнул и проговорил: — Меня попросили передать, что вам указали не тот номер комнаты. Господин Никифоров сейчас этажом выше. Номер «413». — О, ясно. Спасибо. Юри даже не стал более слушать какие-то объяснения парня, ринулся к двери и выскочил на лестницу, позорно краснея, словно его поймали за просмотром порно. Стыдоба. Поднявшись на пятый этаж, сам не понимая, зачем вообще туда идет, Кацуки уже уверенно и решительно пронесся по коридору, не дал себе подумать, дважды стукнул в дверь нужного номера и вошел. Было тихо. Сделал пару шагов вперед и застыл одеревенев. Дверь за спиной захлопнулась. Щелкнул замок. — Наконец-то. Вишневые глаза расширились. Юри дышал отрывисто, но угнетающее давление мгновенно накатившей паники лишь усугубляло состояние, и парень не мог взять себя в руки. Ужас в один миг охватил все тело, сердце понеслось галопом. — Отпусти, — тихо выдавил Кацуки, однако Смирнитский обнял его со спины, от чего тело японца натянулась, как тетива, и Кирилл, утыкаясь лицом в ложбинку между плечом и шеей Юри, приглушенно рассмеялся и ответил: — Не могу. Вот не могу и не хочу. Видишь? — и потерся твердым пахом о ягодицы Кацуки. — Я вначале думал в Японию за тобой рвануть. Милота, правда? Только представь, как мы там развлекались бы. Ни мудака Никифорова тебе, ни других назойливых придурков. Красота. А потом понял, нахер надо, ждать еще, терпеть. Я давно, кстати, твой новый номер поставил в статус «любимый» и отслеживал через приложку. Удобно, знаешь ли… Кацуки не чуял под собой ног. Неужто правда? Неужто случится? «Не паниковать! Спокойно! Нельзя паниковать!» — орало нутро Юри, а на деле он стоял столбом, почти не моргая, но, как только Смирнитский медленно потянул его спортивные штаны вниз, будто отмер, заорал, на миг выбил Кирилла из колеи, и всадил тому локтем в живот. Ошибка на ошибке. Юри ведь знал, это возбудит Смирнитского, заведет его сильнее. И в самом деле, тот оскочил назад, даже на одно колено упал — удар был сильным — но когда Кацуки развернулся к нему лицом, немедленно ринулся в атаку. Кулак прошелся по скуле Юри. Это отвлекло японца. Смирнитский обхватил его поперек торса, сбив на скорости, и оба упали на журнальный столик. Удивительно, но тот не сломался, зато кости Юри, казалось, захрустели. Он закричал от боли в пояснице, и принялся наносить удар за ударом, попадая то по уху, то по виску парня. Тот взревел и, ухватив Юри за волосы, приложил его головой об столик, на котором они и лежали. Японец на пару минут отключился, распластавшись перед Смирнитским. Кирилл отодвинулся, уставился на Юри, рассмеялся, тяжело хрипя, стянул его со стола, и тело безвольно шмякнулось на пол. Парень навис над Кацуки, любуясь им. Тоненькая струйка крови стекала по лицу из лопнувшей на скуле коже. Смирнитский наклонился и слизал солоноватую дорожку. Юри медленно зашевелился, тихо простонав. Пока он окончательно не пришел в себя, Смирнитский прижался губами к приоткрытым губам Кацуки, а рукой принялся лихорадочно стаскивать с него штаны. Юри еще не сообразил, что происходит, так что Кирилл воспользовался моментом. Он перевернул Юри на живот, ровно так же, как с ним сделал это Никифоров, обнажил упругие ягодицы и замер, предвкушая истинное наслаждение. Он сел сверху, расстегнув свои джинсы, и Кацуки дернулся. Но осоловелое состояние и тяжесть в конечностях не позволяли ему сосредоточиться и собраться с силами. Спина покрылась от усилий по́том, Юри закричал, но вышло сипло, почти беззвучно, когда Смирнитский коснулся его ягодиц горячей плотью. Юри затошнило. Его могло вот-вот вырвать. Сглатывая и часто моргая, парень безнадежно ерзал, ногтями царапая паркет, и мысленно молил все святое, что есть во Вселенной, чтобы это прекратилось. Но нет, это продолжалось. — Отпусти… — чуть сильнее прозвучал голос японца, — отпусти меня… — Говорю же, — дрожащими от возбуждения руками Смирнитский пристраивал член между ягодиц Юри, — не хочу. Плоть ткнулась у самого ануса, но Кацуки сдавил ягодицы так, как только мог, и, вдохнув, закричал. Во все горло. Надрывно. С болью и ужасом. Пару раз дернувшись, он почти сбросил Кирилла с себя, а тот, поняв, насколько расслабился, со всего маху ударил кулаком по той же скуле, когда японец повернулся к нему. Удивительно, но Кацуки не отключился. Он умудрился перекрутиться под Кириллом и теперь лежал на спине, да и руки Смирнитского перехватывал, когда тот пытался ударить еще раз. Озверев Смирнитский завопил и сам, размахивая кулаками, так что Юри не мог более прикрывать и лицо, и ребра одновременно. Было больно. Боль была повсюду. Пока он, вяло отмахиваясь, приходил в себя снова, Смирнитский переместился, занял позицию между бедер Юри, навалился на него и, встав на колени, вновь попытался войти, проталкиваясь в сжатое кольцо мышц. Юри ничего не соображал. Он едва держался в сознании, но понимал, сил не осталось. Теперь только вынести это все. Он повернулся к двери, уставился туда мутным взглядом. Кажется, линзы съехали или вообще выпали… Не совсем понимая, что это такое, Кацуки вдруг смог лечь нормально, то есть его отпустили. Однако тело буквально кричало от боли. Пристыженно даже в таком состоянии Кацуки старался натянуть штаны, кто-то помог. Юри даже решил, что уже вырубился и просто пребывает в собственном сне. Однако топот ног и подрагивающий под головой пол говорили о реальности происходящего. Никифоров, переведя взгляд с японца на Смирнитского, что сейчас корчился на полу от удара, прилетевшего прямо под дых, холодно улыбнулся и попросил: — Бек, уведи Юри. Признаться, даже Плисецкий понял, что лучше им убраться, но Кацуки все никак не мог встать, а когда его крик разорвал повисшую тишину, Виктор резко на него оглянулся и понял — на этот раз пострадал он немало. Ждать больше не мог. Как был в своей белоснежной рубашке, пусть и вчерашней, так на ходу закатал рукава, поймал Смирнитского за волосы на затылке, и никто его уже не остановил. Ни Криспино, прекрасно знавший, каков Витя в гневе, ни Отабек, придерживающий японца, что немного очухался и смог присесть — никто не решался хоть слово сказать Никифорову. И никто не двинулся с места. А Виктор, удерживая размахивающего руками и ревущего в голос Смирнитского за его черный загривок, буквально по полу доволок того до стола, толкнул, перешагнул через его ноги и, поймав за волосы снова, с отвратительным, тошнотворным звуком, приложил об столешницу. Кацуки расширил глаза, потный и бледный прижимая руки в грудной клетке. Даже вдохнуть нормально не мог. Но больше всего не мог оторвать глаз от ошеломляющего зрелища, что разворачивалось сейчас перед ним. Никифоров с маской безразличия на лице раз за разом всаживал лицо Смирнитского в уже перемазанную кровью столешницу. Он бил его так, что рубашка критически сильно натягивалась на бицепсах, а хлюпающие звуки свидетельствовали о том, что до этого хрустнувшие кости, превратились в кашу. Кровавое месиво шмякнуло еще раз. Виктор отпустил голову парня, и тело того глухо упало на пол. На этом дело закончилось. Однако… Виктор присел на корточки, прощупал пульс на шее Кирилла, задумался на миг, встал и, вынув что-то из-за пояса, направил на Смирнитского. Кацуки обомлел. Никифоров посмотрел на него — на Юри — будто показывая, что зайдет дальше и бровью не поведет. Кацуки смотрел в глаза Виктору, боясь даже моргнуть, а тот сощурился, цокнул и убрал пистолет. — Все равно не выживет, — бросил это в сторону Алтына, и казах кивнул соглашаясь. Никифоров оглядел свою забрызганную кровью рубашку, брезгливо поморщился и отошел назад, сказав бесприкословно: — Бек, вызови парней. Пусть приберутся здесь. Я решу вопрос с хозяином. — Да уж, вот это веселье, — проговорил Криспино по-английски с красивым итальянским акцентом и поглядел на Юри. — Отвезите его в больницу, лица на парне нет. Ребра, видимо, травмированы. Виктор прошел мимо Кацуки. Тот опустил голову, в самом деле едва выдерживая боль, и вдруг вздрогнул — Никифоров как-то резко и нервно опустился перед ним на корточки, схватил руку Юри и надел на его безымянный палец кольцо. Кацуки посмотрел в лицо Вити мутными глазами. — Носи его, — произнес мужчина, встал и кивнул Алтыну, мол, уводите. Взгляд Кацуки все равно еще раз вернулся к неподвижному телу. Виктор видел это. Смотрел на японца невозмутимо, чуточку надменно, прекрасно понимая, что теперь он в понимании Юри — убийца. Окончательно и бесповоротно. Виктор отвернулся, молча вышел. Нужно было разобраться со всем этим, чтобы тихо и быстро. Не зная, как себя вести, что говорить, да и не мог Кацуки сейчас говорить, он просто с помощью Плисецкого и Алтына тоже вывалился в коридор, где Никифоров уже беседовал по телефону, при этом осматривая свои ладони на наличие крови. Но когда Юри прошел мимо, Витя на секунду поднял глаза. Они встретились взглядами, и оба отвернулись друг от друга.***
Недавнее прошлое У Плисецкого на душе скребли кошки. Он чувствовал, что этот день будет не самым приятным. Не находя себе места, он сам торопил Алтына, чтобы тот гнал побыстрее, и мотор черного мотоцикла казаха ревел на всю округу. Однако время было не самое лучшее для быстрой поездки, то есть вообще не представлялось возможным двигаться нормально — пробка на пробке. В итоге, глядя в приложение на телефоне, Плисецкий, стоя на светофоре, орал, куда лучше проехать. Невольно тревога передалась и Отабеку. Вообще, это было обосновано, поскольку один из людей Никифорова доложил, что за Кацуки следит парень: рост такой-то, выглядит так-то. Казах сразу понял, кто это, вот теперь и торопился. У отеля они припарковались быстро и с визгом шин. Юрка бросился внутрь, на ходу снимая шлем, и прокричал администратору: — Парень, азиат такой… невысокий… Кацуки, он был здесь? — Да, был, — кивнул парень на ресепшене, — и он все еще здесь. — Этаж какой? — уже у лифта оглянулся Плисецкий, и Алтын, притормозив рядом с ресепшеном, поинтересовался куда более спокойно: — Где господин Никифоров? Я его охранник. — Он в триста… — Нет, погоди, — перебил администратора служащий отеля, как раз подойдя на ресепшен, — парень, высокий такой, в черной бейсболке, передал, что господин Никифоров поднялся в «413-й». Администратор нахмурился. — Рожайте быстрее! — выкрикнул Плисецкий и добавил: — Бек, погнали! — Подожди, — поднял руку Отабек, заподозрив неладное. — Так в каком номере Никифоров? Администратор присел за компьютер, пощелкал кнопкой «мыши», снова нахмурился и непонимающе, неуверенно проговорил: — Да нет же, Виктор Никифоров с господином Криспино зарегистрировались в «310-м» номере. А «413-й»… — Спасибо, я понял, — рванул к лифту Алтын. Оба влетели в кабину. — Думаешь, это… — Юра не договорил, сердце зашлось от волнения за японца. — Думаю, да, — честно ответил казах. — Слушай, давай так, — повернувшись к парню всем корпусом, проговорил Бек, — ты мчишься к Виктору, а я наверх. — Хорошо. Так и поступили. Юрка влетел в незапертый номер со всего маху, едва не упал, и заорал во все горло под удивленными взглядами итальянца и Вити: — Никифоров! Кацуки… он… — Что с ним? — грубо бросил Виктор, но встал, громко шмякнув стакан с водой об столешницу — разбился, заливая скатерть. — Идем, — задыхаясь выпалил Юра, — они в «413-м». Смирнитский и Юри. Более не надо было говорить, Никифоров рванул к двери. Быстро прошел к лестнице, толкнул дверь и в пару минут взлетел на этаж выше. Сразу увидел Отабека, который, судя по позе собрался вышибать дверь. — Бек, — прозвучал резкий низкий голос Виктора, и казах повернулся к нему, — я сам. У Плисецкого желудок свело от крика, донесшегося из-за двери. Виктор на миг оцепенел, внешне себя ничем не выдавая. Рукой чуть оттолкнул Алтына, отошел на шаг назад, слыша, как Юри стонет, затихая, и, вложив всю свою ярость и ненависть к Смирнитскому, Никифоров ломанул ногой в дверь. Не поддалась. Еще удар, а следом — плечом. Замок оказался крепким. Бросив короткий взгляд на казаха, а тот принял немой приказ бесприкословно, оба синхронно толкнули дверь. Получилось. Громыхнув о стену, та пригласительно распахнулась. Никифоров уставился на Кацуки, вяло реагировавшего на происходящее. Лицо было перемазано кровью, но вроде целое, лишь небольшие ссадины. Зато почти бессознательное состояние свидетельствовало о более серьезных травмах — возможно, головы. Скользнув взглядом по бедрам Юри, видя то, как он пытается натянуть штаны, как неосознанно стонет от боли, Виктор сжал руки в кулаки, двинулся вперед. Смирнитский сидел на Юри, так и не встав, поэтому Виктор, как только приблизился, тут же одним резким движением ноги снес его, угодив тому в солнечное сплетение. Как там? Никифоров — убийца? Так считал Юри? Да, верно, когда-то именно так и считал. Что ж, значит, Виктор будет жить с этим, зато станет уверенным в том, что Кацуки в полном порядке. Убийца, значит, убийца. Виктор переубеждать не собирался, он собирался подтвердить это. Такая у него любовь.