Александр
Помнится, лет пять назад, когда мелкая была ещё более мелкой, она имела дурное, но объяснимое для своего возраста увлечение: сходила с ума от рок-исполнителей. В какой-то момент Эшли вбила себе в голову, что она рождена для бас-гитары — отсутствие опыта игры на любых музыкальных инструментах её не смутило ни на минуту — и устроила невероятную вакханалию. Мартышка таскала гитару везде, куда можно притащить, и при каждом удобном случае хвастала, что умудрилась выучить на этот раз. Казалось, я почти забыл об этом эпизоде жизни, но сейчас, глядя, как Голдман-старший с красным от гнева лицом нападает на ни в чем не повинный шкаф, стоящий в моём кабинете, и выкидывает из него любую документацию, какая попадается под руку, первое, что приходит на ум: как пришлась бы кстати неуклюже-забавная игра мартышки. Идеальное музыкальное сопровождение. — Сукин сын! Подонок! Мразь! — с каждым выкриком Голдмана на пол летела новая и новая папка, пока позади мужчины суетливо перебегала с одного места на другое его жена. — Дорогой…. — Ублюдок! Не удовлетворившись оскорблениями, тот, что хватило сил, толкнул стеллаж. Конструкция слабо качнулась, однако устояла. Всё-таки обойтись без секретаря было верным решением. Складываю ладони на столе и разминаю шею. Концерт порядком надоел, да и заседание закончилось слишком поздно, чтобы недовольная семейка и дальше позволяла подобные выкрутасы. — Прошу, хватит мучить шкаф. Присядьте, наконец! Голдман яро развернулся и трясущейся рукой закатал рукав пиджака. Белки его глаз налились краской, лицо сильно искривилось, а от каждого нового выкрика проглядывались капли слюны, летящей на пол. Ещё и клининг заказывать. Что за день? Нет, это, пожалуй, оставим на понедельник. К чёрту её, эту неделю. Сыт по горло. — И ты это мне говоришь? Мне?! Не двигаясь, перемещаю фокус на его побледневшую жену, которая то и дело пытается положить ладонь на плечо мужа. — Видите в кабинете кого-то ещё? У меня нет ни повода, ни желания успокаивать разозлённого родителя. Хотелось бы сказать, что подобное в моей карьере не в новинку, но, пожалуй, ограничусь словом «достаточная редкость». Как бы то ни было, психотерапия не входит в список предоставляемых услуг, так что с раздувшимися эмоциями Голдману-старшему придётся справляться самостоятельно. — Да я засужу тебя! Ты! Ты знаешь, кто я?! Ты, ты…. Ринувшись в мою сторону, мужчина резко остановился. Его зрачки расширились, дыхание участилось, а рука схватилась за ткань рубашки в районе груди. — Дорогой! — миссис Голдман, уже почти рыдая, бросилась к сумке, чтобы спустя несколько секунд вытащить из нее набитый таблетками пузырёк. Не мелочась, она вытащила сразу две и, насколько это получилось ласково, попробовала запихать их мужу в рот. — Дорогой, пожалуйста… — Дура! Резкого взмаха руки хватило, чтобы не только две выбранные пилюли, но и весь пузырёк с лекарством отлетел в сторону. Женщина едва устояла. Её ладони, поднятые к лицу, едва-едва скрывали хлипкий рёв. — Хватит, — единично ударяю по лакированной поверхности стола тонким карандашом. Как и ожидалось, тихий глухой отзвук привлекает внимание обоих, тем самым завершая устроенную в кабинете трагикомедию. — Я знаю, кто вы, — безучастно отвечаю на вопрос ошарашенного Голдмана. — Вы мой клиент. Так что будьте любезны: сядьте. Миссис Голдман дернулась, прижала округлые покрывшиеся морщинами пальцы к губам, где ещё виднелись остатки стёршейся от слез помады, и тихо заскулила, словно побитая на улице дворняжка. — Пятнад...цать лет, — Голдман грузно облокотился о край стола, предварительно уронив на него с тяжёлым звуком ладонь, — пятнадцать лет… — проглотил воздух, будто пытаясь подпитаться им, и повторил, — пятнадцать лет наш сын будет гнить в тюрьме…. Из-за вас… Он умрёт там из-за вас! На последних словах мужчина хлопнул по столешнице обеими ладонями. В подставке для канцелярских принадлежностей нервно подпрыгнула ручка марки Паркер — подарок одного из клиентов. — Это вы мне как-то льстите, — угрюмо осаживаю, наблюдая, как часовая стрелка переваливает за восьмерку, — на этот счет можете не переживать: в мои планы не входило делить с вашим сыном одну камеру, а уж тем более покушаться на его жизнь. Пока Голдман пытается переварить услышанное, а заодно восстановить дыхание, перемещаю взгляд в сторону окна в слабой надежде, что получится не только отвлечься, но и вспомнить, какие вообще оправдания я теперь могу предложить. Да никакие, честно говоря. С лёгкой, но открытой завистью любуюсь спокойной темнотой, захватившей офис прокурорши. С того самого момента, как ее горделиво вздёрнутый нос покинул здание суда, свет в офисе не включался. В целом, логично, учитывая, что после одержанной на слушании победы ей там точно делать нечего. — У нас всё ещё осталось право на подачу апелляции, — сминаю пальцами переносицу, чувствуя, как скопленный за день балласт ощутимым камнем ложится на плечи. — О чём вы говорите? Как это теперь поможет? — вступилась супруга Голдмана. — Уолтеру не выдали право на условно-досрочное освобождение, — средним пальцем массирую участок между бровей. Глупость четы вызывает несвойственный прилив раздражения. — Такое бывает, первый приговор в суде самый эмоциональный. Второй — бюрократический. Будет проще выбить право на условно-досрочное освобождение именно во время повторного заседания. Голдман-старший захрипел и сжал на столе ладонь. Постепенно этот звук усиливался и медленно превращался в смех, прерываемый кашлем. — Знаете, что будет проще?! — выплюнул с очередным болезненным першением. — Сменить нашему сыну адвоката, вот что будет проще! Не понимаю, почему я всё ещё не послал их к чёртовой матери? Неужели Эшли права, и я действительно старею? — Действуйте, — выпускаю из лёгких воздух и позволяю себе расслабленно облокотиться о спинку кресла. В ладонях сжимаю карандаш. — Если деньги для вас не проблема, почему бы и нет? Мужчина недоверчиво сощурился. — Вот так просто? Пластиковое покрытие карандаша приятно скользит в пальцах. Мысленно я уже давным-давно лежу на диване и согреваю в ладони ледяную банку пива. Покой и тишина. — Ждёте благословения? — показательно поднимаю брови и указываю карандашом в сторону окна. — Ближайшая церковь в двух кварталах отсюда. Она правда, лютеранская, вас устроит? Подставка с ранее прыгающей ручкой от марки Паркер влёт грохается со стола, а заодно и аккуратно сложенная документация. Вслед за разлетающимися по кабинету листами бумаги в зоне видимости возвышается налитое кровью лицо Голдмана, грузная туша которого всерьёз могла бы проломить стол. — Ах ты хрен собачий! — открыто брызжет слюной. — Вздумал шутить?! Я вытрясу из тебя всё до цента! Слышишь?! Скрываю смешок где-то внутри. Если бы такие клиенты, как Голдманы, действительно могли на что-то претендовать, адвокатская практика потерпела бы крушение, так и не начавшись. — Я сказал что-то, похожее на шутку? — вновь поворачиваюсь в сторону окна, так как недовольная и, честно говоря, кривоватая от гнева физиономия порядком утомила. Положение вещей в соседнем офисе не изменилось: свет не горел, духом прокурорши не веяло. — Помнится, что в контракте было чётко оговорено: гарантии держатся ровно до того момента, пока в деле не появляются новые детали, — Покидаю кресло и неторопливо приближаюсь к скинутой на пол канцелярии. — Или считаете, что вы первые клиенты, которые пытаются обойти систему? Растеряв в хриплом выдохе все свои аргументы, глава семьи оглянулся на супругу, которая вот уже в третий раз попыталась схватить его за трясущуюся на эмоциях ладонь. — Для меня нет ничего проще отказаться от дела сейчас, — продолжаю, попутно возвращая подставку на положенное место, — однако… — ручка с громким звуком ударяется о донышко, — готов по доброте душевной сопровождать вашего сына до полного окончания следствия, даже с учётом новых… факторов. Либо вы навсегда покидаете этот кабинет и платите новому адвокату. Но учтите: других гарантий вам никто не даст. Отрезвляющий эффект срабатывает: окрашенное помидорным цветом лицо Голдмана медленно, но верно остывает, принимая вполне привычный естественный оттенок, а маленькие тёмные зрачки, напоминающие поросячьи глазки, забегали, выдавая сомнения. Провожу пальцами по приятной и грубоватой поверхности бумажных листов, которые только что вернул на положенное место, и огибаю рабочий стол, а заодно порядком поднадоевших клиентов, выдвигаясь к входной двери. — У вас есть время подумать до понедельника, — дергаю ручку, чтобы во всей красе намекнуть на окончание беседы, — после этого поиск нового адвоката для Уолтера перейдёт из выбора в необходимость. Голдман шумно сглотнул, но, к счастью, промолчал, а затем и вовсе позволил жене утащить себя за руку до самого выхода. — Подумаем, — бегло пролепетала она, прежде чем они оба наконец-то вытряхнулись из кабинета. Облегчённо закрываю глаза на пару секунд, когда негромко хлопает дверь. Вот теперь можно считать, что рабочий день закончился. Неужели… Неторопливо подхожу ближе к окну, чтобы проследить, когда машина Голдманов покинет парковочное место. Сталкиваться с этими двумя на выезде из района, если честно, нет никакого желания. А напротив всё те же тёмные окна, такие же непроницаемые, как мысли несносной прокурорши. Стоит отдать должное, это было достойное выступление. Если бы девушка не была в довесок к остальному ужасной гордячкой, с ней можно было бы и сработаться. Ну или хотя бы пусть не цепляется на хвост, как бешеная гончая. Откуда в ней вообще столько энергии? А что, если… Достаю телефон быстрее, чем мысль успевает сформироваться, и с каким-то неподдельным удовольствием осязаю, как на лице рисуется улыбка. Снимаю с экрана блокировку, открывая в одно касание первый же чат. «Выручишь в одном деле?», — после отправки сообщения настроение поднимается почти на физическом уровне. Определённый знак, что подсознание уже оценило возможные риски, и задумка того стоит. А даже если и нет… Ну, хуже точно не будет. О Голдманах вспоминаю совсем остаточно, да и то лишь когда спускаюсь в лифте на первый этаж, поправляя ворот пальто. Хрен бы с ними. Покидаю высокое здание, в кои-то веки вдыхая прохладный вечерний воздух с прежним удовольствием. От понимания, что какой-то час тому назад проблема выглядела неразрешимой, тянет хорошенько рассмеяться. А ведь всего-то стоило вспомнить о существовании друга… Приглушённый писк уведомления оповещает о полученном ответе. «Смотря сколько заплатишь, Снежка» Позволяю ухмылке коснуться уголков губ. Стивен в своем репертуаре. Уже готовлюсь позвать его пропустить рюмку другую, а заодно обсудить детали, когда замечаю на ближайшей остановке знакомые русые кудряшки, спрятанные под фетровой шляпой. Девушка прячется от непогоды, кутаясь в тонкий плащ, и то и дело оглядывается в ожидании явно не спешащего автобуса. Шестерёнки сцепляются зубчиками, и меньше чем за секунду понимаю, что кому-кому, а братцу-Янгу «пропустить по рюмке» сегодня не светит. Вперёд, парень. Расправляю плечи и одергиваю полы пальто. Память отточенной практикой детализирует когда-то прикреплённый к груди девушки бейджик с именем. — Виола, если не ошибаюсь? Кудряшка звучно хватает воздух и испуганно оборачивается, сжимая пальцы на сумочке, но едва в широко раскрытых серых глазах мелькает моё отражение, её плечи опускаются, а голос становится крепче: — Ох, это вы, — выдыхает, отпуская края сумки, — как вы меня напугали… Осматриваю пустую остановку и плохо наполненную прохожими улицу. Как это обычно бывает, именно в этом переулке по вечерам действительно не так уж оживлённо. — Ждёте транспорт? — пропускаю фразу от баристы в небытие, зная, что та не несёт за собой определённого смысла. Она кивает: — Автобус, — и грустно поджимает губы, прежде чем продолжить, — но, кажется, я свой уже упустила. Вот он — зелёный свет. Ярче быть не может. — Давай подвезу, — обращаю её внимание на парковку, а заодно наглею, — вдруг по пути? Виола сминает кожаный ремешок сумки, но, судя по всему, она явно заинтересована. Слегка наклоняет голову, чудом удерживая на пышных волосах фетровую шляпу, и показывает полосу ровных белых зубов, спрятанных за улыбкой. — А если нет? — А если нет, то мне не сложно, — хмыкаю, потому что итог беседы явно ясен нам обоим. Возможно… Была, ни была: — А вообще… Ты выпить не хочешь? Жёлтый свет фонаря, стоящего рядом, не настолько хорош, чтобы полностью захватить всю остановку, но достаточно, чтобы заметить лёгкий блеск любопытства в глазах кудряшки. — Хочу. На секунду в голове всплывает хитрая и недобрая ухмылка прокурорши, но сразу растворяется, подавленная предвкушением куда более приятного вечера, чем воспоминания о позорно проигранном слушании.***
— Не верю, что вы с мелкой всё ещё снимаете одну квартиру на двоих, — опрокидываю бутыль виски, чтобы поочередно наполнить два стакана, заставляя тем самым двигаться крупный шарик льда в каждом из них. Стивен разводит ладони и поднимает плечи выше, перед тем как тянется за своей порцией. Конечно, Эшли купила выпивку на вечер, но мы с братцем-Янгом обоюдно решили, что вечер на то и субботний, чтобы начинаться пораньше. — График, — односложно поясняет. — Не видел смысла арендовать отдельную квартиру, чтобы проводить в ней чуть больше недели в году. — Не видел? — почти касаюсь губами напитка, когда фраза острит на слуху. — Или не видишь? Он оглядывается по сторонам, словно его сестра ошивается прямо здесь, а не где-то в закоулках города, куда учесала, по словам Янга-старшего, ещё утром. — Не говори пока Эш, но я собираюсь уходить из большого спорта. Одна новость не лучше другой. Похоже, нормально выпить мне сегодня не удастся, поскольку после услышанного глоток решает встать где-то поперёк горла. Однако и гнать коней пока рановато. Стив не школьник, чтобы принимать необдуманные решения. — Чем займешься? Друг медленно и задумчиво смакует виски, пока его взгляд витает где-то на уровне оконной рамы. — Хочу набрать команду юниоров, — отвечает наконец. Оглядывается с ухмылкой. — Как думаешь, из меня выйдет хороший тренер? — Если будешь учить их так же, как когда-то Эшли, то отвратительный, — виски приятно обжигает горло, в то время как в голове проносятся воспоминания о первой попытке мелкой попасть битой по мячу. Чья вообще была идея попросить меня исполнить роль кэтчера и встать позади малой, когда в её руках было опаснейшее оружие? Ловлю в поведении друга облегчение и прекрасно понимаю, откуда оно взялось: Стив более чем наверняка ожидал вопросов. По крайней мере, они точно будут, когда о задумке братца узнает малая. С тех самых пор, сколько я вообще знаком с мелкой, Эшли верила и надеялась, что Стивен определённо добьется невероятного успеха на спортивном поприще. Откуда в её голове закралась такая идея, учитывая, что тот занялся бейсболом едва ли не от безысходности, не ясно. Так что в этом плане я его понимаю: жизнь — это не залог удачи на каждом шагу. И здесь мало смириться и принять истину самому, основная проблема — грамотно объяснить её окружающим. — Так о чём ты хотел меня попросить? — Когда? — хмурюсь, но после догоняю, о чём речь. — А… Это… В потоке событий вчерашнего вечера, который плавно, хоть и предсказуемо, перетёк в ночь, совсем забыл, что так и не успел ответить на сообщение друга, окончательно увлёкшись общением с кудряшкой. Впрочем, я ни о чём и не жалею. Ну, почти… «Волосы девушки рассыпались по светлой ткани подушек. Стоны превращаются в тихие сбитые выдохи, в то время как короткие ноготки слабо царапают кожу плеч. В небольшой полоске света, исходящего от ночника, её мягкая кожа выглядит матовой и почти медового оттенка. Настолько, что хочется собрать этот цвет, ощутить его на пальцах… Ускоряюсь, ловя губами её дыхание, и закрываю глаза, предчувствуя желанную разрядку. Кудряшка прижимается всем телом, усиливая тонкие выкрики, приятной похвалой растекающиеся по крови. Хватает ещё пары движений, чтобы она немного приподнялась и замерла, задерживая удовольствие. Обычно в этот момент всё заканчивается и для меня. Однако… Не сегодня. Девушка совсем обмякла и понемногу начала приоткрывать глаза, а моё напряжение все еще напоминает о себе, формируя единственный, возможный в подобный момент вопрос: «какого чёрта?». Сжимаю в пальцах тонкую девичью талию и замедляюсь, пытаясь припомнить, что ещё может, как бы глупо это ни звучало, помочь мне. По закону подлости, вместо нужных, пусть и откровенных мыслей в голове появляется лишь краткий пересказ порядком поднадоевшего дня и судебного процесса, который и так до этого не выходил из головы. Вспоминается облегающая юбка прокурорши и сжатая в изящных ладонях папка с документацией. Низкий, но пышный хвост и блеснувший победой взгляд, когда та произносила заключительную речь. Слишком гордая... Короткая и странная идея, что почему-то прямо сейчас в моих ладонях нежится не кудряшка, а госпожа прокурор белеет перед глазами, переходя в долгожданное расслабление. В тот момент, когда прохладные ладони Виолы оглаживали торс, пока сама она, тесно прижавшись ко мне, возвращала дыхание, заданный выше вопрос вернулся на положенное место в голове. Какого чёрта? Какого, мать его, чёрта?!» Отвлекаюсь, чтобы взять бутылку и добавить виски как в свой, так и в стакан Стивена. Разговор будет не простой. — Помнишь, малая говорила, что позвала гостей сегодня? — братец-Янг не находит долгом ответить на этот вопрос. Впрочем, мне не нужно. — Если… Если так случится, что здесь появится одна особа прокурорского происхождения, насколько нагло будет рассчитывать на тебя? Не именно сегодня, а в целом. — Это в чём же? — Стив отпивает виски и добавляет: — Снежка, не ты ли говорил, что вестись на кого-то там — плохая затея? Морщусь от раздражения из-за необходимости разжёвывать простые вещи. Итак ведь ясно, что там тяжёлый случай. — Я не прошу ни на кого вестись, — пропускаю вспыльчивость вперёд, — просто отвлеки её на недельку, а лучше на месяц-другой! Ну, не знаю, зубы там заговори, комплиментами забросай, конфет купи, Янг, мне ли тебя учить?! — Всё-таки больше не справляешься? — с особенно-противным понимаем кивает друг. — Иди-ка ты… — сцепляю зубы, но выдыхаю, так и не осознав, из-за чего разозлился. — Последний раз спрашиваю: сложно или нет?! — Да не сложно, не сложно, — он опрокидывает стакан полностью, — только я не понимаю, за каким хреном? И чего ты вообще ждёшь от меня? Хочешь, чтобы я её… — Я же сказал, что нет, Господи! — стакан слишком громко опускается на мраморную поверхность столешницы. Сглатываю и сжимаю свободную ладонь. Запоздало поясняю: — Всё, что тебя требуется, это чтобы у неё не было времени копаться в делах с излишним упорством, понимаешь? Но запомни, я не собираюсь смотреть, как эта сумасшедшая тащит под свадебную арку моего единственного друга. Стивен странновато наклоняется и почёсывает указательным пальцем висок. Согласен, выгляжу глуповато, но не я просил его задавать идиотские вопросы. — А кто вообще говорил о свадьбе? — добавляет ещё один из той же серии. — Если бы я давал клятву неприкосновенности до брака, то уже точно горел бы в геенне огненной. Чего так переживать-то, мам? Стискиваю пальцы на столешнице, максимально надеясь, что поведение выглядит естественным. Я практически уверен, что злость пришла именно от поведения друга, который как будто старается что-то накопать там, где копать, к слову, нечего. Но из-за того, что он задает один наводящий вопрос за другим, любой ответ будет выглядеть, как какое-то оправдание. За входной дверью слышится скрежетание ключей в замке на пару со звонким смехом Эшли. — Не мели ерунды, — складываю руки, понимая, что диалог надо закончить, до того как малая услышит хоть что-то, — и не забывай, что эта припадочная — как-никак прокурор, поэтому, если решит отомстить, вцепится намертво. У тебя потом денег не хватит оплатить мои услуги. Слышно, как ровно в этот момент в прихожей хлопает дверь, а смех Эшли и… кого-то ещё разносится по всей квартире. — Какие такие услуги ты собрался продавать, Нильсен? — от веселья мелкая перешла на непонятного вида кряканье. Вторую гостью почти не слышно. На секунду затылок словно парализует от предположения, что это прокурорша припёрлась раньше времени, но сразу отметаю мысль. Подтверждая догадку, обе они появляются в гостиной. Оглядываю светлые до плеч волосы второй девушки, низкий рост, едва ли добивающий пять футов, и строгий белый костюм. Помощница прокурора. Лишь сейчас, конкретно в эту секунду окончательно осознаю уровень ловушки, в которую пришлось угодить. Когда малая называла имена приглашённых гостей, мне и в голову не пришло, что она говорит о коллеге настырной прокурорши. — Пораскинь идеями и включи воображение, — закатываю глаза и уже было тянусь за своим стаканом, когда выражение лица обезьянки даёт понять, что с воображением-то у неё как раз никаких проблем нет. — Я передумал. Выключи. Подруга Эшли, она же ассистентка прокурора — Рэйчел или как там её — заинтересовано проследила за нашим диалогом и неловко коснулась плеча малой, намекая, что она не представлена. — Стив, какая муха его укусила? — аккурат в этот момент разнылась мелкая, но, не дождавшись ответа, обратила внимание на знак от знакомой. — А да, точно. Это Рэйчел, работает в прокуратуре. Рэйч, это мой брат Стив, а этот брюзга…. А вы точно не знакомы? — Александр, — перебиваю малую, а то она до вечера будет трещать. Её подруга мягко кивает и кладет сумку на высокий барный стул у кухонного островка. — Да, я помню, — открыто улыбается, демонстрируя разительное отличие от своей ядовитой коллеги. Братец-Янг вскидывает в вопросительной дуге брови, пока обе девушки вновь о чем-то перешептываются, переходя на смех. Качаю головой, понимая, что вопрос вызван должностью пришедшей. Нет, Стив, если бы всё было так просто, я бы не просил о помощи. Он же, словно прочитав мысли, пожимает плечами. — О чём веселье? — спрашивает, не сводя взгляда с обеих дам. — Ходили на фотовыставку сегодня, — Эш отпускает подругу в ванную комнату и сама заглядывает в холодильник, — там была древняя фотка какого-то султана, вот ты сейчас один в один похож. Кашляю в кулак. А ведь верно. Развалившись на диване, выставив в сторону руку и скрестив ноги, Стив и впрямь похож на восточного правителя. — Откуда интерес к современному искусству? — если Эшли по доброй воле начала ходить на всякие выставки, того и гляди небо рухнет. Пора спасаться. — Рэйч попросила, — Эш критично оглядела полки холодильника, — Стив, у тебя желудок или чёрная дыра? Ты какого хрена сожрал все закуски? — А что за выставка? — вновь не предоставляю Янгу и шанса на ответ. Хрен его разбери, откуда интерес, но что-то… Что-то слишком подозрительно, что мелкая начала ходить куда попало. — Обыкновенная, Нильсен, чего пристал? — Эш гневно выдыхает и залезает в собственный рюкзак, вытаскивая две вещи: мобильный телефон и буклет. Буклет суёт мне в руки, а телефон кидает в брата. — Заказывай теперь пиццу, обжора. А ты, — указала пальцем в мою сторону, — будешь лезть своими вопросами, огребёшь! Мы пить сегодня собираемся или об искусстве говорить? — Если твой брат не выдул заодно ещё и бар, — усмехаюсь и отхожу от друга на порядочное расстояние, чтобы спокойно заглянуть в буклет, а не отхватить по голове какой-нибудь статуэткой в качестве мести за предательство. Разворачиваю плотную глянцевую бумагу и едва не впадаю в окончательный ступор. Предчувствие не обмануло — эта выставка действительно мне знакома. Как минимум от того, что на точно таком же буклете, полученном мной когда-то с месяц назад, красовался телефонный номер и почта. Линдси, если не ошибаюсь. Наш флирт закончился, так и не начавшись. Поначалу фотограф активно отвечала на все сообщения, но в какой-то момент перестала выходить на связь. В целом, не самая большая неожиданность, в практике случайных знакомств, только вот… Оглядываюсь в сторону коридора, где ещё доносились звуки воды из ванной комнаты. Просто так решили сходить, говоришь? Не верится, что ассистентка той прокурорши делает что-то спонтанно, а тем более после того как Харрис буквально накричала на бедную девушку. Что-то тут не так. Надо будет потом аккуратно расспросить малую. Шум воды из ванной комнаты стихает, и спустя пару секунд в комнату спокойно и уверенно возвращается та, что назвалась Рэйчел. Она безобидно улыбается и, если и смотрит в мою сторону, то полностью сдержанно, так, словно не её коллега вчера устроила целое шоу на заседании. Растягиваю губы в ответ и поднимаю в воздух почти опустевший стакан. В конце концов, никто не говорил, что это битва со всем окружением госпожи прокурора.***
— Малая, ты же понимаешь, что это противозаконно? — отпиваю уже тёплый и разбавленный растаявшим льдом виски, едва удерживая эмоции от того, что меня вот-вот подставят. — Вот не надо выкидывать тут свои штучки, — она щурит глаза и хватает за руку сидящую рядом Линд, — а будешь выпендриваться, мы тебя как следует засудим! — Интересно, как ты это сделаешь, если суд принадлежит мне? — издевательски пародирую её взгляд, зная, как сильно это порой выбешивает мелкую. — На моей стороне прокуратура, выкуси! — А на моей…. — перевожу взгляд на Стива, понимая, что он мне не в помощь, — правда. Эшли выдохнула и поправила чёлку. Провела ладонью по лбу не то утирая реальный пот, не то просто прикидываясь, и отпила несколько глотков нефильтрованного пива. — Нильсен, кончай выпендриваться и шуруй под арест, надоел! Возвожу глаза к потолку, кривлю губы, но всё-таки принимаю из рук малой карточку, знаменующую, что ближайшие три хода мне придется пропустить по причине «отсидки». Ассистентка Линд тщательно следит за нашими пререканиями, не забывая отпивать из бокала красное вино. Проведённые вместе два-три часа дали о себе знать, так что теперь я окончательно убедился, что миловидная помощница прокурорши ничуть не похожа на неё. Единственный странный вывод, к которому также получилось прийти за это время, в том, что сколь бы мне ни импонировала эта улыбчивая Линд, глядя на неё, никак не получается выкинуть из головы её же коллегу. Работать меньше надо. — Это какая-то неправильная монополия, — вставляю последнее слово, прежде чем окончательно смириться со своей участью. Малая, очевидно, хочет парировать фразу чем-то достаточно весомым, но в тот же момент звук дверного звонка проносится по квартире, заставляя всех присутствующих переглянуться. — Неужели пицца? — подала уверенный голос Рэйчел. — Они решили её привезти? — Судя по времени, везли прямиком из Италии, — добавляю к высказыванию, но сам внимательно слежу, как отреагирует. На разочарование, никак. Значит, чего-то да нахваталась от этой Харрис. — Я открою. Стивен почти поднимается с места, когда Эшли, нагло тыкая в него игровой купюрой, останавливает брата. — Не-не-не, — переводит купюру на меня, — пусть он открывает. Всё равно осуждённый. Качаю головой, подумывая о том, что пора бы заречься и не играть с малой в настольные игры. Она слишком восприимчива для них. Пересекаю небольшую прихожую и, на секунду остановившись перед зеркалом, чтобы убедиться, что выгляжу прилично, щелкаю замком двери. Уже готовлюсь протянуть руки, чтобы забрать долгожданные коробки с едой, но так и застываю с приподнятыми ладонями. — Мне надеть на них наручники? — прокурору Харрис достаточно секунды, чтобы воспользоваться ситуацией. Не дожидаясь ответа, проходит мимо, попутно развязывая пояс бежевого плаща. Вывод: в следующий раз стоит посмотреть в глазок. — Не думал, что ты активная участница подобных мероприятий. Облокачиваюсь о стену и складываю руки, наблюдая, как прокурор снимает верхнюю одежду. В горле неприятно першит, когда в глаза бросаются идеально уложенные распущенные волосы, касающиеся в районе плеч красной шёлковой рубашки, заправленной в такую же облегающую юбку, какая красовалась на прокурорше вчера, с одним отличием: на этой был длинный разрез до бедра, не просто приковывающий взгляд, но и нехило так проезжающийся по фантазии. — Ну, — вешает плащ на крючок и откидывает ладонью прядь волос, — я решила, что для Эшли это важно, раз она так настаивала. Вся такая спокойная и правильная… Ну-ну. — Или ты просто знала, что я буду здесь, и хотела лишний раз похвастать вчерашней победой, — слова вырываются против воли, демонстрируя то, что я не рассчитывал показывать ни при каких обстоятельствах: уязвимость. Однако вместо очередного издевательского изречения про то, что не больно-то я и сдался, которое можно было бы вполне себе ожидать, прокурор Харрис медленно разворачивается в пол-оборота и изящно изгибает алые губы в улыбке. — Туше, — довольно и на удивление прямолинейно признаётся. Становится всё понятнее, откуда столько показательного спокойствия. Упираюсь взглядом в выпрямленную спину, по которой россыпью скользят тяжелые пряди густых волос, с каким-то туманом в голове задерживаюсь на тонких запястьях, где виднеются круглые золотые браслеты, и думаю… Следую за чужой неспешной походкой, уставившись вперёд себя едва ли менее глупым взглядом, чем молодой баран на пастбище. Что-то неправильное кроется в характере Харрис. Ни язвительности, ни яда в голосе, ни сощуренных в гневе глаз. Ничего из того, что делает её особенно… Какой это? — Агата, ты пришла! Додумать окончательно не удается, поскольку малая, наплевав на всё и вся, сносит к чертям собачьим небольшой столик, на котором ранее располагалась игра. Фишки, купюры, карты… Все летит на пол, пока Эшли, словно выпущенная из оружия пуля, несётся навстречу прокурорше. — И тебе привет, Эш, — прокурор тянет обе ладони, позволяя мелкой за них ухватиться. Едва кашлять не начинаю от количества приторности в сцене, открывшейся передо мной, когда вижу очередной взгляд друга и в этот раз киваю. Он оценивающе посматривает на прокурора и безразлично пожимает плечами, принимаясь подбирать с пола разбросанное барахло, пока ассистентка Линд уже оперативно наполняла красным вином второй бокал, вероятно, намереваясь предложить его Харрис. — Мелкая, а ты в курсе, что ты только что всё сломала? — возвращаюсь на прежнее место, надеясь, что выгляжу чуть менее по-идиотски, чем минуту назад. Прокурор Харрис занимает место прямиком напротив и благодарно кивает своей помощнице на протянутый бокал. Играет в бесполезную любезность. Раздражает. Мало того, что Стивен, судя по его поведению, не посчитал прокурора за серьезную угрозу, то есть заранее недооценил, так в дополнение для всех, включая моего же друга, эта Харрис будет выглядеть буквально, как идеальная гостья. Лучше бы показала истинный характер. Не могу объяснить. Сложно. Сложно сказать, почему мне настолько сильно хочется, чтобы хотя бы друг согласился, что у этой девушки невыносимый нрав, что она раздражает одним своим присутствием. Этой уложенной причёской, яркой, но не вычурной блузкой, линией бёдер, мнимой уравновешенностью, а самое главное… Количеством недоговорённости в зелёных глазах. — Да пофиг, — вытаскивает голос Эшли из мыслей, — всё равно хотела кое-что другое провернуть. — Это что? — замечаю, как Стивен садится практически рядом с прокуроршей. Друг мой, эта так не поведётся. — А вот… — мартышка уже во всю копошится в рюкзаке, после чего вытаскивает внушительных размеров коробку. — Это что ещё за кошмар архитектора? — сжимаю в руке стакан, когда понимаю, что прокурор Харрис и не думает выставлять личные границы, как делает это обычно, и едва ли не прикасается к Янгу плечом к плечу. От слишком лёгкой задачи для Стива становится почти тошно. — Это дженга, — Эшли, единственная походу, кто пропустил сцену невероятного знакомства, плюхнулась перед столом. — Боже, только не говори, что нам придётся таскать эти дощечки, — провожу по лицу ладонью, — где я могу подписать отказ от участия? — Нильсен, успокойся, — шикнула малая, — я хочу не просто двигать их, а выпивать после каждого хода. Вот увидишь, ты первый опростоволосишься! — Надейся больше, — хмыкаю. Настроение понемногу возвращается, потому что пока прокурор не обращает на моего друга абсолютно никакого лишнего внимания. Решаю чуть-чуть задеть её, чтобы тот точно убедился, что дело худо. — Ставлю на то, что первая башня падёт от руки госпожи прокурора. — Для этого здесь должна быть табличка с твоим именем. Несмотря на то, что прямо перед моим носом Эшли собирает свою идиотскую башню, глаза Харрис — едва ли не единственное, что я вижу по настоящему. Поиграть решила? — А ты так, — наблюдаю, как Эшли, игнорируя наши распри, первая тащит небольшой брусок, — в воображении прилепи. — Зачем воображение, когда оригинал перед глазами? — прокурор Харрис тянет дощечку на себя и ставит её наверху. — Затем, что зубы обломаешь. Стив, который тащит брусок следующим, непонимающе поворачивается в мою сторону. Округляю глаза и незаметно приподнимаю ладонь. Видно же, что не я первый начал. — Надо же, какая забота, — припадает Харрис губами к бокалу, но не пьёт. На этом решаю оставить перепалку без ответа. Ещё не хватало, чтобы все вокруг подумали, что мы слишком хорошо друг друга знаем. Не знаю, подмешала Эшли что-то в выпивку или эта игра действительно какая-то магическая, но, что было дальше и кто в итоге снес несчастную башню, сказать сложно. Кажется, что сама малая и опрокинула. Плохо помню. Помню разве что, как госпожа прокурор постоянно тянулась к своей ассистентке, а после они долго-долго перешептывались. Помню, как Эшли случайно услышала что-то, о чём они там щебетали, а затем зыркнула в мою сторону и громко рассмеялась. Помню, как пустел первый, второй, третий бокал… Как понемногу начало мутнеть в глазах от количества спиртного… И как стало совсем непонятно, в какой конкретно момент времени из колонок заиграл рок восьмидесятых, а женская троица умудрилась переместиться на диван, чтобы вести закрыто-светские беседы, в то время как нам со Стивом осталось облокотиться на кухонный уголок и наблюдать за этой картиной. — А ты уверен, что она ради меня кого-то собирала? — риторически протягивает он. — Вообще нет, — и вновь отпиваю виски. Вкус алкоголя давно притупился, но и остановиться не могу. Замечаю, вот уже с несколько минут смотрю в одну единственную точку — на юркую прокуроршу. Оцениваю неестественное поведение, наигранно громкий смех, излишне открытую улыбку. Голову кружит, из-за чего её поведение сливается с общим шумом, двоится, возвращается обратно и по новой. Не понимаю, откуда стойкое ощущение, что она вновь что-то удумала: не то из-за последнего слушания, не то из-за ударившего в голову градуса. Соберись уже, Нильсен! Прикрываю глаза, надеясь вернуть расплывшийся в глазах мир в прежнее положение. Расклеиться и набраться из-за какого-то единственного заседания? Хуже и быть не может. Как будто других проигрышей на моей памяти не было. Ладно. За последние лет пять не было. По крайней мере из тех, которые я бы не планировал. — Мне пойти за ней? Голос Стивена долетает из совершенно отдалённого вакуума. Разлепляю глаза, с трудом фокусируясь на его небритой роже. — Что? Небритая рожа друга кивает в сторону балконной двери, уже закрывающейся за спиной прокурора Харрис. Вышла воздухом подышать? — Погоди, — убираю проклятый стакан подальше, чтобы уж точно больше к нему не прикоснуться, — я сам. Друг больше иронично, нежели удивленно поднимает обе — почти четыре — брови, но ничего не говорит. Или я прослушал. Надрался, как школьник. Стыд и позор! Первый шаг даётся с трудом, но на втором беру себя в руки настолько, что мир практически соединяется в нужную картинку, а когда ступаю на открытый, наполненный свежим прохладным воздухом балкон, прихожу в себя до той степени, что почти без помех вижу весь усеянный на небосклоне миллиард ярких звёзд. Перевожу взгляд ровнее. Прокурор Харрис облокотилась о балконное ограждение и немного накренилась вперед, так, что густые волосы полностью скрыли её лицо. Возможно, мне лишь показалось, что спина её подрагивала, а возможно, это всё из-за ночной прохлады. — В какой момент ты окончательно убедилась в аргументах против Уолтера Голдмана? Не то, чтобы я планировал задавать этот вопрос. Скорее, он вышел сам по себе, как что-то заготовленное, прожигающее разум до основания. Или я просто надрался, как последняя свинья. — Что? — она вскинула голову, и мне показалось, возможно, только показалось, что быстро провела ладонью по щеке. — Господи, опять ты? — Я тут с самого начала, если не заметила, — перемещаюсь так, чтобы облокотиться об ограждение лишь одной рукой. — Так вот, Голдман. Когда поняла? Можешь уже ответить, терять тебе нечего. Нет, мне действительно интересно, что же я упустил. Вот в чём причина постоянного мелькания фигуры прокурора в глазах — мне интересно, как она это провернула. — Ага, кроме апелляционного заседания, не правда ли? — поправляет волосы, от которых приятно веет мятным запахом, а на лице не остаётся ни капли недавней растерянности, если она вообще была. Постепенно силы возвращаются и ко мне. Свежий воздух творит чудеса. — Забудь ты о повторном заседании, — морщусь, — мне просто интересно. Или так необходимо во всём искать подвох? — Необходимо, когда имеешь дело с жуликами, — разворачивается и опирается об ограждение спиной, — такими, как ты, например. — Так, госпожа прокурор… — на секунду язык заплетается. Приходится приложить усилия, чтобы выглядеть почти не пьяным. — Может, хватит этой глупой конфронтации? От того, с какой лёгкостью получилось произнести последнее слово, чувствую себя героем. Всё-таки профессионализм не пропьешь. Во всех смыслах. — Почему? — отчего-то чудится, что зелёные глаза сверкают ничуть не меньше, чем звёзды в чёрном небе. Алкоголь, чтоб его. Не знаю, почему. И не понимаю, какого чёрта вообще выдвинул это предложение, будто трусливый пёс, поджавший хвост от первой же угрозы. Надо взять за правило больше не пить в компании прокурорши. Ни при каких обстоятельствах. — Забей, — мирно выдыхаю и подумываю о том, как же мне не хватает сейчас сигареты. Курить бросил ещё лет семь назад, но вот именно сейчас очень даже тянет вернуться на кривую. Всё выглядит глупо и неестественно, а больше остального этот идиотский диалог, у которого теряется начало и не предвидится конец. — На заседании поняла, — её лёгкий голос теряется в холодеющем с каждой секундой воздухе, — а пока не дошло, просто…Попробовала сделать, как ты. — Это как? — хочется рассмеяться. Иногда она держится молодцом, стоит признать. — Надеялась на холостую манипуляцию, — отталкивается от ограждения, делает шаг вперёд, а затем оборачивается. Приоткрывает губы, чтобы сказать что-то ещё, но в итоге качает головой и оставляет меня морозиться в одиночестве. — Не за что, — докидываю в закрытую балконную дверь. В последний раз втягиваю отсыревший осенний воздух и выдвигаюсь следом. Стоит сделать первый шаг в квартиру, как плечи окутывает приятное, тяжёлое тепло, которое давящим гранитом ложится и на голову. Сознание быстро затуманивается обратно, а школьный курс не то физики, не то химии напоминает о том, какую оплошность я допустил, слишком резко вернувшись в комнату почти с улицы. За толстенным будто ватным слоем слышу, как что-то выкрикивает Эшли, пытаясь переспорить не то Стива, не то свою подругу Линд, потому что за время нашего с прокурором пребывания на балконе эти трое нашли новую тему для разговоров. Замечаю, как легко и непринуждённо в их общение втирается сама Харрис. С постыдно-пьяным, глупым чувством не могу перебороть убеждение, что в какой-то момент стал лишним в этой компании. Спрятанные, забытые, погребённые в памяти голоса сдавливают голову силой титанического механизма: «— Это решать не тебе, юнец!» «— Считаешь себя самым умным?» «— А не рановато спорить с полицией?» Опускаюсь на диван, чтобы немного прийти в себя. Всего одно поражение. Такое бывает, бывает… Я ещё одержу победу. Понемногу спиртное берёт свое, веки тяжелеют и на одну, всего на одну секунду прикрываю глаза, ощущая, как под ногами переворачивается мир и планета, как исчезают из понимания физические законы, как тело наполняет сухая, истерзанная жажда, а руки сцепляет чем-то вполне реальным. Едва пробую вернуть взгляд обратно, понимаю, что в комнате стало слишком светло, что я уже не сижу на диване, а вполне определённо лежу на кровати, что музыка давно сменилась пустой тишиной, а головная боль ударяет меж глаз едва ли менее точечно, чем настоящая лоботомия. Дергаю затёкшими руками, в полной мере замечая неудобное положение. Тело будто скованно, двигаться тяжело, а запястья свело настолько, что они онемели. Опускаю взгляд ниже и горло стягивает хрипом: — Какого хрена?!