Александр
«Она лежала посреди огромного и пустого, поглощённого темнотой спортивного зала. Тени безжалостно протягивали кривые, когтистые лапы, желая захватить хрупкое девичье тело целиком, чтобы утащить за собой… туда… туда, под обшитые пластиковыми панелями трибуны и дальше по истерзанному царапинами деревянному настилу… Спрятать, спрятать, спрятать… Спрятать. Её, именно её. Бездыханную, но ещё теплую. Недавно счастливую, простоволосую, в этой опрятной клетчатой юбке и зелёном свитере — очередном напоминании о пожелтевшей в осенних днях листве, сокращающихся минута за минутой днях и Хэллоуинских тыквах, которыми скоро будет усеян каждый двор. — Она пошла за своим ба-а-а-а-нтиком! Она х-х-х-х-х-х…. он-н-а-а-а…. хотела за-а-а-бра-а-ать ба-а-а-анти….. Задыхающийся всхлип позади, особенно громко переходящий в детское плаксивое «а». Они не видели её. Они не могли видеть её. Даже с ростом в шесть футов немногим старшеклассникам удавалось тайком заглянуть за плечи выстроившихся непробиваемой стеной и побледневших учителей, что говорить о несчастных двенадцатилетках, которых, справедливости ради, никто и близко не собирался подпускать к проклятому, больше похожему на ангар старому спортивному залу. Но было минут двадцать как поздно. Суета и слухи разрослись по школьным коридорам, будто редкая зараза, уносящая сто лет назад жизни горожан во время той или иной эпидемии. — Уведите детей! — прописклявил кто-то из учителей. — УВЕДИТЕ ДЕ… Толпа с лёгкостью поглотила звук. Настоящая, живая, неукротимая паника, подпитываемая учительским страхом, охватила присутствующих, въелась в мысли, затмевая остатки былой рациональности. Безумие, в секунду окружившее всех и вся, заставляет на секунду зажмуриться, чтобы появилась призрачная возможность сосредоточиться. Что-то не так. Нет, не здесь, не среди них, напуганных, прижавшихся друг к другу, подобно овцам, гонимым в неизвестность… Не среди учителей, в чьих руках столь же мало контроля, сколько в тонкой паутине, останавливающей ураганный порыв ветра… Не среди них… Взгляд скорее ощутимый, чем видимый. Прожигающий затылок. Реальный. Если сейчас обернуться…. Если сейчас обернуться, то там будет он. Убийца. Если сейчас обернуться…» Воздух с непривычной болью врывается в лёгкие, заставляя дёрнуться и почувствовать, как жёсткий матрас растворяется под ладонями и пропадает, внушая мозгу, будто тело находится не в привычной постели, а где-то не меньше, чем на вышке небоскрёба, откуда за какую-то секунду по роковому стечению обстоятельств ударилось в свободный полёт. — Чёрт бы вас побрал… Выдыхаю и провожу ладонью по лицу, понимая, что пальцы напрочь лишились тактильности, словно злой гений-врач вколол в руку лишнюю порцию лидокаина. Беспощадно ударяю по мобильнику, заставляя Чака Берри заткнуться и прекратить портить и без того поганое утро. Подсчитываю количество маячащих на экране пропущенных и снимаю блокировку в слабой надежде, что семейка Янгов умудрилась за прошедшие несколько дней учудить что-то достаточно достойное, чтобы ни с того ни с сего засыпать мой мобильный напоминанием о себе. Однако, отнюдь… Первые двадцать сообщений от Эшли представляют из себя какую-то длинную галерею в виде фотографий, где лишь на пятнадцатой по списку, до свинцовой по утру головы дошло, что фото сделаны в самом примитивном бутике, где обычно юные особы имеют дурную привычку спускать последние деньги. Не сказать, что у меня есть определённое стереотипное мнение насчет желания девушек принаряжаться, но и атаку от малой нельзя назвать привычкой посоветоваться. Обычно она выкидывает подобные фокусы просто «потому что», не интересуясь мнением остальных, хотя, если говорить о нас со Стивеном, не припомню, чтобы когда-то от одного из нас поступала едва ли в десять процентов желаемая мелкой обратная связь. Разминаю кисти рук, прежде чем кратко ответить: «Хоть раз выйдешь на улицу в том бежевом топе, и я заставлю Стива установить в твоей квартире новые замки». По привычке, нежели в порыве слабости или хорошего настроения коротко улыбаюсь, представляя громкий хохот мартышки. Конечно же, ничего я не сделаю — Эш прекрасно знает, что только благодаря моим непомерным стараниям младшую из Янгов вообще когда-то отпустили учиться на криминалиста, а после и работать в этот огромный рассадник наркоманов и полоумных. И, вероятнее всего, эта традиция так и осталась бы обыкновенной формальностью, если бы не одно «но». То самое, которое стало причиной моего появления в Нью-Йорке и о котором Эшли при всём желании догадаться не должна. Разумеется, ради её же спокойствия. Откидываю одеяло и подхожу к рабочему столу, открывая крышку ноутбука. Как это бывает в редкую свободную минуту, в голове вновь и вновь крутится знакомое лицо из отчуждённых воспоминаний о школьной жизни. Кривое, со слегка косыми глазами разного цвета: серый и зелёный. Последнее, что девчонка из средних классов увидела перед смертью. Где же ты скрываешься, гад?.. Листаю до тошноты заученную документацию, надеясь, что именно сегодня то самое прекрасное утро, когда голова наконец заработает должным образом и под коркой сама по себе появится логическая цепочка мыслей, наводящая на решение проблемы. Я всё ещё надеюсь, что поиски рано или поздно дадут результат. Она пошла за своим ба-а-а-а-нтиком! Пропускаю раздражённый шик и злостно хлопаю крышкой ноутбука, не беспокоясь за то, что от грубого отношения хрупкая техника может запросто сломаться. — Ты в городе, — стучу пальцем по поверхности стола, — точно в городе… Мобильный вновь мигает полученным от малой ответом. Оцениваю подмигивающий смайлик с высунутым наружу языком и откладываю в сторону. Не люблю эти новомодные способы общения. Нет бы нормально ответить. Для этого ведь и выводит. Нет, точно надо намекнуть братцу-Янгу, чтобы занялся её воспитанием. Кстати, о кроликах… Сообщения от Стива остались без внимания ещё с вчерашнего вечера. Хрен с ним, с ответом, ладонь не потянулась и просто для того, чтобы взглянуть на них. Опять же, не могу ручаться, что в наших «крепко-дружеских», как порой их величает малая, взаимоотношениях наступит полных крах или разлад, если я проигнорирую братца день-другой, однако и мысли забивают голову не из-за этого пустяка. До того самого дня, когда утро окрасилось невероятным пробуждением в смирительной рубашке — будь уверена, госпожа прокурор, за это я ещё отомщу — в душе ни разу не возникала и толика сомнений, что пристроить друга на хвост несносной Харрис — не самая блистательная идея. Теперь же это выглядит так, будто я и впрямь по-настоящему поджал трусливый хвост. Нерационально, поспешно, глупо… Меняю собеседника и захожу в чат с Виолой, где всё еще висит непрочитанное: «Увидимся?». Опускаюсь на спинку компьютерного кресла и запрокидываю голову к потолку. Почему-то кудряшка совсем не показалась одной из тех леди, которые любят прощаться по-английски. Чего ни коснись — всё через пень колоду. Не ехать же мне к ней, чтобы узнать, в чём причина молчания? Ладно, просто проверю. В конце концов, нет ничего естественнее желания протащиться в редкий выходной день на другой конец города, чтобы выпить чашку кофе.***
— Что-то не так? — Да, — ставлю плотный бумажный стаканчик обратно на кассовый стол, — это самый отвратительный кофе в моей жизни. Неопределённого возраста низенькая бариста, через плечи которой свешивались две тонкие косички, ещё больше сближающие их обладательницу с возрастом старшеклассницы, обидчиво вдохнула и раза три хлопнула ресницами. Честности ради, кофе действительно ужасен. Виола делает лучше. Крепче, что ли. — Давно вы здесь работаете? — Едва не протягиваю ладонь к карману, чтобы достать небольшой, умещающийся обычно в пиджаке ежедневник, и лишь в последний момент вспоминаю, что я не на работе, а записей сегодня делать не нужно. Девчонку жест, однако, привлёк, а, вероятно, и того больше. Она как-то неестественно вздрогнула и сама схватилась за оставленный на кассе стаканчик. — Хотите, переделаю? Чтобы не напрягать бедную новенькую — нет сомнений, что она из новеньких — вместо ежедневника достаю мобильный и листаю пару страниц. «Снежка, выплюнь отравленное яблоко и загляни в грёбанный чат». Стив в своём репертуаре. — Не нужно, — не отвлекаюсь от телефона, — зайду позже. Во сколько смена Виолы начинается? Повинуюсь требованию братца-Янга и захожу в сообщения, поверхностно читая предыдущие рапорты. «Твоя мадемуазель на крючке». «Она пьет пиво, ты не в курсе?» «Или обязательно по ресторанам? Эш послала к чёрту и к тебе, так что?» — Простите? Выключаю экран, глотая раздражение от самого факта, что новенькая сотрудница всё ещё существует. — Виола, — повторяю, возвращая натяжным усилием что-то похожее на галантность, — она тут тоже работает. — Понимаю, что в карих глазах полностью теряется нить диалога. — Русые волосы, на полфута повыше вас, в шляпке такая… Наконец, во взгляде сотрудницы появляется то, чего так не хватало: мало-мальская осознанность. Она приоткрывает рот, но сразу прячет за двумя тонкими ладонями. — Ох, я… я думаю… — переминается на месте и суетливо оглядывается за плечо, — я сейчас… Бариста скрывается за тяжелой серой дверью с круглой яркой вывеской «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА». — Дурдом какой-то, — тихо проговариваю, крепче стискивая поводок собственного беспокойства. Не то чтобы за саму кудряшку, не совсем… Просто… что-то здесь не так. Пытаясь побороть излишнее подозрение, набираю другу ответ:«Ты разобрался?»
Серая дверь хлопает повторно, и теперь рядом с «побитой сотрудницей» сверкает винирами другая: более высокая, явно постарше годами и чинно разодетая в чёрный костюм. — Здравствуйте, могу я вам чем-то помочь? Можешь, если перестанешь хвастаться зарплатой своего дантиста. Закрываю глаза, потому что уровень агрессии, накопившийся внутри, тянет на добрую перепалку. Почти обидно, что рядом нет блистающих гневом зелёных глаз прокурорши. Вот уж кто прекрасно справляется с задачей избавиться от лишнего пара. — Да, — убираю телефон в карман, — подскажите, когда ближайшая смена Виолы? — Боюсь, Виола здесь больше не работает, — администратор складывает руки на поясе и продолжает глазеть, — у вас к ней было какое-то дело? Уже хочу было ответить что-то не менее выдержанное, но останавливаюсь в последний момент, случайно бросив взор в сторону громадного панорамного окна. И не зря. По ту сторону прозрачной стеклянной поверхности на наш диалог упорно пялился человек. Долговязый, тонкий, в тёмном не по погоде плотном пальто, у которого зачем-то излишне высоко поднят ворот. Издалека его лицо почти не видно, отчего трудно понять, щурится он либо это ряд морщин уходит под глазами, превращая кожу щёк во что-то, напоминающее бульдожьи складки. Заметив же чужое внимание, незнакомец и вовсе резко отворачивается, очевидно, собираясь затеряться в толпе. Но прежде чем ноги сами собой потащат проследить, кто это такой и что ему могло потребоваться, рискую потратить лишнюю секунду на фразу от персонала: — Погодите, что значит «было»? — Что? — Вы спросили: «у вас было к ней какое-то дело?», — повторяю, — откуда это «было»? Теперь завозилась и «главная». А, может… Всё это вновь игра воображения. Нет. Нет, не игра. Смотрит таким же щенячьим взглядом, но правды не скажет. Не договаривает. А между тем незнакомец уходит. Ещё секунда, и его высокий ворот будет не найти. В ушах чужим голосом шепчет смешливое и хриплое: «тик-так, мальчик, тик-так, тик-так, тик-так….» На хрен их. Всё равно смолчат. Потом разберусь. На улицу! — Прошу прощения, — бросаю на ходу и оставляю хлопающих глазами сотрудниц наедине. Нужно понять, кто это такой. Руку дам на отсечение, если обычный прохожий. Стой там, гад. Стой там! По закону подлости, ровно тогда, когда ладонь тянется к двери, та распахивается, впуская группу очередных посетителей — обычные подростки, невесть что забывшие здесь в начале дня. Они громко и легко смеются, обсуждают какую-то шутку, толкают друг друга в плечи. Я же пытаюсь протиснуться дальше, игнорирую с полным наплевательством любой существующий этикет. Это всё неважно, нужно успеть догнать его. Главное, успеть. На освобождённую от толкотни улицу почти вываливаюсь. Ищу глазами фигуру в пальто. Будто потерянный в пустыне ребёнок, трижды оглядываюсь, надеясь отыскать холодный взгляд следящего. Не мог далеко уйти. Не мог. Свернул на Уайт-стрит. Точно туда. Заведённый безумием, не меньше чем рождественский щелкунчик — свежими батарейками, дергаюсь по улице вверх, надеясь схватить преследователя здесь и сейчас. Хорошо, предположим, не схватить. Но найти. Достать. Из-под земли достать. В глазах рябит, непринуждённо болтающие прохожие стираются, а на виду полузаброшенный спортивный зал, зелёный свитер и клетчатая юбка… Очертания девочки, почти подростка, превращающиеся в отогнанное под глубины мыслей опасение, будто там, на её месте лежит Эшли Янг. Единственная, кого он мог бы отнять сейчас у нас. Нет, не так. Если это он. Какое-то сумасшествие. Идиотство! Конченный кретинизм! И я дурак, бегущий за призраками прошлого. Заставляю себя замереть на полпути и опираюсь на одно из множества ограждений, выставленных вдоль тротуаров. Оглядываюсь назад, в сторону уходящего вниз по улице Чайна-тауна и лишь теперь понимаю, какую ошибку вновь совершил. Просыпающийся вместе с полуденным солнцем район с каждой минутой всё больше и больше наполнялся пешеходами, велосипедистами, гонщиками на скутерах и крикливыми торговцами, рекламные лозунги которых порой доходили до моего собственного кабинета, несмотря на то, что для этого им пришлось бы протянуться через весь Колумбус парк. Идеален, чтобы скрыться. Поздравляю, ты — осёл. Холодный ветер мимолётно касается лица. Отрезвляет. Убираю ладонь с ограждения и медленно ухожу прочь, подальше от шумного и утонувшего в бессмысленной торговой мишуре района. В чём-то я теперь уверен почти на сотню процентов: в городишке творится неладное. Говорят, что прошлое всегда настигает тебя. Рано или поздно — это неважно. Я лишь надеялся, что наше так и останется захороненным в Балтиморе. Я, чёрт возьми, приехал в Нью-Йорк, только бы убедиться, что оно осталось в Балтиморе! Моё, Стива…. Эшли. «Голова мужчины была опущена вниз, когда конвой уводил его из зала суда. Руки покорно сведены за спиной, а плечи расслаблены, будто не этот человек только что услышал приговор, который теперь уже навсегда лишит его будущего. Лишь напоследок, перед теми самыми широкими дверьми, которые скоро отрежут заключённого от остального мира, он обернулся. В тот момент мне не почудилось: я был уверен, что оба глаза — светло-серый и тёмно-зелёный — смотрят прямо на меня. И хоть в пятнадцать лет всегда думается, будто ты в одиночку способен выстоять против целого мира, по коже всё равно пробежал морозный холод. — Увидимся, парень...» За почти два месяца жизни в Нью-Йорке мне не удалось найти ни одной зацепки. Ни одной хреновой зацепки. Только короткое послание от знакомых из старого городишки, заверяющих, что человек, который когда-то угрожал спокойствию целого района, теперь на свободе и двинулся сюда. Почему сюда? Эшли. Нет никаких других объяснений. Нет других теорий. Есть лишь совпадения, слишком очевидные, чтобы упускать их из виду. И хренов всемирный заговор, по причине которого я не могу вот так просто взять и поднять файлы в полицейском участке, чтобы не вызывать ни подозрения, ни, что ещё хуже, нездорового интереса малой. Нет, это не вариант. С другой стороны, где закрывается одна дверь, открывается другая. Ну или я просто достаточно одурел для того, чтобы воспользоваться ответом от Стива на предыдущее сообщение: «Тронут твоей заботой, парень» — Братец-Янг, включай мозги, — вслух огрызаюсь, жалея, что когда-то давно бросил курить. Сейчас бы не отказался от затяжки, если честно, чёрт бы побрал эти принципы. Набираю краткое:«А конкретнее?»
«Позвал в бар «Тощий ковбой» неподалёку Лонг-Айленда. Она не против». Нервно постукиваю пальцем по корпусу телефона. Один раз я уже пытался договориться с прокуроршей, и идея повторить печальный трюк совершенно не отдаёт привлекательностью. Идти же с поклоном к её ассистентке и того хуже затея — ясное дело, что ничем хорошим это не кончится. Придётся рискнуть.«Напиши время. Заскочу ненадолго»
Вижу, как Янг что-то долго печатает, вероятно, набирая и стирая сообщение. Затем интерактивное троеточие останавливается, предъявляя о том, что Стивен задумался, и вновь возвращается на экран, а после, наконец, рисуется ответ: «Тебе заняться нечем?» — Да, нечем, — вновь отвечаю вслух, пока злость — не то на тупую голову Стива, не то на самого себя — пробирает изнутри. Если хорошо подумать, прокурор Харрис действительно остаётся едва ли не единственном человеком в этом сумасшедшем городе, кому сейчас доступны все его настоящие и прошлые тайны. Если кто-то и может что-то знать о возможном появлении в городе бывшего заключённого с гетерохромией, то только она. В конце концов, не вы ли, госпожа прокурор, печётесь о всеобщей безопасности? Хорошие новости — у вас появился шанс направить энергию в правильное русло.***
Найти среди кучи пьяных сумасшедших бездельников собственного друга оказалось простой задачей — он был почти единственным среди общего скопления невежд, кто не просил заманчивых красоток на барной стойке снять с себя топ или короткие облегающие джинсовые шорты. Ну, может, ещё и потому, что необычайно довольное поведение несносной прокурорши оказалось слишком непривычным к её извечно-кислой натуре, чтобы не броситься в глаза. С удовольствием вдыхаю накопленный в воздухе крепкий запах сигар, чувствуя, как малая толика оставшегося никотина проникает из лёгких сразу в кровь, отчего почти застопорившаяся на месте мозговая активность разгоняется, и формировать мысли становится в разы проще. Морщусь от громкого визга одной из посетительниц, взобравшейся на огромного механического быка — очевидно местное импровизированное родео, над которым в целях привлечения внимания вывесили рекламный лозунг: «ПЯТЬ МИНУТ НА РОДЕО И ЯЩИК ПИВА БЕСПЛАТНО!». Вокруг разложенных под механической зверюшкой матов, ограждённых в свою очередь забором, уже столпилось не меньше двадцати зрителей, которые подбадривали откровенно пьяную леди продержаться на быке еще чуть-чуть. Трюк не сработал: когда массивная филейная часть Фердинанда в очередной раз дёрнулась, девица с чистым ультразвуком подлетела в воздух, а затем шумно шлёпнулась на толстые мягкие маты. Толпа разочарованно загудела. — Весёлого вечера, ковбой! Вы бронировали столик? Перед глазами, словно из воздуха, возникает фигуристая официантка в чёрном боди и высоких ботфортах на огромном каблуке. В дополнение к образу заметная поясная сумка для чаевых. — Меня ждут, — игнорирую пытливый взгляд и зависшую над блокнотом ручку. Поворачиваюсь в сторону столика, где недавно заметил друга, и сразу понимаю, что тот в курсе моего появления, в то время как его спутница-прокурорша, похоже, осталась в неведении, с неподдельным интересом изучая, как на механического быка пытается залезть какой-то коротконогий толстяк. — Быть может, сразу хотите сделать заказ? — официантка не отстает. — Пиво, пожалуйста, — бросаю в её сторону, подумывая, что ещё недавно, возможно, и обратил бы внимание на то, как красиво подчёркивает крупная молния на боди вырез декольте. Стив прав — я, очевидно, старею. — У нас есть около сорока видов пива и… — На вкус бармена, — выслушивать рекламу всего ассортимента в планы не входило. Две минуты разговора с Харрис, и меня тут всё равно что нет. — Спасибо. Не утруждаюсь, чтобы обратить внимание официантки на тот столик, где ей предстоит мониторить мою персону. Думаю, догадается. Обычно в таких заведениях не возникает трудностей отыскать клиента, даже если он умудрится уснуть головой в унитазе. Под явно издевательскую усмешку друга поправляю край футболки и разминаю шею, прежде чем решиться на окончательный шаг и выдать прокурорше свое нахождение. Теперь же, подойдя к ним ближе, вижу, что друг делает явные успехи. Ему удалось не только добиться чести усесться с Харрис на один тесный диванчик, но ещё и руку запрокинуть так, что он беспрепятственно мог почти касаться её спины. — Я бы наградила его только за то, что он уже залезе… — смеясь, начала прокурор перекрикивать музыку в сторону Стивена, но резко остановилась, и от недавней улыбки не осталось следа, а в глазах сверкнула почти привычная гроза. — Ты?! Ну я, я, чего бубнить-то сразу? — Как отдыхается? — падаю на свободный диванчик напротив обоих и оглядываюсь в сторону родео, где коротышка с пузом по прежнему пытался победить силу гравитации. — Согласен, маловато шансов. Прокурор Харрис как-то неловко оглянулась на их со Стивеном положение и грубовато кашлянула, а затем и вовсе выпрямилась, складывая ладони на деревянном столике. Братец же Янг нашёл лучший выход из сложившейся ситуации. Лениво запустив в карман ладонь, он достал пачку сигарет и щёлкнул зажигалкой. В мою сторону потянулась новая порция спасительного дыма. — Ты поэтому решил сюда притащиться? — ухмыляюсь, особо не надеясь, что Харрис попробует продолжить диалог. — Ты про быка или про места для курящих? — выпускает порцию дыма. Про официанток в униформе, мать твою! Стив, хоть ты подыграй. — Я бы сказал, про компанию госпожи прокурора, но боюсь, в меня прилетит её стакан. Гнев в глазах Харрис сменяется интересом. Подействовала ли уловка либо сомнительный комплимент, либо вовсе компания моего друга, но в этот раз она решила пойти на контакт: — Здесь чересчур дорогой ценник, чтобы потратить на тебя его содержимое, — хмыкает и в подтверждение слов тянется к напитку. — О, за это не волнуйся, я угощаю, — братец-Янг и в этот раз решил поступить как истинный друг и джентльмен одновременно. Едва не кривлюсь, когда прокурор послушно улыбается и заводит за ухо прядь распущенных волос. Не слишком ли мило для вечно строгой работяги? Неужели тебе тоже что-то нужно? А ведь это интересно, очень интересно. Придвигаюсь ближе и складываю ладони в замок, стараясь не сводить с Харрис взгляда до тех самых пор, пока на привычно светлом лице не появляется легкий румянец, и будь я проклят, если это типичное женское смущение! Испугалась, что раскусил? Похоже, что врать наша малютка прокурор не умеет от слова совсем. Мне же лучше, госпожа Харрис, мне же лучше... — Пожалуйста, ваше пиво, — меж нас втискивается знакомое декольте официантки, а на стол громко ставится тяжёлый стакан. Едва не цокаю, потому что резкое появление сотрудницы не просто лишило меня возможности разгадать поведение Харрис, но ещё и доставило лишних хлопот. Оставив заказ, привязчивая официантка и не подумала уходить, наоборот, встала, будто вкопанная, и продолжила мило улыбаться, явно намекая либо на новые заказы, либо на благодарность в виде чаевых. Шайка вымогателей. Протягиваю девушке двадцатку, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы она не появлялась в поле зрения ближайшие минут пятнадцать. Трюк работает, ловко выхватив из ладони вознаграждение, девица отправилась доставать других посетителей. Возвращаюсь обратно и вновь за этот треклятый вечер попадаю в неловкую ситуацию: прокурорши успел простыть и след. — Стоп, — киваю на опустевшее место под спокойную реакцию друга, — а куда деться успела? Он тушит сигарету в пепельнице, лишая спасительного пассивного курения, и меняется в поведении, вновь принимая облик старого-доброго Стивена, который и психотерапевта доведёт своим занудством. — Отошла на минутку, — указывает в сторону туалетных кабинок, — ну? — Что? — Что не так, Ал? — вопрос, который окончательно убеждает в серьезности друга. Как и имя, которое обычно он не называет. — Сначала просишь играть в Ромео, а теперь ни с того ни с сего заявляешься и ведёшь себя… Мягко сказать, странно. Стучу пальцами по столу. С одной стороны, я и сам пока не уверен в новых подозрениях, а с другой… — Она что-то попыталась у тебя выведать? — Чего-чего? Ладно, это не та тема, которую я планировал обсуждать. Само как-то вышло, чёрт подери, что вместо рассказа о преследовании старого знакомого из Балтимора выскочил этот откровенно-глупый вопрос. — Она не ведёт себя так обычно, понимаешь? — указываю в сторону, куда только что ускользнула прокурорша. — Ей что-то нужно. Друг вновь потянулся к пачке сигарет, даря предвкушение новой порции дыма, но остановился и вместо этого просто зарылся пальцами в волосы, опускаясь на спинку диванчика. — Слушай, давай откровенно, — поворачивается в сторону танцовщиц, избегая смотреть прямо, — что между вами происходит? Ты уверен, что… Ты уверен, что действительно сам хочешь того, о чём попросил? — возвращается обратно. — Ал, я тебя сто лет знаю и ни разу не видел, чтобы… — А я ни разу не видел, чтобы ты позволял Эшли шляться ночью по городу, но откуда-то вы оба притащились в те выходные, нажратые до смерти. Как видишь, время меняет людей. Закрываю глаза, чтобы успокоиться после того, как сжатая в кулак ладонь ударила по столу. Нервы, нервы, нервы… Проклятый Нью-Йорк. — Ага, да, а потом три часа вытаскивали тебя из смирительной рубашки, — хмыкает и всё-таки хватает сигарету. — И причём здесь всё это? Эшли больше не маленькая девочка, а мы не школьники, — Придвигается, качая головой. — Когда ты успел стать таким мнительным, а? Это из-за работы? — Братец Янг, запихайте вашу заботу в зад, пожалуйста, — выкидываю уже беззлобно, прежде чем выхватить сигарету из ладоней друга и украсть у него пару затяжек. — Всё в порядке. Тебя же, бестолочь, пытаюсь предупредить. — Или в очередной раз всё проконтролировать? — улыбается, отнимая сигарету обратно. — Успокойся. В конце концов, о чём таком меня может попросить девушка? — Ладно, — поднимаю ладони, оглядывая зал, — ты прав, ты… Останавливаюсь. Из другого конца помещения прямо в нашу сторону пялится знакомое кривое лицо. Серый и зелёный глаза. — У вас всё в порядке? Тихий строгий голос прокурорши возвращает в реальность, настолько неожиданно было услышать его над самой головой. Хватаю и несдержанно вытягиваю половину стакана. Кривое лицо исчезло. Показалось? — Типа того, — от того, насколько неожиданным было проявление обеспокоенности из уст прокурора, не нахожу ничего лучше, чем выдать полное кретинизма: — Как, к слову, дела на прокурорском поприще? — О работе поговорим? — неясно, смирилась ли она с моим присутствием, но Харрис спокойно делает глоток из собственного стакана и даже не ведёт себя, как типичная преподавательница. — Ничего сверхъестественного. Как раз разбираю одно дельце. — Расскажешь? — пью в ответ, словно мы соревнуемся, подобно глупым студентам. — Хм, — она принимает правила игры и опустошает бокал целиком. Делает знак одной из официанток. — Думаю, дело вполне очевидное. Муж и жена, проживают в Сафферне. Он — агент по недвижимости, она — домохозяйка. История стара, как мир: в один день жена оказалась поймана с поличным и убита в собственной гостиной. — Забеременела, хотя муж сделал вазэктомию? — угадываю, игнорируя укоризненный взгляд Стивена. — Да, я в курсе. Джозеф Браун — мой клиент. — Говорю же, — перед Харрис ставят новенький полный стакан, — дело очевидное. ДНК-тест определил, что чуда не произошло, и ребенок не имел к Джозефу никакого отношения. — И поэтому он сразу убийца? Мой клиент вышел в магазин на пять минут, а когда вернулся… — Жена лежала на полу с двадцатью ножевыми в животе? — кажется, что госпожа прокурор настолько увлеклась, что забыла о существовании Стивена рядом. — Невероятно удобный тайминг. — Согласен, — киваю и пью. — Надо будет спросить у убийцы, как он это сделал, когда его поймают. — Его уже поймали, — щурится и громко ставит бокал. — Правда? — поднимаю брови. — Могу обрадовать моего клиента, что его скоро отпустят? Она давится воздухом и на мгновение отворачивается, игнорируя попытку моего друга заглянуть в лицо, чтобы определить собственное настроение. Когда же мадам прокурор возвращается, ладони её сжаты. Я бы сказал слишком сильно сжаты, будто она заранее боится, что кто-то — например Стивен — попробует взять её за руку, чтобы успокоить. Необычное поведение для девушки, которая так просто согласилась на свидание в подобном месте. Подтверждая мои мысли, она не реагирует и на очевидный шум на родео, куда зазывали новых смельчаков, из-за чего говорить в помещении стало почти нереально. Упорству леди прокурора, как видно, можно лишь позавидовать: — Думаешь, что ты знаешь всё на свете? Неприкрыто улыбаюсь, потому что вот оно! Наконец, прокурорша показала свой характер. И века ждать не пришлось. Пусть только братец Янг теперь попробует ещё раз сказать, какая она белая и пушистая. — Хотел задать тебе тот же вопрос, — вновь ловлю взгляд друга, но никак не тороплюсь развеивать его опасения. — Знаешь, в чём твоя проблема? — выдыхает и оправляет густые волосы. — Посвяти меня, — пожимаю плечами, — пока я вижу лишь твою проблему: святая вера в то, что все адвокаты — жулики. Она опускает взгляд чуть ниже и поджимает губы в нервной улыбке. Невероятно трудится, чтобы выглядеть не такой несдержанной, как обычно. Оскар даме, срочно. — Я бы не придерживалась такого мнения, если бы такие, как вы, были честны сами с собой, — качает головой, а в голосе вместо обвинений неискреннее сожаление. — Даже сейчас. Ты пытаешься убедить меня, будто Джозеф Браун ни в чём не повинен, а насколько сам в этом уверен? Ты не копал в эту сторону, не правда ли? — Интересно, как ты себе это представляешь? Хочешь, чтобы я предложил ему сделку за признание? — Хочу, — освещение бара поутихло, и блеск в глазах стал ещё ярче. — Если он виновен, то пусть понесёт наказание. — Вот так просто? — наглость прокурора не имеет границ. — Никаких «если нет» и так далее? В чём моя выгода, кроме чистой, по твоему, оговорюсь, мнению, совести? — Мы не можем верить слову подсудимого… — Моего клиента. — Подсудимого, — настаивает почти грубо. — Нельзя сказать «я ничего не делал» и ждать, что этого будет достаточно. — Удобно, госпожа прокурор, — я готов рассмеяться от её наивности, — то есть я должен просто так, только на основании твоего расположения пойти и выбивать из собственного клиента какое-то признание? — В чём-то он прав, — Янг присоединяется к попойке и как-то очевидно отодвигается от прокурорши чуть дальше. Хватает от Харрис недоумение и поясняет: — Нет, ну правда, не полиция ли должна доказывать, что преступник виновен? По крайней мере, в штатах такое правило, разве нет? Спасибо, Стив. От новых аргументов прокурорша вздрагивает, точно также, как когда-то в здании суда, когда Уолтер Голдман вздумал величать её «мэм». Взгляд Харрис пристально вцепился в одну единственную точку в центре зала. — Заключим пари, — не спросила, скорее поставила перед фактом. — Например? Клянусь, с каждым днём она всё больше и больше поражает меня. — Продержусь на нём, — кивает в сторону быка, который вот уже десять минут ждал новых наездников, — ты добьешься от Джозефа Брауна правды. Честной правды. — Даже если он действительно не виновен? — Интересная затея. — Пусть так, — кивает, — но ты приложишь все усилия. Абсолютно все. Провожу пальцами по ещё прохладному основанию стакана. От предложения тянет чем-то заманчивым. — Что, если не продержишься? — задаю вполне логичный вопрос. — В чём моя выгода? Харрис сжимает пальцы на столе и с минуту думает, не поднимая взгляда ни на меня, ни на Стивена. — Буду должна услугу, — коротко отвечает. — Идет. В конечном итоге, что там с ней может случиться на этом родео? Выкидываю лишнее из головы, вспоминая наставление братца-Янга. Он прав — мне не стоит контролировать всё на свете. В том числе полоумную идею прокурора Харрис взгромоздиться на железного быка. — Стульчик подставить, чтобы было удобнее? — издевательски добавляю, сам не понимаю, за каким хреном. Харрис показательно фыркает и снимает с запястья резинку для волос, убирая густую копну в высокий хвост. После этого поднимает полы широкой рубашки и завязывает в районе талии, принимая вид, максимально похожий на одну из тех танцовщиц, которые устраивают шоу на барной стойке. Ещё и фору им устроит. А ведь правда. Тонкая талия, красивая линия бёдер, которую не портят, а скорее, подчеркивают грубые джинсы, высокий бюст, наличие которого лишний раз акцентирует приподнятая рубашка. — Спасибо, обойдусь, — гордо выпрямляет спину и проходит мимо, под довольное улюлюканье полупьяных невежд, быстро сообразивших, что их ждёт очередное шоу. — И зачем? Отвлекшись на то, с какой раздражающей жадностью зрители собираются, чтобы поглазеть, как очередная девушка собралась вступить в схватку с механическим быком, забываю о том, что и друг всё это время находился рядом. — Не знаю, Стив, — слышала бы леди прокурор, как я только что выполнил её просьбу. Стал честен с собой. — Вам обоим нужно разобраться в себе, вот зачем, — сам отвечает на вопрос и поднимается из-за стола. На мгновение мне действительно кажется, будто друг собрался оставить нас одних в этом сборище опьянённых дуралеев. Боже, Стив, вот уж от кого не ждал. — Только не говори, что ты собрался играть в детскую обиду. Поведение Янга добавляет лишнего негодования. Была бы тут Эшли, она бы просто поддержала выходку прокурорши, но никак не стала бы читать нотации. — Если она упадет, кто-то должен будет помочь подняться. Идиот. — Подумал секунды три: — два идиота. Пока прокурор Харрис ловко запрыгивает в непрочное седло, а широкие плечи Стивена расталкивают группу собравшихся пьяниц, предвкушающих веселье, запиваю скопившуюся досаду остатками алкоголя. Ведущий требует от толпы новых громких аплодисментов, величая Харрис смелой героиней, не побоявшейся оседлать «дьявольского быка», но прямо сейчас я не вижу в ней такую уж храбрую наездницу. Не вижу ни гордой прокурорши, ни гордячки, ни даже просто девушки, не побоявшейся любыми способами постоять за собственные слова. Стивен прав. Я вижу заигравшуюся глупышку и напрочь заблудившегося идиота.