Александр
Из всех ретро-песен, которые малая когда-либо ставила на рингтон, есть одна, раздражающая особенно сильно: Ain't No Mountain High Enough, если не ошибаюсь. В глубине души хотелось надеяться, что мартышка перестала заниматься дурью и скачивать на мобильный всякую ерунду, которая заявляет о себе в самый неподходящий момент, как, например, года четыре назад в Вегасе. Телефон Эшли столь громко и неожиданно проорал трек I Got You (I Feel Good), что, клянусь, стены затряслись не только в несчастной полупустой бургерной, куда мы заявились в четыре утра утолить похмелье лишними углеводами, но и в соседнем помещении. Как итог, содержимое общего на троих подноса, державшегося до того в моих руках, оказалось в воздухе в первую же секунду. Вторая ушла на то, чтобы оценить как на пол картинно падают картофельные дольки, а на плечи, почти погонами ложатся куски свежих помидоров. Третья — на оглушительный кашель Стивена, чья разбавленная наполовину портвейном бутылочная кола, оставшаяся ещё с гулянки, пошла из-за смеха через нос. — Не знал, что ты настолько пуглив, Снежка, — ещё долго доставал тот после произошедшего. — Не знал, что тебе перед обедом нужно крепить слюнявчик к шее, — утирая соус с футболки за пятьсот баксов, заметил я. На том инцидент был завершён, если, конечно, исключить предельно долгое нытье малой, что она не успела сфоткать нас в этом положении и пьяно требовала повторить трюк ещё разик, а лучше два. С того самого дня я зарёкся не замечать всё то дерьмо, что обезьянка решится поставить на входящий звонок, однако сейчас закреплённое моральной подписью и печатью обещание грозилось рассыпаться в пух и прах. Ровно в тот самый момент, когда настырная прокурорша с какого-то перепугу решила потерять равновесие и, зацепившись ладонью за спинку гостевого кресла, плавно укатиться на пол, из кармана Эшли раздалось до жути неуместное:Cause baby,
There ain't no mountain high enough
Ain't no valley low enough
Ain't no river wide enough
To keep me from getting to you babe
— Чёрт! — вскрикнула мартышка, нервно теряя ладонь в собственном кармане. — Еханны… Секунду! — Не ори на меня, — вырывается само собой, когда по наитию опускаюсь к прокурорше и пытаюсь вспомнить, как именно у людей надо щупать пульс. Вспоминается, откровенно говоря, хреново. — Да я не на тебя, придурок! — Всё ещё ищет телефон в кармане. — На неё тоже не надо, — приподнимаю плечи Харрис, чтобы получилось взгромоздить этот комок гордости и снобизма на руки, — не видишь, что человек от твоих рингтонов в обморок упал? — Кто бы говорил! — Тычет пальцем по экрану чудом найденной техники. — Ты что опять натвор… Да твою ж мать, Сэм, имей терпение! Понятия не имею, рыкнула малая эту фразу несчастному на линии или в пустоту, добившись удачи в попытках отключить вызов, однако мелодия, наконец-то, стихла. Оглядываю безмятежное выражение лица прокурора Харрис, которую по итогу удалось расположить на небольшом кожаном диване напротив шкафа с документацией. В голову рвётся неясная идея, что в таком состоянии она, пожалуй, не выглядит вечно-раздражающей занудой, которая то и дело пытается что-то всем доказать. Пофиг, что это её работа. В конце концов, во всём имеется своя мера. Мера же гордыни прокурорши была достигнута… Лет в десять? Ладно, как там это делается? Закатываю рукава рубашки и осторожно, так, чтобы не отхватить потом какой-нибудь ордер за нанесение «вреда здоровью, совести и чести», стараюсь расшевелить «пострадавшую». — Эй... Харрис... — Снобка не реагирует. — Там всех преступников повыпускали... — всё еще лежит, — вставай, Голдман сбежал, — веки прокурорши дрогнули, — давай, давай, а то не поймаешь. — Да, здравствуйте, — разносится позади голос малой, — тут девушка упала… нет, кажется в обморок… Оборачиваюсь, не совсем понимая, с какой стати Эш опять успела что-то решить. — Ты что удумала? Малая морщится и прижимает телефон к груди: — А сам не догадаешься, гений? В скорую звоню! — И, продемонстрировав с недовольной миной розовый язык, возвращается к телефону: — да, улица… Пока мелкая щёлкает пальцами, пытаясь вспомнить точный адрес, по другую сторону что-то, наконец, зашевелилось, скрипя обивкой видавшего жизнь дивана. Значит, усилия оказались не напрасны. — Не надо…— скрепляет догадки почти загробный голос прокурорши, — ...скорую. Не нужно. Ещё недавно эксплуатирующая мои кисти в качестве переносного транспорта Харрис с небывалым упорством приподнимается на руках, проминая и без того впалое от прожитых лет сиденье. — Ты ж посмотри, оно живое. Не хотелось этого признавать, но сам факт, что прокурорша решила порадовать нас возвращением в сознание, принёс каплю облегчения. Недолгую, правда, потому что в следующий момент её слабо сжатый кулак оказался ни много ни мало ровно на моей же переносице. — Прости, не хотела, — противоречит словам, расходясь довольной, пусть и небольшой ухмылкой, — безусловный рефлекс сработал. Спасибо, не ножом. — Я так и понял, ага, — хмурюсь, лелея почти разбитый нос, и выпрямляюсь в полный рост, чтобы, не дай Господь, не схватить от этой сумасшедшей ещё какое-нибудь проявление безусловного рефлекса. — Отменяй спасательную бригаду, Эш. Драться может, значит, жить будет. — Агата, ты уверена? — малая совсем потерялась в понимании, кому первым уделить приоритет: «пострадавшей» или оператору на линии. Как того и следовало ожидать, вместо вежливого ответа, ну или хотя бы мало-мальской благодарности, прокурорша сухо кивает и присаживается на диване, поправляя чёрную рубашку. Ну просто ходячий мешок эмпатии, вы посмотрите. Честное слово, ещё пару дней назад я бы выставил её обратно за дверь. Не столько за собственную, уже во всех смыслах побитую честь, но и за ту снисходительность, которую наглая особа проявляет при общении с малой. Из всех известных мне египетских казней — плохое настроение Эшли Янг воистину достойно первой строки, так что легче хлопнуть дверью перед носом прокурорши, чем с две недели подряд утешать мелкую из-за подобного пустяка. Однако теперь, раз уж ввязался в авантюру, нет смысла менять проложенную дорогу. Вымучено-проложенную, я бы сказал. Придется играть до конца и почти вести себя, как Стив, когда он пытается уговорить сразу двух случайно замеченных в баре девиц присоединиться к «незабываемому тройничку». Не с таким, правда, упорством, так что какую-то свободу можно и оставить: — Я передумал, — разминаю саднящий после удара хрящ, — вызывай врачей. Пусть зафиксируют побои, которые мне эта ненормальная оставила. Нет, ну ты видела? Эшли качает головой и томно вздыхает, когда, полностью проигнорировав мою просьбу, выключает мобильный обратно. — Нильсен, ну сколько раз тебе говорить? Отшибленный мозг это врождённое, и лечению не подлежит. — И прежде чем я взял на себя ответственность отшлёпать негодяйку за грубость в отношении старших, малая оглянулась в сторону прокурорши: — Но к врачу бы тебе всё равно сгонять, Агата, я серьёзно. Та же, сильно поморщившись, согнулась вполовину и принялась разминать лоб, полностью проигнорировав чужое предостережение. Если бы действительно испытывал к прокурорше толику участия, которое разыгрывал минут десять назад, то, глядя на её вид сейчас, вполне согласился бы с Эш. Может быть. — Есть таблетка от головы? — единственное, чем по итогу интересуется. И сразу поясняет: — Болит. — Конечно, болит, — не могу удержаться от иронии, — ты мне в полу разве что трещину не оставила. — Понятно, — прокурорша вздыхает и слишком резко для её положения вскакивает с дивана, да так, что тут не только младшая Янг встрепенулась, но и в моей скупой на сопереживание к чужому идиотизму душе что-то да шевельнулось. Ненадолго, правда, поскольку в следующую секунду, она нехило проехалась по ушам неудержимым возмущением: — А это что ещё за два инспектора Гаджета?! Прокурорша в момент оказалась у окна и вцепилась ногтями в пластиковую раму. Небывалое упорство для человека, который минуту назад не мог стоять на ногах. Да что там... Если бы окно было открыто, даю слово, эта ненормальная буквально вылетела бы из него в своём порыве. Но всё ж таки, заразившись интересом, и сам оглядываюсь, чтобы понять, что так сильно взволновало нашу Харрис. В противоположном окне и впрямь виднелись две узнаваемые фигуры, явно старающиеся разглядеть, что происходит в этом кабинете: одна из них принадлежит низенькой ассистентке, а вот вторая фигура… Неужели малыш Тоторо? — Ой ёй… Услышав голос малой, прокурорша реагирует моментально. Она медленно, подобно кадрам редкого фильма ужасов, разворачивается на месте, устремляя прицельный взор прямиком на мелкую, которая, в свою очередь, неловко накручивает прядь волос на палец, поглядывая периодами в экран телефона. — Эш?.. — Ну… — та запоздало хихикнула, — это Сэм. — Вижу, что Сэм, — прокурор скривилась и вновь потерла лоб, — что он забыл в моём кабинете? Интересная, однако, вышла ситуация. Я грешным делом решил, что эти двое неплохо общаются, судя по тому, какая информация из щебетания мартышки доусваивалась где-то на дне мозговой коробки. Неужели нет? — Учитывая, что он только что попросил меня ничего тебе без него не рассказывать, вероятно, решил признаться в очередном косяке. Не знаю, что именно так сильно воодушевило малую на улыбку во весь ряд ровных мелких зубов, но меня позабавил именно бешеный вид прокурора, а точнее, почти материализовавшаяся вздыбившаяся шерсть на загривке, которую участливо подрисовало воображение. — Например? — прокурорша хищно сощурилась. — Ну, — Эш неловко почесала плечо, — если учесть, что он ринулся к тебе сразу… Что-то мне подсказывает, что решил покаяться по той же теме, по какой нас сегодня выдернули в четыре утра. А подробности, это ты уж у него сама уточни. Я ожидал, что прокурор Харрис начнёт цепляться пуще прежнего, однако… Она лишь загадочно улыбнулась и облокотилась о подоконник, после чего попросту сложила руки. Очевидно, вновь решила удариться в неумелую игру в любезность. Ну или проявляет она её таким образом, поди их, прокуроров, разбери. — Что за тема-то? — решаю, что пора заканчивать мизансцену в кабинете, и перенимаю внимание на себя. В конце концов, я так и не спустился вниз, проверить обстановку в кофейне и, возможно, хотя бы на этот раз успокоить совесть, увидевшись с кудряшкой. Спасибо госпоже прокурору. — Ты так и не сказала, чего в итоге ворвалась ко мне в кабинет. — Точно! — Малая слишком вычурно для искренности хлопнула ладонью по лбу. — Помнишь, ты интересовался, что за выставка, на которую мы с Рэйчел ходили? Эш, ну ты… партизан ходячий. Стараюсь не оглядываться в сторону прокурорши, потому что и так, без вспомогательных инструментов чую, как понемногу начинает дымиться рубашка от напряжённого чужого взгляда. — Ну ты ещё выспрашивал про ту девушку… Как её там… — Да, помню, спасибо. — Ну так мы нашли её, — едва ли не с детским восторгом вещает малая, словно лично откопала пропавшую в каком-нибудь пригородном лесу, как утерянный средневековый клад. — Как нашли? — в который раз встревает прокурорша и даже привстает ради такого случая. — Ты же про Линдси Келлер? Блондинка, фотограф? Что с ней? Где была? Она… — голос дрогнул, будто Харрис в последний момент что-то вспомнила или поняла, но добавить не решилась. Я же, зная чрезмерное внимание Эшли к собственной профессии, таких позитивных догадок строить бы не стал. Уж если мартышка едва мне дверь не вышибла, то означает это лишь одно… — Какой-то идиот врезался в припаркованный автомобиль около Волмарта, — часто жестикулируя начала она, — удар был такой силы, что у припаркованного авто отбило замок багажника… — Малая, давай к сути. Хотел бы слушать трехчасовую лекцию правильной езды, позвонил бы родителям. Эш, правда, замечание задело. Она насупилась и крепко сжала губы, даже руками всплеснула на эмоциях. — Ну так она там лежала! В багажнике! Точнее… Короче…. Не, так не скажу, это надо просто видеть!***
Всю свою юридическую деятельность я был твёрдо убеждён, что единственное место, которое нельзя шокировать — это центры судебно-медицинской экспертизы. Хотя в этом понимании тоже упустил одну небольшую, незначительную деталь: центры-то, может, удивить и нельзя, а вот их гостей ещё как можно. Словно для пущей наглядности, стол патологоанатома находился буквально в центре небольшого, бьющего излишним светом ламп помещения. Помощник занимающегося делом эксперта, заранее оповещённый трудами малой о нашем прибытии, облегчённо выдохнул, стоило открывшимся вовнутрь дверям привлечь его внимание. Явно не наученный опытом в выбранной профессии, пацан почти принял зелёный оттенок лица, когда мы зашли внутрь, и моментально освободил пространство, промямлив что-то про то, что он сходит покурить. — Неплохой у них уровень доверия, — хмыкаю под картинно хлопающую туда-обратно дверь, — я уж думал, что тут по регламенту должна остаться хоть какая-то нянька. — Я не поняла, тебе плохо, что ли? — бросила малая, оглядываясь, чтобы убедиться, что весь состав — точнее настырная прокурорша и её друг Тоторо, увязавшийся за нами в последний момент — нигде не запоздали. — И вообще, я здесь, как у себя дома, так что считай, что на сегодня твоя нянька на месте. Забавно, но эта фраза едва не в момент активировала малыша Тоторо. Тот что-то прокряхтел, огрёб от прокурорши толчок в плечо и недовольный отошёл в другую сторону. — Предупреждаю, что зрелище не для слабонервных, — зачем-то подал и он голос, когда Эш дёрнула молнию на мешке для хранения тела вниз. Это он себя пытается убедить или не верит в крепость духа прокурорши? — Спасибо, инспектор, мы это учтём. Издёвка в голосе, которую, так-то я и не пытался скрыть, как будто окончательно доконала прокурора Харрис. По крайней мере, именно после этого она сложила руки и громко стуча каблуками прошла мимо, нарочито задев моё плечо. Ну что за начальная школа, госпожа прокурор? Ещё кнопку мне на стул подложи. Непрофессионально, непрофессионально… — Открывай уже, Эш, — холодно требует, игнорируя предостережение ручного Тоторо. Глубоко вдохнув и выдохнув, малая потянула замок молнии. Металлические сцепления звучно разошлись в разные стороны, приоткрывая плотную ткань, которую впоследствии Янг аккуратно опустила ниже, показывая нам полный обзор. Ладно, был неправ. В первые три секунды мне абсолютно точно захотелось повторить трюк помощника медицинского эксперта и подышать свежим воздухом. Тело было изуродовано настолько, что когда-то миловидное лицо девушки фотографа превратилось в сплошное бледно-розовое месиво, и единственное, что на нём можно было с точностью определить: небольшой выступающий нос с тонкими пластами слезающей кожи. Щеки девушки покрылись чем-то, напоминающим сине-зелёные гнойные волдыри, которые уходили широкой дорожкой вниз, к шее, а затем на ключицы, плечи и дальше, постепенно превращаясь в плотный и единый рубец, беспорядочным рисунком заклеймивший тело. Прокурор Харрис тут же прикрыла глаза, удерживая тонкие пальцы на уровне переносицы. Прозвучит, как нечто незаурядное, но винить за это я её не в праве. — Это… ожог? Подхожу ближе к телу, отгоняя желание коснуться вздувшейся мёртвой кожи. Не научный интерес, нет. Скорее… Глядя на неё сейчас, кажется, что бедняжке всё ещё больно. Глупость, разумеется. — Химический, — подтверждает догадку малая. Без привычного энтузиазма. — Скорее всего, её облили крепким раствором гидроокиси натрия или чем-то таким, но уже после смерти. — С какой целью? В поле зрения без всякого желания попадает всё ещё закрывшая глаза прокурор, которая в ответ на реплику категорично покачала головой, а после успела вмешаться быстрее, чем малая вообще открыла рот: — Чтобы скрыть улики, — под эти слова Эшли часто закивала, словно пытаясь поставить незримую подпись за сказанным, — частички волос, отпечатки, ткань одежды. Всё, что так или иначе могло остаться на теле жертвы. — Ясно, — так как прокурор не язвила в привычной ей манере, то и я смысла не вижу. Хотя бы в дань уважения к умершей. — Уже официально подтвердили, что это Линдси Келлер? Родственников известили? Этого стоило ожидать от статуса госпожи Харрис, но бюрократизм, с которым она обсуждает дело, всё равно слегка… Напрягает? Нет, наверное что-то другое. Такое… Я бы сказал, что от него на самую малость мурашки по коже. У меня. Ещё немного, и ирония. — Почти, — вот теперь и малыш Тоторо в диалог вмешивается. Он так притаился в этом своём углу, что я едва не забыл о его существовании. — Скоро им позвонят, чтобы позвать на опознание. — Как любезно с вашей стороны, — не могу контролировать мгновенно сжавшуюся в кулак ладонь, — может, стоило выждать до завтра? К чему спешить, подумаешь, родня. Агрессия отскакивает от инспектора, как баскетбольный мяч, и мгновенно впитываются его маленькие тёмные глазки. — Слушай, ты, умник…. — Сэм! — короткий рык от малой, заставивший Тоторо унять энергию на полушаге. — А ты, — Эшли ткнула пальцем в мою сторону, — тоже следи за языком! Знаешь, сколько в городе таких вот родственников, ожидающих известий о пропавших? Полиции теперь каждого звать, едва они найдут неопознанное тело? — Спасибо, Эшли. — Ой, помолчи, Сэмюэль! Тоже хорош! Я сохраняю тебе жизнь, чтобы ты получил от Агаты, когда признаешься в своём проколе. К слову, самое время. И в без того прохладном помещении моментально подуло чем-то совсем морозящим. С лёгким интересом поглядываю в сторону прокурорши. Что необычно, но такой, как сейчас, даже мне не удалось её лицезреть. Тоторо делает успехи. Вон уже и меня уделал. Харрис ничего не сказала, не произнесла ни слова. Но чем дольше она сверлила взглядом инспектора, тем сильнее вжимались его плечи. Честное слово, если бы не ситуация, я бы первый насладился увиденной картиной. Не нравится мне этот малый, какой-то он мутный, серьезно. — Ладно, ладно, — полицейский поднял вверх ладони, демонстрируя полную во всех смыслах безоружность, — но справедливости ради, это не мой косяк! А моего стажёра. — Короче. Инспектор сглотнул и ненадолго сжал губы, бегая глазами. Не найдя спасения — разве что мог бы залезть в камеры для хранения тел, клянусь, я бы ещё и подтолкнул — он опустил плечи и размеренно, будто пытаясь зайти в холодную воду, признался: — Когда мы изъяли фотоаппарат Линдси Келлер на проверку улик, мой стажёр не проверил наличие удалённых архивов. — А ты не проверил его работу? Тоторо сглотнул ещё раз и беспомощно опустил ладони. — А я не проверил его работу, — обречённо признался. На удивление, прокурор не стала дальше нападать на коллегу-детектива. Наоборот, она отвернулась, возможно, надеясь собраться с мыслями. Не совсем удачно, правда. Готов поспорить, в сверкнувших напротив меня зелёных глазах была надежда на что угодно, но только не на то, что мы вот так будем с три секунды беззастенчиво пялиться друг на друга. Не впервой же, не правда ли, госпожа прокурор? — Сколько времени займёт восстановление? Почему-то она спросила это именно в мою сторону, и, хрен знает, зачем, на моём лице, словно в ответ, расползлась неряшливая, почти неуместная улыбка. Прокурор Харрис не дрогнула. — Чёрт его знает, — почесал затылок инспектор, — я отдал файлы на проверку, так что ждём. — Эш, — прокурор продолжила сверлить меня блуждающим взглядом, — и всё-таки… Вы точно уверены, что это она? Нет, мне определённо не нравится этот взгляд. Что же такого прокурор нашла в моём лице, что глаз оторвать не может? Очень сомневаюсь, что это признание неоспоримой неотразимости. — По крайней мере, об этом говорит стоматологическая карта, — пожала плечами Эшли, — ДНК-экспертиза будет позднее, но это условности. Вероятность и без того слишком высокая. Прокурор хотела было добавить что-то ещё, однако малая явно опередила её, вставив такое же опасливое и немного растерянное: — Агата, есть кое-что ещё… Харрис моментально обернулась, так резко, что едва не ударила себя же по лицу густой копной волос. Не знаю, что тут происходит, но внутри ворочается странноватая доля уверенности, что знание это мне не понравится. — Что? Ну же, говори. Эшли принялась медленно, почти заботливо застёгивать мешок обратно. Не часто в её глазах заметна подобная озадаченность, стоит признать. Сомнение усилилось, крепко сжимая что-то под рёбрами. Чем больше тянется время, тем меньше мне хочется знать, что она скажет, тем сильнее разгорается обратное желание услышать. — У неё прядь волос отрезана. Недавнее сомнение разрослось почти с океан, особенно после того как прокурорша дрогнула и пошатнулась, однако в этот раз вполне удержала себя в руках. Я чего-то не знаю?! Какого чёрта?! Взгляд прокурора Харрис, острый, почти отдающий привкусом железа на языке, врезался на уровне моей шеи. — Вы тут в какую-то игру играете? — не выдерживаю пляшущего огня в зелёных глазах. — Мне правила расскажут или как? Местный Тоторо недовольно завозился, как если бы только и ждал этого вопроса, потому что в ту же секунду он выплюнул заготовленное, едва ли не отрепетированное: — Это строго конфиденциальное расследование! Тебя вообще пустили лишь для опознания, потому что ты мог знать пострадавшую. Пока нет подозреваемого… — Я не должен совать свой адвокатский нос? — хмыкаю. — А прокурорский, что? Можно? Ну да, ну да. Нет, малыш Тоторо. Меня пустили, потому что прокурорше отчего-то стало это выгодно. А не было бы выгодно, Эшли уж как-нибудь устроила бы. Мы все это знаем. Только вот почему… Что ты решила проверить, а, Харрис? — Можно, — вновь разошелся малыш-инспектор, — почитай протоколы, если сомневаешься, что… — Это вторая жертва с отрезанной прядью волос за последний месяц, — резко перебила прокурор инспектора, но взгляд не увела, — первую нашли на пирсе. Ядовито-холодная рука подозрения сильно сжала горло. Если это вторая…. Да нет. Быть того не может… — Виола Рассел, — с холодностью, присущей палачу, спустила Харрис эту гильотину, — вы ведь были знакомы, не так ли? Знает же, что были. « — Я хочу съездить как-нибудь в Европу, — кудряшка прошлась по моей оголённой груди пальцами, царапая тонкими ногтями и вызывая щекотку. — Никогда не была в Париже. Говорят, там красиво. Нельзя сказать, что я приверженец долгих ночных разговоров, но в этот момент противоречить не хотелось. В голове шквалом бились неуместные мысли, и первая ночь, проведённая в объятьях кудряшки, не занимала лидирующего места. Но я не мог ей отказать. Возможно, это просто галантность, а, возможно, было бы здорово попробовать остепениться. Но тогда и течение мыслей надо бы поменять: — Одна или с семьёй? Бариста рассмеялась и, прикрывшись одеялом, улеглась поверх моего торса, мягко очерчивая пальцами шею и плечи. — У меня никого нет, — покачала головой, — так что… Я подумала… — Что ты не хотела бы ехать одна? — Я и сам не понял, была то дежурная или искренняя улыбка. Кудряшка милая, очень милая. И всё идет ровно и гладко. Но что-то не так. — Возможно…. Хитрая улыбка, после чего она полностью спряталась под одеялом. Простые женские хитрости. Всё ясно и понятно. Всё просто. В этот момент я был уверен, что мне просто стоит привыкнуть. И если с кудряшкой сложится, наверняка в какой-то момент всё встанет на свои места… » — Алекс…. Алекс! — щелчок пальцев Эшли приводит в чувство, рассеивая секундный шум в ушах. — Приём. Ты в космос отчалил? Понимаю, что вот уже вся бравада таращится в мою сторону, кто во что горазд. Даже сестрица Янг, хотя уж от кого-кого, от неё ждал больше присоединения. — Почему не сказала? Голос хрипловат, но хрен с ним. Смотрю прямо на Харрис, которая ни капли не теряется от вопроса, но и, как будто вовсе ждёт его. Ну, конечно, ждет. — Должна была? — Было бы справедливо, — злость входит под рёбра заточенным ножом и прожигает небывалых масштабов осадок. — Ну вот теперь сказала. Чего и следовало ожидать от закопавшейся в правилах и процедурах служащей. Браво, госпожа прокурор. Но прийти ко мне в желании покопаться в белье Браунов ты не побрезговала. Недооценил. — Вы тут заканчивайте, — на последней цепи держу спокойствие и киваю в сторону Эшли. По крайней мере, в ней мне не приходится сомневаться. — Я воздухом подышу. Пустые коридоры в начинающихся за высокими окнами потёмках выглядят особенно жутко, с учётом того как отточено скачет в стенах эхо шагов, словно тайный преследователь безотрывно повторяет каждый шаг. Дразнит. Мельтешит. Издевается. «Я здесь… Нет, здесь… Поймай меня! Поймай, поймай, поймай…» Стискиваю зубы, ускоряя шаг. «Почему ты не ищешь меня? Вот же я! Ты помнишь их? Всех их? Помнишь?» Воздух жаром бьёт по голове, душит, режет лёгкие. Тень отделяется от пола и нагоняет вслед за эхом. Где-то далеко, в одной из комнат, точно такой же, как та, в которой только что стояли мы вчетвером, неровно прерывается приглушенный плач. Родственники оплакивают умершего. «Их будет ещё много… Ты ведь узнал меня? Я оставил тебе записку-у-у….» Перехожу почти на бег и рвусь дальше, дальше, в глубину коридора, скорее к тяжёлой двери с потухшей табличкой «ВЫХОД». Хватаю прохладный вечерний воздух, слушая, как за плечами отяжелевшим скрипом захлопывается дверь. Успокаиваюсь. — Дерьмо…. Пристально гипнотизирую зависшие над городом звёзды. Если продолжится в таком же духе, того и гляди потеряю рассудок. Чокнусь, как самый обыкновенный психопат. Я не могу винить прокурора Харрис. При всём желании. Что-то происходит в дрянном городишке, и будет справедливо принять расположение шахматных фигур, растравленных её рукой, учитывая, что это «что-то» тянется за мной, подобно куску жвачки, прилипшему к подошве. И все же… Шарю ладонью в карманах куртки и нащупываю открытую, но ещё ни разу не использованную со дня покупки пачку сигарет. Прибью Стивена. Вернул же, зараза, на левую привычку. Щёлкаю зажигалкой, крепко затягиваюсь, с удовольствием согревая дымом лёгкие, и выпускаю заряженный табаком воздух таять дальше в ночной прохладе. Второй раз в жизни я чувствую себя запертым в аквариуме насекомым. При всех возможностях, так и падающих в руки, конкретно здесь я ничего не могу поделать. Пока что не могу… Было бы проще, если бы не втянули Эшли. — Угостишь? Разительное участие, с которым обратилась невесть откуда выплывшая прокурорша, озадачило настолько, что подумал я об этом уже, после того как протянул ей сигарету. — Думал, ты не куришь, — без особого интереса пропускаю, пока вновь чиркаю зажигалкой. — Думала, ты тоже…. — Эти двое?.. Харрис качает головой, пока затягивается. Мне частенько приходилось видеть, как девушки курят. С годами это перестало выглядеть чем-то удивительным. Но в случае с прокурором Харрис... Оторваться не получилось. Возможно, от того, как именно она это делает. Отстранённо, будто само собой разумеющееся, но со вкусом. Наслаждаясь каждым вдохом. — Дожидаются судебно-медицинского эксперта. Эшли для протокола, а Сэм за компанию. — Ясно, — затяжка, дым, тающий в ночи табачный воздух. — Не говори Эш… — Ты тоже… Почему-то от осознания, что от вида тела желание закурить появилось не только у меня, стало легче. И если днем, в кабинете, я пытался прощупать расположение Харрис из личной выгоды, то сейчас... Может, всего на минутку, но хочется просто поговорить. Неважно с кем. — И что, — прикладываю фильтр к сухим губам, но увожу, так и не сделав вдох, — мы теперь типа друзья на мизинчиках или как там принято? — Губу закатай, — вскидывает голову, а в воздух эстетично поднимается тонкая порция дыма. — Первое судебное заседание, и вновь начнём вгрызаться друг другу в глотки. — Что верно, то верно, госпожа прокурор. — Довольно хмыкаю, озарившись мыслью: — уже передумала сажать моего клиента за решётку? — Кого? — Она оборачивается, но к досаде — почему к досаде? — лица почти не видно. — Ты про Джозефа Брауна, что ли? Ещё чего. Я всё та же циничная стерва, или забыл? Едва не давлюсь дымом от наспех выпущенной прокурором прямолинейности. Она и сама, видать, спохватилась, что ляпнула лишнего, поскольку слишком резко бросила недокуренную сигарету в урну, наверняка намереваясь сбежать от разговора подальше. — Ты не циничная, госпожа прокурор, — цепляюсь за момент, чтобы остановить её до исполнения намерения. — Или до сих пор не поняла? Мы ведь поэтому и грызёмся. — Почему? Или лёд тронулся, или холод в голову ударил. Почудилось, что в её глазах блеснул интерес. — Потому что ты, как и я, — затяжка, выдох, — амбициозная. Но это не цинизм. — Много ты знаешь, — и тут находит повод, чтобы поспорить. — Достаточно, чтобы попросить тебя об одолжении, — замечаю, что прокурорша тут же нахорохорилась, словно приготовившийся к битве воробей. — Ты же сказал, что я ничего не должна за тот вечер, — обнимает себя руками и совершает шаг назад. Настороженная. — Сказал, — киваю и делаю последний затяг, — как и то, что я приму исход битвы на веру. А по твоему поведению как раз не верится, что продержалась до победного. Прокурор громко фыркнула и повторила шаг. Всё дальше и дальше, чтобы заметнее выстроить между нами воображаемую стену. Ожидаемо. — Почему я не удивлена? Ну и чего ты хочешь? Ничего невыполнимого для тебя, госпожа прокурор, уж поверь. — Тот ублюдок, который это сделал, — киваю в сторону здания, не особенно надеясь, что и меня хорошо видно в сумерках. Выкидываю остаток сигареты. — Поймай его, ладно? — Ты меня сейчас с полицией перепутал? Не туда заявление несёшь, адвокат Нильсен. На реплику не отвечаю. Возможно, потому что ответ и не нужен, а может, просто не хочу. Взамен этого ухожу первым, позволяя прокурору Харрис побыть наедине с собой лишнюю пару минут и всё обдумать. Дожидаться Эшли не имеет смысла, как-нибудь разберутся сами. Не думаю, что малая примет моё исчезновение близко к сердцу. Уже по дороге к автомобилю в голове мелькает неприятное осознание, что после услышанного о судьбе кудряшки внутри не откликнулось ничего, кроме простого и едва ли не вежливого сожаления...