Испытание временем 2: Прошлое сталкивается с будущим

(Альтернативная временная шкала) В течение долгого времени, которое Энакин не мог отследить, он был в агонии. Он бесконечно страдал от горящего огня во всем своем существе, неспособный видеть или слышать или даже звать на помощь. Каким-то образом, вместо того, чтобы боль со временем уменьшалась, она усиливалась. Затем, из ниоткуда, раздался слабый укол. По крайней мере, по сравнению с той болью, через которую он прошел, это был простой укол. Ощущение, которое последовало за этим, казалось, постепенно подавляло пламя, которое пожирало его, и как раз вовремя. Он почти потерял надежду, что выживет к тому времени, когда появился укол. Постепенно пламя отступило, и он снова мог чувствовать. Он мог чувствовать мягкую постель, на которой лежал, мог снова чувствовать себя в целом. Он чувствовал свои руки и ноги, хотя и не мог найти в себе сил пошевелить ими. Он также не мог найти в себе сил заговорить. Он обрел покой, когда время от времени мог слышать голоса вокруг себя. Его милый Ангел, которая, казалось, оставалась рядом с ним, его дорогая принцесса то тут, то там, Оби-Ван заверял их, что ему станет лучше… Он даже слышал Галена и Асоку несколько раз. Он бездумно дрейфовал, как делал большую часть времени в своем нынешнем состоянии, когда услышал голос Падме. Он чувствовал ее руку в своей, хотя и не мог пошевелиться, чтобы утешить ее, что расстраивало его. — Пожалуйста, проснись, Эни… — услышал он мольбу своего Ангела. Он не мог больше слышать, как она вот так умоляет, слышать столько боли в ее голосе. Он не мог больше вынести ни минуты в этой темноте, вдали от своих близких. Он не позволил бы этому задерживать его ни на мгновение дольше. С внезапным приливом решимости Энакин сосредоточил все свое существо на простом действии – пожатии ее руки. Когда он добился успеха, надежда зародилась в его груди, и он еще раз сжал руку своего Ангела. — Ребята! — он услышал ее зов. Ее голос был таким сладким, таким ангельским… Он позволил голосам вывести его на поверхность черноты, вяло борясь за прорыв. — Что такое? — там была Шпилька, его падаван, которой он так гордился… — Я думаю, он просыпается, — сказала его Ангел. Ангел, я иду, я обещаю, он пытался сказать, но безрезультатно. Тем не менее, их голоса с каждым мгновением становились все отчетливее. — Ты уверена? — Там был Гален. Всегда в поисках фактов… — Его рука двигалась уже дважды, — снова заговорила его Ангел. Энакин двинулся на звук ее голоса. Пожалуйста, Ангел, не прекращай говорить, я иду, не отказывайся от меня, я здесь! Не прекращай говорить, попытался позвать Энакин. К его восторгу, он смог издать звук. Казалось, он не мог заставить свой голос произнести ни слова, но он все же издал какой-то звук. Это был прогресс. Он почувствовал, что его голова тоже склонилась набок. — Энакин? — спросила его Ангел, сжимая его руку. Падме, яростно подумал он, используя эту единственную мысль, чтобы прорваться сквозь последнюю завесу черноты, которая покрывала его. Хотя они казались тяжелыми, как свинец, ему удалось медленно открыть глаза. Внезапная вспышка света обожгла его глаза, и он почти сразу же снова зажмурил их. Он медленно снова открыл глаза, давая им привыкнуть к резкому белому свету. Какая-то таинственная тяжесть внезапно придавила его грудь. На мгновение он запаниковал, пытаясь понять, что происходит. Пока он не почувствовал, что его лицо попало под шквал нетерпеливых облизываний. — Нидри… успокойся… Прекрати это… — пробормотал он с улыбкой, отворачивая лицо от нетерпеливой тук'ата, которая лизала его везде, куда могла дотянуться. Он немного посмеялся, зажмурив глаза, пока она не перестала лизать его лицо. Его глаза снова приоткрылись, и первое, что он увидел, была его Ангел. Нидри отпрянула от него, когда Энакин уставился на нее. — Падме… — пробормотал он. Он попытался дотянуться до нее, но обнаружил, что его запястья и лодыжки были привязаны к кровати. Слезы навернулись на глаза Падме, когда она обняла его, рыдая у него на плече. — Эни! Энакин! Ты в порядке! Ты проснулся! — Шшш, Ангел… Не плачь, пожалуйста, не плачь, — пробормотал он. Кто-то вне поля его зрения повозился с его ремнями, освобождая его. Он немедленно притянул Падме в свои объятия, чувствуя, как она дрожит у него на груди. — Я в порядке, Ангел… Я здесь... — пробормотал он, облегчение просачивалось в его тон. Он заметил Лею рядом и потянулся к ней другой рукой. — Лея… Его дочь практически бросилась в его объятия, и он обнаружил, что Лея тоже плачет. Он крепко прижал обеих девочек к себе, утешая их, в то время как сам сдерживал слезы радости. Он вдохнул знакомый запах волос своего Ангела и убрал волосы с лица своей дочери, когда притянул их обеих ближе к себе, неоднократно целуя в макушки. Когда он был уверен, что они не исчезнут из его рук, Энакин поднял глаза, чтобы посмотреть, кто еще был в комнате. Его взгляд остановился на Оби-Ване, прислонившемся к стене с явным облегчением, на Галене со странной улыбкой на лице, когда он смотрел на встречу семьи, на Хане, неловко стоявшем в стороне, выглядевшем так, словно он только что проснулся. Асока улыбалась ему со слезами облегчения на глазах, а Мара Джейд задержалась в дверном проеме, наблюдая за встречей с легкой улыбкой. Энакин понял, что кого-то не хватает. Кто-то, в ком он был уверен, не оставит его во время его бедственного положения… Энакин немного отстранился от девочек, осматривая глазами комнату. — Где Люк? Его голос, хриплый от неиспользования, эхом разнесся по комнате. Внезапно все стихло, и никто не хотел смотреть ему в глаза. Комок страха появился у него в животе, горло начало сжиматься, когда он отогнал страх, который внезапно пронзил его. Он попытался поймать взгляд Оби-Вана, хотя его учитель не хотел встречаться с ним взглядом. В его объятиях он почувствовал, как Падме начала дрожать от новой порции рыданий. — Где мой сын? — спросил он, его голос стал тверже и требовал ответа. Вопреки его желанию, нотка страха прокралась и в его голос. Оби-Ван был тем, кто, наконец, дал ему ответ. Однако после того, как он заговорил, Энакин отчасти пожалел, что никто ему не ответил. — Он вернулся, чтобы спасти тебя, в то время как Гален вышел вперед, чтобы передать твое сообщение… Все, что мы знаем, это то, что он заключил сделку, чтобы спасти твою жизнь… Он не вернулся с тобой, — сказал Оби-Ван дрожащим голосом. Счастье, которое испытывал Энакин, его облегчение от того, что он жив и держит свою семью в своих объятиях, испарилось. Внезапно он оказался не в больничной палате. Он снова был в комнате близнецов, прижимая Люка к своему сердцу, когда Люк был еще совсем младенцем. — Я никогда не позволю ничему плохому случиться с тобой, Люк… Не в этот раз… Я обещаю тебе. Ты никогда больше не будешь один… — тихо прошептал он спящему свертку у него на руках. Он говорил это от всего сердца. Он никогда больше не допустит, чтобы его сыну причинили такой вред. Энакин был в шоке. Слова Оби-Вана, казалось, не запечатлелись в его сознании. Либо это, либо он не хотел им верить. Но он мог чувствовать сдвиг в Силе: он мог чувствовать наклон к темной стороне, наклон, который наступал, когда кто-то могущественный присоединялся к темной стороне. Отчаяние начало поселяться в его сердце, когда слезы потекли из его глаз, приближаясь к реальности. Нет… только не Люк… Пожалуйста, только не мой сын, не дай мне потерять его снова. Сила, пожалуйста, не заставляй меня потерять его на темной стороне… Пожалуйста, нет… не… только не его… Слова Сидиуса вернулись к нему. Я собираюсь забрать у тебя твоего драгоценного сына… Энакин почувствовал, как ярость нарастает внутри него с пугающей скоростью, ярость, разжигаемая только его частью Вейдера, которая требовала крови Сидиуса за то, что он сделал. Энакину потребовалось огромное усилие, чтобы снова взять себя в руки. Эмоциональная агония разъедала его изнутри. Никто ничего не сказал. Они позволили Энакину прийти в себя, позволили ему утешить свою жену и дочь и позволить ему оплакивать потерю своего сына. Пламенная решимость поселилась внутри него, когда он прижимал к себе жену и дочь, решимость, которая не будет удовлетворена, пока Энакин не добьется успеха. Он увидит Сидиуса мертвым. И он бы вернёт своего сына к свету. Даже если это будет последнее, что он сделает.

***

(Первоначальная временная шкала) — Люк… Люк, проснись… Люк вздрогнул, проснувшись, и несколько мгновений смотрел в потолок над собой, прислушиваясь к голосу, который разбудил его, чтобы вернуться. — Люк… Люк сел в кровати, поворачиваясь, чтобы осмотреть комнату. Ему не пришлось долго искать, чтобы найти синюю форму, которая звала его. Однако, к его удивлению, это был не Бен, который окликнул его. Люк уставился на знакомое лицо, длинные волосы и добрые глаза… — Куай-Гон? — испуганно спросил Люк. Куай-Гон улыбнулся ему, подходя, чтобы встать рядом с его кроватью, когда Люк устроился на краю. — Да, это я. Люк покачал головой. — Я сплю, или… Куай-Гон рассмеялся. — Нет, Люк, ты совсем проснулся. Люк провел рукой по волосам. — Я не ожидал увидеть тебя снова в ближайшее время. Куай-Гон улыбнулся. — Да, рань между временами сейчас размыта, и я обнаружил, что могу прийти, чтобы увидеть тебя. Люк кивнул. — Хорошо тогда… есть… что-то, что ты хотел мне сказать? Улыбка Куай-Гона стала шире, мягкая грань украсила его черты. Люк был уверен, что если бы Куай-Гон не был Призраком Силы, он положил бы руку на плечо Люка. — Я пришел сказать тебе, что твой отец проснулся и здоров. Яд Сидиуса не смог завладеть им. Остальные нашли лекарство раньше. Люк вздохнул с облегчением. — Слава Силе, — прошептал он, закрывая лицо руками. — Однако Сила предупреждает о надвигающейся опасности со стороны Ейуса. Кажется, Сидиус наконец-то использует его, — мягко добавил Куай-Гон. Люк сел, встретившись взглядом с Куай-Гоном. — Есть ли у меня какой-нибудь способ сделать что-нибудь, чтобы помочь ему? Есть какой-нибудь способ вернуть его обратно? Куай-Гон слегка улыбнулся. — Ты знаешь его лучше, чем кто-либо другой, Люк. Вы двое, по сути, один и тот же человек. Я уверен, что ты знаешь ответ на этот вопрос, — улыбка сползла с лица Куай-Гона, и на них обоих снизошло серьезное выражение. — Но ты должен знать, что слияние вот-вот произойдет. Вот почему грань между временами в Силе так тонка. Люк резко встал. — Уже? — он начал расхаживать по комнате, несколько раз проводя рукой по волосам. — Что со мной будет, Куай-Гон? Сидиус разорвал нас: я не могу слиться, как все остальные. В животе у него образовалась холодная яма. — Я же не собираюсь застрять в подвешенном состоянии или что-то в этом роде, не так ли? Куай-Гон покачал головой. — Нет, я не думаю, что вы застрянете в какой-либо форме неопределенности. Я верю, что вас будет двое, когда времена сольются, пока ты не сможешь найти способ соединиться со своим другим "я". — Предпочтительно после того, как его вернут к свету, — пробормотал Люк. Куай-Гон одарил Люка сочувственной улыбкой. — Ты будешь нужен своему отцу. Он получил известие и… он не очень хорошо это воспринял… Люк нахмурился, его беспокойство возрастало по мере того, как он прекращал расхаживать. — Он не… у него ведь нет никаких ситхских привычек, не так ли? Куай-Гон покачал головой. — Нет… Твой отец довольно хорош в том, чтобы держать эту часть себя в узде, если я могу сам так сказать. Однако я могу сказать, что он уже хочет отомстить Сидиусу… И со временем ситуация будет только ухудшаться. Люк вздохнул. — Мы продолжаем сталкиваться с одной и той же проблемой… Куай-Гон слегка наклонил голову. — Как я уже сказал, Люк, ты будешь нужен твоему отцу. Я уверен, что вы двое сможете снова все исправить. Имейте веру: Сила будет с вами. Люк слегка поклонился, когда Куай-Гон начал исчезать. — Спасибо тебе, Куай-Гон.

***

(Альтернативная временная шкала) Энакин стоял на холме посреди холмистого поля с высокой сочной травой. Теплый ветерок слегка касался его кожи, а свежий воздух освежал и обогащал дыхание. Немного вдалеке он мог видеть знакомые водопады, низвергающиеся в озеро внизу. Все это было так прекрасно… Энакин почувствовал, что ему следует оглянуться, и когда он обернулся, он увидел своего сына, стоящего немного поодаль на другом холме. Люк, он пытался докричаться до него, но по какой-то причине не смог. Энакин направился к Люку, полный решимости добраться до него. Сделав первые несколько шагов, он понял, что его сын был на холме не один. Рядом с ним стояла Мара Джейд, ее ярко-рыжие волосы ни с чем нельзя было спутать. Энакин нахмурился. Что она делала там, наверху, с Люком? Когда Энакин подошел ближе, он внезапно покраснел, осознав, что эти двое обнимались и целовались, не обращая внимания на его присутствие. Он отвел глаза, чувствуя себя очень неловко. Что здесь вообще происходило? Чувствуя, что он что-то упустит, если не посмотрит снова, Энакин снова обратил свое внимание на пару на холме. Они отстранились, когда он приблизился, и, посмотрев вниз, он понял, что теперь эти двое держали в руках какой-то сверток. Люк и Мара, казалось, не обратили внимания на его присутствие, когда он подошел к ним, теперь достаточно близко, чтобы понять, что сверток, который они держали на руках, на самом деле был маленьким мальчиком. Энакин почувствовал, как его сердце согрелось при виде крошечного, рыжеволосого, веснушчатого мальчика на руках его сына. Счастье на лицах пары было очевидным, и мир, витавший в воздухе, принес столь необходимое спокойствие в встревоженное сердце Энакина. Внезапно вся сцена изменилась. Небо потемнело, воздух стал холодным и колючим, и Энакин почувствовал, как мурашки пробежали по его спине. Естественная темнота ночи сменилась неестественной темнотой, с которой Энакин был слишком хорошо знаком. Густой черный туман, сквозь который Энакин не мог видеть, полз по полю, поглощая все в своих глубинах. Когда темнота приблизилась, ребенок начал плакать, и Энакин почувствовал, как страх сжал его сердце, когда он принял защитную стойку перед своим сыном, Марой, и ребенком. И все же он также не мог придумать способ бороться с тьмой в то же самое время, когда она окружала холм, на котором они стояли. Энакин почувствовал, как предупреждение пронеслось в воздухе вокруг него, и он развернулся как раз вовремя, чтобы увидеть ребенка, захваченного тьмой. Нет! — Он попытался закричать, но обнаружил, что у него все еще нет голоса. Он попытался сделать шаг ближе, понимая, что больше не может пошевелиться, чтобы помочь своему сыну. Итак, он был бессилен что-либо сделать, чтобы помочь своему сыну. Тьма сомкнулась вокруг Люка, окружая его, взывая к нему. Мальчик вздрогнул, закрыв глаза, словно от боли. — Отойди от него, — Энакин попытался закричать, расстроенный тем, насколько он был беспомощен. Люк упал на колени, когда Мару дернули прочь, исчезая в темноте, и Энакин, наконец, обнаружил, что может двигаться. Он, спотыкаясь, подошел к Люку, протягивая руку к плечу своего сына. Голова Люка внезапно вскинулась, и Энакин отдернул руку так быстро, как если бы перед ним была ядовитая змея. Глаза его сына светились расплавленным золотом, которое горело яростью и гневом. — Люк, Люк, приди в себя, — попытался крикнуть Энакин, но Люк, казалось, не слышал его. — Люк! — Теперь он мой, Энакин. Его будущее – моё, его жизнь – моя, его душа – МОЯ!

***

Энакин проснулся с испугом и криком, подскочив на своей кровати. Когда реальность установилась, Энакин согнулся пополам, изо всех сил сдерживая слезы и душераздирающие рыдания. Он не пошевелился, чтобы вытереть слезы, которые проскользнули, позволив им скатиться по его лицу. Нежная рука коснулась его спины, заставив его подпрыгнуть. Он немного расслабился, когда понял, что это была всего лишь Падме. Должно быть, он разбудил ее… — Эни… Что случилось? — тихо спросила Падме, успокаивающим движением поглаживая его спину. Энакин покачал головой, его горло сжалось от эмоций — Ничего… это был просто сон… Падме нахмурилась. — Я уже слышала это раньше. Энакин виновато съежился, вспомнив, как он осудил ее попытки узнать, что было в его кошмарах, когда ему снилось, что она умирает при родах. — Это было… видение… символическое…— пробормотал Энакин, наконец, вытирая слезы со своего лица. — Ты хочешь рассказать мне об этом? — тихо спросила Падме. Энакин вздохнул, проводя рукой по волосам. — Я видел Люка… он был с Марой, и у них родился ребенок, маленький мальчик… они были так счастливы. Но потом пришла тьма и забрала всё… Он замолчал. Он не хотел упоминать, что слышал голос Сидиуса повсюду вокруг себя. Его слова все еще эхом отдавались в голове Энакина, разжигая его гнев по отношению к ситху… Падме обняла Энакина, положив голову ему на плечо. Он мог чувствовать ее печаль из-за потери сына, и он был уверен, что сон только напомнил им обоим о том, что было потеряно с Люком на темной стороне. — Я верну его, Падме… Я обещаю, Люк вернется… — тихо сказал Энакин, притягивая ее в крепкие объятия. — Я сделаю все, что потребуется, чтобы вернуть его… Прежде чем Падме смогла ответить, они оба ахнули, глаза Энакина закрылись, когда Сила внезапно изменилась за один раз. Воспоминания пронеслись перед его глазами… Ты разбиваешь мне сердце! Ты идешь по пути, по которому я не могу следовать! Я люблю тебя! Лгунья! Ты с НИМ! Ты привела его сюда, чтобы убить меня! Ты был моим братом, Энакин, я любил тебя! Ты член Альянса повстанцев и предатель! Заберите ее отсюда! Когда я покинул тебя, я был всего лишь учеником. Теперь я – мастер! Сила очень велика в нём… Я изменил условия сделки. Молитесь, чтобы я больше их не менял. Сила с тобой, юный Скайуокер… но ты еще не джедай. Он сказал мне достаточно! Он сказал мне, что ты убил его! Нет, я твой отец. Я смирился с тем, что когда-то ты был Энакином Скайуокером, моим отцом. Я чувствую конфликт внутри тебя, отпусти свою ненависть! Ты поступаешь неразумно, ослабляя свою защиту! Отец, пожалуйста, помоги мне! А теперь уходи, сын мой… Оставь меня… Я должен спасти тебя! Ты уже это сделал, Люк... Отец… Я не оставлю тебя! Каждое воспоминание затопляло разум Энакина с болезненной ясностью, как будто он имел… нет, он так и сделал. Он прожил каждое из них. Он был Дартом Вейдером до того, как его сын спас его, до того, как Люк помог ему вернуться к свету. Он действительно совершил каждую из этих ужасных вещей, вещей, которые он не мог начать исправлять. Он потерял все, расплачиваясь за свои ужасные поступки. Но все же он также выбрал другой путь. Он победил Сидиуса и воспитал своих двоих детей вместе с Падме в меру своих способностей и пытался дать им как можно лучшую жизнь. И теперь его сын перешел на темную сторону , которая однажды забрала Энакина… Обе временные линии имели смысл. Оба набора воспоминаний легко пронеслись в голове Энакина, так же как и чувства, связанные с ними. Все было ясно и уверенно, даже когда Сила вокруг него начала успокаиваться, осознание того, что только что произошло, обрушилось на него. Временные рамки наконец-то слились.