***
Люк услышал, как дверь в его камеру открылась ещё раз, и он поднялся, прислонившись к стене для опоры и перенося свой вес на сломанную ногу. Его собственный голос донесся с другой стороны комнаты. — Мы уходим. — Уже? Мне начинала нравиться моя новая комната, — саркастически ответил Люк. За это замечание он грубо дернул за руку, заставив споткнуться и упасть, прежде чем его снова подняли, сцепив руки за спиной железной хваткой Эйуса. Люк прищурился, когда его вытолкнули из комнаты, тусклый свет коридора больно резанул по глазам после столь долгого пребывания в темноте. Ещё раз Люк попытался завязать какую-то беседу. — Итак, у тебя сохранилось что-нибудь из моих воспоминаний, — попытался он спросить небрежно. Эйус резко вывернул руку, заставив Люка ахнуть и согнуться от боли. Он снова заговорил сквозь стиснутые зубы. — Я буду считать это "да". Ты хочешь поговорить о них? Потому что я знаю, что у меня есть несколько вопросов о том, что я видел из твоей жизни. — Ты ведь не собираешься прекращать светскую беседу в ближайшее время, не так ли? — Эйус зарычал. — Это просто небольшое любопытство, какой вред это может причинить? — Как насчет того, чтобы разозлить меня настолько, чтобы я просто убил тебя и покончил с этим? — Разве технически это не означало бы, что ты покончил с собой? Земля исчезла под Люком, и он почувствовал, как его повалили на пол. Эйус нанес удар по его сломанной ноге, прежде чем крепко схватил её, надавливая на сломанную кость, чтобы причинить Люку боль. Люк закричал от того, сколько боли это ему причинило, но обнаружил, что его дыхательные пути перекрыты. Эйус уставился на него сверху вниз, его свободная рука обхватила горло Люка. — Ты – не я, — прошипел Эйус. Глаза Люка опасно сверкнули. — Я… думаю… ты прав. Я… не был бы… достаточно глуп… попасть… в… лапы Сидиуса… В ответ Эйус ударил Люка головой об пол, и на этот раз Люк был уверен, что треск, который он услышал, был его черепом. Он потерял сознание на несколько секунд, прежде чем пришел в сознание, собрав все свои слабые силы, чтобы оттолкнуть Эйуса от себя сильным ударом по голове, когда защита Эйуса была ослаблена. Люк, спотыкаясь, поднялся на ноги, вслепую бросаясь по коридору в надежде, что сможет убежать от Эйуса и не столкнуться по пути с Сидиусом. Его глаза отчаянно шарили по стене в поисках отверстия, в котором он мог бы исчезнуть, его челюсть была крепко сжата в попытке не закричать от боли и не выдать свое местоположение. Вот! Он слышал Эйуса, когда тот бежал, чтобы догнать его, что только укрепило его решимость. Люк собрался с силами, подпрыгнув и ухватившись за край вентиляционной шахты. Всё было бы намного проще, если бы я не был отрезан от Силы, печально подумал Люк, медленно подтягиваясь в вентиляционную шахту. Оказавшись внутри, он проскользнул по узкому проходу, прежде чем позволил себе остановиться и передохнуть на мгновение, его тяжелое дыхание эхом отдавалось в вентиляционном отверстии, прежде чем ему удалось выпрямиться, начиная мучительно тащиться через старое отверстие. Против его воли его мысли перенеслись в более недавнее время, когда он пролез через старое вентиляционное отверстие. Это сработало не так уж хорошо, учитывая, что в итоге он оказался погребённым под метрами обломков. Надеюсь, на этот раз все будет по-другому. Теперь, когда я свободен… Как мне выбраться отсюда? Я не могу использовать Силу, чтобы направлять себя, я просто ползу вслепую! Впереди он увидел еще одно вентиляционное отверстие. Медленно он приблизился к нему, заглядывая вниз. Под ним был еще один пустой зал, хотя он никого не видел вокруг. Это был еще один момент, когда Люк пожалел, что он отрезан от Силы. Он мог бы пошарить вокруг, чтобы посмотреть, есть ли кто-нибудь поблизости. Я не собираюсь далеко уходить, ползая по этим старым вентиляционным отверстиям. Я обязательно наткнусь на какую-нибудь секцию, которая слишком слаба, чтобы поддержать меня, подумал он. Так тихо, как только мог, Люк снял решетку на вентиляционном отверстии, протиснувшись в отверстие, прежде чем спрыгнуть на пол. Темнота цеплялась за края его зрения, но он оставался в сознании, медленно выпрямляясь. Напряженный взгляд Люка блуждал по залу, пока он хромал, готовый на всякий случай... Раздался хлопок, и Люк обнаружил, что сбит с ног на пол. Еще раз он проклял то, что был отрезан от Силы, когда обнаружил, что прижат к земле секцией вентиляционного отверстия, которое Эйус опустил на него с помощью Силы. Сам Эйус появился из одного из затемнённых дверных проёмов и медленно пробирался к Люку, который изо всех сил пытался выбраться из-под вентиляционного отверстия. Эйус тяжело дышал, его золотистые глаза опасно блестели. — Я должен отдать тебе должное… Я этого не ожидал. Люку, наконец, удалось освободиться, он перекатился и поднялся на ноги, чтобы снова встретиться лицом к лицу с Эйусом. Они оба тяжело дышали, и ни один из них не прерывал зрительный контакт. Эйус вздохнул. — Ты же не собираешься умереть тихо, не так ли? — спросил он. Люк решительно сжал челюсти. — Почему я должен? — Тогда будь по-твоему, — сказал Эйус насмешливым голосом. Он бросился на Люка.***
— Энакин, притормози! Энакин проигнорировал Асоку. Он не мог позволить себе сбавить скорость. Сила практически кричала ему, что у него заканчивается время, но каким-то образом он знал, куда идти. Он следовал по пути по памяти, не обращая внимания на глаза тук'ата, скрывающихся в тени. Нидри была единственной, кто мог не отставать от него, бежала рядом с ним. Наконец он завернул за угол, и в поле зрения появилась Долина Темных Лордов. Его пристальный взгляд сосредоточился на руинах Академии ситхов на другой стороне. Это было то место, где ему нужно было быть. Это было место, где был его сын, где был Люк. И на этот раз он не позволил им выскользнуть из его пальцев. Он не мог потерять их здесь. Они не могли позволить себе обыскивать всю Галактику. — Энакин, подожди. Нам нужно войти вместе! — кричал Оби-Ван. Энакин развернулся у подножия Академии. — Мы не можем ждать, Оби-Ван. Люк там, и у нас нет времени! — Но если ты пойдешь туда один, то тоже можешь заблудиться, — строго ответил Оби-Ван, прежде чем, наконец, поравнялся с Энакином. — Это было так сложно? Давай же… Энакин разочарованно вздохнул, переходя через две ступеньки за раз. К счастью, у двух других хватило ума подстроиться под его темп. Он прошел через прихожую, напрягая все свои чувства в попытке найти Люка — любого из них. Его нетерпение и страх только росли по мере того, как ему приходилось искать все глубже и глубже, прежде чем, наконец… — Я нашел их, — выдохнул Энакин. Он даже не осознавал, что уже идет по туннелям, а Оби-Ван и Асока спешат за ним. — А как насчет остальных? Они сказали, что прилетят, — спросила Асока, когда они следовали за Энакином по коридорам. — У нас нет времени, Асока. Неужели я единственный, кто может это почувствовать? — Энакин резко отреагировал, следуя за тёмным присутствием своего сына по коридорам, которые петляли все глубже и глубже. Он старался не думать о гневе и злобе, которые он чувствовал от своего сына, старался не думать о том, насколько он погружен во тьму, старался не думать о том, сколько от себя — от Вейдера — он видел в нём. Старался не думать о том, что он не мог чувствовать Люка. Старалась не думать, как сильно это его напугало. Как бы ему ни было страшно, он не останавливался. Люк, его сын, нуждался в нем. Даже если один из них этого не осознавал.***
У Люка болело все тело. Он был просто одним большим разбитым синяком. Он сражался с Эйусом, когда Эйус напал на него. Он сражался так, словно от этого зависела его жизнь. Но все же этого было недостаточно. Теперь у него была сломана челюсть, сломан нос, из которого постоянно текла кровь, и сломана рука поверх сломанной ноги. У него тоже была повреждена голова. Он смутно помнил, как оставлял кровавый след, когда Эйус тащил его за лодыжки по коридорам. Его рот тоже был окровавлен, губа снова разбита, и он кашлял кровью, балансируя на грани сознания. Вдалеке он услышал голоса. Они плыли к нему, мрачная мелодия, которая обещала еще больше боли. Придет ли эта боль рано или поздно, Люк не знал, да и не заботился об этом. Он просто знал, что ему больно… — …пытался… освободить… —… на корабле… приближается… Люк почувствовал, что начинает уплывать, даже когда земля снова начала скользить. В какую сторону было подниматься? Который был сбит? Был ли он вообще все еще жив, потому что ему казалось, что он уплывает… Хотя разве смерть не была бы светом, а не полной тьмой? Кто-то звал его по имени… — Люк… Люк… Люк! Его отец звал его… Он хотел, чтобы Люк проснулся… Но у Люка не было сил. Звук корабельных двигателей заполнил его уши, но звук был искажен, как будто он доносился по длинному туннелю. Даже когда звук был зарегистрирован, он уходил в небытие, точно так же, как и его мыслительный процесс. Голос его отца исчез, заглушенный темнотой и звуком двигателей. Слишком уставший, чтобы бороться с этим дальше, Люк позволил бессознательности и темноте овладеть им. Мне очень жаль, отец… Я просто… слишком… устал…***
На этот раз Энакин подождал, пока не увидит его, чтобы окликнуть по имени, не желая предупреждать остальных о его присутствии. Но когда он завернул за угол и увидел сцену в комнате на другом конце коридора… Он не смог остановиться. Он видел, как его сын тащил ужасно избитого и окровавленного Люка на корабль, увидел неуклюжий набор из нескольких конечностей, которые, как он сразу понял, были сломаны, и выкрикнул его имя. Он не обязательно звал Люка или его сына, но он звал обоих. Любого, кто согласился бы выслушать. Но Люк, казалось, был без сознания, неспособный ответить, даже с помощью Силы. С ужасом Энакин понял, что мальчика не только избили, но и отрезали от Силы. И его сын… Его сын бросил взгляд в его сторону, но он увидел не лицо своего любимого сына. Это было лицо незнакомца. Золотоволосого, искаженного яростью незнакомца. Тошнотворное чувство скрутило его внутренности, и он ускорил шаг. Но даже когда он бежал, чтобы остановить корабль, когда он бежал, чтобы догнать своего сына и привести его в чувство… Трап поднялся, отделяя этих двоих от Энакина. Он добрался до комнаты как раз в тот момент, когда корабль поднялся в воздух. Он практически мог слышать смех Сидиуса над неудачей Энакина, когда корабль взлетел, оставив Энакина одного в комнате. Он снова подвел их. И снова Люк ускользнул у него из рук: они оба. Он не испытывал столько неудач с тех пор, как был Вейдером, прыгая с планеты на планету, пытаясь догнать пилота повстанцев, фамилия которого таинственным образом была Скайуокер. Гнев и беспомощность поднялись внутри него, и он издал крик ярости, от которого обрушились камни, даже когда Энакин упал на колени, запустив руки в волосы, сжатые в кулаки. Одна-единственная мысль доминировала в его голове, одно-единственное слово. Почему?***
Люк почувствовал, как кто-то легонько трясет его, но это было так, как будто у них были призрачные руки. Вряд ли это произвело на него какое-либо впечатление. Почему они просто не могли дать ему отдохнуть? Неужели они не понимали, как сильно ему было больно? Как сильно он нуждался в отдыхе? Пожатие стало грубее, не таким нежным. Он издал кашляющий стон, кровь всё ещё забивала его горло и нос, изо всех сил пытаясь дышать, когда какофония шума достигла его сквозь туман, который затуманил его мозг. Он разразился приступом кашля, брызгая кровью и морщась от боли в груди. — Люк… Люк… — услышал он чей-то голос. Но… это был не голос его отца. Это была женщина… Та, кого он встречал всего один раз… но у него остались воспоминания от Эйуса… Открыть глаза было так же сложно, как нести его отца на Второй Звезде Смерти, если не сложнее. Все было болезненно белым размытым пятном, и он снова зажмурился, возвращаясь в реальный мир, наполненный агонией. Он закашлялся, его дыхание пузырилось в горле и прерывалось из-за крови. Кто-то помог ему сесть настолько, что его дыхательные пути немного очистились, когда он с гримасой проглотил кровь, пытаясь еще немного прочистить дыхательные пути. — Успокойся… — снова сказала женщина. Люк еще раз попытался открыть глаза, хотя на этот раз он щурился от света, пока не начали формироваться очертания. Неглубоко дыша, он поднял глаза, чтобы увидеть, какой добросердечный человек мог быть там, на корабле, с двумя ситхами. Шок пронзил его разбитое тело, когда он всё-таки разглядел лицо. — Мара?