Испытание временем 2: Прошлое сталкивается с будущим

Веки Люка затрепетали, открываясь несколько часов спустя. Он просто лежал, уставившись в нижнюю часть койки над ним. На корабле было в основном тихо, за исключением звука работающих двигателей и случайных рычаний Чубакки, за которыми часто следовал голос Хана. Люк не мог разобрать, что говорил капитан Сокола, но это был знакомый звук, который Люк приветствовал, и это позволило Люку на несколько мгновений притвориться, будто ничего не произошло. Конечно, такое детское прятание от реальности закончилось, как только у него мучительно заболела спина. Люк поморщился, протягивая руку, чтобы опереться на столб кровати, и постепенно подтянулся с тихим стоном. Его спина затекла и болела так сильно, что ему казалось, будто нексу безжалостно вонзает свои многочисленные зубы в его спину. Он не мог дождаться, когда его вылечат должным образом, возможно, с помощью бактатерапии. С такой скоростью ему было бы всё равно, придется ли его окунать в резервуар с приторносладким послевкусием или нет. Поднявшись на ноги, Люк медленно побрел за угол в гостиную, где находился его отец. Взгляд Люка сразу же упал на его отца, который лежал ничком на своей койке, одна рука свисала с края, планшет с данными был свободно прижат к груди, рот слегка приоткрыт, дыхание ровное. Несмотря на то, что он крепко спал, его отец выглядел на свои сорок шесть лет в данный момент, отягощенный многочисленными заботами и тяжелой жизнью даже во сне. У Люка защемило сердце от мысли, что он был одной из причин, по которой Энакин плохо спал, и потребовалось большое усилие, чтобы на мгновение отодвинуть это в сторону, прежде чем он направился к постели своего отца. Несколько мгновений он наблюдал за спящим мужчиной, его мысли блуждали, когда он временно погрузился в размышления. Это одна из причин, почему ты не боялся, что умрёшь на Звезде Смерти? Знал ли ты, что смерть была бы лучше, чем чувство вины, которое преследовало бы всю жизнь? Было ли лучше таким образом обрести покой в Силе сразу после искупления, чем жить дальше и пытаться всё исправить? По мере того как подобные мысли продолжали циркулировать в его голове, Люк продолжал чувствовать себя хуже и хуже. Он устало провел рукой по лицу, пытаясь рассеять поток воспоминаний, начиная от смерти его отца на Звезде Смерти, пыток, которых он только что избежал при Сидиусе, и заканчивая его собственными грязными делами. Точно так же, как он знал, что они будут — как и предполагал Сидиус, — лица всех тех, кого он убил, преследовали его во снах прошлой ночью. Их крики и мольбы о пощаде отдавались эхом в его ушах, а волосы на затылке стояли дыбом от того, как холодно былр. Это было так, как будто ледяной огонь сжигал его изнутри, как будто тьма душила его, медленно высасывая из него жизнь. И он был полностью во власти этого во сне, неспособный отогнать тьму, которая угрожала поглотить его. Это была его семья, которая помогла ему пережить ту ночь. Его семья и друзья. Люк даже сейчас отчаянно вызывал в своем сознании лица и голоса своих близких, позволяя успокаивающим воспоминаниям захлестнуть его. Тетя Беру заботилась о нем, когда он болел в первые годы на Татуине, его отец держал его в крепких, успокаивающих объятиях после того, как он проснулся от довольно жуткого кошмара, его сестра несколько раз беспокоилась о его раненом состоянии, Хан и Гален однажды ночью тайком вывели его из Храма джедаев, чтобы посмотреть на подземные гонки на капсулах после того, как они увидели, каким мрачным был Люк в тот день, его мать ухаживала за его ранами, когда он упал с дерева на Набу… Люк несколько мгновений сидел совершенно неподвижно, укутываясь в воспоминания, как в теплое одеяло, прежде чем вернуться в настоящее. Он нежно коснулся руки Энакина, чтобы разбудить его. Он был поражен, когда рука Энакина взметнулась вверх, схватив запястье Люка крепким захватом, несмотря на его обожженную руку. Люк вздрогнул от захвата, дернувшись в шоке от неожиданного действия, прежде чем Энакин взлетел со своего места на койке с дикими глазами. — Отец! — Люк в тревоге воскликнул, вырываясь из подсознательной хватки Энакина. Энакин подпрыгнул при звуке голоса Люка, наполовину защищаясь, прежде чем окончательно пришел в себя. Он моргнул, уставившись на Люка так, что молодой человек неловко поёрзал. Энакин слегка встряхнулся, прислонившись к краю койки, когда наконец расслабился. — Люк… Прости, я не понимал, что это ты… — сказал Энакин срывающимся голосом, пытаясь объясниться. Люк покачал головой, слегка взмахнув рукой. — Нет, всё в порядке, я просто разбудил тебя, чтобы сказать, что, по-моему, мы в системе Корусканта. Гипердвигатель больше не работает. Энакин остановился, на мгновение напрягая слух, прислушиваясь к характерному гулу гипердвигателя, который оба Скайуокера могли идентифицировать немедленно. Когда он обнаружил, что звук действительно отсутствовал, Энакин слегка кивнул. — Похоже на то… — сказал он, уже медленно поднимаясь со своей койки. Люк, несмотря на собственную боль во всем теле, помог отцу подняться с койки. — Ты хорошо спал? — спросил Энакин, пытаясь небрежно отнестись ко всей ситуации. Люк не смотрел ему в глаза. — Я спал... Энакин вздохнул, выпрямляясь, чтобы попытаться поймать взгляд Люка. — Ты не хочешь сказать мне, почему? — спросил он, снова пытаясь быть беспечным. — Не особенно, — сказал Люк горьким тоном. Прежде чем Энакин смог продолжить тему, Люк кивнул в сторону планшета. — Что ты делал перед тем, как уснул? Энакин тоже стал хитрым, и внезапно уже Энакин стал избегал взгляда Люка. — Ничего, — пробормотал он, мрачные нотки окрасили его тон. Люк взглянул на него, его глаза подозрительно сузились. — И под ничем ты подразумеваешь…? Энакин закатил глаза. — Ты не сказал мне, что мешало тебе хорошо спать. Почему я должен рассказывать тебе, что я смотрел? Люк нахмурился, осознав, что его отец уже вернулся к роли его Мастера-джедая, в то время как он был падаваном, получающим урок честности и доверия от своего отца. — Хорошо. Мне продолжали сниться кошмары обо всех людях, которых я убил, и о тёмной стороне. Вот, я тебе сказал. Теперь ты должен рассказать мне. Энакин спокойно встретил нетерпеливый взгляд своего сына, правая бровь Люка выжидающе приподнялась, на его лице был намек на разочарование и гнев, которые, вероятно, остались со вчерашнего дня. Наконец, он заговорил мягким голосом, держа весь свой гнев и тоску из-за того, плотно собранными воедино и запихнутыми в уголок своего сердца. — Я смотрел тот голодиск, который Сидиус сделал из всего, через что ты прошел. Выражение лица Люка превратилось в смесь ужаса, вины и гнева. — Почему? Зачем тебе смотреть это? Энакин покачал головой. — Потому что я имею право знать, через что ты прошёл. Я хочу... Нет, мне нужно знать. Люк почти сразу же отстранился, отрицательно покачав головой. Его дыхание резко участилось, и болезненные воспоминания с ужасающей ясностью возникли перед его сознанием. — Тебе не следовало смотреть это. Было бы лучше, если бы ты не знал, — резко сказал Люк, его голос был хриплым от страдания. Энакин издал тихий рык разочарования, мягко взяв Люка за плечи в крепкую хватку и заставив юношу обратить свой измученный взгляд на своего отца. — Люк, ты мой сын, и я хочу помочь тебе. Но я не смогу помочь тебе, если не буду знать, через что ты прошёл, и если ты не впустишь меня, — твёрдо сказал Энакин, заглядывая в голубые глаза, которые неохотно смотрели в его идентичные голубые. Он хотел, чтобы Люк понял, как сильно это причиняет ему боль и как сильно он хотел помочь. Когда Люк ничего не сказал, Энакин вздохнул и притянул Люка в крепкие, но нежные из-за его спины объятия, запустив пальцы в золотистые локоны своего сына, когда он прижал голову юноши к своей груди. — Ты прошёл через гораздо большее, чем должен пройти кто-либо в твоём возрасте. Больше, чем кто-либо должен пройти за всю свою жизнь. Я просто хочу сделать всё, что в моих силах, чтобы немного унять эту боль, — хрипло сказал Энакин. Люк не сопротивлялся отцовским объятиям, но позволил Энакину прижать его к груди как можно крепче. Он делал всё возможное, чтобы любящая хватка отца немного ослабила его боль, хотя и был уверен, что не сможет залечить многие из глубоких шрамов, которые теперь омрачали душу Люка. — Если ты не умеешь стирать паиять или поворачивать время вспять, с этим мало что можно сделать, — грубо сказал Люк в тунику своего отца. Энакин отстранился, чтобы посмотреть сыну в глаза. — Просто знай, что ты не одинок, Люк. Твоя семья рядом с тобой, что бы ни случилось. И я действительно знаю, через что ты прошёл, так что ты можешь прийти ко мне по любому поводу. Ты можешь рассказать мне всё, что угодно. Я здесь, чтобы выслушать и помочь, и я хочу, чтобы ты поговорил со мной. Люк кивнул, сдерживая слезы, которые вызвали у него слова Энакина. — Спасибо тебе, отец. Энакин кивнул, на мгновение задумавшись. — Я думаю, что есть кое-что, что я могу сделать с кошмарами и заставить их уйти… Хотя тебе придется открыться мне с помощью Силы. Ты не можешь закрыться от меня. Люк устало посмотрел на него, но медленно кивнул. — Хорошо… Я бы хотел, чтобы… Энакин слегка улыбнулся Люку, прежде чем нежно взъерошить волосы сына. — А теперь пойдём, посмотрим, насколько мы близки к дому. Люк неохотно позволил Энакину вести его к кабине пилотов. Он немного боялся возвращаться домой. Возвращение домой означало, что он был на шаг ближе к тому, чтобы столкнуться с последствиями за всё, что он сделал, и он не думал, что был готов к этому. Он не был уверен, что когда-нибудь будет готов к этому. Когда они вошли в кабину пилотов, оба Скайуокера были удивлены, увидев, что они уже преодолели атмосферу Корусканта и что Хан направляется прямо к их дому сквозь сильный дождь. Люк оперся рукой о спинку сиденья, стараясь не смотреть в сторону Храма джедаев. Он мог чувствовать множество огней, которые были там мастерами-джедаями, и он молился, чтобы они тоже не почувствовали его. Однако, зная его удачу, они, вероятно, уже знали, что он здесь. Они, вероятно, почувствовали его прибытие в систему. Его хватка на спинке стула усилилась, и Хан посмотрел на него, в то время как Энакин положил руку на плечо Люка, чтобы успокоить молодого человека, а Чубакка слегка обеспокоенно зарычал в стороне. — Где Лея? — спросил Энакин, прежде чем можно было что-либо сказать. — Она спит. Она не отдыхала до поздней ночи, поэтому я подумал, что мы могли бы просто дать ей поспать ещё немного, — нерешительно ответил Хан, отводя взгляд от Люка и возвращая своё внимание обратно к полету. — Мы должны прибыть с минуты на минуту. — Я пойду разбужу её, — резко сказал Энакин, уже поворачиваясь, чтобы медленно идти обратно по коридору. Люк не хотел сталкиваться с вопросами, которые, несомненно, посыпались бы на него, останься он наедине с Ханом или его сестрой, поэтому он повернулся и последовал за Энакином из комнаты. Однако вместо того, чтобы направиться со своим отцом в комнату, в которой спала Лея, он повернулся и направился по коридору к трапу, в изнеможении прислонившись к стене и ожидая, когда корабль коснется земли и трап опустится. Всё, чего он хотел прямо сейчас, это побыть одному где-нибудь, где он мог бы незаметно выплеснуть всё наружу и не беспокоиться ни о чём. Люк слегка напрягся, когда почувствовал, что Сокол начинает опускаться на посадочную рампу его дома, его сердце болезненно колотилось в груди, когда его взгляд был прикован к рампе перед ним. В последний раз, когда он был здесь… — О… тебе лучше быть осторожным. Убедись, что твой отец не наделает глупостей. — Мам, со мной всё будет в порядке, не волнуйся. — Ты знаешь, Люк, я иногда не могу не волноваться. — Мы вернёмся, я обещаю, — говорил его отец. — Будьте в безопасности! Люк закрыл глаза, проглатывая боль, когда последние слова его матери, обращённые к нему и его отцу, эхом отозвались в его голове. Слезы потекли из его глаз, и он сделал резкий, прерывистый вдох. Как бы он хотел вернуться в тот день, до того, как всё пошло так ужасно неправильно, и единственное, о чем нужно было беспокоиться, это о состоянии, в котором все окажутся, когда все они наконец объединятся. Он протянул руку и вытер слезы с глаз, когда почувствовал, что корабль коснулся посадочной площадки. Он не хотел прямо сейчас плакать у всех на глазах. Это только привлекло бы их к нему, а ему прямо сейчас нужно было побыть одному, а не задыхаться. Раздался резкий шипящий звук, и трап перед ним начал опускаться, Сокол уже выключал питание, когда Люк осторожно ступил на вершину трапа. Он знал, как выглядел со стороны. На нём не было рубашки, а вместо этого он был только в чёрных брюках, чёрных ботинках и бинтах, обмотанных вокруг груди. Бинты на его бедре, к счастью, были скрыты брюками. Как только трап опустился достаточно для его роста, Люк начал осторожно спускаться по трапу, опустив взгляд, чтобы ему не пришлось встречаться взглядом с кем-либо, кто ждал прихода Энакина или других, ожидая их в первую очередь, а не павшего сына. Единственным звуком, когда Люк, шаркая ногами, сошел с трапа на твёрдую землю своего дома, был звук того, как Сокол выключил двигатель, и чего-то тяжёлого, въехавшего на посадочную площадку перед ним. Внезапно воздух пронзил сдавленный крик, и Люк резко поднял голову, его уже промокшие волосы упали ему на глаза и закрыли обзор из-за воды, которая стекала по его лицу с неба. Всё, что он мог видеть, была полоса светлоголубого и коричневого, и он инстинктивно раскрыл объятия за мгновение до того, как его мать бросилась к своему сыну, безудержно рыдая и обнимая его. — Люк, Люк, сынок мой, о, мой малыш, мой маленький мальчик! — кричала она ему в плечо. — Это действительно ты! Ты вернулся, ты дома, ты в безопасности! Она держала его так крепко, что его спина кричала в агонии, её сводило судорогой, но ему было всё равно. Всё, о чем он думал всего несколько мгновений назад, полностью покинуло его разум в тот самый момент. Его слезы смешались с дождем, который струился по его лицу, когда он заключил свою мать в такие же крепкие объятия, уткнувшись лицом в знакомый изгиб её плеча, прямо у воротника. Тогда он позволил себе заплакать, его слезы были скрыты дождем и дрожащим телом его матери. — Я здесь, мама, — выдавил он. Ему было трудно дышать из-за всех эмоций, которые поднимались внутри него, но он продолжал говорить. — Я здесь, я дома… Я здесь, — сказал он снова, как будто убеждал себя, что действительно был здесь, чтобы остаться, как будто сам не мог в это поверить. Падме зарыдала сильнее, и Люк обнаружил, что утешает свою мать так же сильно, как её присутствие утешало его, вытаскивая из себя эмоции, которые он пытался держать глубоко внутри. Он сморгнул слезы, говоря сдавленным голосом. — Я скучал по тебе, — всхлипнул он. — Я так сильно скучал по тебе… Буйный лай с их стороны удивил Люка, и он отступил как раз вовремя, чтобы увидеть, как тук'ата, которую Энакин подобрал на Коррибане, атаковала его ноги. Её уши были навострены, а глаза светились светлоголубым, когда она стояла на задних лапах, упершись передними в бок Люка. Он слабо улыбнулся, протягивая руку, чтобы почесать молодую тук'ата за ушами. — Да, Нидри, я скучал и по тебе… — пробормотал он, улыбаясь немного шире, когда её голова склонилась в успокаивающем движении. В этот момент его мать повернула его голову обратно к себе, несколько раз поцеловав в щеку и вызвав румянец на лице Люка. — Мама… — С тобой всё в порядке? Что случилось с твоей спиной? Где твоя сестра, твой отец? — спросила Падме, выпаливая миллион вопросов одновременно с возрастающим темпом, из-за которого Люк пропустил все вопросы после первых трех. Люк покачал головой. — Я в порядке, со мной всё будет в порядке, ничего страшного. Отец с Леей на корабле, она спала, когда мы прибыли, — устало объяснил он. — А Гален? Хан? Чубакка? — обеспокоенно спросила его мать. — Они в порядке, всё прекрасно, мама, — заверил её Люк. К сожалению, даже он мог слышать, насколько усталым и эмоционально опустошенным звучал его голос. Падме посмотрела в глаза своему сыну, успокаивающе погладив его по щеке. — А ты? Как ты? — спросила она, глубоко обеспокоенная его самочувствием. Люк вздохнул, не встречаясь с ней взглядом. Последнее, что он хотел делать, это обременять свою мать тем, что тяготило его. Он слегка улыбнулся, обнимая свою мать так крепко, как только мог. — Это не имеет значения. Теперь я дома, — прошептал он. — Никогда больше не пугай меня так, Люк Скайуокер, — тихо сказала Падме, решив пока оставить этот вопрос без внимания. — Я боялась, что никто из вас не вернется … Люк почувствовал, как слезы снова подступают к глазам. — Я всегда буду возвращаться, мама… Я обещаю тебе, — тихо сказал он. Они оба зашевелились, когда, наконец, услышали звук спускающихся по трапу людей, и мать Люка еще раз чмокнула его в щеку, прежде чем броситься туда, где Лея помогала Энакину спуститься по трапу с Ханом и Чубаккой на буксире. — Энакин! — воскликнула она, бросаясь в объятия Энакина, как только что сделала с Люком. Пока муж и жена со слезами на глазах воссоединялись, Лея поспешила к своему брату, а Хан и Чуи следовали за ней по пятам. — С тобой всё в порядке, тебе ни в чём не нужна помощь? Тебе, вероятно, следует отдохнуть, и нам нужно будет должным образом обработать твои раны, как и раны отца, — сказала Лея торопливым тоном, который соответствовал тону их матери. Люк отмахнулся от её беспокойства. — Со мной всё будет в порядке, я гуляю сам с тех пор, как встал, — беззаботно сказал он, возвращая свое внимание к Соколу, когда последние два пассажира сошли с корабля. Гален остался позади Мары, когда вёл её вниз по трапу, и Люк быстро сообразил, что Гален обнаружил пару энергетических связующих и надел их на Мару. Она высоко держала подбородок, пытаясь сохранить хоть какое-то достоинство, несмотря на то, что её окружали люди, которые слишком хорошо знали, что она сделала. Мара явно шарахнулась от Энакина, который бросил на неё убийственный, предупреждающий взгляд, когда она проходила мимо него, что заставило Люка подсознательно вздрогнуть. Прежде чем Гален и Мара смогли продвинуться дальше, Люк шагнул вперед. — Сними с неё путы, — сказал он Галену, удерживая взгляд Мары. Энакин поспешил высказать свое мнение. — Нет, оставь их, — твёрдо сказал он, бросив на Люка предупреждающий взгляд. Люк встретил его пристальный взгляд, без страха выпрямившись в полный рост. — Сними их, — резко сказал он. Когда никто не пошевелился, чтобы сделать это, Люк шагнул вперед и взмахом руки освободил Мару от пут. Они с грохотом упали на пол посадочной площадки, и Люк твердо, но нежно забрал её у Галена, положив одну руку ей на спину, а другую – под локоть, и вывел её изпод дождя внутрь квартиры, даже не оглянувшись. Напряжение в воздухе было настолько плотным, что его нельзя было разрубить световым мечом, хотя Лея заговорила первой. — Я всегда знала, что Люк снисходителен, но я подумала, что, возможно, даже у него есть предел, — тихо сказала она, глядя в ту сторону, где исчез её брат с Марой. — Если малыш не поумнеет, всё повторится, — пробормотал Хан. — О, поверь мне, я не позволю этому случиться снова, — сказал Энакин опасным, едким голосом, который побудил Падме к немедленным действиям. — Что я упускаю? — резко спросила Падме, положив руку на плечо Энакина, готовясь обуздать печально известный темперамент своего мужа. — О, ничего особенного, просто Мара разбила сердце и душу Люка в его самый тёмный час и даже заставила его потерять волю к жизни и сдаться, пока он был в плену у Сидиуса, — прорычал Энакин, выплевывая её имя с ненавистью, равной той, с которой он произносил имя Сидиуса. Падме подняла бровь на его вспышку. — О, правда? Ну, по крайней мере, хоть чьё-то сострадание осталось нетронутым во всём этом. Энакин слегка вздрогнул, явно удивленный её первоначальной реакцией. Гнев угас, уступив место замешательству. — О чём ты говоришь? Падме отвернулась от Энакина, чтобы посмотреть в лицо Галену. — Гален, ты, кажется, единственный, кто присматривал за ней, я права? — когда Гален кивнул, она продолжила. —Казалось, что она раскаивается в том, что сделала? Действительно сожалеет об этом? Галену не потребовалось времени, чтобы согласиться с ней. — Да, она определенно изменилась, — твердо сказал он. Падме кивнула, уперев руки в бедра. — Я так и думала. И Люк, кажется, принял её извинения, по крайней мере, в некоторой степени. — Но он не должен! Ничто не мешает ей снова причинить ему такую боль, Падме, и я этого не допущу! Я не позволю ей отделаться так за то, что она сделала, — сердито сказал Энакин. Падме подняла бровь, глядя на своего мужа с холодным выражением на лице. — О, поверь мне, я тоже не слишком довольна тем, что она сделала, и я уверена, что она получит по заслугам. С другой стороны, может быть, есть урок, который вы все могли бы перенять у Люка, например, я не знаю, прощение? Вы все забываете, как сильно он заботился о ней и насколько разделенной она была с момента слияния до такой степени, что с таким же успехом могла быть двумя разными людьми в течение определенного периода времени. Люк, кажется, смирился с тем, что она совершила ошибку, и уже простил её, и я аплодирую ему за это. Эта семья лучше, чем кто-либо другой, знает, что ненависть и обиды могут сделать с человеком и насколько важным может быть прощение не только для прощающего, но и для прощаемых. — Она не заслуживает прощения, — горячо сказал Энакин, ощетинившись от явного гнева. Однако Падме не собиралась этого терпеть, и её следующие слова явно ранили глубоко. — И ты верил, что заслуживал? Ты думаешь, Люк верит, что заслуживает? — Энакин отшатнулся в шоке от её слов, как будто она ударила его световым мечом. Падме покачала головой, с кончиков её каштановых локонов стекала вода. — Я бы подумала, что ты, Энакин Скайуокер, из всех людей, должен был бы уже понять. С этими словами она развернулась на каблуках и целенаправленно направилась в квартиру. Проходя мимо Леи, она сказала: —Убедись, что он найдет дорогу в нашу спальню, чтобы я могла привести его в порядок. Но сначала я собираюсь позволить вам всем поволноваться из-за этого. Лея молча кивнула, почувствовав укол сочувствия к Галену, Хану и Чубакке, которые неловко стояли в стороне. Лея подошла к своему отцу, который неподвижно стоял посреди посадочной площадки, дождь стекал с его волос длиной до плеч. С нежностью, на которую способна только дочь, Лея взяла его за руку. — Давай, пойдём спрячемся от дождя, — тихо сказала она, почувствовав облегчение, когда Энакин мрачно подчинился.

***

Люк обнаружил, что ведёт Мару по коридорам своего дома в свою спальню, где, он был уверен, её никто не побеспокоит. Дверь за ними закрылась, и несколько мгновений они вдвоём стояли в тишине, настороженно наблюдая друг за другом, пока с них капала вода на мягкий голубой ковер. Мара снова заговорила первой, прочистив горло, как будто это могло рассеять неловкость. — Спасибо тебе… за это… — запинаясь, произнесла она. Люк пренебрежительно махнул рукой — в последнее время он часто так делал — прежде чем заговорить. — Это пустяк. Мой отец не должен вести себя так, — пробормотал он, проводя рукой по мокрым волосам, чтобы убрать их с лица. — В любом случае, ты можешь остаться здесь. Ты будешь в стороне от всех, так что у них меньше шансов столкнуться с тобой. Таким образом, не будет столько неловкости и драмы. Мара опытным взглядом оглядела его комнату, и Люк неловко поерзал, покраснев, когда её взгляд упал на голографическую фотографию его отца и его самого, с маленьким Люком, расположившимся на плечах отца, и они оба нелепо улыбались. Его глаза защипало, и он отвел взгляд. После всего, что произошло, он страстно желал снова быть таким маленьким и невинным. — Мне лучше вернуться, — пробормотал он, уже поворачиваясь, чтобы уйти. — Подожди, — внезапно сказала Мара, и он остановился, выжидающе подняв брови, когда снова повернулся к ней лицом. Она удивила его, мягко взяв за руку, и ему пришлось воздержаться от того, чтобы уклониться от контакта, как в прошлый раз. Она колебалась, прежде чем заговорить снова. — Твои бинты пропитаны кровью… Если ты позволишь мне, я… я могу подлечить твою спину, чтобы тебе не пришлось снова бинтовать её, — мягко предложила она. Люк постоял там мгновение, просто удивленно уставившись на неё. Воспоминания — снова непрошеные — всплыли перед его мысленным взором. Образы того, как его избивали и ранили в тёмной, грязной камере, а перед ним была только эта красивая женщина в качестве источника утешения, как он лежал ничком в её объятиях или у неё на коленях, пока она исцеляла то, что причиняло ему боль больше всего, понемногу облегчая его боль. Наконец, он молча кивнул, опускаясь на кровать и упираясь руками в колени. Мара грациозно присела рядом с ним, осторожно нащупав край повязки, прежде чем осторожно начать разворачивать его торс. Окровавленные бинты упали на пол, и холодный воздух, коснувшийся открытых ран, заставил его вздрогнуть. Это было вне поля его зрения, но даже при том, что это был второй раз, когда она видела его раны от хлыста, она вздрогнула. Неожиданно Люк почувствовал, как Мара положила руки ему на спину, и инстинктивно напрягся, сначала уклоняясь, а потом стиснул зубы и замер, позволив ей мягко и медленно положить руки ему на спину. Он почувствовал, как она потянулась к Силе, и в следующий момент его кожа и мышцы постепенно исцелились, казалось бы, сшив себя обратно в безупречную кожу, хотя на самом деле это была Сила под тщательными манипуляциями Мары. Она медленно прокладывала свой путь вниз по его спине, её пальцы слегка касались его спины, когда она спускалась вниз. Везде, к чему бы она ни прикасалась, вскоре наступало облегчение, и он постепенно ослабевал от облегчения, когда боль покидала его. Наконец, она убрала руки. Однако вместо того, чтобы объявить, что закончила, она удивила Люка, внезапно разразившись вопросом, который, очевидно, уже некоторое время горел у неё внутри. — Как? — резко спросила она, заставив Люка полностью повернуться к ней лицом на кровати. Она продолжила, прежде чем он успел попросить её уточнить. — Как ты можешь не ненавидеть меня за то, что я сделала тебе? Как ты можешь простить меня? Почему бы не затаить обиду, как, очевидно, делает твой отец. У тебя больше прав затаить обиду, чем у него, но ты этого не делаешь! Произнеся свою краткую тираду, она встала с кровати и теперь смотрела на него сверху вниз со странным выражением отчаяния и замешательства на лице. Люк снова спокойно посмотрел на неё, чувствуя себя немного больше самим собой, когда отвечал на её вопрос в меру своих способностей. — Затаив эту обиду, я только усугублю ситуацию с моей стороны и буду препятствовать моему возвращению на светлую сторону, а мне не нужен этот дополнительный вес, — просто сказал он. Его губы серьезно нахмурились, прежде чем он добавил еще кое-что. — Тебе придется потрудиться, чтобы снова завоевать моё доверие… но у тебя есть моё прощение. Мара казалась шокированной, но благодарной его словам, и он мог бы поклясться, что увидел, как слезы благодарности заблестели в её глазах, прежде чем она сделала глубокий вдох, чтобы снова взять себя в руки. — Я… спасибо тебе, Люк… ты не знаешь… не представляешь, как много это значит для меня. Люк слабо улыбнулся. — Думаю, у меня есть довольно хорошая идея. Мара довольно энергично кивнула, прежде чем снова отвернуться, решив уставиться на модель гоночного автомобиля на его комоде. — У тебя есть какие-нибудь другие травмы, с которыми я могла бы помочь? Люк слегка покраснел. Он провёл рукой по внешней стороне его бедра. — Да… — медленно произнес он. Мара слегка улыбнулась про себя выражению его лица. — Это где-то, что смущает фермера? Лицо Люка вспыхнуло от этого прозвища, но он предпочел ничего не говорить об этом. — Это на внешней стороне моего бедра. Это действительно глубокий. — Я справлюсь, — сказала она, махнув рукой. — Просто ложись. Слева или справа? — Слева, — нерешительно сказал он, выполняя её команду, даже не думая об этом. Мара сидела рядом с ним, осторожно снимая с него брюки и разматывая повязку, чтобы показать отвратительную рану от светового меча. Она зашипела при виде этого, с беспокойством взглянув на него. — Как ты вообще можешь ходить? — недоверчиво спросила она, её пальцы порхали над раной, когда она осторожно осматривала её. — Мне кажется, я вижу кость! — Устойчивость и Сила, — пробормотал Люк в ответ. Он почувствовал усталость и позволил своим векам опуститься, когда она нежно положила руку ему на бедро, заставив его непроизвольно вздрогнуть. Между ними было несколько мгновений тишины, пока Мара лечила его ногу, прежде чем она снова заговорила, так тихо, что Люк едва расслышал её слова. — Люк… Ты должен это знать… то, что произошло внизу... в тех подземельях… не всё было подделкой… — прошептала она. Она почти закончила заживлять его рану. Он чувствовал её пальцы на конце пореза рядом с его коленом. Люк молчал несколько долгих мгновений, перебирая слова в уме. Должен ли он осмелиться надеяться, что она имела в виду те украденные поцелуи, те нежные моменты, которые, как он думал, выражали чистую любовь? Должен ли он верить, что теперь она говорит правду? Он не чувствовал себя комфортно, доверяя ей так рано, и все же… что-то в Силе подсказывало ему, что её слова были абсолютно честными… и он мог доверять Силе. — Приятно это знать… — наконец сказал он тихим голосом. — Я просто не хочу, чтобы ты думал, что всё это было ложью, потому что это не так, — сказала Мара, немного увереннее в своих словах. Он, наконец, почувствовал полное облегчение в своей ноге, когда её пальцы оторвались от обнаженной кожи, её руки двинулись, чтобы поправить его брюки обратно на место. — Ну, тогда, я думаю, вопрос в том, что было ложью, а что правдой, — сказал Люк с оттенком горечи в голосе. Ответа не последовало, и Люк подсознательно напрягся, его разум уже пытался придумать причину, по которой она не ответила. Он приоткрыл веко. — Мара? Он ахнул, когда внезапно обнаружил, что кровать прогибается справа от него, и Мара прижалась губами к его губам, обхватив ладонью его левую щеку. Его первой реакцией было расслабиться в поцелуе и лелеять его, и он сделал именно это на долю секунды, прежде чем к нему вернулось здравомыслие, и он отстранился, приподнявшись на локтях, когда Мара отодвинулась на другой край кровати, стыдливо отводя взгляд. — Прости, я просто… — она вздохнула, качая головой. — Я не знаю, о чем я думала, я не должна была этого делать. Люк, взволнованный, слегка запинался в своих словах. — Нет, всё в порядке, я просто… Я не ожидал этого, — сказал он, задыхаясь. — И я не был… Я не был готов к этому. Ещё долго не буду, — признался он, полностью садясь и подтягивая к себе колено. Мара нерешительно посмотрела на него, прежде чем снова отвернуться. — Это та часть, которая была правдой… — тихо сказала она. Люк мгновение смотрел на неё, прежде чем слегка улыбнуться. — Я знаю...