***
Не прошло и часа, как его мышцы болели, пот струился по лицу, дыхание было неровным, а мир вокруг него казался размытым пятном, которое имело смысл и в то же время не имело. Световой меч Энакина был среди размытого мира вокруг него, и небольшая часть его мозга зарегистрировала, что его раны уже кричали ему остановиться. Однако его сердце, его разум, его душа и его эмоции кричали громче. Они кричали, что его боль ещё не прошла и что он не довел себя до той точки, где мог бы забыть, где его страдания могли бы быть облегчены. Его единственного сына уводят в наручниках, точная копия того момента на Эндоре… — Загляни в свои чувства, отец, ты можешь это сделать… Или, как он изначально сказал, «ты не можешь этого сделать». Энакин не мог не задаваться вопросом, заставляя себя продолжать двигаться. Я не могу потерять его… не могу! Если ему вынесут смертный приговор… — Люк Скайуокер, вы арестованы по обвинению в массовых убийствах, государственной измене, сексуальном насилии, заговоре, пытках, похищении, поджоге, шантаже и воровстве… Мой сын… Я только что получил его обратно, а его уже отнимают у меня… — Эта встреча — всего лишь формальность! Пожалуйста, пожалуйста, не позволяй этому случиться снова… Пожалуйста, Сила, пощади моего сына… Его тело, наконец, решило, что с него хватит, и Энакин рухнул, к счастью, у него хватило ума и сил деактивировать свой световой меч, когда он падал на пол. Он не потрудился встать. Он просто лежал там, тяжело дыша, изображая разбитого вдребезги человека, когда горе настигло его, несмотря на все его усилия, и он позволил слезам выскользнуть из его глаз. К счастью, он был в уединенном уголке Храма джедаев, в котором Асока, Люк и он тренировались вместе, который теперь почти никто не посещал, где его никто не потревожил бы. Он был осторожен и держал себя в маске, чтобы никто не мог уловить его эмоции или присутствие с помощью Силы, позволяя себе это столь необходимое время, чтобы попытаться выкинуть всю эту трагедию из головы. Очевидно, это не сработало. Энакину удалось подняться на четвереньки, позволив себе столь необходимые рыдания в этом одиночестве, где никто не мог его видеть. После того, что казалось вечностью, Энакин услышал, как позади него открылась дверь, и шаги медленно и осторожно направились к его дрожащему телу, но оставаясь на безопасном расстоянии. — Энакин? Энакин поднял взгляд, уставившись на стену перед собой, слёзы и пот смешались на его лице и в глазах. — Асока… Мне нужна твоя помощь…Глава 38: Рассвет последствий
13 июля 2023 г. в 19:34
Люк проснулся на следующее утро от слюнявого языка у себя на лице. Он сморщил лицо, со стоном отворачиваясь от наполненного слюной нападения.
— Нидри… уходи… — пробормотал он, лениво отталкивая лицо тук’ата. Он забыл, каково это, когда Нидри будит тебя утром. Может быть, она оставит его в покое, и он сможет просто снова заснуть…
Этот сон был быстро разрушен, когда Люк внезапно обнаружил, что на кровати на него навалился человек. Его глаза распахнулись, и он ахнул, садясь и толкая Мару.
На мгновение он был абсолютно сбит с толку.
Где он? Почему Мара вообще лежала в его объятиях? Что случилось? Как он сюда попал?
Наконец, всё вернулось к нему, и он снова лег на кровать, позволив Маре перевернуться на бок, пока воспоминания всплывали перед его мысленным взором. Сидиус, слияние, его воссоединения, извинения Мары…
Он заснул с Марой, потому что в комнате была только одна кровать, и он не собирался заставлять девушку спать на полу, также как и она. Они определили стороны кровати, но, казалось, во сне они оба лежали бок о бок, а рука Мары лежала на обнаженной груди Люка.
Люк снова приоткрыл веки, приподняв бровь, когда обнаружил Нидри, самодовольно лежащую на нём сверху, с навострёнными ушами и медленно и лениво виляющим хвостом. Она слегка задыхалась, её язык вывалился изо рта, голубые глаза сверкали.
— На что ты смотришь? — пробормотал он.
Он мог бы поклясться, что она смеялась над ним. Вздохнув, он начал чесать её за ухом, выглянув в окно своей спальни, чтобы увидеть, что солнце уже взошло. Он проспал.
— Думаю, мне, наверное, стоит встать… — пробормотал он. При этих словах Нидри встала и, спрыгнув с кровати, выбежала за дверь, заработав закатывание глаз от Люка. — Ты была здесь всё это время, чтобы разбудить меня, — пробормотал он, хотя тук’ата уже вышла из комнаты и, вероятно, уже была дальше по коридору. Вздохнув, Люк осторожно убрал руку Мары со своей груди, делая всё возможное, чтобы не разбудить её, и осторожно выскользнул из кровати. Освободившись, он натянул одеяло обратно на спящую и медленно вышел из комнаты, его босые ноги по пути слегка утопали в ковре.
Люк приподнял правую сторону своих брюк немного выше, постепенно продвигаясь к «вендетте», подавляя зевок. Голоса донеслись до него, и он нахмурился, напрягая слух, когда услышал голос своего отца, а также Оби-Вана.
Когда Оби-Ван пришел сюда?
— …теперь ты гроссмейстер, Энакин, и эта ответственность ложится на твои плечи, — сказал Оби-Ван.
Ответ Энакина прозвучал мрачно, резко и хрипло.
— Не проси меня делать это! — отчаянно рявкнул он.
— Мне жаль, Энакин, но так уж обстоят дела… Остальная часть Совета беспокоится, что твои мысли не будут ясными, хотя и… хотя они хотят, чтобы ты возглавил их… они не думают, что сейчас твой голос должен иметь какое-либо значение.
Люк прижался к стене и замер, холод пробежал по его венам от слов Оби-Вана.
Испытание… Совет знал, что он вернулся… они говорили о…
— Ты знаешь, что случилось с Асокой, Оби-Ван. Я не пройду через это снова, и я не заставлю Люка пройти через это, — выдавил Энакин. Его голос звучал так, словно он сдерживал слезы. — Если его передадут Республике, как Асоку…
— Это не то, Энакин. Прежде всего, Республика не коррумпирована и не находится под контролем Сидиуса, как тогда, когда судили Асоку. И на этот раз он действительно виновен… — сказал Оби-Ван, добавив последнюю часть очень, очень мягко. — То, что произошло, не может остаться без последствий. Обнаруживается всё больше и больше жертв, даже пока мы разговариваем…
— Ты думаешь, я не знаю, что Оби-Ван? — резко спросил Энакин. — Тебя там не было, ты не видел, как его пытали за то, что он сделал. Ты не видел, что с ним там случилось. Часть его была обманута, но часть его была заключена в тюрьму. Это слишком сложно для простого судебного разбирательства, и я не верю, что кто-нибудь поймет…
— Кроме тебя? — вмешался Оби-Ван. — Энакин, я очень хорошо осознаю, насколько все это хрупко, но факт остается фактом: Люк убил людей… много людей. Это не может остаться безнаказанным.
— Я думаю, тебе следует отдать меня под суд, пока ты этим занимаешься, — резко сказал Энакин.
Последовало несколько мгновений тишины.
— Это другое дело, Энакин… вся та жизнь сейчас — это воспоминание. Те, кого ты убил тогда, сейчас не умерли от твоей руки.
Энакин издал звук отвращения.
— Ты думаешь, это что-нибудь меняет, Оби-Ван? Это происходило, и их кровь на моих руках. Я всё равно убил их, даже если это было в другой жизни. Я помню так, как будто это действительно произошло. Всё это было на самом деле.
— Мы сбиваемся с пути, — строго сказал Оби-Ван. — Этот судебный процесс касается преступлений, которые твой сын совершил здесь, в этой жизни, в настоящем. И я боюсь, что у тебя нет особого выбора в этом вопросе, Энакин. Они собираются отдать Люка под суд, нравится тебе это или нет.
Энакин издал звук подавленной ярости, и Люк практически мог представить, как он вскидывает руки в воздух. Однако Оби-Ван ещё не закончил.
— Они хотят, чтобы его доставили в Храм джедаев и поместили под охрану во внешних камерах содержания в Центре заключения, чтобы он не мог сбежать и его можно было содержать для всеобщей безопасности.
— Что? — прогремел голос Энакина. —Внешние камеры предназначены для ситхов и тёмных джедаев!
— Я пытался переубедить их, но все нервничают и на пределе, и у них нет другого выхода. Они хотят, чтобы он был там на случай, если он еще представляет угрозу. Я пытался переубедить их на что-то вроде домашнего ареста, Энакин, мне это удалось, но они так не поступят.
— Когда они придут за ним? — спросил Энакин, его голос был напряженным и надтреснутым.
— В любое время… они сказали, что вышлют часовых вскоре после того, как я уйду, чтобы после того, как ты будешь проинформирован обо всём этом, Люка можно будет взять под стражу. Опять же, я пытался переубедить их, но они хотят, чтобы он был взят под стражу и помещен в камеру предварительного заключения как можно скорее.
— Он ещё спит. Ему нужен весь отдых, который он может получить после того, через что он прошёл… — попытался сказать Энакин.
— Для них это не имеет значения, Энакин. Они будут здесь в любой момент. Последствия уже наступили, и никто не может их остановить сейчас.
— Я не могу позволить им забрать моего сына, Оби-Ван… Если суд над ним перейдёт в Сенат… Если они вынесут ему обвинительный приговор, я думаю, они…
— Энакин, не говори так, — мягко сказал Оби-Ван.
— Я ничего не могу с этим поделать, Оби-Ван. Мы игнорировали это с тех пор, как он вернулся на светлую сторону, но мы все знаем, что это было бы нормальным предложением, — выдавил Энакин. — Я даже не могу сосчитать, сколько людей погибло, потому что мы даже не нашли их всех, но он знает, Оби-Ван. Я назвал ему цифру, скольких Совет обнаружил в последний раз, когда я знал, и он сразу не согласился. Оби-Ван, я не могу потерять его после всего, через что я только что прошёл, чтобы вернуть его.
— Энакин… ты пока не можешь сдаться, хорошо? Все еще есть надежда. Они действуют таинственными путями, и, возможно, его положение может оказать некоторое влияние на суды, по крайней мере, возможно, достаточное, чтобы избежать… смертного приговора…
— Я ничего не могу с этим поделать, Оби-Ван! Я думал, что у нас больше времени… И я не хочу видеть, как эта семья снова распадается на части…
— Говоря о… Где остальные?
— Я отослал их, когда ты сказал мне, что придёшь… было нетрудно догадаться почему, и я не хотел, чтобы они слышали. Они либо с Падме в одном из местных парков, либо в Храме. Люк в задней части своей комнаты. Он ещё спал, когда я получил твой звонок…
— Возможно, ты захочешь разбудить его и объяснить всё… Стражи будут здесь с минуты на минуту…
— В этом нет необходимости, — дрожащим голосом сказал Люк, выходя из-за угла. Сцена, наконец, появилась в его поле зрения. Он увидел отца, стоящего на четвереньках и смотрящего в фонтан со слезами, текущими по его лицу, в то время как Оби-Ван стоял рядом с ним, положив руку ему на плечо. Когда Люк вошёл, их головы резко поднялись, и их взгляды приковались к нему. — Я уже всё услышал…
Энакин заставил себя встать, его покрасневшие глаза были прикованы к Люку.
— Люк, я…
Люк отмахнулся от того, что Энакин собирался сказать.
— Нет, ничего не говори… Я уже услышал всё, что мне нужно было услышать… Я пойду оденусь, чтобы быть готовым, когда за мной придут… — тихо сказал он, уже поворачиваясь.
— Люк, твоя спина… — удивленно констатировал Энакин.
Люк повернул голову назад, чтобы взглянуть на своего отца.
— Мара исцелила меня прошлой ночью, — сказал он незадолго до того, как вернулся в свою спальню. Оказавшись внутри, он медленно обвёл взглядом интерьер комнаты, на случай, если никогда больше его не увидит.
Мысль о том, что он больше никогда не вернется домой, сжала его сердце, и ему пришлось сморгнуть слезы, пока он шаркающей походкой продвигался к своему комоду. Он вытащил рубашку, которая по иронии судьбы была того же пошива и цвета, что и та, что он носил на Второй Звезде смерти, натянул её так тихо, как только мог, прежде чем схватить носки и свои чёрные ботинки и натянуть их. Его глаза ещё раз прошлись по комнате, остановившись на голограмме его отца и его самого, которую Мара просматривала прошлой ночью. Прежде чем он, возможно, передумает или сможет забыть, Люк положил фотографию в карман, позаботившись о том, чтобы убедиться, что его световые мечи были на виду там, где голограммы не было мгновением ранее.
Позади себя Люк услышал, как зашевелились одеяла, и слегка наклонил голову, услышав скрип кровати.
— Доброе утро, — сказал он бесстрастно.
— Что происходит? — был первый вопрос Мары. Очевидно, она уже заметила отсутствие голограммы и стратегическое расположение световых мечей. Его тон, вероятно, усилил её подозрения.
— Джедаи берут меня под стражу. Я ухожу с минуты на минуту, — тихо сказал Люк, стоя к ней спиной и глядя в потолок. — Они считают, что слишком рискуют, оставляя меня под домашним арестом, поэтому они собираются держать меня в Храме до суда.
Новый скрип позади него означал, что Мара либо села прямее, либо поднялась на ноги.
— Когда всё это произошло?
— Только что, — тихо сказал Люк. — Оби-Ван рассказал моему отцу. Я подслушал и… по словам Оби-Вана, стражи будут здесь с минуты на минуту.
Её рука коснулась его плеча, и Люк инстинктивно повернулся к ней лицом. Она нахмурилась, и на всем её лице отразилось беспокойство.
— Что ты собираешься делать?
— Я пойду с ними, — просто сказал Люк, пожав плечами, пытаясь скрыть вспышку страха и жгучие слезы. — Я не собираюсь с ними сражаться. Если я попытаюсь убежать или сопротивляться, то я только сделаю всё хуже, чем уже есть. Я уйду тихо.
— Люк, если тебя отдадут под суд…
— Они могли бы вынести мне смертный приговор за то, что я сделал. Поверь мне, я знаю. Оби-Ван и мой отец уже говорили об этом, — пробормотал Люк, уставившись себе под ноги, прежде чем снова поднять взгляд и сжать её руку в своей, мягко убирая её со своего плеча. — Послушай, пока ты здесь, просто постарайся держаться стороны моей матери. Я уверен, что она позаботится о том, чтобы с тобой обращались правильно, пока ты здесь.
Мара закусила губу, с беспокойством глядя на Люка.
— Я предполагаю, что мне ещё не разрешено целовать тебя, даже если это, возможно, последний раз, когда я тебя вижу. Если не последний раз за долгое время…
Уголки губ Люка дернулись вверх, и он отодвинулся от неё спиной к двери, прежде чем она успела что-либо предпринять.
— Мне нужно идти…
— Да пребудет с тобой Сила, — прошептала Мара, прежде чем дверь с шипением закрылась за ним.
Пробираясь по коридору, Люк услышал новые голоса, приближающиеся к нему. Мгновенно он почувствовал оцепенение, его движения стали автоматическими, разум опустел, и он был уверен, что на несколько мгновений его сердце успокоилось. Он был напуган гораздо больше, чем позволял кому-либо понять, его руки дрожали, когда он приближался к концу зала. Тем не менее, он не мог отступить. Он должен был двигаться вперед. Он стоял лицом к лицу с Дартом Вейдером на Эндоре и несколько раз вызывающе выпрямлялся перед Сидиусом. Он мог собрать волю в кулак, чтобы идти на верную смерть. Он делал это раньше, даже со сломленной волей.
— Где он? — раздался низкий, грубый голос прямо за углом. Люк нервно прочистил горло, заставляя себя быть как можно более спокойным и держать руки наготове, прежде чем завернуть за угол.
— Я здесь, — сказал Люк, не в силах сдержать укол гордости, который он почувствовал из-за того, что ему удалось сохранить свой голос спокойным. Он протянул свои запястья шести стражам, которые стояли перед Оби-Ваном и его отцом, когда он приблизился. — Я предполагаю, что меня свяжут?
Один из стражей шагнул вперед и защёлкнул тяжёлые путы на запястьях Люка, и он ничего не мог поделать с тем, что его внутренности засохли, когда раздался щелчок, и в этот самый момент он был немедленно отключен от Силы. Знакомая паника поднялась внутри него, глубоко укоренившаяся в его существе после заключения. То, что он был отрезан от Силы, слишком сильно напомнило ему о времени, проведённом в плену. Тем не менее, он проглотил все бушующие эмоции и опустил связанные руки перед собой.
— Люк Скайуокер, вы арестованы по обвинению в массовых убийствах, государственной измене, сексуальном насилии, заговоре, пытках, похищении, поджоге, шантаже и воровстве, — прогрохотал страж.
Люк закрыл глаза, стиснув зубы, пока перечислялись его преступления. Он не был согласен с сексуальным насилием. Он не помнил, чтобы когда-либо делал что-то подобное. Однако сейчас было не время спорить по этому поводу. Сейчас было время уйти тихо. Он чувствовал, как взгляд его отца сверлит в нём дыру, даже когда стражи собрались вокруг него, чтобы увести его подальше от дома и семьи. Однако, прежде чем они смогли полностью забрать его, Энакин протянул руку и схватил Люка за руку.
— Люк, — сказал Энакин сдавленным голосом. Нужно было сказать миллиард вещей, но не было способа сделать это.
Люк слабо улыбнулся ему, глаза снова защипало, когда он повторил слова прошлого, хотя он кое-что изменил в зависимости от обстоятельств.
— Загляни в свои чувства, отец… Ты можешь сделать это… — сказал ему Люк ровно. Он мягко отстранился, опустив глаза, когда стражи вывели его из квартиры и посадили в маленький шаттл. Они довольно грубо усадили его на одно из кресел, хотя Люк ничего не сказал и сохранил непроницаемое выражение лица.
У него едва ли даже было достаточно времени, чтобы по-настоящему осознать происходящее.
Рука Люка подсознательно потянулась к карману, где он хранил свою голограмму. По крайней мере, у него будет достаточно времени в камере, чтобы всё осмыслить.