Убийца жизни или неуловимая мисс

Судьба — такое легкое слово с многогранными трактовками. Для какого-то это слово ничего не значит, кому-то оно даже не известно, а многие только на него и полагаются — одно ясно, что это слово значит многое и ничего одновременно. Жестоко знать, что ты не имеешь свободы выбора, не можешь решать сам, что будет дальше, а все уже предрешено, хотя те, кто не верит в судьбу, могу спокойно решать за себя. Как же так получается, что для кого-то судьба есть, а для какого-то она не работает? Этого Амина никак не могла понять. Встретит она в магазинчике женщину какую, а женщина рассматривает банку и думает, брать или не брать. Банка выскочит из рук, и женщина решит: «Значит не брать. Судьба!». Почему? Банка просто выпала из рук и разбилась, и это вовсе не значит, что покупать не стоит. Так почему люди из-за своих неуклюжих поступков решают, что не надо действовать? Какой смысл вообще что-либо делать, думать и планировать, если «судьбе» все и так известно? Так Амина и жила. Она просто жила, отдаваясь рукам судьбы. Текла по течению на спине, изредка барахтаясь и натыкаясь на бревна, плывущие по той же реке. Ей не было тяжело, как она думала, но иногда она задумывалась над тем, что она вообще делает. Она хотела думать, что все так и должно быть. Что отца забрали, потому что так надо, купили ее, потому что так было надо. Смысла в ее существовании нет, потому что так надо. Но разве так он и есть? Разве может в этой жизни не быть смысла? Зачем тогда мы здесь? Судьба — жестокая женщина. Она дает надежду, забирая волю. Глупо винить судьбу в своем бездействии и недалекости. Сезон дождей прибыл в город Йоркшин очень поздно, не как обычно. Серые облака заволокли небо и не рассеятся, по крайней мере, до следующего месяца. Такая погода влекла за собой мрачное настроение города. Все вокруг замирало в ожидании чего-то трагического, ужасного. Взрослые не верят в такую погоду. Они считают ее предвестником бед и мокрых ног, после которых люди обычно сидят дома с простудой и горькими таблетками. Но, согласитесь, есть в такой погоде что-то романтичное, спокойное и миролюбивое. В плаксивые дни, сидя на мягком диванчике и смотря в окно, ты видишь всю жизнь умиротворенной. Дерево шумно покачивается, бьет окно своими тоненькими веточками в мольбе пустить его в дом, но злой ветер отгонял руки древа от спасения, затягивая прямо в холодные лапы дождя. Подле тебя лежит котик-мурлыка, а напротив сидит твой друг и читает газеты. Видеть своего друга не за решеткой Амине удавалось редко, но когда это происходило, ее жизнь вставала в привычный строй. Они сидели дождливыми вечерами и болтали о всякой ерунде. Амина, по обыкновению своему, отчитывала Луку за его уголовные свершения, а тот хвастался, что в своем тюремном отделении получил новую привилегию, и теперь его считают уже вором в законе. Амине было тяжело отпускать Луку обратно на зону, но она уже привыкла к некому одиночеству. Она не переживала за свое сиротство, она волновалась за своего друга. Точнее сказать, она волновалась за его судьбу. Странная штука, эта судьба — кому-то она дарит благополучную жизнь в золоте, кому-то вечную любовь, а кому-то звание вора в законе. Разве судьба не должна быть справедливой? Если судьба появляется у человека с рождения, то как она распределяет свое счастье? Как попало? Нет справедливости в мире этом и быть не может. «Судьба — совокупность всех событий и обстоятельств, которые предопределены и в первую очередь влияют на бытие человека, народа и т. п.» — такое определение дает словарь. Человек обладает отличительной чертой, присущей только ему — не умение признавать своих ошибок и искать виноватых. Очень трудно признать свою ошибку и понести за нее наказание, потому что человеческий эгоизм так глубоко въелся под корку, что вытаскивать его теперь следует горячими щипцами. Мыслитель Артур Шопенгауэр говорил, что «судьба», это ничто иное, как совокупность наших глупостей, сделанных на протяжении всей жизни. Выходит, что все зависит от самого человека, и если его пинают, то он сам виноват? Нет, конечно это не так. Мы не способны решать за других людей, а уж что в их головах ими движет… для нас навсегда останется загадкой другой человек. Так и для Амины остаются тайной люди, в чьей неволи она пребывает. «…Она идеально подходит». «Подходит для чего? — крутилось в голове Амины, сидевшей на подоконнике второго этажа и смотревшей на дневное пасмурное небо. — Для роли жертвы? Зачем я им?» Куроро Люцифера не было в здании. Он ушел куда-то еще тем вечером и не вернулся. Вся команда находилась внизу на первом этаже. Розоволосая девушка, молчаливая такая и суровая, куда-то ушла с Нобунагой. Их поведение показалось Амине странным, но она не придала этому значение. Легкомысленная, но очень внимательная и переменчивая. За «актерский талант», которым она нередко пользовалась, чтобы придать своей речи некую комичность и театральность, Амина должна была поблагодарить свой неоднозначный характер, меняющийся в зависимости от настроения девушки. Амина не имела постоянства в быту, не имела постоянства и в разуме. Все проблемы, как мы знаем, живут и идут из головы. Направь она свою внимательность на себя, присмотрись к своим недостаткам, исправь их, и жизнь бы ее заиграла новыми красками. И все же Амина, умышленно или нет, но смотрела на свое отражение в зеркале сквозь него. Она не видела в себе ничего отрицательного, не видела проблемы в себе, и благо, что не винила всех вокруг, но еще хуже то, что ей было все равно и ее все устраивало, ведь она живет и менять ничего не хочет. Самый страшный человек не тот, что ненавидит, а тот, кто безразличен. В голове таких людей нет решительно ничего: им не горячо и не холодно, их ничего не заботит. Нет, Амина испытывала эмоции, но проявляла она их либо чересчур наиграно, либо не там, где нужно. Она не любила себя. Не любила себя, не потому что она себе не нравилась, а потому что не заботилась о себе и своей душе в первую очередь. Не способен человек любить окружающих, если не любит себя. Не может любоваться миром, если не может любоваться своей душой. Не может благодарить, если не способен благодарить себя, и так работает во всем. Хочешь изменить мир, начни с себя. Но стоит уточнить, что любоваться собой и любить себя стоит в меру. Вообще во всем должна быть мера. — Дождь капает, — тихо прошептала Амина, трогая пальцем стекло.— Ай! Елки иголки, порезалась… Кровь нежной струйкой обволакивала палец и стекала по предплечью. Амина следила за ней и что-то подмечала в своей голове. «Такая теплая, — думала она.— Неужели внутри я такая горячая? Почему же снаружи меня такой холод живет?» — Лапуля, пальчик порезала? — А? Девушка развернулась. Перед ней снова стоял Хисока и насмешливо улыбался. Он был похож на нее. Точнее она на него. Искренних эмоций он не испытывал — он всегда отыгрывал свою роль. И Амина это заметила. Пока Хисока слизнул ее кровь со своей руки, которая капнула на нее, когда он перевязывал ее тяжелое ранее, она наблюдала, и в голову ее пришел очень любопытный вопрос. — Хисока, а сколько тебе лет? — Лапуль, я старше тебя, не переживай, — улыбнулся он. — Нет, ну правда, сколько? — Двадцать восемь, лапуль. — Фига, ты старше меня на десять лет, а выглядишь моложе! — воскликнула Амина, открыв глаза полностью, которые обычно она держала полуоткрытыми.— Ты черной магией пользуешься, или на картах колдуешь? Раскрой свой секрет, мне очень надо. Фокусник рассмеялся и посмотрел на девушку перед ним, оценивая ту взглядом. — Зачем тебе это? Для восемнадцати лет ты выглядишь приемлемо. — У кого чистая совесть, тому скрывать нечего. Рассказывай, что за методы ты используешь! — Я просто от природы красив, кисуля, — весело произнес парень, поглаживая свои волосы. Амина осмотрела его и отвернулась к окну. Судьба… их встреча с Хисокой тоже была судьбой? Все ли в этой жизни загадано наперед? Дождь льет, потому что судьба знала это? Загадочно это все, а Амина не любила загадок. Привычней ей было думать, что все так, как оно есть без всяких причин и объяснений. На чуть-чуть погрузившись в мир раздумий, Амина снова повернулась к Хисоке. Она не любила долго думать, не любила оставаться с собой наедине. — Красив это мягко сказано. А у тебя такой цвет волос от рождения? Хисока, сидевший в пол оборота от Амины и строивший башенки из карт, повернулся к ней с возбужденной улыбкой и чересчур янтарными глазами. — Что это с тобой? — такая перемена в настроении напугала даже Амину. Она следила за каждым его движением и ждала ответа на свой вопрос, который поселил в ней еще больше напряжения. Но фокусник не был намерен отвечать. Он взял Амину на руки, плотно зажав рот рукой, и понес куда-то вглубь здания. Как бы Амина не брыкалась, как бы не кричала и не пыталась освободиться, он продолжал свой зловещий путь в неизвестность. Пройдя еще пару шагов, он кинул девушку на койку и назвал имя, после которого у Амины случился сердечный приступ. Она посмотрела в затемненный угол и увидела фигуру парня, который довольно двигался к ней; он, можно сказать, подплывал, как акула, тихо преследуя свою цель, и вот, запрыгнув на кровать, он достиг ее, схватив Амину за руку. — Лапуль, не обижайся на меня. Тебе понравится. Это мой для тебя первый экзамен, — фокусник жеманно помахал девушке пальчиками и двинулся в сторону выхода, посмотрев напоследок на Амину жаждущим взглядом. Амина, будучи уже скованная в руках Фейтана, отчетливо произнесла только одно: — Чтоб тебя колонной придавило, циркач хренов. Хисоку это только повеселило. Он вышел из комнаты, закрыв дверь на ключ и ушел обратно строить призатейные башенки. — Ну что, дрянь, назовешь меня еще раз чихуахуа? — Фейтан оскалился, плотно захлопывая руки и прижимая Амину к свой груди так сильно, что девушка начала задыхаться. Она не знала, куда себя деть, чтобы вдохнуть хоть чуть-чуть воздуха, поэтому посчитала, что лучшим решением будет ответить Фейтану. — Да хоть всю жизнь буду называть, малыш, мне ради тебя ничего не жалко, — прохрипела она. Лицо Амины было полностью красным, мозг отказывался слушаться. За столько лет она впервые прокляла судьбу, замечая ее жестокую несправедливость и отвратительный характер. Впервые в жизни Амина стала давать отпор судьбе, которая прикрыла ее под своим крылышком из овечьих шкур и давала наедать жир, кататься как сыр в масле. Отчего раньше ты, Амина, не решилась на этот шаг? Что тобою движило все это время? Амина не была плохим человеком, не была безэмоциональной, не была глупой — она была сломленной. Начав играть спектакль, заменив этим реальную жизнь, Амина спаслась от боли утраты, закрывшись от всего мира. Она любила жизнь в равной степени, как и не любила. Ей было больно… очень больно. — Я отучу тебя от дерзости, шлюха. Это будет моим тебе уроком… возможно посмертным. Резко сорвав футболку вместе с кофтой, Фейтан начал лапать Амину, что-то нащупывать; ее костлявость была ему не противной, а даже привлекательной. Он любовался ее тонкими изгибами, еле заметными. Ее грудь была махонькой, кое-как дотягивающая до второго размера, круглой формы. Грудная клетка была форма яичка, ребра выпирали и буквально резали пальцы, которые гладили кожу по ним. Фейтан стал проводить языком от самого носа, проезжая по губам девушки, до пупка. Одной рукой он держал кисти Амины, другой очерчивал ее тело вдоль и поперек. Он путешествовал по ее телу. Фейтан, исцеловав всю грудь и живот, сжал волосы девушки и оттянул их назад, открывая пространство шеи для своих губ; кожа Амины казалась Фейтану слегка сладкой, с долей пряностей: запах ванили, апельсина и корицы, а волосы имели запах черники и имбиря; многое говорили эти запахи: рассказывали они и о характере своей хозяйки, и о ее вкусе, о том, как она живет и о чем мечтае…ла. Жалко, что никто, кроме самого человека, не может рассказать о той боли, что он несет в себе всю жизнь. Страдания людские никогда не закончатся и будут длиться вечно, ибо люди так на них падки. «Слезы людские, о слезы людские, Льетесь вы ранней и поздней порой… Льетесь безвестные, льетесь незримые, Неистощимые, неисчислимые, — Льетесь, как льются струи дождевые В осень глухую порою ночной.»* — Надеюсь, я доставлю тебе «удовольствие», — прорычал Фейтан прямо в губы своей пленнице. Фейтан любил мучить. Он любил слышать мольбы и крики. Так ему казалось, что он может не только убивать, но и щадить. Он чувствовал себя властителем закона и жизней. Власть портит людей смертных. Нужно иметь огромную силу, чтобы достойно нести власть, но еще больше нужно силы и воли, чтобы от нее отказаться — этим не обладал Фейтан. Ни тем, ни другим. Вся исцелованная и облизанная, с мерзким чувством унижения и предательства, Амина молча терпела эту пытку и сосредоточилась на новом плане. Фейтан обсасывал ее шею, руки его держали Амину в жгучей клетке, закрытой на прочный железный замок. Он наровился сломить ее дух, который и так отсутствовал вот уже восемь лет и не появлялся до сих пор; испарился, не иначе, вылетел через открытую форточку ее души, окошко в целомудренный мир которой присущ только детям. Грустно думать, что чистота и невинность, самая добрая наивность имеется только в сердцах малюток, чьи белые листки взрослые пачкают разными цветами порой не самых светлых оттенков. Почему же люди из милых и неиспорченных созданий превращаются в озлобленных и сломленных существ, ползающих по этой земле? «Мир жесток и ломает нас», — скажите вы, а я отвечу вам, что мир вокруг себя создают сами люди. Замкнутый, порочный круг, не правда ли? Единственным спасением Амины была имитация возбужденности или выдавливание мучительных стонов, что должно было разбудить в Фейтане зверя и отключить его сознание от реальности. Так она и сделала. Мычала, стонала и выгибалась, просила остановиться и продолжить одновременно, а парень лишь скалился и обыденно произносил «Шлюха. Вы, женщины, все такие». Вот только ответственность за легкодоступную женщину всегда берет на себя мужчина, сам того не зная, ведь сказано, что мужчина совращает, а не женщина. Женщины так хрупки и нежны, порой глупы, и как бы они не хотели казаться другими, но всегда останутся прекрасными фиалочками и розочками, требующими правильный уход, а вовсе не железными кактусами, коими себя пытаются возомнить. Лицемеры. — Ты так сладостно стонешь, я ведь не сдержусь, — проскулил Фейтан, жадно пристроившись у ног Амины. — Не сдерживай себя, прошу, — она бесстыдно застонала, двигаясь тазом поближе к телу Фейтана. Парень раздвинул ноги девушки и собирался снять с нее штаны, как Амина со всей дури дала ему коленкой прямо в подбородок, а потом добавила стопой в челюсть. Двадцать секунд отключки Фейтана было выходом для Амины. Она спрыгнула с кровати, натянула кофту и помятую футболку и ринулась к двери; дергая за ручку, Амина поняла, что розоволосая тварь заперла ее здесь. Осталось одно окно, иного выхода не было. Поднявшись на разрушенный подоконник, Амина глянула вниз. «Ну, не так уж и высоко. Если упаду, то максимум буду инвалидом. Интересно, а в инвалидной коляске можно танцевать «Лебединое озеро»? «. Мысли пронеслись быстро, позади Амины послышалось кряхтение. Медлить было нельзя. Она ступила на покосившийся карниз и медленными движениями двигалась вправо, тихонько переступая с ноги на ногу. К сожалению, какой бы худой Амина ни казалась, карниз не выдержал ее веса. Девушка резко полетела вниз, знатно прорезав голень острым краем поломавшегося карниза. «Смерть — всего лишь вечный сон. Вот и отосплюсь наконец-то». Из окна первого этажа высунулись мельного цвета руки и поймали оперившегося цыпленка, возомнившего себя орлом. — Птенчик, ты уже все? Перед помутневшими глазами Амины предстало это мерзотное, двуличное существо. Будь у нее силы, она бы так его избила… будь у нее вообще какие-либо силы. — Ты… нет, я еще не все, — Амина, начавшая свою речь с нескрываемой злости, изменилась в лице, прикрыв глаза и начала спокойно-веселым тоном все сначала.— У меня осталось еще одно дельце. Как думаешь, как мне стоит тебя убить, чтобы ты поняла, что ты сделал? Ты хоть понимаешь, что ты… у меня даже слов не хватает, — будучи лежа на руках мужчины, Амина вскинула свои ручонки вверх в вопросительном жесте и расширила глаза, которые сделались по пять копеек и засияли праведным гневом титана.— Никогда, слышишь, никогда не было и не существовало того, что я не смогла бы описать словами! Видимо, во всем есть исключения, — девушка отвернулась в сторону и, как показалось, произнесла эти слова сама себе.— Ни одно слово, ни одна буква и ни один звук не смогут описать мою ярость, но если я оторву тебе голову, предварительно перекрасив ее, скажем, в зеленый, сварю ее и отдам свиньям на съедение, а из туши сделаю оригами и развешу по всему этому жалкому месту узоры из твоих протухших органов, а из кожи сделаю вигвам, то все равно этого будет мало, чтобы ты понял, как сильно я сейчас зла и насколько сильно готова тебя прикончить! — голос Амины сорвался на крик. Глаза фокусника стали такими яркими, а блики в них исчезли, будто тот и не жилец уже вовсе; потеряли его глаза любую нитку жизни и человечности, оставив лишь жажду убийства. Он улыбнулся самой страшной улыбкой, которую Амина только могла себе представить. Губы его разошлись в стороны, никаких ямочек на щеках или морщинок у глаз, а значит улыбка фальшивая, но вместе с его взглядом улыбка выглядела такой ужасной и пронзительно жуткой, что Амина пожалела о, покинутом ей же, Фейтане. — Ты сдала мой экзамен, Аминочка. Поздравляю тебя! Я же говорил, тебе понравится! Амина лежала с пораженным лицом. Челюсть ее была расслабленна, поэтому овал лица чуть вытянулся. Глаза раскрыты и смотрели только на лицо экзаменатора. Ноздри были раздуты, а брови, начала которых поднялись и образовали скобочки, придавали лицу полную растерянность. Присмотревшись к Хисоке еще пару секунд, Амина разлепила рот, из которого тут же вылилось все ее возмущение: — Ты ебанутый? Судьба… отчего ты так сложна? Не хочется мне верить в тебя. Милее думать, что я сам вершу свою жизнь под надзором единственного. И все же, почему? Почему ты до сих пор существуешь в головах людей? Поди прочь от них, не делай мутным разум без того несчастных. Не давай ложных надежд, не обещай, если не можешь выполнить! Люди, они ведь так слабы и глупы… не рань их души еще сильнее, они сами справляются с этим, царапаясь друг с другом и самими собой. Позволь им выживать, делаясь сильнее и мудрее, а не полагаться на тебя, немилосердную, бездыханную плутницу, тушащую пожары мечт. Прошу, освободи человека от проклятия своего забвения, очисть мысль человека от себя и дай ему двигаться самому. Он должен сам. Должен сам себе. Сам.