Убийца жизни или неуловимая мисс

Опустошение захватило ее. Сердце изредка отдавалось в груди замедленным стуком. Она смотрела на пол и не могла понять, что только что произошло. Память как будто стерли, и осталось лишь одно — ненависть. — Я ненавижу тебя… — прошептала Амина.— Ненавижу… — Ах, ты сделала мне больно, Аминочка! — заплакал Хисока, стерев несуществующую слезу.— Придется извиняться. — Это мне то? Ты поплатишься за все, что сделал, — яростно проговорила Амина, хватаясь хлюпкими ручками за плечи мужчины.— За что?! За что ты так со мной поступаешь?! — кричала она, треся мужчину за плечи в попытке перевернуть его.— Что я сделала вам всем?! Что?! — Ммм, продолжай, — застонал Хисока наслаждаясь рвениями и криками своей узницы.— Продолжай, дай мне насладиться тобой полностью! Амина трясла его и щипала, она била его внутренней стороной ладони прямо по лицу, глаза были зажмурены и не хотели смотреть на убийцу, а ногами она целилась прямо в торс и грудь, вот только ему было все равно, точнее сопротивление ему приносило удовольствие. Он глубоко дышал и закатывал глаза то ли от восхищения, то ли от возбуждения. Каждое прикосновение пылающей ненавистью Амины было сладостной агонией для Хисоки, а эмоции и чувства ее на вкус были как сладкая, тягучая карамель с привкусом крови. Да, такая Амина ему однозначно нравилась больше, чем счастливая, и теперь он не позволит ей найти еще раз чувство благоденствия — нет, никогда он не отпустит ее: она его вечная игрушка, но как только игрушка сломается, он избавится от нее. Когда капризы Амины надоели Хисоке и перестали угождать его эго, он перехватил руки Амины и прочно сжал их над головой девушки. Ноги ее были раздвинуты и лежали по бокам от тела Хисоки. Все шло как нельзя удачно, будто сам бог дал свое позволение на это. Хисока задрал футболку и оголил живот девушки, проводя по нему острыми когтями. Царапины сразу закровоточили и стали болезненно резаться — это было ужасно несправедливо. Почему именно Амине достается наказание? , ведь она ничего не сделала. Ничего не сделала. Ничего. Может, в этом и кроется проблема? Она платит за бездействие? Разве такое бывает, что человек платит за выбор ничего не делать? — Прекрати, — мучалась она.— Остановись, мне больно! — О, — он посмотрел на нее и придвинулся к ее лицу поближе, — это лишь начало, моя сладкая, несчастная Амина. Хисока провел языком по щеке девушки и прикоснулся губами к девичьим. Вначале это казалось милой, затейной шуткой, розыгрышем, которыми Хисока любил баловаться, но когда он просунул свой язык и захватил рот Амины полностью, это оказалось бесчеловечной и беспощадной реальностью, от которой Амины так старательно бежала. Не сдвинуться. Ее взяли в плен пошлых объятий и поцелуев. Хисока насиловал ее живот, разрезая плоть, и когда Амина начала терять сознание от нехватки кислорода, он оторвался от ее губ и, прильнув к животу, слизал все капли крови, вернувшись обратно к ее рту, чтобы поделиться своей чудесной находкой. — Твоя кровь божественна: такая сладкая и жалкая — этот контраст будоражит меня. Твоя кровь такая сильная и слабая одновременно, что я не знаю, Аминочка, убить мне тебя или подождать. Что думаешь? Глаза ее налились непомерным страхом. Ее сильно мутило и стягивало кишечник в крепкий узел. Такие сильные эмоции и их выражение было непривычным для нее. Ей было плохо. Она замотала головой и стала что-то говорить. — Нет… нет… не трогай меня, отстань! — она остервенело затрясла головой из стороны в сторону.— Не трогай! Один удар пришлось Хисоке прямо в нос. Маленькая, ничтожная капелька крови вытекла из его носа и упала прямо на живот Амины. Черноволосая остановилась и медленно подняла взор на него. Его глаза были закрыты, а голова опущена. Никаких действий не было. Протяжно подняв голову, он вскинул остервенелые глаза на Амину. Стремительно сорвав с нее штаны, Хисока ввел в нее три пальца одним движением. Крик застрял в горле девушки и не успел вылететь. — Закрой свой рот, — кровожадные глаза убивали в Амине все сопротивление. Он сжал ее челюсть своими руками. — Ты будешь кричать, только когда я позволю тебе это. Хисока быстро стянул с себя штаны и верх, пристроился к тазу Амины и внезапно вошел в нее полностью, даже не вытащив пальцы. Ручки Амины жалостливо сжали ледяное предплечье Хисоки в мольбе остановиться и прекратить этот кошмар. Все ужасы происходят только ночью, так почему сейчас, днем, она попалась маньяку? — Не пугайся, лапочка, не бойся наслаждаться мной. Трогай, стони, выгибайся, кусайся, бей, целуй — я не буду против, моя дорогая. Достав пальцы из влагалища Амины, Хисока освободил ее рот и положил пальцы на язык Амины. «Попробуй, — сказал он, — тебе понравится. Ты такая вкусная». Впрочем, у нее и не было выбора. Хисока сам заставил заглотать всю ее смазку и протолкнул пальцы прямо в глотку. — Видишь, какое у тебя хорошее влагалище: оно так благодарно ко мне относится, а ты не хочешь застонать ради своего друга. Ну же, застони, Аминочка. Хисока начал сразу в быстром темпе дырявить Амину. Он сжал ее шею и приподнял тело Амины за талию, мимолетно поцеловав ту в губы. Амина повисла, как плюшевая кукла. Внутри все отдавалось легкой болью, но потом заместо нее пришло приятное наслаждение. Амина так и оставила свои руки на мышцах Хисоки, сдавливая их до покраснения. Отвратительные звуки толчков повисли в комнате и кромсали уши девушки — эти звуки стали ее символом безысходности и ничтожности. Сдавшись, Амина начала тихонько постанывать, и какой бы вредной она не была, сдерживать их у нее не осталось сил. Скорость, с которой Хисока трахал ее, стала неимоверно рьяной и без единой паузы. Казалось, что вот-вот, и Хисока остановится отдохнуть, сбавит темп и даст оклематься Амине, но он и не собирался давать передышки ей. Просунув руку Амине под голову, он навис над ней чрезвычайно близко, оставляя пару сантиметров для черт-те какой дистанции. Амина уперлась ладонями в грудь мужчины и попыталась прижать его к себе, но Хисока был против: он тут же перехватил свободной рукой несчастные палочки несчастной девушки и оставил их у себя на груди. — Хисока, закончи побыстрее… пожалуйста Рот ее был приоткрыт, а голова запрокинута. Было ясно, что мылась Амина зря. Лишь из уважения к хозяйке квартиры Хисока поднял Амину вверх, так и оставив член в ней, сам встал, при этом удобно для себя расположив Амину, и направился в ванную, дорогу к которой было не так трудно найти: квартира ведь была однокомнатной. Минуты передышки оказались сладостным подарком для Амины, которая норовилась свалиться в обморок от потери сил. Руки ее повисли на плечах мужчины, как и ноги вокруг его торса. Хисока придерживал ее за попу и спину, крепко прижимая к своему телу. Он открыл дверь в ванную рукой, которой придерживал до этого момента девушку за спину, и встал в ванну, включив горячую воду в душе. — Аминочка, еще рано отключаться. Это еще не конец; мне кажется, нужно продолжить, — сказал он и поцеловал ту в макушку, снова наращивая темп, а помогала ему в этом стена, к которой он придавил Амину. Толчок за толчком, поцелуи и грубые поглаживания, а горячая вода лишь больше возбуждала пару, в особенности Хисоку. Выпучив глаза и ожидая своего пика блаженства, Амина обняла Хисоку за шею и смотрела на его подбородок. Хисока рыкнул и начал глубоко вбиваться в девушку, посмотрел на Амину, которая уже достигла своего пика и билась в ощущениях оргазма. Такая хорошая, милая на вид девочка, но со скверным характером, а сейчас видеть ее возбужденной и голой было так непривычно, однако Хисока был равнодушен и продолжал трахать черноволосую, доводя ее до нового блаженства. — Помойся, лапуля, выглядишь ужасно, — такими словами закончил Хисока, выходя из ванной. И снова тишина. Лежа в горячей ванной, Амина не хотела приходить в себя и вообще выходить отсюда. Снаружи ее ждал монстр, которого она не заметила в первые дни знакомства. Легкомысленная. Полив водой себя и высушив волосы, Амина заметила, что в ванной нет одежды, а халат остался в комнате. Страх, что ее нагота снова соблазнит Хисоку, пробежался по пяточкам и куда-то занырнул — видимо в слив. Повязав на себя самое большое полотенце, которое у нее было, девушка тихо открыла дверь и прошла в свою комнату: там никого не было. Мимолетная надежда сразу переросла в громадную и затаилась в глазах Амины. Быстро одевшись во что попало, Амина собрала клочки некогда целой фотографии и выбежала из квартиры. Она не ринулась на улицу, не стала звать на помощь, а бросилась на крышу — место, где ее не стали бы искать. Перелезнув через прутья решетки, закрывающей путь на чердак, Амина отперла тяжелую железную дверь и, пройдя пару шагов, оказалась на крыше. Вид города был удручающим: грустные облака лили слезы и поливали ими землю, деревья поникли и огорченно склонили головы к асфальту, ни единого лучика не проскакивало через тучу облаков, а вороны безутешно каркали, сидя на карнизах и крышах магазинчиков. На улице была всемирная тишина. Люди сидели все по домам, и лишь невезунчики большими шагами перепрыгивали через лужи и торопились к себе домой. Усевшись на каменные выступы, Амина уперлась в решетку и посмотрела на разорванные остатки фотографии и присматривалась к деталям, в надежде склеить их потом. Но это оказалось тщетным. Фотография была разорвано так профессионально, будто Хисоке не впервой приходилось рвать их, чтобы никто не склеил. От капель дождя куски фотографии стали размокать, а цвет картинки плыть. Амина поспешно спрятала фото, а точнее все, что от него осталось, в карман штанов и принялась рассматривать горизонт серых понурых туч. Не имеющие будущее, надежды губят и оставляют после себя лишь тоску и уныние. Амине так хотелось выговориться хоть кому-нибудь, и тут она заметила подходящего к ней серого котика. — Мисси, ты так вовремя! Опять уходила на целый день? — гладила Амина свою кошку. Та довольно отвечала ей мурлыканьем и прогибала хребет под натиском рук хозяйки. — Знаешь, — начала Амина после длительной паузы, во время которой они просто смотрели куда-то вдаль, — я даже и думать забыла об отце. Я не помню, как он выглядел, не помню его голоса и запаха, а уж что он мне говорил и чему учил давно вылетело из голову. Мисси понимающе качнула головой и потерлась ею об оголенную и мокрую руку Амины, будучи сама промокшей до ниточки и грязной от уличного месива. — Когда я думала об отце, я все время хотела задаться вопросом: «Для чего вообще все это?», но мне никто так и не ответил. Сейчас я отчетливо вижу лицо папы, который говорит, что так надо. Так странно видеть и слышать его… папа обещал придти за мной и перерыть всю Землю, чтобы найти меня, но, видимо, я ему не так уж и нужна. Не нужна я папе, — последнее предложение прервалось и жгучие слезы брызнули струей из глаз Амины. Она резко прикрыла лицо руками, плотно впечатавшись ими, и согнула ноги в коленках, прижавшись головой в них. Плечи ее содрогались, а сердце болюче кололось — это страшно — снова испытывать эмоции и чувствовать боль. Удивительно, но у слова «боль» нет как такого синонима — оно такое одно и говорит сразу многое и без лишних слов. Боль тяжело унять и забыть о ней, только спрятать глубоко в себя, но она все равно останется, и есть мнение, что навсегда, и избавиться от нее тогда будет почти невозможно. — Где же ты, мой зонтик, куда запропастился? Не видишь, тяжело мне без тебя! — слабо пела Амина, давясь соплями и слюной.— Иду я сквозь болота, топчусь на ровном месте. Какая же ты, зонтик, ужасная свинья! — прошептала она и уткнулась носом в штанины. Капли стекали по лбу и падали в лужи на полу крыши. Голова покоилась на коленях и была повернута куда-то влево, плечи были расслаблены, а руки вяло валялись на полу. Кроткое сопение прерывало тишины мрак. Сон — лучшее лекарство от всех болезней. Чтобы забыться на время, лучше всего лечь спать и ни о чем не думать. Из-за длинного, тяжелого дня Амина вырубилась под шум тихого, сильного дождя. Мисси давно спустилась по водосточной трубе и забралась в квартиру через открытую форточку. Сейчас Амине нужно было одиночество, потому как только наедине с собой человек способен размышлять и погружаться в свои мысли, строить планы и переосмыслять жизнь свою тяжкую — то, чего ей в эту минуту больше всего не хватало. Легкие шаги пары ног приблизились к спящему ребенку. Шершавая рука прошлась по вымокшим волосам Амины и завили их между пальцев. — Ого, это она и есть? — прозвучал холодный и бесстрастный голос. — Да, правда хорошенькая, а, Иллуми-кунчик? — На мой взгляд, слишком грязная и беспомощная. Чем она тебя так зацепила? — Я почувствовал в ней зародыши силы, а на обратной стороне фотографии, которую подарил ей отец, с помощью нэн была написана записка. Ее отец владел нэн, а значит и она сможет. Я хочу вырастить ее и убить. Оаах, как я этого желаю, ммм. — Интересно… — глаза другого парня застыли на сидящей фигуре и разглядывали ее. — Даже не думай, — угрожающий голос обратился к парню.— Она моя, но поделиться ею с тобой я готов. Мы же лучшие друзья! Хисока подошел к девушке и подхватил ее на руки. «Пойдем, — проговорил он Иллуми, — заночуем у нее. Сейчас надо будет наведать Коломари по известному нам обоим делу». Иллуми выпрямленной ногой выбил дверь чердака и прошел первым. Проскользнув сквозь прутья, он стал ждать Хисоку, несшего обмякшее тело Амины. Подойдя к решетке, Хисока передал тело в руки Иллуми, стукнув ее темечком об ржавую проволоку, торчавшую то тут, то там. Парень принял в руки девушку и кинул ее на свое плечо, потом двинулся вниз по лестнице, дождавшись Хисоку. Открыли они дверь в квартиру Амины так же, как и железную дверь чердака, и прошли к комнате. Иллуми кинул тело девушки на кресло, а сам устроился на мягкой кровати. — Иллуми-кун, хочешь спать со мной? — произнес Хисока, заигрывая с товарищем. — Мне все равно. Можешь лечь хоть на полу, а еще лучше положить это отребье в коридоре, — фыркнул Иллуми. — Ну ты что, мы будем спать все вместе. Кровать не такая уж и маленькая, Аминочка будет спать со мной около стены, а ты с краю. Как тебе такой план, сладенький? Иллуми приложил палец к подбородку и неотрывно смотрел на Хисоку, потом перевел взгляд на Амину и произнес: «Ладно». Так и порешили. Амину положили около стены, завернув в полотенца, чтобы та не намочила парней и постель. Черные шторы не зашторили, оставив неласковый свет пасмурной погоды, день которой стал рассеиваться и отдаваться безумному сумраку вечера. Дождь все брел и брел по стенам и крышам, делая асфальт темным. Хисока и Иллуми вышли из подъезда и направились налево, будто ливня и вовсе не было. Мисси, заметившая потеплевшую хозяйку на кровати, прыгнула на одеяло и устроилась рядом с Аминой, как бы поддерживая ее в эти нелегкие времена. Да, жизнь вообще трудная. Люди сами затрудняют себе существование, стремясь не в том направлении. Подумать только, что многие готовы заняться наемными убийствами ради денег, потому что не видят других способов заработать на дом, пропитание и развлечения. А так ли нужны эти развлечения? Приносят ли они счастье? Да, они дают счастье, ведь они дарят смех, а смех — самое сильное оружие над злом. Смейтесь, и вы будете победителями. «Кто смеется, с тем сам черт не сладит»*

«Ничего дороже счастья нет, И деньги счастья не заменят. В сумбурности прошедших лет Лежит наш путь к благодарению. Храни ты в памяти моменты счастья, Храни свой смех и даже грусть, Ведь слезы — это тоже счастье — Удача горестных, угрюмых чувств. На то дана такая память человеку — Быть благодарным счастью неминуемо прошедших лет; Не вернуть нам вспять обратно их к малютке-оберегу, Но быть счастливым грезил нам завет»

Помните о маленькой девочке Амине, которая решила избавиться от чувств, чтобы не испытывать боли, но получила лишь еще больше, и не делайте так никогда. Вы не получите счастья. Как бы тяжело не было, не унывайте и держите выше нос, потому что это только начало.