«Тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит» (Михаил Афанасьевич Булгаков «Мастер и Маргарита)
—Мы вместе навсегда, Расстаться нам нельзя. Мы вместе навсегда И мы будем вдвоем. И может ты не знаешь, Но небо и земля Не преграда для меня Чтобы быть нам вместе с тобою всегда*.
Амина звонко пела песенку, пританцовывая и держа в руках свою кошку, которая была явно недовольна выходкой хозяйки. День только начался, а настроение кудрявой девушки уже было восторженным и вдохновленным. Она весело подпрыгивала, что-то щебетала и смеялась, хлопая в ладоши. Одевшись в легкую клетчатую юбку (хотя до этого она редко надевала юбки и платья, потому что ощущала дискомфорт и свою уязвимость) и светлую футболку, потому что в воздухе стоял неприятный зной, Амина заплела волосы в маленькие косички и принялась гладить Мисси. — Моя сладенькая, пушистенькая, — начала она с силой гладить кошку, отчего та выгибалась и мурчала, — мы скоро, возможно, поедем домой! Хисока приедет, заберет нас отсюда, а потом мы либо договоримся с ним и уедем по-хорошему, либо сбежим. Третьего не дано, — она мечтательно вздохнула. — Приключение выдалось на славу, но я больше так не могу. Моя душа требует отдых, — сказала девушка и вновь подпрыгнула от накатившего воодушевления. Как бы счастлива Амина не была, как бы не порхала весь день, словно пушинка, окрыленная радостной новостью о скором приезде Хисоки, но понимание того, что разницу между ним и Иллуми заметить очень сложно, приземлило ее обратно. И все же Хисока ей симпатизировал куда больше, чем надменный, холодный и скользкий Золдик . Вся их семья была такой — мрачные, безразличные, чванливые и циничные люди, от слов которых у нее по телу бежали мурашки, а волосы вставали дыбом, когда те говорили об очередном заказном убийстве, как о повседневной вещи вроде, скажем, прогулки. Она была убеждена, что и Киллуа был таким же, но поспешных выводов делать не стала, однако то, как его описывало семейство, предрасполагало ее к худшему варианту. Даже младший сын Золдиков походил на блаженного. Точно, вся их семья была блаженной и юродивой. В те редкие случаи беседы с ними Амина ощущала неимоверную тоску по старым временам, когда она жила в утлом домике ВНЛ со своим бедным отцом. Иногда она задумывалась о Луке и находила, что тоже скучает по нему, несмотря на его криминальную жизнь, которая разнилась с принципами жизни девушки. Прожив в доме полтора месяца, Амине начало казаться, что она сходит с ума и не выдержит здесь больше. У нее не укладывалось в голове, что такие люди действительно существуют, но самым пугающим до костей для нее было стать такой же умалишенной. В моменты, когда Амина находилась в уединении и полностью была поглощена своими мыслями, она понимала, что проблема такого рода решаема, нужно только найти себе цель и идти к ней, тогда и с пути сложно будет сбиться, ведь если чего-то хочешь, ты непременно дойдешь. Но изначальная цель, выстроенная в мыслях Амины, оказалась ненадежной и в скором времени рухнула в ее сознании. Идея поиска отца больше не волновала ее так, как много лет назад. С недавнего времени пришла покорность сложившейся ситуации и понимание, что отца она найти просто не сможет. Если раньше она действовала из чувств, то сейчас Амина остыла, стала рассуждать и пришла к выводу, что цель необходимо заменить. Поиск отца может занять хоть всю жизнь, однако ничего необходимо он ей не даст. Она стала думать о собственной жизни, об обеспечении себя. И лучше всех в этом ей мог помочь не кто иной, как Хисока. — Стоит зажечь свечи, уж очень темно, — пробубнила Амина, чиркая спичками. — Как можно жить в такой темноте, ума не приложу. Чтобы отвлечься от обнадеживающей мысли о Хисоке, Амина принялась за чтение, как делала и прежде. Перечитав все те книги, что она брала с собой, девушка принялась добывать книги тяжелым трудом, каждый раз прося разрешение у Иллуми. Вообще, это очень забавная история. В первое время Амина просила книги у самых старших Золдиков, которые радушно ей открывали доступ ко всей библиотеке поместья, но скоро такая снисходительность и доброта сменились, потому как Зено и Махо пришлось отъехать по своим делам, и ни для кого не секрет, что это за дела. Тогда Амина передала в своей голове ярлык правления Сильве Золдику, поскольку он считался главой семьи и, что уж тут скрывать, был фактически самым адекватным из оставшихся. Сильва поначалу довольно легко давал девушке книги, но позже решил, что это совершенно не входит в его обязанности, и переложил сию ответственность на дворецкого. И все бы ничего, Гото также не в труд предоставлял книги Веллингтон, но это не понравилось старшему сыну Сильвы. Иллуми дал приказ Гото перенаправлять девушку к нему каждый раз, когда она попросит его о чем-нибудь. Амина еще пыталась сперва-наперво просить только Гото, умоляя его не отдавать эту просьбу Иллуми, но приказ был приказом. В конечном счете Амина перестала начинать забеги по всему дому и устраивать эстафеты, а просто примирилась с мыслью, что черноволосый жук не отстанет от нее, пока Хисока не соизволит придти за ней. Стоит еще упомянуть, что за этими событиями довольно наблюдал один очень толстый, расфуфыренный мальчик, подглядывавший за девушкой в замочную скважину, за что получилось потом переломы рук и сильные порезы на лице от мадамы с длинными, черными волосами, которую зовут Иллуми. Vanitas vanitatum, omnia vanitas. — Чертов бармаглот и гегемон. Почему каждый раз нужно все усложнять? Ему вроде бы не очень нравится проводить со мной время, как, кстати, и мне, так что ж он прицепился ко мне, как пиявка?! Ой, простите меня, сеньор Де Лани, — обратилась девушка к портрету, который пристально смотрел на нее, с ноткой язвительности, — мне очень нравится проводить время с вашим хозяином, так его люблю, что из этой великой любви отравлю его в конце концов, чтобы сия мечта поэта никому не досталась, да простят меня все. Вы, к слову, не знаете, какой яд лучше: Аква-Тофана или Батрахотоксин? Ой, соизвольте меня простить, о животворящий убийца, в случае с вашим хозяином это слишком банально. Так тривиально, что после смерти эта каналья воскреснет и убьет меня за такой промах, — злостно шипела Амина, то и дело оборачиваясь назад к картине и корча ему рожицы. — Хм, интересно, а банально произошло от слова банан? Бананально. Да, звучит как логический вывод, надо запатентовать эту идею. С каждым новым шагом Амина приближалась к двери ненавистного ею мучителя и с каждой приближающейся секундой она старалась запутать себя, чтобы не вспоминать об Иллуми. Что поделать, книги сейчас ей были необходимы. Повернув за угол, она оказалась перед широко раскрытой гренадиловой дверью. Сделав еще несколько шагов, девушка оказалась внутри комнаты. — Иллуми, ты здесь? — полушепотом спросила она, придерживаясь к краю стены. Дверь за спиной девушки неожиданно захлопнулась, не оставляя пути отступления. В дальнем кресле сидел силуэт, игриво перебиравший свои смольные локоны. — Ты что-то хотела? — обреченно холодный голос пронзил накатившее безмолвие. Амина подошла ближе и встала как вкопанная. Она слегка нервничала, хотя это было несвойственно ей, но в присутствии самого беса дрожать будет любой. — Да, я хотела еще раз попросить тебя дать мне книги. — Тебе не надоело еще читать? Может лучше делом займешься? — вновь этот противный, высокомерный взгляд, который с новой силой обесценивал все вокруг. — Хотя бы одну мне дай. Я не могу без книг, мне нужно всегда думать о чем-то. — Тебе не над чем думать? — В том то и дело, что есть над чем, но к этим мыслям я пока не готова возвращаться. Дай мне, пожалуйста, хоть одну книгу, желательно толстую, и я не побеспокою тебя еще много дней, клянусь! — она умоляюще взглянула на него и подняла мизинец вверх. — Несколько дней слишком мало, — беспечно отозвался Иллуми. — Проклятье! Если ты не хочешь давать мне книги, то так и скажи, я бы не стала сюда даже приходить. Более того, в этом случае я бы обходила эту часть поместья за сотню километров и крестилась бы каждый раз, когда видела бы этот коридор! — Амина вновь забылась, страх ушел, и уже несколько секунд девушка страстно размахивала руками во время своего монолога, всяческими движениями показывая, как ей претит все, что связано с мужчиной. — За сотню километров ты была бы совершенно не здесь, так что коридор тебе не пришлось бы крестить, — сказал Иллуми, вырывая из обивки кресла торчавшую нитку. — И да, когда ты показываешь, как ты убиваешь меня, это больше походит на близость, чем на убийство, хотя знаешь, твое желание меня убить мне льстит. Значит, я стараюсь не напрасно, — некое подобие улыбки промелькнуло на его лицо, что, несомненно, поразило Амину, но гнев был выше всяких эмоций. — Иди к черт… я даже не знаю куда тебя послать, потому что к самому себе звать глупо. Пошел ты короче, бесишь меня, — она развернулась, чтобы уйти, но обнаружила себя запертой с чудовищем. — Открой мне дверь, я хочу уйти. — Нет, — прозвучал бесстрастный голос, — я тебя не отпускал. Повернувшись к нему, Мина подняла брови вверх в недоумении. Поразившись такому желанию, девушка стала приближаться к объекту своей ненависти, шагая ровно так же, как когда шагал к ней самой Иллуми. Оказавшись впритык к нему, девушка слегка наклонилась, всматриваясь в глаза, и проговорила сквозь зубы: «Не отпускал? А чего же ты тогда хочешь?». Иллуми внимательно наблюдал за изменениями во взгляде напротив и сделал определенный вывод, которым был недоволен, но обязан поделиться: — Ты все еще помнишь тот день, когда я надругался над тобой, — это был не вопрос. — Я вижу это в твоих глазах, но вовсе не страх, а злость, ненависть, обиду и презрение, иначе бы ты не стояла так близко ко мне, — вынес он вердикт, взяв девушку за плечо и небрежно потянув к себе, прижавшись с нею нос к носу. — Что же мне следует сделать, чтобы ты боялась меня? — Ты и так уже сделал достаточно, — прошептала Амина, боясь пошевелиться. — Вся твоя семья стоит того, чтобы за нее совершали отпевание ежечасно. — Ты не боишься меня. Я знаю, как выглядит страх в мою сторону, ты не первая моя жертва. Я и есть страх, тягучий и липкий. Так ответь мне, — он сильнее притянул сероглазую к себе, — что я должен совершить с тобой, чтобы ты мучилась от ночных кошмаров с моим участием, каждый раз оглядывалась и боялась остаться одна? Ответ мне. — Ничего, скоро для меня это все закончится и я надеюсь, что мы больше никогда не увидимся. Ты противен мне, — не удержав равновесия, девушка рухнула на колени к Иллуми. — Вот оно что… Святая ты простота. Полагаешь, что Хисока заступится за тебя? — он приложил указательный палец к подбородку и ухмыльнулся. — Спешу тебя огорчить, но отнюдь нет, у него есть более значимые проблемы, чем ты. Даже если он заберет тебя отсюда, ты вновь будешь возвращаться обратно ко мне, так как Хисока не сможет нянчиться с тобой вечность. Я снова буду твоим хозяином. — Ты не мой хозяин, — сказала Амина, пытавшаяся высвободить кисти из рук парня, которые тот сжал во время откровенного разоблачения Хисоки. — Мне никто не хозяин. И когда я говорила о скорой кончине этого всего, я имела в виду не тебя, Иллуми, а вас обоих. Я уйду от вас рано или поздно. Нагулялась я, теперь пора и честь знать, — в ход пошли ноги, которые стали препираться с настойчивыми действиями убийцы. — Как говориться: «В гостях хорошо, а дома лучше». Иллуми, освободи меня! — но тот ее не услышал, лишь продолжал вглядываться в нее. — Вот оно в чем дело. В тебе все еще теплится надежда. Веришь в светлое будущее, в перемены и скорое счастье. Я прямо рад, не день, а сплошная удача, — молвил он, хотя лицо его не отображало никакую эмоцию. — Мое любимое занятие — видеть, как человек приходит от душевных терзаний к опустошению, а особенно содействовать в этом. Трепет человеческой души рвется очень легко. — Спасибо, что поделился своим планом, буду знать об этом и держать тебя на расстоянии от себя… сейчас тоже бы не помешало, — фыркнула девушка и наконец вывернулась из оков железной хватки беса, упав на пол. Вскочив на ноги, девушка подбежала к двери и хотела было ее открыть, как сзади раздались шаги и через секунду ее развернуло обратно. — Я дам тебе книгу, но с условием. — Каким? — оживленно спросила Амина. — Ты будешь читать здесь и вслух. — Тоже мысли одолевают? — заулыбалась она, интригующе играя бровями. — Держи. Иллуми вручил ей книгу с патиновой переплетной крышкой и узорами тицианового цвета с миндалевидным камнем в середине. Повертев ее в своих руках, Амина заметила, наконец, название и автора, написанные мелким почерком внизу. — Молтон Тог «За спиной расцветает сирень»**. Я никогда не слышала о такой книге, — скептически сказала девушка, поглядывая на Золдика. — Я ожидала, что ты дашь мне энциклопедию «Все об убийствах и расчлененке». — Я могу дать, — обратился Иллуми к ней, вынимая откуда то увесистую вещицу. — Я, пожалуй, откажусь, — уклончиво ответила Амина и уселась в кресло напротив Иллуми. — Можешь сделать чай? Я не могу читать без чая, — в молящем жесте сложила руки девушка. В ответ на просьбу Иллуми позвонил в колокольчик, висевший над изголовьем кровати, которая находилась в углублении комнаты, прикрытая бархатными шторами. Он подозвал Гото, который переступил порог комнаты, приказал ему принести две кружки чая с лимоном и передал какие-то свои личные просьбы. Чуть успокоившись, девушка присела в кресло и стала осматривать комнату, ведь до этого момента руки не доходили посмотреть, какими хоромами обладает черноволосый принц. Так, посмотрев из стороны в сторону, Амина приметила для себя отличное сочетание оттенков темных цветов, красивые живописные орнаменты листьев и черных лилий, дорогой интерьер и хорошо написанные портреты, полагаю, убийц. В этой семье ничто так не ценилось, как высокосортные кровопроливатели. И все же портреты были шикарными, мазки выполнены профессионально, сам вид картины точно сливался с общей мрачностью комнаты. — Ваш чай, господин, — громко объявил Гото, что отвлекло Амину от разглядывания. — Мисс, это вам, — В руки девушки легла атласная коробочка. — Что это? — спросила Амина, когда дворецкий удалился. — Открой да посмотри, — Иллуми расставлял чашки на столе и совершенно не был расположен к разговорам с девушкой. Он напоминал себе каждый раз о своей цели и старался контролировать себя полностью. В тот раз он перегнул палку, потеряв доверие девушки, но сейчас, узнав о ее истинных чувствах, у него появился шанс исправить свою ошибку и продолжить план. И как бы его это не раздражало, но плясать под дудку Амины ему придется, возможно, еще долго. Расставляя чай для капризной девчонки, у Иллуми появлялось желание подсыпать ей что-нибудь эдакое в чашку, но он сопротивлялся навязчивым мыслям. — Ты собираешься открывать? Иллуми повернулся и уставился на своего собеседника. Девушка глядела в коробочку, не веря своим глазам, и лишь смогла прикрыть рот, чтобы сдержать удивленный вздох. В сизом атласе лежал премиленький на вид невесомый кулон из аквамарина на серебряной цепочке. Взяв его, девушка действительно не почувствовала никакого веса, а в лучах солнца аквамарин ярко поблескивал, словно капелька воды. Подойдя к величественному зеркалу, девушка мягко примерила кулон, придерживая кончики цепочки на плечах, и посмотрела на камень. Иллуми подошел сзади и взглянул на девушку в зеркале. В отличие от той, которую он изуродовал и оставил навсегда следы своей жестокости на спине, эта девочка выглядела абсолютно невинной, открытой для нового и всепрощающей. Да, сейчас Амина не была девушкой, сейчас она была девочкой. И когда Иллуми впервые увидел ее спящей, она была девочкой, и когда махала рукой тому старику, она была девочкой, и сейчас она была маленькой, беззащитной и наивной девочкой. Это нисколько не прельщало его, но теперь он понимал, что изредка Амина открывается и дает взглянуть на себя настоящую, а значит его план будет исполнен с точностью так, как он задумывал. — Позволишь? — спросил он, проводя рукой по плечам девушки, на что она лишь согласно кивнула, не скрывая своего восхищения и благодарности. Не переборов своего любопытства, Золдик застегнул замочек цепочки и мельком глянул на рубцы, выглядывающие из-под кофты. Они были уродливыми. Юноше было непонятно, как Амина вообще способна держаться до сих пор на плаву и смотреть вперед. Да, изменения, конечно, в ней были, но не столь значительные, какие Иллуми ожидал увидеть в сероглазой за полтора месяца проживания в своем поместье, и это не могло не настораживать. Долгие игры и терпение не входили в список качеств Иллуми Золдика, это было по большей части привилегией Хисоки, потому медленное продвижение плана сердило черноволосого парня. Но он не был намерен сдаваться. Солнце ярче засветило, подчеркивая удивительную голубизну камня, игравшего со светом. Глаза девушки в переливавшихся лучах блестели счастьем. Девушка прикоснулась к драгоценности и тоскливо улыбнулась. — Папа давным давно читал мне легенды и предания разных народов. Однажды он рассказал мне, что по преданию один из самых прекрасных минералов миру подарила любовь юной девушки, которая потеряла своего возлюбленного. Она горько плакала, сидя у обрыва, а слезы ее падали в холодные волны океана, тут же превращаясь в самоцветы удивительной красоты. Они были прозрачными и чистыми, как неподдельная любовь, поэтому их стали дарить друг другу возлюбленные, показывая искренность своих намерений, — девушка замолчала, всматриваясь в светлую небесную высь и щурясь от солнца. — Не переживай, этой истории я никогда не слышал и подарил этот кулон тебе просто так, — безразлично кинул Иллуми, глядя в глаза девушки. — Когда я делал заказ, то вспомнил твои глаза, увидев аквамарины. — Я ни на что не намекала, просто вспомнила эту трогательную историю, — она смущенно опустила голову. — Спасибо, мне очень приятно. — Теперь ты готова начать? — парень проигнорировал благодарность Амины и перешел к сути. — Да. Усевшись в кресло, девушка аккуратно открыла книгу в самой середине и с упоением вдохнула запах, зажмурившись от ощущений, на что Иллуми лишь непонимающе посмотрел на нее и продолжил ждать. — Так, вдыхая книгу, я соединяюсь с ней, узнаю о ней больше и могу читать ее, как саму себя. Запах книги и ее внешний вид очень многое говорят о ней самой, — заметив скучающий взгляд напротив, девушка начала читать: «Предисловие. Прежде я никогда не задумывался о важности быть всегда рассудительным и критичным. Я ошибочно думал, что эмоции всегда должны идти за мной по пятам, рука об руку, но никогда прежде я так не ошибался. Полагаю, что многие не воспримут мою историю всерьез, посчитают ненужным придерживаться моим советам, однако мне бы хотелось, чтобы вы все же прислушались к словам, кричащим о моем тяжелом опыте. Я не хочу быть драматичным, пессимистичным, но изменить своей натуре мне сложно, поэтому прошу вас не придираться к этому недостатку. Даже сейчас, когда я пишу лишь предисловие, мои руки слегка дрожат, но я стараюсь не поддаваться тревоге…», — Амина продолжала читать, но с каждым новым словом она все сильнее мрачнела, понимая уже тогда свое несогласие с автором, поэтому она перескочила сразу на следующую страницу и начала читать сам рассказ. Но Иллуми все устраивало, он лишь согласно покачивал головой, смотря на новые изменения во взгляде и мимике девушки. Прошло не меньше трех часов с момента, как двое людей сели поглощать знания автора книги. Солнце медленно опускалось за кроны деревьев, пробуждая в небе золотой час, который окрашивал твердь в розовые и фиолетовые цвета. — «Я готов поклясться, что так со мной судьба еще не играла. Я был так несчастен и требовал только покоя, но небо меня не слышало. Все вокруг бушевало, трава рвалась, ствол ясеня пригибались низко к земле, словно кланяясь и прося милости. Я тоже просил милости, но на мои мольбы никто не отвечал. Бой сердца отдавался страшной болью, меня мутило, а слезы лились ручьем. В этот самый момент в груди возникла пустота. Я вдруг ясно осознал, что любовь — это все чушь. И девушка, к которой я так рвался, всего лишь незнакомый мне человек, такой же, как и миллион других. Разве ради этого миллиона людей я должен чувствовать боль? Нет. Я решил больше никогда не вестись на поводу у чувств и эмоций, только разум мог стать мне верным товарищем, и тогда я считал такой вывод своим провидением…», — Амина захлопнула книгу, прервав чтение, и положила ее на стол. — Я устала, — не хотела слышать проповеди от Иллуми и его бесчувственных мыслей. — Я пойду прогуляюсь. Ты не видел Мисси, кстати? — Нет, не видел, — он смотрел сквозь девушку, о чем-то думая. — Тебе понравилась книга? — Очень. Амина встала и прошлась по комнате, разминая ноги и спину. Она подошла к окну и выглянула на улицу. У подножья горы мигали тихие огоньки фонарей, которые походили на маленькие звездочки, точно земля поменялась с небом местами. Солнце почти скрылось за горизонтом и освещало далекую равнину своими последними лучами, слабо доходившими до зеленой горы. — Знаешь, когда ты стараешься вести себя как человек, ты можешь составить приятную компанию, — она повернулась к парню и легонько улыбнулась. — Мне понравилось проводить с тобой время. Книга хоть и выражает не те мысли, которые присуще мне, но в хорошей компании и такое пойдет. Я пойду. Иллуми кивнул ей в дорогу и встал, подходя к окну. Нравилась ли ему Амина? Нет. Однако в ее присутствии параноидальные мысли отходили на второй план, что было неудивительно: безумная болтовня девушки заставляла полностью забыться и слушать только ее, и это очень раздражало. Но молодой человек все же должен был признать, что общение с девушкой не было столь тягостным, как он себе представлял. Она вполне могла сойти за хорошего собеседника. И все таки его не покидало знание о скором приезде Хисоки. Амина уедет с ним и достанется ему совершенно без усилий, которые прикладывал сам Иллуми для совершения своего плана. Такая находка, как Амина, не должна достаться Хисоке, ну или по крайней мере не только ему. Взяв телефон и набрав номер, Иллуми стал ждать ответа по ту сторону трубки. — Алло, Хисока? Книга, лежавшая на столе, невзначай открылась на том месте, где Амина закончила, и это было замечено Иллуми. Пока Хисока, как и Амина, без умолку болтал, парень подошел и дочитал абзац, что вызвало в нем ярость от осознания провала: «…тогда я считал такой вывод своим провидением, но не теперь. Каждый год я приезжаю на то место, где, по моему мнению, закончились мои страдания, и возле старого ясеня я желаю слез утешения для себя. Мое желание оказалось проклятием, которое я, да и никто другой, не сможет снять с меня. Любовь — самое сильное чувство, и даже боль, поражаемая любовью, не сравнится с другими душевными терзаниями. Любовь способна и сотворить, и разрушить что угодно, она не имеет власти, ей принадлежит все. А я, по младенческой глупости, отказался от того, что дается само собой. Я был дураком и остался дураком, потому что без любви не бывает гениев. Я часто хожу в тот сиреневый сад, где встретил девушку, которая стала первым моим шагом к проклятию, но не чувствую ничего. Мною движут далекие воспоминания, а не чувства. Я бы все отдал, чтобы именно чувства были со мной всегда, пусть я и не был бы столь рассудителен и практичным. Сидя на скамейке возле самой большой сирени, я написал стихотворение, которое читаю теперь все свободное время, и оно помогает мне. Подчас мне становится легче, а сердце вновь начинает заливаться любовью, но только когда я читаю это стихотворение. Я напишу его здесь, чтобы любой, страдающий так же, как и я, смог исцелиться хотя бы на времяЛюбви и свет лампадки мил, И старый стол у дряблого камина. Кто светом солнца исходил, Тот знает, что это за сила.
Лучи лампадки ярко светят для нее. В ее руках скрывают власть. Ведь в нужный час они — ее ружье, Чтоб насквозь в душу честную попасть. Летит все прямо на восток, Кому она навек посвящена. Она же чувствует всем сердцем, Что в новый век возрождена! И время для нее ничто, Она не знает никакой преграды. Так вечное движение ею испито, Как свежею весной дыхание прохлады»
— Эй, Иллуми, ты меня слышишь вообще? Ну так не хорошо, мой сладенький, я и обидеться могу. Лицо Иллуми искривилось в дьявольской улыбке. — Хисока, могу я принять участие в твоем плане на Амину? — Хм, дай-ка подумать, — Хисока промычал в трубку, а потом радостно воскликнул, — конечно можешь! Вдвоем веселее. А у тебя есть какие-то новости? — Пока никаких. Мой предыдущий план провалился. Расскажу при встрече, по телефону не удобно, — он повесил трубку и встал к оконному проему, чтобы лучше наблюдать за смертью дня. *** —Мы вместе навсегда, Расстаться нам нельзя. Мы вместе навсегда И мы будем вдвоем. И может ты не знаешь, Но небо и земля Не преграда для меня Чтобы быть нам вместе с тобою всегда.
Амина вновь пела, разыскивая Мисси. Этот день был одним из немногих, когда она чувствовала спокойствие и душевное благоденствие. Ее серенькая кошка просто обязана была разделить с ней это счастье, но Мисси нигде не было. Ничуть не удивившись, ведь домашний хищник часто пропал, Амина продолжила поиски. Ну не могла она радоваться в одиночку. По сути, человек и не может радоваться в одиночку. Люди получают удовольствие для себя, но счастье не было бы тем счастьем, если бы мы не делились им со всеми. Когда человек воистину счастлив, так, что аж живот скручивает и хочется только смеяться, он идет к другому человеку и отдает ему частичку веселой души. И я даже могу объяснить, почему так происходит: это все дела руки любви, которая и создает этот огонек в душе. — Мисси, ты где? Мисси-и-и-и, — громко протянула Амина, заползая под кровать. — Ты, наверное, на улице. Спустившись с лестницы, девушка вприпрыжку зашагала к входной двери. Приложив немало усилий для того чтобы открыть дверь, Амина вышла на улицу и вдохнула полной грудью. Сейчас ей было куда легче, чем несколько месяцев назад, сейчас ей было не так тягостно. — Мисси! — вновь позвала она. — Выходи! Ну ладно, раз-два-три-четыре-пять, я иду искать! Амина зашла в самую чащу и с упоением дивилась окружающей ее листве. Запах осени только дрогнул в природе, а листья уже стали желтеть и опадать. Идя все прямо по тропинке, девушка оглядывалась и подавляла в себе радость и желание завопить и распирающего чувства, чтобы сохранить его для своего друга. Где-то поодаль Амина услышала жалобное мяуканье и рванулась к источнику звука. Рядом с пеньком лежала Мисси и громко кричала от боли. Ее тело было изорвано каким-то диким животным. — Мисси! Мисси, тихо, подожди, я сейчас! — схватив кошку на руки, девушка побежала к поместью. От былой радости не осталось и следа. — Я все сделаю, все, и все будет хорошо, слышишь? Мы тебя вылечим. Зайдя в дом, девушка добежала до единственной комнаты, где ей могли бы помочь. — Иллуми, помоги мне, пожалуйста! Мисси, она… ее… ей плохо! Сделай что-нибудь! — сквозь накатывающие слезы, Амина просила убийцу спасти. — Положи ее и выйди, — приказал Иллуми, но увидев отчаянный взгляд, он добавил: «Положись на меня. Тебе не стоит этого видеть.» Сидя на корточках в коридоре, Амина грызла ногти и теребила все, что могло попасться ей под руку. «Как же так, как же так? Все же было хорошо. Все только начало налаживаться. Я снова чувствую себя тем человеком, которым когда-то было, но теперь все опять рушится. Мисси сглаживала все мои дни, она не давала мне скучать и грустить… Нечего об этом думать! Еще ничего не случилось, хватит изводить себя глупостями! Мисси будет жить, ведь ей поможет Иллуми, уж он то точно знает, как ей помочь». Просидев на ковре еще полтора часа, девушка взволнованно постучала в дверь и открыла ее. — Зачем стучать, если все равно открываешь без позволения? — Что с Мисси? Ты помог ей? — Да, с ней все будет в порядке. Сейчас у нее шок, подожди утра. В руках Амины теперь теплилось маленькое измученное создание, смотревшее в одну точку то ли от боли, то ли от успокоительных. Прижав ее к самому сердце, девушка не выдержала и обняла Иллуми так крепко, как только могла. — Спасибо тебе, спасибо! Я очень тебе благодарна, я перед тобой в долгу, — две слезинки капнули с глаз и ударились об паркет, прозрачнее которых не было. — Иди и спи. Твоей кошке тоже нужен отдых, — проговорил он. Когда Амина повернулась, чтобы уйти, Иллуми провел по ее волосам рукой и чуть толкнул ее к выходу. — Завтра все скажет. Амина уложила Мисси на свою кровать, поглаживая ее и целуя. Почему-то чувство смерти не покидало ее, но старалась гнать эти мысли от себя. Маленькое сердечко Мисси все еще билось, хоть и не так сильно, как раньше, а значит надежда не потеряна. Раны были туго зашиты и перевязаны, оставалось надеяться на саму Мисси — выдержит она или нет. Девушка устроилась рядом с серым комочком и не переставала приговаривать, что все наладится и скоро кошечке не будет больно. Под свое же шептание девушка провалилась в глубокий, но, к сожалению, короткий сон, где все было прекрасно. Резко проснувшись от истошного вопля Мисси, Мина вскочила с кровати и стала искать кошку. Та оказалась забитой под стол. — Мисси, Мисси, что такое? Тебе плохо? Где-то в соседних комнатах Амина слышала ворчливые крики хозяйки поместья и голос ее мужа. Тревога нарастала, но медлить было нельзя. Схватив какой-то плед, девушка завернула в него своего друга и понеслась к уже знакомой двери. — Иллуми, Мисси опять плохо. Я не знаю, что делать, помоги мне еще раз, я прошу тебя! — тараторила она, запинаясь и задыхаясь от жуткого волнения. — Клади ее на стол, — строгий голос прозвучал рядом с девушкой. Оглядев кошку, парень вынес вердикт, — У нее отнимаются лапы. Я постараюсь что-нибудь сделать, но шансов мало. Если у твоей кошки отнимется пол тела, то она умрет. Ты должна помочь мне, — Амина с ужасом округлила глаза и закивала головой. — Достань из того шкафа две бутылочки: одна с синей оберткой, другая из желтого стекла. Вынув обе бутылочки, девушка поспешила отдать их Иллуми, который занимался осмотром животного. — Сходи за тряпкой, она лежит внизу на комоде. — Разве нельзя использовать другую ткань. Нужно спешить, она может не выдержать, — говорила Амина, проглатывая слезы. — Ты только теряешь время. Беги. И она побежала. Из комнат давно уже все вышли и несносно ворчали на пробегавшую девушку. Но Амина никого не видела и не слышала. Она давно уже перестала плакать, только Хисока заставил ее вновь почувствовать ту боль, но теперь слезы снова полились ручьем. Девушка схватила заветную тряпку и упала от подножки, которую подставил Милуки. — Твоя кошка не стоит того, чтобы весь дом стоял на ушах. Я хотел спать, но из-за тебя я встал на три часа раньше обычного. Поднявшись с колен, Амина снова понеслась в комнату. Ворвавшись к Иллуми, она застыла. — Все. Нету. — Как? Чего нету? — она задала эти вопросы, но прекрасно понимала, что хочет сказать ей парень. — Она умерла, Амина. Ее больше нет. Тряпка выпала из рук. Теперь эту боль нельзя было остановить. Спустившись на пол рядом со столом, Амина заплакала, сжимаясь и зажмуривая глаза. Она не могла встать, не могла вдохнуть, не могла сказать — ее будто парализовало. Все мысли остановились только на Мисси. Чуть успокоившись, Амина подошла к столу, где лежала уже мертвое тело когда-то самой счастливой и любящей кошки, и припала к ее мордочке, обнимая ее и целуя. — Прости, меня, прости, пожалуйста, — надрывисто говорила она. — Я так сильно тебя люблю, я так тебя люблю… Слезы не переставали падать, любая мысль сводилась к воспоминаниям о Мисси. Мир остановился не только для кошки, но и для Амины. — Я никогда тебя не забуду, слышишь? Я буду всегда тебя любить, — шептала девушка. — Пусть тебе там будет хорошо, пусть тебе там будет лучше, чем со мной. Прости меня… Я буду любить и помнить тебя всегда, — шепот девушки сорвался на беззвучные рыдания. — Я похороню ее возле большого дуба. Тебе нужно успокоиться, — все так же говорил Иллуми, будто ничего не произошло. — Иди к себе, ты только хуже себе делаешь. Оторвав Амину от стола, Иллуми взял в руки безжизненное тельце и понес его во двор. Ватными ногами Амина шла к себе в комнату и не могла остановить поток слез. Глаза болели, а нос, который она постоянно протирала от соплей, стал болеть, потому что девушка стерла кожу. Присев на кровать, ее мысли с новой силой стали открывать ей забытые воспоминания о прошлой жизни, ведь теперь жизнь без Мисси была уже не та. Все стало другим, все стало чужим и ненужным. Что же нужно еще потерять, чтобы стать свободным? В жизни всегда будет что-то, что не даст человеку быть свободным так, как он хочет. — Не плачь, девица, — прошептал Сильва, рукой поглаживая спину Амины. Он по отечески обнял ее, стараясь успокоить. — Твоя кошка теперь в лучшем мире, просто не забывай ее. Напоминание о том, что Мисси теперь там, где нет боли и печали, доведет тебя до нужного места. Прости иди и никуда не сворачивай, и ты встретишься с ней снова. Она тоже любила тебя, ведь именно ты дала ей такую жизнь, которой она жила. Ты очень любящая, не утрать это в себе. Мне не дано это, но ты должна сохранить в себе любовь, — он замолчал, поглаживая уже засыпающую Мину. — Творить чудеса может любой, кто любит всем сердцем.