Убийца жизни или неуловимая мисс

Утро было волнительным, даже нервным. Все сборы заняли по меньшей мере около двух часов, если не учитывать отдельно отведенного времени на исполнение плана Амины отомстить всем нежелательным домочадцам. Уж очень ей хотелось посмотреть в последний раз на разгневанное лицо Милуки, услышать истеричный крик госпожи Золдик да и в целом поглядеть на всех них так же высокомерно, как когда-то они возвышали себя над ней. Желательно, конечно, смотреть и оценивать свою работу над наемниками где-нибудь в салоне машины за несколько километров от них. Вообще, люди очень злопамятны. Сколько не смотришь на них, а каждый все таки помнит, как в свое время человек какой вред им причинил. А самое обидное, что только может быть, это то, что человек в конечном итоге с полученным злом остается один на один, в то время как тот, кто совершил это, уже и не помнит. Вот и получается так, что человек как индивид очень щепетилен по отношению к себе, но от своих неблагочестивых дел быстро избавляет память; а главное, что именно наши дела творят мракобесие, а сделанное другими нужно выкидывать подальше от себя и забывать, убирать, вычищать из памяти, чтобы не делать это основой своего мышления, но помнить, как делать не нужно. На них не стоит зацикливаться и корить себя, нужно лишь делать выводы и не повторяться в граблях. Однако, как бы не хотелось верить в лучшее, люди очень жестоки, потому как только люди, получив горсть боли, не пытаются избавиться от нее и не затронуть других, но напротив — они старательно будут искать цель, которой можно передать эту боль и насладиться своим результатом. И нет ничего удивительного, что после таких действий куда не посмотри, а везде злость творится, ведь, бросив другому в глаза стекло и посеяв в сердце осколки, тебя ждет та же участь. Нет, нет в этом мире никого, кто был бы достоин такой чести, как нести боль на себе за другого человека. И пугает то, что на протяжении всего существования никто не додумался не делать так, и все это лицемерие продолжается и, наверное, право, будет продолжаться ровно до тех пор, пока кто-нибудь не остановит этот цикл. А Амина забывала все и продолжала гнуть свою линию. Амина ходила по комнате, сложив руки за спиной и бубня себе под нос все, что приходило на ум. Говорить с самой собой стало ее привычкой, когда, оказавшись в поместье Дикета, девочка осталась совсем одна. Будь рядом с ней человек, который дорожил ею и берег ее так же, как когда-то ее отец, Амина бы, верно, пошла совершенно другой дорогой: она бы растила в своем сердце только любовь, смотрела с помощью нее на окружающий мир и людей, делилась ею и давала людям веру, она бы доверяла как положено, и царил бы в ее доме только сердечный покой. Но как назло рядом с ней шествовал Дикет, которому не было дела до сентиментальности и всеми испробованной любви. Мужчина ценил только разум, хотя, не буду таить, часто предавался эмоциям, выражая эту особенность строения души через очередную покупку дребедени, стоившей чуть ли не пол царства. В тот день, когда Амину заприметили его верные приспешники, он прогуливался по собственному парку в ВНЛ, — который купил чуть ли не сразу после победы его государства, — с несколькими дамочками, коих можно было смело назвать распутными. И сказать бы, что не желанно им было кутить с толстым и мелочным Дикетом, однако общение их все равно не прекращалось уже несколько недель, а виной всему были деньги. Он безотказно получал все, что только желал, лишь вынимая из своего кармана только уголок пачки денег. Люди, лишенные такой возможности, в прямом смысле сходили с ума и готовы были бросаться в ноги ради такой высокой привилегии — тратить деньги. У Амины вызывало отвращение одна мысль о преклонении головы перед никчемными бумажками, о их обожествлении и вознесении до Олимпа, хотя стоит заметить, что до знакомства с Дикетом она даже не знала о подобном унижении. Ну так вот, непристойно лапая одну из тех девок, он скользнул взглядом по самой невзрачной из них, смотревшей в даль парка, и подплыл к ней, как гадюка в теплой и чистой летней воде. — Ты заскучала, Доана? Должно быть, я не столь хорош, раз не смог занять тебя, моя милая? — с его языка подлинно капал яд, прожигая еще сырую землю после дождя. Девушка обреченно повернула голову к мужчине и постаралась улыбнуться, но ничего не вышло. — Не стоит выдавливать из себя радость, я всегда вижу ложь. Пусть я не ценитель эмоций и чувств, но я всегда вижу их в других. Я очень умен, Доана, поэтому не обманывай меня, тем более в таких пустяках. Он взял девушку за подбородок и уставился на нее своими маленькими, проницательными глазками. Девушка глубоко задышала и вывернулась из рук Дикета, боясь, как бы этот очень хитрый человек не понял ее истинных мыслей. Взяв мужчину под руку, она нарочно повела его к выходу из парка, стараясь выйти на центральной улице. — Мистер Дикет, я не обманывала вас, уверяю. Когда мои подруги звали меня на прогулку, я ожидала увидеть нечто другое, но я ошиблась. Если мое присутствие здесь вам не доставляет удовольствия, я пойду домой, — тихий голос девушки звучал гладко и без дрожи, что заставляло прислушиваться к ее речи. Она посмотрела на свои испачканные туфли, которые были уже потрепаны, и несколько стыдливо оглядела присутствующих. Разумеется, она понимала, что здесь нет ей места, среди обеспеченных и развращенных, но желание оказаться в их кругу превышало прежние стремления, отрывая от корней. — Вы сказали, что очень умны… Я не могу не согласиться с вами, но вы допустили неточность. Былой заинтересованный взгляд Дикета сменился на надменный и даже злой. Он нервно одернул голову, поведя плечами, и поправил свой пиджак. Чуть отведя взгляд в сторону, он стал почесывать нос и вспоминать все то, что сказал ранее. — И что же это? Ты думаешь, что можешь поправлять меня, Доана? — Нет, что вы, просто я хочу понять, как именно мыслите вы. Вы сказали, что не цените чувства и эмоции, из чего я сделала вывод, что вы, скорее всего, нигилист. Затем вы попросили обратить внимание, что вы очень умны, — Доана выждала недолгую паузу, надеясь, что мужчина сам дойдет до той мысли, высказанной ею в попытке вразумить мужчину, но эта попытка остановить заведомо проигрышную дискуссию увенчалась провалом — Дикет лишь больше насупился и стал выходить из себя, понимая, в какое неловкое положение поставила его девушка: он чего-то не знает, что-то не понимает! — Я хочу сказать, что ум без доброты – хитрость, сэр, а хистрость нельзя путать с мудростью и высоким умом. Это другой уровень, сэр. — Ты упрекаешь меня в глупости, Доана? — слова Дикета прозвучали как ливень, в них бушевала неотвратимая гроза. Склонив голову, девушка постаралась придумать хоть что-то, что могло бы спасти ее сейчас, но Дикет перехватил инициативу. — Я люблю непокорных, люблю тех, кто может выказывать неповиновение мне, и люблю только потому, что это доставляет двойное удовольствие подчинять. Доана, я знаком с тобой меньше дня, но считаю, что тебе пора было бы узнать меня поближе, как считаешь? — он прижал девушку к ограде рядом со входом в парк, откуда открывался вид на площадь с памятником впереди и кольцевую дорогу. — Ты верно сказала: я хитер. Ты ведь специально вела меня к центру города, чтобы я не смог сделать с тобой что-нибудь. Думала, я побоюсь людей, ха-ха-ха, как бы не так! Все будет ровно наоборот, Доана. У тебя не денег, ведь так? — он заметил нервный взгляд девушки и понял, что попал в самую точку. — Бедная девочка, не можешь даже туфли себе купить, а ведь я мог бы помочь… — Как? — Всего один поцелуй, Доана, — оглаживая талию девушки, Дикет предпринял попытку поцеловать ту в губы, но рано почувствовал жжение на щеке. — Вы не только хитрец, но и мерзавец! Видеть больше вас не желаю! — кроткий голос девушки наполнился сталью, грозно взмахнув мечом. Получив шанс, девушка выпуталась из объятий Дикета и бросилась бежать куда глаза глядят. После такого отказа опозоренный Дикет пришел в ярость. Прогнав прочь присутствующих девушек, он вышел в центр города, где сидело большинство бедняков и бездомных. Оскорбленное самолюбие требовало возмездия, сжимало кулаки и раздувало нос, громко пыхтя: оно искало себе цель. Вытащив откуда-то трость, Дикет властно прошел мимо нескольких людей в лохмотьях, жадно просящих хоть несколько грошей на еду. В дальнем уголке, за помойными баками сидела Амина, прожевывая лакомый кусок ромовой бабы, который ей дала очень милая девушка в сопровождении охраны. Иногда посматривая по сторонам, девочка только и успевала поднимать упавшие крошки с кофты и доедать их. Почти покончив со сладостью, Амина испуганно подняла глаза и застыла в страхе, увидев толстого мужчину, бьющего позолоченной рукоятью небольшого старичка прямо по голове за то, что тот посмел перейти ему дорогу. Мгновенная паника завладела бедняками и те начали разбегаться, стараясь не попасть под горячую руку. Амина последовала примеру остальных и тоже было хотела уйти, но переходя улицу, ее толкнули и она приземлилась прямо у ног Дикета. Увидев его взгляд на себе, девочка тут же вскочила на ноги и удрала подальше. Именно так Амина впервые столкнулась с местью. А тем же вечером на пороге дома Дикета стояли молодая особа с длинными, темно-русыми волосами, которую мужчина представил всем как Доану, согласившуюся работать на него, и крохотная девочка с синяками на руках и ногах от ударов за сопротивление. Амина все продолжала ходить по комнате, изредка останавливаясь у окна и поглядывая за ворота. Она боялась, что Хисока, как бы его приезд не был долгожданным, может приехать не вовремя и весь ее план пойдет крахом. С полминуты постояв в последний раз у окна, Амина решилась на этот шаг и вышла из комнаты, двигаясь к своей первой жертве. Удача была на ее стороне и Милуки в его покоях не оказалось, зато его любимые пышногрудые куклы остались на месте. Амина достала из кармана перманентные маркеры, которые она «одолжила» у Иллуми, и стала рисовать куклам новое лицо и тело. Покончив с этим нелегким делом, а искусство, я должен сказать, очень потное и трудозатратное, учитывая, что девушка переделывала чью-то чужую бездарную работу, она на цыпочках вышла и закрыла за собой дверь, предварительно приклеив суперклеем все к поверхностям, даже мышку от компьютера. На очереди была жена главы семейства. С Кикио все было куда труднее. Она могла вернуться в любую минуту, и тогда Амина больше не жилец на этой земле, ей тут же покажут ее место в царстве мертвых. Изначальная мысль Амины заключалась в обычной порче имущества, но это дело ей быстро наскучило, поэтому она остановилась на третьем изрезанном платье госпожи и принялась бедокурить. Откопав в закромах бутылочку зеленки, девушка нанесла ее на поверхность ковра и выключила везде свет, перерезав провода и злобно посмеиваясь. И только на этом моменте ее справедливость успокоилась. Возмездие совершено. — Но я тысячу раз обрезал провода, зеленкой красил все твои пола, — пела она в неосвещенном коридоре. Амина была так довольна собой, что долго не могла успокоиться, на протяжении больше получаса гогоча и визжа от переполненности чувствами. Она уже и не следила за временем, аккуратно складывая вещи в рюкзак и вычеркивая из походного списка уже ненужное. Дойдя до вещей Мисси, внутри Мины что-то больно кольнуло, причем это была не острая боль, а такая тупая, ноющая. — У меня даже нет с тобой фотографии, — быстро отвлекая свое внимание от воспоминаний на улицу за окном, девушка заметила въезжающую во двор черную машину, которая несомненно принадлежала этому циркачу. — Ну наконец-то, и ста лет не прошло. О, вот, вот он, — восторженно воскликнула она, прильнув к окну и открыв форточку, крикнув в нее. — Хисока, мой принц на белом коне, забери меня отсюда! На щебеночной дороге, перед самым домом показался Хисока Моро, чьи глаза вновь горели азартом. Он поднял взгляд наверх и увидел свою куклу — девочку, которую так стремился взрастить и уничтожить. Услышав сказанное ею, он ехидно улыбнулся и опустил голову. За почти два месяца его отсутствия многое изменилось. Вот уже и Гон перестал быть маленьким беззащитным мальчиком, в чем есть и заслуга самого Хисоки. Предвкушая предстоящую битву с Гоном на небесной арене, фокусник решил забрать один свой драгоценный трофей, ведь один — хорошо, а два — лучше! — О, ты уже здесь? — чопорно-удивленно спросил Иллуми. — Так быстро ты мог только ради нее приехать. — Да, дорогой мой друг, эту девочку я буду еще долго преследовать, — Хисока мечтательно запрокинул голову и прикрыл глаза, наслаждаясь свежим воздухом. — Нам, к слову, нужно еще поговорить, но сперва я проведаю мою лапульку. — Разумеется, она на втором этаже, второй коридор налево и до конца, комната справа. — Благодарю, Иллу, — слащаво произнес Хисока и целеустремленно двинулся к дверям, возбужденно улыбаясь. Дойдя до указанного места, парень дотронулся до ручки и незамедлительно распахнул дверь, врываясь в комнату. Он застал Амину сидящей на подоконнике, взволнованной и слегка ошарашенной от резкого шума. Ее глаза были такие же большие, но нисколько не напуганные, как в тот день их первой встречи, когда ему выпала удача впервые дотронуться до нее и назвать лапулей. — Аминочка-тян, ты так прекрасна, когда не понимаешь, что происходит, когда потеряна, — хихикнул он, встав посередине комнаты. — Хисока! Ичпачмаки вы мои, как я рада! — Ну иди ко мне сюда, — он сам не смог сдержать улыбки от встречи с ней после долгой разлуки. Амина подбежала к нему и крепко обняла, прижавшись к большому телу. Хисока обвил ее своими руками и зарылся носом в волосы, вдыхая еле заметный аромат вишневого сока, апельсина и корицы с гвоздикой. — От тебя так пахнет специями, ты в них моешься? — Купаюсь, — сдавленно прошептала та, сильнее обнимая Хисоку, на что тот усмехнулся и подхватил девушку на руки, придерживая ее за спину. Такая минутка нежности дала Амине новую мысль для размышлений: любое плохое настроение, любые невзгоды и проблемы могут решить простые, искренние объятия, и ради них не жалко чуть пострадать. Тогда и ее жизнь в поместье Золдиков, ее и мучения, и переживания стоили того, чтобы ждать этого розоволосого черта и обнять его, может быть даже поцеловать. — Мне было так плохо здесь и хоть я тебя недолюбливаю, я очень рада, что ты приехал, — разнежилась Амина и совсем забыла о былых привычках притворяться. Неужели Хисока и Иллуми стали для нее чем-то важным, раз она стала открываться им? Может, они теперь дороги ей так же, как Лука или отец с Такки? Запутанность, несвязность и сумбурность творилась в голове девушки. Теперь она вообще ничего не понимала: ни что происходит вокруг, ни что происходит с ней, внутри нее. С появлением Хисоки в ее жизни все пошло под откос. Она и до этого встречала похожих людей, которые пытались завоевать ее, сломать, но им она не поддавалась. Что странно, с каждым таким человеком следующий был куда сильнее, изворотливей, например, Дикет. Она не могла понять, был ли Хисока одним из таких людей или ей просто мерещится, но однозначно утверждать она не могла. Его изменчивость в поведении сводила с ума и закрывала все возможные пути для иных мыслей. Если он совершит глупость в ее адрес, поступит с ней жестоко, то через пять минут он уже обнимает ее и целует, называет ласковыми именами, будто ничего не было — это сбивало с толку. А может быть так, что это и было целью парня: ломать ее и сбивать с толку поддельной любовью и лаской? Но разве так бывает? Разве может подделать заботу, нежность, любовь, в конце концов? А почему и нет? Но все такие мысли каждый раз обрывались, Амину с новой силой окатывало холодной водой, ведь чувства обмануть нельзя, а Амина хорошо чувствовала людей. И все же многое не давало ей покоя вот уже два месяца. — Собирайся, Аминочка, и иди в машину. Рюкзак-то у тебя тебя тяжелый, да? — ей показалось, что Хисока спросил это из любопытства, из желания подколоть ее и понасмехаться, но он поднял рюкзак, оценил его вес и сказал: «Его оставь здесь. Мне с Иллуми нужно обсудить некоторые детали последних дней в связи с определенными обстоятельствами, поэтому ты иди и жди меня в машине, а я, как закончу, зайду в комнату и заберу твой рюкзак. А где, кстати, твоя эта блохастая?» — Мисси умерла, — машинально отрезала девушка, не заметив грубости, потому что мысли зацепились не за это: Мисси больше нет и это правда. Ее больше нет. А он заметил ее отсутствие. «Точно ли он играет? Нет, это бред, — думала она. — Так невозможно играть, либо он просто монстр, не человек». — Мне жаль, — Хисока погладил ту по волосам и спине, выражая так свою скорь. «Да не может человек так играть, это невозможно!». — Ну иди тогда, — он подтолкнул ее к выходу, а сам остался стоять на прежнем месте, лишь победно усмехаясь, подавляя приступ накатившего желания безумно рассмеяться. Все идет по плану, а если что-то пойдет не по нему, то всегда можно придумать новый план. В случае с Аминой план будет меняться часто, на его исполнение потребуются недели, месяцы, может, годы, но это того стоит. — Ты хотел поговорить, так давай начнем сейчас, — со стороны кровати раздался этот безразличный, циничный голос. — Начнем с малого или большого? — По нарастающей, — важно заявил Хисока, усаживаясь в кресло. Начав обсуждать с товарищем самые мелкие проблемы, они приблизились к главным, насущным проблемам, которые зажигали в них интерес. Не смотря на то, что люди они были, мягко говоря, занятые, но в своих профессиях проблем как таковых не имели, по крайней мере решить их они могли в одиночку, но сейчас это была взаимовыгодная помощь. Хисока везет Амину на небесную арену, туда же, где находится Гон и младший брат Иллуми Киллуа. Если свою цель Хисока распространил поверхностно, то Иллуми ответил честно: Амина может вернуть Киллуа домой и помочь тем самым ему самому. Если уж он не стал официально преемником на главенство семьи, то сможет хотя бы через младшего брата ворочать дела. — Я так и не понял, какова твоя цель во всем этом? — Иллуми пытался найти ответ в лице сокомандника, но был плох в разгадывании его эмоций. Ему оставалось ждать личного ответа Хисоки. — Я люблю наблюдать за стойкими и красивыми ростками. Никому нет дела до сорняков, которые просто растут, не неся в себе пользы и красоты, а только уродуя и умерщвляя близ растущие растения. Сорняки нужно уничтожать моментально, а росткам давать время раскрыться, чтобы те превратились в цельные и самостоятельные цветы, которые можно сорвать и сделать из них букет или, скажем, гербарий. Гон и Амина являются такими ростками, просто первый успешен физически, успешен упорством и горением, а вторая скрывает единственный дар для человека, который дается за просто так, имеющий власть воскрешать и уничтожать. Сила дара Амины неисчислима, если дать ему дальше расти, то его нельзя будет остановить. Я намерен колебать ее между высотой, где она становится единой с даром, и пропастью, где она может отказаться от него, таким образом я сохраню значительный баланс между ними. Я бы мог наоборот увеличивать ее и так накопившиеся умения пользоваться способностью, но это будет глупо, ведь, как я уже сказал, тогда этот процесс будет невозвратным, а мне это не нужно. Знаешь, зачем я забрал ее у Редана? — Иллуми вопросительно изогнул брови, а Хисока издевательски усмехнулся воспоминаниям. — Куроро искал замену одному члену группировки. Противоположная сила дару Амины — жестокость, ненависть, гнев и ярость, зависть, в общем все то отрицательное, что есть в человеке. Ее хотели отдать под опеку Фейтану, но случилась неувязочка — я был несогласен с этим и забрал ее себе. Никто, естественно, не знает и не догадывается, что Амину выкрал я, хотя мне хотелось бы увидеть их разочарование, их злость… — Ясно, ты просто играешь с ней. Хочешь сказать, что ее дар — любовь? — А ты догадлив. — Редкий, но бесполезный дар. — Вовсе нет, — фыркнул Хисока, — каждый десятый такой, просто их либо ломают, либо не замечают, либо они сами отказываются от дара в пользу чего-то «полезного», например, метания игл…, — возле сонной артерии фокусника пролетела игла и беззвучно воткнулась в стену. Хисока даже не дрогнул. — А Амина сохранила это в себе. Ее папаша был умным, раз воспитал ее так. Ну ничего, был папа такой, да помер. Теперь появился другой папочка, — лукавая ухмылка расползлась по всему его лицу. — Уж я то выращу настоящего рогатого солдата. — Так ее отец мертв? — Да даже если и не мертв, это не меняет дела. Для нее он должен быть мертв, лучше, если она его вообще забудет, потому что память о нем и растила все эти годы в не любовь. — Так что именно ты собираешься делать? Я должен знать это, мы ведь работаем в команде. — Точного плана у меня никогда не бывает, он всегда плавает, но сейчас я намерен отвезти ее на небесную арену и познакомить с Гоном и Киллуа. Я вижу в ней изменения, вижу, как она рвется к чему-то, а ее новые друзья подтолкнут ее к занятиям нэн. Ну а там уже посмотрим. — С чего ты решил, что они примут ее и тем более позовут с собой? — Иллуми посмотрел на друга, как на дурачка. Он не считал Хисоку глупцом, но тот порой был настолько инфантилен и наивен, что Иллуми приходилось брать роль мамочки и объяснять недалекому дитятке его неумелость. На какое-то время воцарилась тишина. По лицу фокусника было видно, что внутри него идет мыслительный процесс, который он старался тщательно скрыть. Он смотрел на друга пустыми глазами, а потом в какой-то момент мило улыбнулся и проморгался. — С того, что Гон именно такой, — Хисока безобидно пожал плечами, но в душе он плясал. Он очень хорошо изучил этого ребенка, чтобы с точностью предугадывать его поведение на годы вперед.

***

Солнца на улице не было. Теперь и сюда добралась промозглая погода, которая угнетала Амину с недавних пор. Она любила дождь и тучи, в такие дни ей было спокойно на душе, но не сейчас, когда она только начала дотягиваться до света. Девушка скучающе подперла щеку рукой и смотрела на большую, раскидистую осину, плавно раскачивающуюся в такт чему-то. «О чем они могут так долго говорить? Погоду обсуждают, что ли? Я бы тоже была не против обсудить погоду и пожаловаться. И что такого можно рассказывать друг другу, что мое отсутствие обязательно? — Амина резко подскочила от осознания. — Меня! Они говорят обо мне! Мои догадки все таки верны! — потом ее будто слегка отпустило, но заместо внутреннего неравновесия у нее начал дергаться глаз. — Виду подавать нельзя, что я догадалась, Иллуми слишком мнителен и хорошо изучил мое поведение, поэтому опасен, Хисока же полностью уверен, что я доверяю и даже привязана к нему, поэтому искать доказательства нужно после отъезда отсюда. Нужно просто подождать». Она в успокаивающем жесте погладила себя по коленкам и потрясла головой, выкидывая из нее все ненужное. К машине подошел Хисока и открыл дверь. — Вы бы еще дольше там посидели, глядишь, пришел бы, а у тебя в машине экспонат, который обычно в школе в кабинете биологии стоит — скелет называется. — Ну не злись, лапуля, держи, — из-под сидения он достал корзину и передал ее Амине, удивленно смотревшей на его руки. — Говорят, ты очень эффективна в поисках? Девушка смотрела на корзину в немом ступоре: там оказалась гора конфет, о которой ее желудок, а тем более поджелудочная мечтали со вчерашнего дня. Взяв горсть из них, она подняла руку и высыпала конфеты обратно, смотря на них, как на чистое золото. В руке осталась одна единственная карамелька, которую девушка хотела было незамедлительно съесть, но, увидев боковым зрением ожидающий взгляд Хисоки, она остановилась и поправила себя, убрав с лица неуместную, глупую улыбку радости и удивление, состроив нарочито серьезное лицо. — Ах, да, верно говорят, — взмахнула она волосами, поправляя естественную укладку. — Я еще тот сыщик. Зови меня Шерлок Холмс! — Как тебе будет угодно, милая, мы можем даже сыграть в него, — подмигнул тот. — Правда? А давай прямо сейчас? Чур я Шерлок! — Думаю, в это будет удобнее играть в постели, лапуська, — Хисока лукаво улыбнулся, повернувшись к девушке торсом и взяв прядь ее волос между пальцами. — Хисока, тебе когда нибудь говорили, что ты дрянь подзаборная, выкидыш осла и внебрачный абортыш? Ну так я почту за честь быть первой! Долго ли, коротко ли, а машина все ехала и ехала, подъезжая к городу. Неприятная морось продолжала капать на фасады зданий, а прохожие почти как один забились под козырьки подъездов. От такого несчастного вида людей Амина даже захотела всхохотнуть. «Это еще у них ливня не было, вообще бы в убежище побежали». Но с каждой минутой становилось все более невыносимо. Музыка из радио давно надоела, смотреть в окно было бессмысленным теперь, потому что вид был одинаковым, а говорить с Хисокой она боялась, так как не знала, что тот может вытянуть из ее речи. Но заговорить все же пришлось, по крайней мере из желания не уснуть. — А мы скоро приедем? — Да. — А как скоро? — Очень скоро. — Понятно… —…А мы скоро приедем? — Скоро. — Очень скоро? — Очень очень скоро. — Понятно… —…А мы скоро приедем? — Амина. — Поняла, молчу, — она выкинула ключик от рта за окно и продолжила скучать. Она боялась даже начать рассуждать на те непонятные темы по поводу Хисоки; мало ли, вдруг он мысли читать умеет, поэтому даже своим умом она не могла себя развлечь. Более того, ей закралась мысль, что надо бы отстраниться от Хисоки потихоньку, чтобы видно особо не было, но и близко его к себе не подпускать. Начать разговаривать с ним с нотками иронии, как раньше, шутить, натягивая на лицо непробиваемую маску. Чем роднее человек становится, тем больше ты становишься беззащитным и слабым, и это неплохо, просто нужно уметь выбирать подходящих людей. Хисока в этом случае не был подходящим. Его можно было использовать как паяльник для своих врагов, но никак не приписывать в друзья. Оно и понятно — кто будет дружить с паяльником? Об отце она стала как-то быстро забывать, в ее голове редки всплывали воспоминания о нем, но теперь она нашла новую тему для дум. А что сейчас с Лукой? А точно ли он тогда добрался в целости и сохранности? За все это время он даже ни разу не позвонил. Может, он снова сидит? А, может, он счел ее предательницей? Они дружили вот уже десять лет, если не вычеркивать из них года, проведенные Лукой за решеткой. Сейчас ей было так обидно вспоминать прошлое, когда они только познакомились у Дикета и она сочла его за прислугу, пока не услышала, как хозяин поместья обращается к нему «сын», но даже это не отпугнуло ее. Что странно, Лука совершенно был другим, непохожим на отца, хотя пристрастие к деньгам у них было одно на двоих, но Лука умел любить, а Дикет нет. Амина скучала по тем временам, когда она с другом проводила все время, которое у них только было, ни на секунду не разлучаясь и познавая мир вместе. Как бы там ни было, но времени на размышления у нее, как назло, не осталось. — Приехали, моя сладенькая, выходи, — игривым тоном произнес Хисока. Вылезя из машины, Амина увидела высоченное и нереальное здание, доходящее до облаков. — Очуметь да помереть, это что, твой дом? — рот девушки был открыт, глаза выпучены, а руки не меньше выражали пораженность Амины, удивленно оттопыревшись по швам. — Да, вчера купил. Пойдем, не отходи от меня ни на шаг, поняла? — почему-то теперь голос Хисоки звучал вовсе не весло и не игриво, не как обычно. Что-то могло нести опасность, видимо, а значит, зайдя туда, в эту башню, она моментально подписывает договор о снятии всех обязательств с администрации, т.е. за ее труп будет нести ответственность только она сама. Но это было не важно, так как Амина уже переступила через порог здания и восхищенно глазела по сторонам, забыв о просьбе Хисоки. Оформление интерьера было не сказать что очень искусным, но изюминка присутствовала: везде, куда не посмотри, были вставки золота, бриллиантов, изумрудов, мрамора и других богатских забав. Создавалось ощущение, что Амина попала в логово цыган. Мимо нее, толкнув плечом, прошла девушка в нескольких юбках с цветами, увешанная цепочками и кольцами. Но это был единичный экземпляр примера гостя, остальные здесь были одеты по последнему писку моды, ну или по крайней мере богато. Сама девушка выглядела неброско: широкие шорты ниже колен, спортивные носки, кроссовки и ветровка. Она почувствовала себя неуютно, с отвращением вспоминая это чувство со времен поместья Дикета, где она испытывала что-то подобное ежедневно, ощущая себя чужой. Тут ситуация была менее патовой, иногда она все же видела таких же простых смертных, как и она сама. Решив избавиться от таких чувств, Амина перестала разглядывать внешний вид окружающих и сконцентрировала внимание на их поведении, чтобы не попасть в просак. Но, к ее удивлению, все вели себя обыденно, как у себя дома, что позволило ей расслабиться. Но и это продлилось недолго. — Пойдем, запишем тебя и подселим ко мне в номер. — Нет, я не пойду, мне нужны отдельные царские покои, я требую! — она топнула ногой, забыв о былых переживаниях быть неуместной. — Тут так не работает, лапуська, здесь номер зарабатывают потом и кровью. Могу устроить, если хочешь, — Хисока потрепал ту по голове, царапнув ногтями кожу. — Все, делай, что хочешь. Не мешай моему наблюдению. — Что же ты наблюдаешь? — он двинулся вперед к стойке регистрации намеренно, зная, что девушка не сможет не ответить и ей придется идти за ним. — Я наблюдаю, что ты меня сейчас бесишь, — чуть погодя, ответила девушка. — О, ясно. Ну, поговорим об этом уже в номере. Оставив розоволосого, Амина подошла к стене и села на лавочку, полностью сгорбившись и провалившись головою в ладони, закрывая лицо. Голова гудела от переполнения мыслей и размышлений, казалось, что мозг уже не справляется. До этого она не испытывала ничего подобного, так как редко позволяла мыслям овладеть собою, постоянного занимая мозг книгами и иными делами, которые всегда попадались под руку всякий раз. Теперь же книг рядом не было, она была в полном одиночестве, несмотря на толпу людей в зале, и разум стал работать, хоть и со сбоями, но ему можно это простить, он долго был в отключке. «Предположим, Хисока действительно черт и все его разговоры о моем убийстве были не шуткой. Тогда вопрос в другом: на кой ему надо возиться со мной и пытаться вырастить из меня что-то? К чему был весь этот фарс на бесконечном поле, ну или как его там? Он меня с ума свести пытается или что? Допустим, он хочет сразиться с сильной мной, но зачем тогда прибивал меня к земле? Чтобы заранее насладиться моей слабостью перед ним? Я ничего не понимаю,» — она крепче схватилась руками за голову и зарылась в свои волосы, зажмурив глаза. — Клуб наркоманов в другой стороне. — А, что? Подняв голову, Амина увидела перед собой мальчика лет десяти, может чуть старше, с белыми волосами и голубыми глазами, небрежно смотревшего на нее. Он был одет чуть ли не так же, как и она сама. — Что ты сказал? — Говорю, не уступишь мне место? — его голос был не по-детски ровны. Амина слышала, что он сказал изначально и теперь это была война. — Нет, ты знаешь, эта лавочка такая удобная… А давай-ка я еще и ноги на нее свои уложу, — сказала она и полностью легла на сидение, заняв собой все место. — О, ну началось: посади свинью за стол, она и ноги на него положит. — Малыш, у тебя уже выпали молочные зубы? — язвительно начала девушка. — Да, а что? Хочешь укорить меня моим возрастом? — Нет, просто уточняю, а то коренные не вечные, могут выпасть, когда я тебе врежу. — Ты, мне? — он громко засмеялся, рукой причесывая волосы. — Ты еще ходить не научилась, когда я уже был убийцей. — Мне никогда не делали таких милых комплиментов, — Амина театрально приложила руки к щекам, играя смущение. — Ты назвал меня такой маленькой! Закатив глаза, мальчик подошел ближе к скамье и сурово посмотрел в глаза девушки. Он обдумал план дальнейших действий, это было написано на его лице, и схватил Амину за ноги. — Да, ты очень юная и младше меня, а раз так, то старших нужно уважать, поэтому свали с этой лавочки, — через пыхтение он потянул ее на пол, сталкивая с места. Кое-как отбившись от рук мальца, Амина глубоко задышала и встала в полный рост, изображая уверенность в следующих действиях. — Ну все, чилдрен, ты меня довел. Я звоню маме и скажу, что ты балуешься! — Какой маме ты позвонишь? До Золдиков не дозвониться! — он высунул язык. — Так, ты, наверно, Киллуа, значит позвоню Иллуми. — Ты откуда его знаешь? — Киллуа испуганно огляделся и попятился назад. — У нас с ним общий знакомый и я «отдыхала» у вас в поместье. Скажу так: твоя семья ненормальная, а Иллуми вообще неописуемо больной. — Ты знаешь, а ты мне теперь нравишься даже! Да, я Киллуа, а семья моя полный отстой. Когда-нибудь я их всех перережу, — он радостно улыбнулся, чуть не выпрыгнув из штанов. — А тебя как зовут? — Амина; почту за честь, если ты разрешишь мне прирезать Миллуки, — она поклонилась, тридцать три раза сделав реверанс перед Киллуа, который громко захохотал. — Эй, Киллуа, над чем ты смеешься? — О, Гон, смотри, эта девушка разделяет мои взгляды на мир! — Круто! Ты очень красивая. Наверно, раз ты пришла сюда, еще и сильная! — Гон, по всей видимости, ровесник Киллуа, с зелеными волосами очарованно оглядел ее, подойдя впритык. — Да, мизинцем ноги шеи ломаю, — Амина показала свои бицепсы, напыщенно надув губы и сморщив лоб. — Я Гон, а ты? — Амина. — Будем знакомы! — Будем! — Ну, за такое надо выпить! — подал голос Киллуа, стоявший в стороне. — Киллуа, это плохо. — Нет, Киллуа, это очень даже хорошо! Забирай меня скорей, увози за сто морей! А где-то за горшком с цветами стоял убийца и удовлетворенно потирал ладоши, продумывая план дальше.