Только бесовщина в городе

             Он говорил странные вещи: про ауру, порчи, сглазы. Чудиков-лилипутов, копошащихся в углах, про женщин, что приходили в ночь смерти бабушки. Я не верил. Даже когда он цеплялся дрожащими пальцами за мои плечи, смотрел покрасневшими глазами — не верил. Мудак. Теперь иначе. Теперь я стою на лестнице и наблюдаю сцену: Вадим, который лунатит, пытается убедить Митю, что он не перед нами, он на самом деле — позади. Наверху. Или на улице. Или хуже — он не приезжал, а то, что перед нами… Чёрт знает, что это.                               *** Я уложил подбородок на скрещенные кисти рук, внимая Вадиму. Он стучал пальцами по столу, прибивая к дереву рассказ. Ёрзал и заговорщически вещал: ему надо скрыться! Не появляться в городе какое-то время, успокоить нервы, спрятаться, поэтому он здесь, сидит напротив. Сим-карту поменял, из соцсетей удалился и пользуется старым телефоном. Сказал, что попал в интернет-секту. Вступил в небольшой чат для скачивания книг и натолкнулся на фанатиков: — Ночью проснулся оттого, что уведомления бесконечным потоком льются на телефон — семьсот! За двадцать минут столько настрочить? Допустим. Думаю, ладно, уведомления отключу и плевать. Открываю спросонья, а там пусто. Вообще ничего. Днём он про случившееся забыл, а ночью ему позвонили со скрытого номера: ответила девушка. Якобы она с кафедры и ей нужно уточнить паспортные данные Вадима: — И это в одиннадцать ночи, ну. Бред же? Бред. Окей, я стал её слушать, а она говорит, говорит, говорит, прямо долго говорит, еще и так нудно... а потом замолкает и орёт! «Вадим! Слышишь? Меня слышишь? Вадим!», и смех лающий, ребят... Он заправил волосы за ухо и потряс слегка головой, словно скидывая нервную дрожь. Спокойнее продолжил: — Смеётся — прямо ржёт! Я думаю, ты дурная? Что надо в итоге от меня?! Сбрасываю вызов — и ничего. Не получается! А она лает параллельно, я уже динамик от уха убрал, но и без этого её смех конский прекрасно слышу. Телефон пытаюсь выключить, как она выдаёт мне: «Не выключай». Я приподнял голову, неосознанно потянулся в его сторону, чтобы лучше слышать: — И что ты? — Спрашиваю, мол, кто такая, что надо. Свой голос еле слышу в этом потоке смеха! А она в ответ: «Назовите, пожалуйста, паспортные данные, я с кафедры товароведения…» — и далее по второму кругу шарманку свою. Митя спрятал улыбку в изгибе локтя. Я попытался придать лицу серьёзное выражение — опустил взгляд вниз, прикусил щеку, чтобы не засмеяться: — Вадим. Тебя развели, — заметил я, сжав сочувственно губы. — Думаете, я чудила? — он кивнул сам себе, словно именно такой реакции и ждал. — Слушайте дальше. На третью ночь опять уведомления, опять их целая туча. Открываю и вижу одно сообщение — координаты. Широта, долгота и прочее! Карты показали город под Челябинском. Фотографий по пальцам пересчитать, и на одной из них разваливающееся здание, а на стене здания другие координаты. Моей, блин, квартиры!.. — хлопнул ладонью по коленке и вопрошающе посмотрел на нас. Не знаю, связан ли его рассказ с тем, что последует на даче после, но длинный и сумбурный день на этом принудительно в ту ночь закончился. Оставил позади не только Вадима, но и нас с Митей у реки, а позднее играющих за столом. Мы разбрелись. В кровати я услышал, как соседняя дверь закрылась, щёлкнул выключатель и наступила тишина. Я уснул, а на следующую ночь они напились.                               *** Оказалось, Вадим, не изменяя себе, привёз на дачу несколько бутылок рома. Я был практически трезвым, потому что не курил. Бросил. Наблюдал за тем, как они играли в карты, и язык с каждым стаканом развязывался больше. Такие речи заводили — хоть стой, хоть падай. Но я сидел. Сидел и слушал. О том, как неплохо было бы иметь хвосты. Гладкие, длинные, пушистые — неважно. Важно, что в постели бы пригодилось. Со слов Вадима. А ещё о том, как организовать кенгуру-доставку; что лёд — буханка воды; коровы в разных странах мычат по-разному; и все вокруг обалдели, а у них жизнь неспешная, и они обалдевать не хотят. — А абрикосов у вас на даче нет? — спросил спустя время Митя. Вадим быстро нашёлся: — У соседей есть! — Иди спать, — я смерил его уставшим взглядом. — Ну у них ветка прямо над нашим участком, я аккуратно возьму, и всё. Ты не бойся. Ты даже не заметишь. — Но дерево-то их. — Но тень от ветки на нашем участке! «Бесполезно», — подумал я, уже сидя на дереве. Конечно, сначала они собирались сделать всё сами, и то, что по прямой траектории не получается идти, не смущало. Потом Вадим осознал — ветка высокая, нужно либо на забор лезть, либо прыгать. Стал лезть на забор. Нога соскользнула, упал. Стал прыгать — упал. Митя предложил подсадить, и Вадим несколько минут не мог нормально сесть ему на плечи. Я смотрел на происходящее, прислонившись к дереву — нашему, к счастью, — и думал: сейчас не выйдет, и они успокоятся. Еле как Вадим уселся на плечи Мити, еле как Митя выпрямился, но на секунду, — оба рухнули и остались валяться на земле. Тогда я сжалился над страждущими. Подпрыгнув, ухватился за ветку абрикосового дерева и подтянулся выше, залезая. — Вава, сейчас поможем… Кидай, будем ловить. Посмотрел на картину сверху, качнул головой и начал воровать у щедрых соседей, заполняя карманы штанов. Когда место закончилось, я снял футболку, мысленно прощаясь с ней, и уместил абрикосы на хлопковую ткань моей бывшей любимой вещи. Завязал, бросил вниз на траву, но она попала в Вадима, и я сдержал злорадный порыв усмехнуться. Спрыгнул. Поднял Митю, резво потянув к себе, ухватив за тёплую ладонь. Отдал абрикосы из карманов и пригладил его взъерошенные в травинках волосы. Он реагировал на всё с небольшим опозданием, пытаясь удержать равновесие. Послушно подставлял руки, часто моргая. После они минут двадцать ели несчастные абрикосы, хотя те недозрели. Были зеленоватые и твёрдые (им бы еще пару дней дать под солнцем), но то ли из жадности, то ли из принципа они съели все до последнего. Потом решились на променад по огороду: ходили, деревья рассматривали с умным видом в темноте, спотыкались о камни, и я следом, чтобы ловить на каждом шагу. В конце концов Вадим вырубился первым. Я дотащил его до гостиной на первом этаже и оставил на диване, а Митя стоял в сторонке и наблюдал за нами. Смеялся ехидно и очень тихо. Когда я развернулся, он засмеялся уже в голос, но также ехидно. Держался рукой за перила, всё равно как-то умудряясь шататься. Я засыпал. Устало улыбнулся и прошёл к нему: — Митя, спать. Он прилёг туловищем на перила. Попытался скатиться и чуть не приложился головой, после снова встав в исходное положение. — Не тошнит? — уточнил я, пока придерживал его плечи. Он повертел головой, издав что-то похожее на весёлое «не-а», и неумело шагнул на лестницу. Я держал сзади его за футболку. Митя спотыкался через каждую ступень, но ни боли, ни ушибов — ничего не чувствовал. Когда поднялись на второй, он сразу свою комнату выцепил и так уверенно в её сторону направился, что я даже растерялся. Потом он врезался в косяк, и всё встало на свои места. В комнате Митя начал впопыхах раздеваться, но нормально не выходило. Запутался в футболке и, ничего не видя, упал на кровать. Я наблюдал за этим представлением, стоя в дверном проёме и прислонившись плечом к стене. Вдоволь насмотревшись, шагнул неспешно и помог аккуратно снять натерпевшуюся футболку. Посмотрел на шорты. Прикусив губу, решил, что будет спать он в них. Я мог бы снять, конечно, но понятия не имею, как отреагировал бы наутро Митя. Он, размахивая руками, воскликнул: а знаю ли я, какая разница между человеком трезвым и человеком пьяным? — И какая же? — присаживаясь на край постели, спросил я. — Никакая! Мысль очень глубокая, на трезвую голову не понять. Он засмеялся, потому что, видимо, провёл меня. Я согласился, якобы да-да, ты провёл, ты крутой, только спи, пожалуйста. Пожелал добрых снов и вышел, закрыв за собой. Сделал пару шагов в сторону, как услышал грохот из комнаты. Подбежал, резко открыл дверь, а он на полу валяется и хихикает. Я тяжело вздохнул. Всё по новой. В суматохе этой ночи мой сон потерялся, растаял. Я принял душ, попытался заснуть, но не смог. Тёмный потолок раздражал, мысли не отпускали, и я спустился вниз. Вышел во двор и, отыскав рюкзак Вадима, вытащил себе сигарету. Не судите, я действительно бросил. Просто хотел слегка, хотя бы немного, опьянеть и расслабиться. Дневная жара спала, и прохладный ветер приятно обдувал лицо. Свет не включил. Сидел в относительной темноте, но прекрасно видел. Прикрыл глаза, запрокинув голову на спинку стула, выпустил дым. Кузнечики кричали, и время послушно оцепенело, чтобы спустя считаные затяжки побежать вновь. В доме послышались глухие стуки, а после дверь открылась. Я усмехнулся себе под нос: — Да что ты будешь делать с ним… — вытянул руку, смахивая пепел. Он на ощупь надел тапки и, сонный, подошёл, сел скромно рядом. — Выглядишь уже не таким пьяным, — заметил я. — Трезвею. Я почти в себе, честно, — он посмотрел на сигарету, добавил: — Поделишься? На мгновение я замешкался, а после на пробу протянул свою сигарету. Вообще-то, в пачке были ещё, но. Он не задумываясь взял, затянулся, и сразу же оказалось, что парень этот с чемоданом неожиданностей. — Часто куришь? — мы сидели на разных стульях, но касались друг друга локтями. Качнул головой: — Просто захотелось. Очень редко. Я кивнул, а потом взял его за запястье, развернул ладонью к себе и затянулся сигаретой, которую Митя держал между пальцев. Он, теряясь, вскинул брови. Глаза ещё пьяные. Руку не убрал, и я затянулся ещё раз, сдерживая то ли улыбку, то ли поцелуй, что так просился к чужим пальцам. Выдохнул дым в сторону. — Знаешь, — сказал он, — чувствительность ладони разная. Вот я провожу по ткани пальцами, — проходился по своим шортам, — и чувствую все шероховатости. Но вот если так, — и вновь по ним, только тыльной стороной, — и почти ничего. Словно гладко. Я кивнул, внимательно наблюдая, ожидая. Он мелодично продолжил: — Понятно, что на пальцах нервных окончаний больше. Просто когда сам это замечаешь… Мои губы растянулись. Я посмотрел в сторону, чтобы не засмеяться, чтобы он не думал, будто над ним. Очаровательно. — Я понимаю, о чём ты, — провёл пальцами слегка по его запястью. Провёл следом тыльной стороной, а кожа тёплая и гладкая, как ни тронь. Он замялся на пару секунд и неловко закончил свои наблюдения ёмким выводом: — Ну, в общем, да… С озорством уточнил: — Что бы нам приготовить завтра? — А что? — Я… снова голодный. Я обронил голову на стол, наигранно вымученно простонал, и он по-детски засмеялся.                                *** Днём нашёл их за домом. Сидели на гамаке и обсуждали что-то едва слышно. Митя раскачивался босой ногой, а увидев меня, стал говорить ещё тише. Любопытство обуяло: — О чём вы? — притянул алычу к себе. — О той хтони, что тебя охомутала, — прямо ответил Вадим. Я хмыкнул и посмотрел куда-то вперёд за их спины, сохранив маску безразличия на лице. Он продолжил: — Считаю, это был суккуб, а Митя вот не согласен. Я перевёл взгляд на несогласного Митю — он ковырял землю носком. — Хочешь сказать, она чуть до смерти меня не затрахала? — спросил, избавляя разговор от ненужных прелюдий. — Уверен, — отчеканил Вадим, и я хмыкнул. Митя поднялся и отошёл в дом. Я присел на свободное место и продолжил его дело: стал раскачивать ногой гамак. Вадим, не взглянув на меня, бросил: — Слушай. Между тобой и Митей… Что-то есть? Мышцы на лице дрогнули — он заметил. Я скользнул языком по зубам и толкнулся им в щеку. — С чего ты взял? — Видел, как ты поцеловал его, — указал пальцем себе на скулу. — Не знаю, может, вы так дружеские чувства проявляете. Да и вчера ночью хотел в туалет выйти, сигарету одну на двоих курили. — Ну… Я просто нежадный. — Митя тоже нежадный? — он отзеркалил мою интонацию, приподняв бровь. Я издал смешок, уступил: — Как тебе сказать… — посмотрел наверх, подбирая нужные слова, — что-то есть. — Вы вместе? — Нет. — Спите? — Нет. Он фыркнул, привалился плечом ко мне: — А говоришь, что-то есть. Зря приехал. Получается, третий лишний… — резко дёрнулся, нахмурил брови, — подожди. Я ему втирал, что нечисть эта все соки из тебя отсосала… буквально. Понимаешь? Понимаю. Я упал, сотрясаясь, на гамак, а он цитировал их диалог: что я помню всё, просто рассказывать не хочу, что и днём и ночью она от меня не отставала. Митя с ним спорил, оказывается, настойчиво, возмущался, что семья не замечала, какой я прозрачный стал. А потом я уже собственной персоной подошёл к гамаку, и дальше было то, что было. Митя вернулся, и мы закрыли тему. Остаток вечера прошёл спокойно, и отпуск выходил отличным, если бы только не ночь… Ночь. Почти заснул, когда услышал за стеной торопливые шаги. Дверь хлопнула, лестница глухим стуком сопровождала чей-то бег, а потом со двора донеслись голоса. Я метнулся обожжённый тревогой к окну и увидел на улице Вадима с белой тканью в руках. Он бубнил себе что-то под нос. Притянул верёвку для белья, повесил простыню, топтался с ноги на ногу. Митя застыл у двери дома, потрёпанный, в одних шортах. — Вадим, что ты делаешь? — голос был заспанным. — Надо остудить. Жарко. — Ткань закрывала его полностью, и я видел лишь босые ноги. Пальцы сжимались и разжимались. Он развернулся и пошёл к воротам. — Вадим?.. — шёл медленно, не реагируя, а Митя, хромая, не наступая на пятку — за ним. — Вадим. Ты куда? Вадим, стоя перед воротами, развернулся и ровно выдал: — Никуда, — и пошёл в обратную сторону, в дом. Митя поднял взгляд и заметил меня в окне. Свет во дворе не горел, но луна была почти полной, а небо — ясным. Я отчётливо заметил не то просьбу, не то вопрос в его взгляде. — Сейчас спущусь. Натянул на себя что успел и выбежал из комнаты. На лестнице, уже пройдя половину, остановился. Вадим стоял в коридоре и нечитаемо глядел в пустую стену. Митя мялся в паре шагов позади и смотрел на меня. Я замер, ожидая, и тишину прервал едва слышный голос: — Митя, — сказал он, — а я не здесь. Я — наверху. Мелкая дрожь пробежала по спине. Наверху нет Вадима. Там никого. Митя шагнул вперёд и обратился севшим голосом ко мне: — Он лунатил когда-нибудь? — Впервые вижу. Я пересёк оставшиеся ступени, и Митя медленно подобрался ко мне, хватаясь за перила. — Знаешь, а во дворе был не я, — вновь раздался Вадим. Плечи Мити мелко трясло, челюсть дрожала. Я уложил руку ему на затылок, освобождая от необходимости отвечать: — Вадим, — начал, но тот резко вздрогнул. — Кто здесь?! Голова Мити под моей ладонью слегка повернулась, и я встретил его непонимающий взгляд. Оцепенение сменилось смятением. — Слава. — Ты — не Слава. Я потерялся. Приоткрыл рот, шумно выталкивая воздух, потянулся к нему, но не решился тронуть. Вадим развернулся в сторону двери. Стоял теперь к нам спиной, сгорбившись так, что головы не видно, уронив руки вдоль туловища. Ладони похолодели, и я сжал их пару раз в кулак, чтобы сбросить наваждение. В коридоре стало темнее, я услышал шёпот Мити: — Что делать будем? — Разбудим, — также шёпотом в ответ. — Лунатиков разве можно? — Лучше, чем оставить как есть. Митя кивнул и потряс слегка Вадима за плечо. Тот не проснулся. Стоял как восковая фигура, и только руки болтались из стороны в сторону. Я понял, что такими темпами мы с места не сдвинемся. Подошёл и грубо встряхнул Вадима — его ладони, как лопасти, звонко хлестнули по мне. Он проснулся, испуганно дёрнувшись, а потом заторможенно стал приходить в себя. Моргал часто, дышал тяжело, набирая воздуха больше чем надо. Грузно уронил себя на пол, ладонями растёр лицо. И только потом успокоился. Мы рассказали всё, что произошло, и я не уверен теперь, не зря ли, — Вадим был в ужасе. Конечно, ведь он ничего не помнил, не контролировал своё тело и, главное — не понимал, почему сказал всё то, что сказал. Про двор, про второй этаж. Спать идти теперь боялся. — А если я опять начну ходить? Выйду за ворота? Куда я вообще собирался… Митя, Митя! — и снова паника, снова хождения по комнате. — Придумаем что-нибудь. Тряпку мокрую тебе под ноги положим, ты на неё встанешь и проснёшься, — Митя стоял у стены, скрестив руки. — Я здесь один не останусь… — Мы тебя запрём. — Ещё лучше! Я вам что, эксперимент?! Вава… Я растёр уставшую за день шею: — Хорошо. Я лягу здесь, а ты — наверху, в моей комнате, с мокрой тряпкой на полу. Будешь спускаться — услышим. Он кивнул и в итоге заснул быстрее всех. Я лежал какое-то время и отупело смотрел в окно. Раздались шаги по лестнице. Опять — подумал я. Снова он свою песню включит про здесь-не-здесь, и тряпкой даже не остановишь. Поднялся с дивана, порываясь к двери, как она сама открылась, а на пороге оказался не Вадим. Митя. Он одними лишь губами произнёс «Оу» и неловко скривил губы: — Тоже не спишь? Я медленно мотнул головой. Он продолжил: — Не могу уснуть. Не по себе. Я кивнул, неосознанно взглянув наверх, туда, где сейчас Вадим. Митя прошёл вглубь и присел на диван. Опустил голову, рассматривая узор на ковре, и тихо проговорил: — Ты правда не помнишь ничего из того месяца, когда бестия? Я отвернулся, зажевал губу. Что ему ответить, не знал, поэтому решил правду: — Местами. Отрывками и смутно. Митя понимающе угукнул, но всё равно стало гадко на душе. Он нравился мне с самого начала. С ночи, когда распивал ром в моей квартире. Интересный, забавный. В красивых чертах угадывался ребёнок с дачи, что вцепился хваткой в шею, пока я держал его на руках. Угадывался подросток, которого встретил шесть лет назад, мазнул скучающим взглядом и сразу забыл. Подросток вырос и в тот вечер меня терпеть не мог. Но красивых полно. Это не имеет значения, зато его серьёзность и стойкость — да. Я ошибочно принял чувства за жадную зависть, пока осознание не выбило очевидное. Несколько месяцев назад, когда играли в бадминтон, и я пришёл намного раньше нужного, потому что в тот день — в ту ночь — даже дома не ночевал. … День тянулся бесконечно. Стоило перенести встречу и завалиться домой спать. — Вава, ты в порядке? — спросил он. Я поднял голову, посмотрел и через выдержанную паузу бросил: — Сегодня я был с таким миловидным мальчиком. Тишина. Хоть вой. — Что? — застыл как Бэмби, на лице не дрогнул мускул. — Ничего. Давай сыграем, — встал медленно и прошёл на другую сторону корта, за сетку. Он смотрел ещё какое-то время не двигаясь. — И почему же ты здесь, а не с ним, раз такой… миловидный? — подкинул волан и ударил по нему ракеткой. Волан пролетел мимо, я пропустил подачу. Рассмеялся тихо, закрыв лицо рукой. В его глазах мелькало недоумение. Может, даже оскорбление, но не ревность. Нет. Хотел от него реакции — добился только собственной, и всё для себя уяснил. — И правда. — Ты пьян? — спросил он. — Нет, — сказал правду и повторил, — давай сыграем. Больше тему не затрагивали, а через две недели я признался. Дальше МРТ ночью и ссора. Он, обиженный и злой, ушёл, и мне стоило догнать и извиниться, но я в полном раздрае остался сидеть в пустом коридоре чёртовой клиники… — Останешься со мной сегодня? — спросил шёпотом его. Было бы спокойнее и лучше, спи он наверху, ближе к Вадиму. Но я хотел его не к Вадиму ближе, а к себе. Митя приоткрыл рот, затем сразу же закрыл. Поднялся неуклюже, путаясь в ногах, и, прежде чем я успел что-либо предпринять, вышел из гостиной. Я прошёл до середины ковра, хмурясь и слушая шаги по лестнице наверх. Звук открывающейся двери его комнаты. — Митя, я же ничего не имел в виду, — проговорил в надежде быть услышанным, забывая, что уже ночь и следует быть тише. Мне никто не ответил. Охватило желание взбежать на второй следом, но решил — нет смысла. Вернулся к дивану и уронил тяжёлое тело, оперевшись о колени, а через минуту дверь снова скрипнула. Он держал подушку в руке. Та почти касалась пола, и мои губы неосознанно тронула улыбка. — Я боюсь чувств, — сказал мне объект моих. Я понял не сразу и спустя пару выдохов кивнул. — Конечно. Понимаю, я тоже. Митя прошёл, волоча подушку по полу. Кинул её на кровать и сел рядом. Уронил голову мне на плечо, щекоча копной ухо. Я поддался порыву — невесомо поцеловал чёрные волосы. Если он и почувствовал, то виду не подал, не отстранился. Ночь размазывала. Я запоминал все детали, и меня вело как пьяного. Он задремал, голова мягко скатилась с плеча мне на грудь. Я поймал его, и он, вздрогнув, проснулся. Потянулся сонно к подушке и, растянувшись кошкой на диване, улёгся спать. Губы двинулись в усмешке. Я обнял его поперёк туловища и прижался лицом к затылку, носом ведя. Чужие мышцы под руками затвердели. Он напрягся как струна, и я отозвался вибрирующим звуком ему в шею. — Слава… — Да? — Это как-то… — шёпотом, не двигаясь, но не убегая. Я промычал, укусил за загривок и расцепил руки, отпуская. Лёг поодаль. Он не издал звука, и я заметил, как очертания его напряжённых плеч не спешат расслабиться. Митя уткнулся в подушку, тихо что-то бурча. Я оттянул ворот своей футболки, чтобы охладить кожу, — не помогло. Рывком стянул её, кинул на пол и после блаженно уснул.                               *** После обеда выехали на электричке в город, и работа накрыла будни волной. Вадим стал чаще лунатить, а Митя познакомился со странным шаманом. Доверия он у меня не вызывает вообще.