Только бесовщина в городе

       Мы встретились поздно ночью в пятницу, когда ещё немного — и суббота. Вадим с нами не пошёл, поэтому теперь мы стояли втроём в длинной очереди к входу в клуб. Сверху, между мной и небом, висело множество гирлянд-мармеладок и декоративных фонарей. Мягкий жёлтый свет смешивался с неоном прожекторов, ласкал разноцветные флажки, зонтики и стены, разрисованные граффити. А на них не кляксы или нелепые фразы, а песни уличного искусства. Алиса, та самая — из страны чудес, среди огромных грибов, причудливых растений, в фиолетовом светящемся тумане. Подол её голубого платья изодрался, светлые волосы растрепались от нескончаемых приключений мини-девочки в макси-мире, а полосатые гольфы перепачкались в грязи. Она тянула ручки к вратам, а извилистые ветви сухих деревьев тянулись к ней. Вечный бег по кругу, Алиса. На другой стороне переулка я видел море ковров. На стенах, на земле. Тут и там валялись пуфики, стояли старомодные диваны, торшеры с абажурами в виде сочных красных губ, иногда с призывно высунутым языком. И иногда даже кошачьим. Огромные люстры свисали с деревьев, цветной хрусталь переливался, и это изобилие красок освещало улицу, каждую вывеску на ней и наши лица. Пахло сладким и пряным. Обычно я не заморачиваюсь над внешним видом, но сегодня другой случай. Я надел футболку без рукавов, обтягивающую, чёрную, чёрные джинсы. Строго говоря, я надел вообще всё чёрное, потому что это беспроигрышный вариант, а на фейсконтроле нам сейчас проиграть никак нельзя. Вышло немного скучно, поэтому в последний момент я замешкался и застегнул у основания шеи крупную серебряную цепь. Она плотно обтянула кожу, и первое время я привыкал к чужому весу и холоду металла. Очередь двигалась уверенно, уже слышались возгласы недовольных парней, которых, видимо, не пропустили внутрь. Я знаю, как это обычно работает: крупные компании — мимо, угрюмые лица — туда же, компании парней с угрюмыми лицами — нам хана. Нам, кстати, действительно хана, и это не для красного словца. Мы молчали, и со стороны могло показаться, что вообще не вместе пришли, да и само место изрядно перепутали. — Нас так никуда не впустят, вы можете хоть улыбнуться? — тихо произнёс я и лениво оглянулся. — Не волнуйся, я здесь когда-то работал, — отозвался шаман. — Дурь шаманскую толкал? — Слава вынул из кармана джинсов сигарету и поднёс её к губам. Раман прищурился: — Когда-нибудь ты остынешь ко мне, — сказал он, и Слава оскалился в ответ: — Коленки дрожат от ожидания. Я мотнул головой, цокнул и достал наушники. Зря только вырядился, нас точно развернут. Можно уже даже не переживать, приду через часик домой и лягу спать, а эти двое потом пусть сами в клубах ведьму ищут-свищут. Когда уже надел наушник, голого плеча коснулась рука Славы. Он извиняюще улыбнулся и протянул Раману пачку сигарет в примирительном жесте. — Всё, видишь, мы уже дружим, — забрал другой наушник из моей руки и затянулся сигаретой. Почему ты снова куришь, подумал я, а затем спросил прямо. Он отвернулся и выдохнул дым в пустоту. Рядом галдели девчонки, смеялись и пели невпопад. Сладкий запах в воздухе перемешивался с никотином, фонарики играли светом. «В последнее время нервы ни к чёрту, Мить», — слабо улыбнулся. — В цвет, в цвет. С вами тут с ума сойдёшь, — подтвердил Раман. Атмосфера между нами потеплела. Я привалился к стене и подставил лицо южным, как мне казалось, лучам фонарей. Они курили и бесконечно пререкались, и вот в этот миг издалека, хотя бы немного, но походили на типичных друзей. Я надеялся на их фоне тоже сойти за такового. Эти мерения хвостом или чем посущественнее вызывали улыбку, наполняли странным спокойствием, которого вроде и не должно было быть сейчас — в эту минуту и здесь. Я хотел прикрыть глаза, вслушаться в их споры, вслушаться в ужасное пение девушек рядом, ловить блики гирлянд через закрытые веки и представить, что в клуб мы пришли просто так. Отдохнуть и расслабиться. Хотел ощутить, что цепь на шее уже и не кажется тяжёлой, голые плечи ласкает вовсе не прохладный, а тёплый ветер, и Алиса не будет вечно бегать по кругу. Потом, когда всё закончится, может, придём сюда ещё раз, парни? Время неожиданно потекло быстрее, даже не хотелось, чтобы эта очередь заканчивалась, потому что была в ней своя неповторимая прелесть душевных ночей. Тех, которые вспоминаются потом ещё долго-долго и даже служат ориентиром, потому что кричат — вот что тебе нужно. Вот что ты всегда хотел, дружище. Но очередь всё же добралась и до нас. Милая маленькая девушка за железной оградой приветливо улыбнулась. Она подошла вплотную, простая и радушная, свесила руки через металлические прутья и пропела: «Приве-е-ет!» Мы также пропели ей в один голос, и она рассмеялась, вызвав у меня искреннюю улыбку. — У нас сегодня особая тематическая вечеринка, слышали? — сказала, внимательно нас оглядывая. Фейсконтроль, вот он, подумал я. Теперь ей надо понять, нормальные ли мы, можно ли нас вообще, олухов, людям показывать. — Ночь «в домике», — она сложила ладони над головой, изображая крышу, — можно чувствовать себя безопасно, отринуть давление, предрассудки... Поэтому я должна понять, подходит ли это вам, — участливый взгляд на миг стал серьёзнее, — сегодня ЛГБТ-френдли ночь. После развела руки в стороны и вскинула брови, «как-то так» — говорил её вид. Я раскрыл рот в лёгком замешательстве и неловко скривил губы. Это не беда, ничего. Я думал, будет хуже, — не знаю, порно-пати, например. Однажды тут такое было. Шаман низко рассмеялся: — Родная, да среди нас натурала поискать надо, — и через крохотную паузу, — а Слава вон вообще, — он указал на него рукой, — тот ещё пидо... — К-хм! — прокашлялся Слава, на секунду округлил глаза, но быстро вернул милую улыбку, — ты не смотри, что он на вид суровый дядя, — кивнул на Рамана, — если бы выбирал внешность, предпочёл бы стать пятнадцатилетней нимфеткой. Шаман театрально приложил руки к груди, возвёл взгляд к небу и томно простонал: — Ах... Я не сдержал смешок. Она с изумлением следила за актёрской игрой Рамана, а я озирался и сиял от увиденного представления, вбирая этой ночью все до последней капли тепла. Пока эффект сказанного ещё брал своё, шаман обратился к ней: — Ну как тебе доказать наше дружелюбие? — мягко, будто с ребёнком, спросил он и в упор посмотрел. Без давления, но не отводя глаз. Девушки в очереди позади, кажется, снимали нас на видео, я холодными руками накрыл горячие щёки и молча ждал, когда она под взглядом шамана что-то решит. Пара секунд, и усталая улыбка: — Ладно, давайте паспорта, шутники. А мы их уже заранее достали. Я всё это время держал палец как закладку на нужной странице, и мне только отмашку дай, и я всё покажу. После проверки она надела каждому на запястье бумажный браслет и поставила ультрафиолетовую печать в виде голубя мира. Это тронуло меня. — А теперь посмотрите во-о-от в этот угол, — указала на камеру сверху, — и улыбнитесь. Отлично, хорошего отдыха! Охрана пропустила через ограждение, проверила нас, и прежде чем мы успели скрыться за дверью, девушка вновь окликнула: — И, кстати!.. — скользнула по нам, — сегодня драг-шоу. Мурашки пробежали по рукам, мои губы медленно расплылись от смутной догадки. Я завис оловянным солдатиком, а потом посмотрел на парней, — в их взглядах промелькнула знакомая тень, и я знал, мы думаем одинаково. Наша ведьма никак иначе драг-квин. Мужчина в женском обличии!                               *** В клубах так всегда: заходишь — и словно в другой мир попал. Громкая музыка, синий неон, сценический дым вперемешку с дымом кальяна. Вело сладким, чем-то навязчиво-ягодным, и не последней нотой угадывались черника, бабл-гам и шоколад. Людей было очень много — они сидели на широких подоконниках; за барной стойкой; кучковались вместе прямо в центре; сновали перед глазами. До ушей постоянно доносился чужой смех, и это только первый этаж — самый маленький из трёх. Узкая витиеватая лестница с чугунными перилами вела нас вереницей наверх, туда, к месту всех основных событий, и уже на её середине мы словно оказались в пурпурном тумане — к этому привыкаешь не сразу, к обилию дыма. Музыка била по ушам, била по моему сердцу, вибрировала в глотке — так громко и так требовательно. Меня всегда охватывает томительное волнение вкупе с ужасом от оглушительных битов, а стены... Стены словно дышали. Второй этаж в клубе самый большой, в нём по меньшей мере три помещения, и, как подобает приличной матрёшке, — каждое следующее чуть меньше предыдущего. А главная особенность в том, что через все комнаты можно пройти насквозь по одному-единственную широкому проходу. Никаких дверей, лишь огромные арки, и из любой точки всегда виден танцпол. Я замер на последней ступеньке, мысленно готовясь к этому сшибающему потоку. Царила духота, и даже та немногая одежда, что облепила меня, казалась лишней и сковывающей в эту ночь. Толпа прижатых друг к другу тел одним целым извивалась и прыгала в такт музыке, поднимала десятки рук над головой, а потом визжала очередной припев. Я видел их ауры, они перемешивались, рассеивались, и невозможно было отличить, какой цвет кому принадлежит. Раман словно понял без слов — понимающе кивнул: «Да, я тоже вижу», — а затем шагнул в пучину. Мы еле пробивались между тел. Меня сдавливало, сжимало, иногда скашивало в сторону, и я чуть не потерялся, пока Слава не встал позади, не уместил руки на моих плечах и повёл уверенно вперёд. Жар исходил от чужих тел, а его руки были блаженно холодными, я повёл головой и коснулся ухом ледяных пальцев, облегчённо выдыхая. Мы прошли сквозь танцпол, через арку, и оказались словно в гостях у вампира девятнадцатого века. Камин, картины, плетёный ковёр, два кресла и вычурная винтажная софа. Вокруг с десяток круглых столиков, и каждый занят. Низко висела хрустальная люстра, очень слабо отдавая жёлтым. Стильно, не отнять. Здесь всегда было лампово, напротив же, шлам типичных гадюшников никогда не охватывал и не вызывал трепета во мне. Шаман уверенно прошёл к компании парней и присел на спинку дивана. Они с ним о чём-то оживлённо говорили, а после он тронул каждого по очереди за плечо и что-то в ухо прошептал. Я не знаю — что, но те встали, забрали алкоголь и второпях освободили место, а он вальяжно расселся на кресле и приглашающим жестом указал нам на софу. — Будем ждать наше сатанинское отродье, — вытянул ноги по всей длине. Ему на стопы султанок не хватало для полноты картины. Я тоже присел. Здесь легче дышалось, было спокойнее и не приходилось перекрикивать толпу, желая хоть что-то сказать. Окинул взглядом всех вокруг и прикусил щеку. Что, если ведьм снова устроит нам вчерашний бэд-трип, или того хуже? Вот в чём дело: шаман утверждает, то был ритуал. Он якобы поразмыслил и пришёл к выводу, что только так можно повлиять сразу на три разума одновременно. — Допустим. А если ритуал — это танец, и он прямо сейчас на сцене начнёт нас ритуалить, ну? — наклонился вперёд, чтобы слышали только они. — Тогда тут всех скосит как в героиновом притоне. Представь то, что было с нами, но в таком масштабе, — он оглянулся, я похолодел и захлопал часто ресницами, — потому вряд ли такое случится. За соседним столиком кто-то слизывал соль с чужого запястья, выпивал залпом шот текилы и тянулся к губам напротив за лаймом, так его и не откусывая. Целуя. — Работал тут, говоришь, — задумчиво протянул Слава. — Ты так внимателен к моим словам и так вовремя отвечаешь, — шаман запрокинул голову и одарил его льстивой улыбкой. Я откинулся на спинку софы и расслабленно прикрыл веки. Мне их споры начинали доставлять. Будто я слушаю подкаст с какого-нибудь версуса. У них приятные голоса, и даже препираются они не злобно, а потешно. Лицо тронула блаженная улыбка, я качал головой в такт мелодии, отбивал пальцем по подлокотнику, дёргал ногой и тихо мычал слова песни. — Пять лет назад, — уточнил шаман. — Пять лет... Хм, был тут на хентай-пати пять лет назад. Я открыл глаза. В зефирный мир моего подкаста ворвались и безжалостно надругались. Я уставился на Славу, и он поспешил объяснить: — Они крутили на проекторе вырезки со всеми... щепетильными моментами, но я, честно, не знал, что такое намечается, — он перевёл смешливый взгляд на Рамана, — но раз пришёл, не уходить же? Шаман рассмеялся. Я, наверное, вообще впервые это видел и от такой резкой дружелюбной перемены опешил. — Щепетильные, так ты это называешь? — добавил он и обратился ко мне: — Не смотри так, ты тогда пешком под стол ходил. — Да боже ж мой, мне было семнадцать! — я всплеснул руками, будто воззвал к высшим силам, а затем лениво протянул: — Ну и ничего. Зато через год я тоже сюда пришёл, — и высунул язык, чтобы, видимо, на деле показать, что пять лет назад действительно пешком под стол ходил. Мимо нас в этот момент прошла текила-гёрл с чёрным облаком гелиевых воздушных шаров. Слава остановил её, достал кошелёк, и Раман поспешил добавить: — Возьми два. Я в недоумении проводил девушку взглядом, а затем уставился на Славу. — Хочешь? — сказал он и развязал латексный хвостик. Почему бы и нет — я кивнул. Взял шарик и обхватил силикон губами, сразу вспоминая забытый из детства вкус резины. Втянул в себя газ, а потом, отведя голову, сказал на пробу пару слов, но голос ничуть не изменился. Мне стало вдруг смешно, я хохотнул, но серьёзно уточнил: — Голос тот же, это ведь гелий? Раман рядом фыркнул. Слава забрал шарик из моих рук. — Это не гелий, Мить, — прошелестел он. — Веселящий газ, — закончил Раман. Я снова издал смешок и сразу заткнул рот рукой, но это не помогло, и я засмеялся в ладонь. «Да ну вас», — сказал им и услышал хохот. На самом деле почти ничего не изменилось. Меня не вело, не вставляло, даже от сигарет эффект ощутимее, но расслабление всё равно разливалось по телу, а ещё моментами тянуло на смех. Через пару минут я вновь потянулся к шарику Славы. — Не вдыхай много, голова закружится, — предупредил он. — Чему ты пацана учишь, Слав-ва? — с напускной укоризной, растягивая слова, спросил Раман. — Лучше я, — ответил Вава, когда я обхватил губами хвостик шарика в непрямом поцелуе. Краем глаза видел, как внимательно он за мной наблюдал. Мы не выходили танцевать. Отчасти потому, что пришли по делу, отчасти — чтобы не потерять выигрышное место, поэтому я наблюдал за тем, как минор из раза в раз сменялся мажором, как активно к танцполу стягивались новоприбывшие. Когда заиграла Макарена, зал раздался рёвом. Люди стали в такт пружиниться на месте, а диджей залез на стойку и задвигался в унисон одобрительных возгласов. Толпа в ту секунду казалась точь-в-точь живым существом. Как заколдованные, они двигались в едином ритме, и я подумал, что музыка — вещь похлеще гипноза. И даже во много раз. Эти мотивы пленили и меня — тело отдавалось мелодии, слегка покачивалось, и когда прозвучали первые слова, я, как и все вокруг, как часть того существа, вытянул руку, потом вторую, развернул их ладонями вверх, дальше на плечи, на затылок, бока, и бёдрами круг! Широко улыбнулся, рассмеялся, запрокинул голову и повторил. Я поймал взглядом Рамана, Славу, уложил подбородок на кисти рук и одарил их улыбкой до ушей, поиграл бровями, и снова раздалась Макарена, и снова я повторил танец, а в воздухе мой смеющийся голос смешивался с их голосами. Я чувствовал себя таким молодым и лёгким. Музыка сменялась, люди порой подсаживались на спинку или подлокотник софы, совсем не обращая внимания на нас, но это ни разу не смущало. Время давно перевалило за полночь, наступила суббота, а сцену готовили для выступлений. Я нетерпеливо ёрзал на месте, предвкушал. Яркие прожекторы перевели внимание на подиум, в зале стало темно, тихо, все замерли, и на сцене появился весь в кукольно-красном ведущий. Уши звенели от визга вокруг — настолько щедрой была публика. Я посмотрел на Рамана. Он прищурившись следил за всем, напрягся и наклонился ближе, чтобы ничего не упустить. Я же, напротив, расслабился и погрузился в ночь. А ночь сияла, раздавалась аплодисментами и провокацией. Драг-дивы не просто танцевали, они рассказывали истории, и я знал, что наряд, макияж, а в особенности песня — всё имеет значение. Был парень в образе домины с блестящей плетью в руках, в полупрозрачном халате, под которым такой же блестящий бандаж. Он танцевал властно и грубо, спускался к толпе и гордым взглядом окидывал всех. Прошёл рядом с Раманом, длинные когти царапнули спинку кресла, и шаман едва заметно мотнул головой — не он. А ещё выступал драг-квин в сладком розовом комбинезоне под песню о неизбежности расставания; королева готики с эксцентричным красным париком и чёрным разрисованным лицом; немного экзотики на пилоне, жаркой латины и даже шуба на голое тело с оголёнными в стразах ключицами. Все такие разные, но ни один из них не ведьма. Был и тот, что оставил неизгладимое впечатление. Пепельный кудрявый парик, выбеленное лицо, блёстки на скулах, серебряная помада и на этом фоне — чёрные глаза-миндаль. Такой же черноты корсет уходил вниз, превращаясь в крохотные шорты. Он весь был обшит жемчугом, жемчуг висел и на шее, спускался ниже, проваливаясь в декольте. Плавные кошачьи движения искрили так невесомо и легко, так чувственно. Музыка медленно раскачивалась, волнами нарастая. Текуче вверх и вниз, задержать дыхание и снова вверх, увеличивая темп. Она дразнила, отзывалась нетерпением в груди, и поток однозвучных битов хотелось грубо разорвать. Она мешала вдохнуть, и зал притих в ожидании момента, наблюдал за выступлением. Музыка отдавалась пурпуром, фиолетовым свечением, сквозила пошлостью. Я чувствовал. Тяжело дышал ртом и ощущал наваждение всем телом. Он танцевал, жемчуг перекатывался, руки элегантно скользили, показывая, куда смотреть. Там... Там было ровно и гладко. Я устыдился и отвёл взгляд, и если бы не широкие плечи, сухие, но крепкие руки и мужская грудь, я бы и правда решил, что танцует девушка. Он двигался по залу быстро, но мелодично — давал возможность посмотреть всем на себя. Оказался в метре от нас, в игривой позе прильнул к спинке софы, наклонился ближе, просовываясь между мной и Славой. Я встретился с его чёрным взглядом на секунду, прежде чем он вновь упорхнул. А музыка продолжала тихо настаивать и давить, кружа. Отринь искусство, отбрось налёт — и тогда в голом танце увидишь древность и колдовскую силу. Я посмотрел на Славу и застал лишь его серьёзный профиль. Он внимательно наблюдал за чёрным вихрем в жемчугах. — Тебе нравится? —  прошептал. Сердце гулко билось, и непонятно мне было, от музыки ли. Он отмер, нахмурил слегка брови и провёл ладонью по воздуху, очерчивая вокруг всё: — Эпатажно. — Да, но... Тебе нравится? — сглотнул и неосознанно потянулся ближе. — Если я скажу, что да, то?.. В этом не было издёвки или провокации. Честный вопрос на честный вопрос. Люстра не горела, слабым синим отдавались светодиоды, темнота облепляла, а выжидающий взгляд напротив терзал. Сердце билось, грудь ему в такт, меня от печали отделял лишь ответ. Либо да, либо нет, и я не хотел его узнавать. Досада, грусть и зависть мешались внутри, обжигали холодом, отражались на лице. — Расскажи мне, — прошелестел он, — что сейчас с тобой?.. Я судорожно выдохнул, сглотнул и потянулся вперёд. Коснулся щекой его груди и прикрыл глаза. Чужие мышцы, на секунду напрягшиеся, расслабились, и я заговорил. Сбивчиво, торопливо, смущённо. Про стыд и вину от нашей ссоры, маму, одиночество, сомнения и страхи. Про тянущую лёгкость этой ночи под моей кожей, про его тёплую грудь, ледяные руки и укутывающую заботу. Темнота нас укрывала и прятала под сенью, дарила близость. Где-то на фоне продолжалось шоу, играла мелодия, а я дрожащими губами благодарил его просто за то, что он есть. Долго и тихо, пока Слава, наклонившись ко мне, молча слушал, придерживая плечи. — Я не хочу, чтобы тебе нравилось, — прошептал я. — Мне не нравится, — коснулся губами уха он, — мне нравишься только ты. В груди щемило, надрывалось, и тот вопрос, что я так и не задал прежде, теперь вновь жил. — Ты позавтракаешь со мной? — попросил, отведя взгляд. — Сколько хочешь раз, — ответил он и губами нашёл мои губы. Ночь, прошу, не заканчивайся. Мы в домике.