Речь директора воодушевляла, право слово. Таких длинных речей не доводилось слышать аж с последней школьной линейки. Скука смертная — одним словом. В зале тишина гробовая, и мертвые с косами стоят, образно выражаясь. Все такие послушные, хорошенькие, беленькие и пушистенькие на виду у преподавателей. — Почему у меня французский псевдоним? — послышалось сначала шелестение мантии, а потом недовольный шепот, отвлекающий от размышлений. С одной стороны, стоит отметить, диалог в данный момент весьма кстати, потому что если продолжать вслушиваться в бесконечные пожелания удачи в учебе, то можно и свихнуться слегка. С другой — что-то здесь нечисто. — Просто я так решила, — она чуть ближе наклоняется, чтобы можно было говорить тихо. — А с какого перепугу ты всё решаешь? — Я старше, — прозвучало весьма убедительно, возможно, даже очень затыкающе, но… — С каких пор это аргумент, э?! За этой фразой последовал достаточно ощутимый толчок локтем в бок, будто бы это могло действительно послужить качественным кляпом, а потом шиканье, неразборчивая, но, скорее всего, нецензурная речь полушепотом. Несколько пар удивленных глаз первокурсников уставились на возню впереди себя в тупом изумлении, начав испуганно перешептываться о том, что в школу, должно быть, отправили сумасшедших. На любопытных студентов тут же обрушилась тихая и ужасно раздраженная тирада о том, что стоять нужно молча и не доводить окружающих до нервных срывов. Психи поутихли, когда речь Диппета стала подходить к своему логическому, — Боже, наконец-то! — завершению. Почему-то поначалу думалось, что в каноне только Дамблдор был таким… немного с прибабахом и огромной любовью к душещипательным беседам, но, как оказалось, эти ораторские таланты передаются от директора к директору. — Спорим, я попаду на Пуффендуй? — всё тот же заговорщицкий шепот. — Пф-ф, да я скорее на Гриффиндор отправлюсь, чем ты на факультет добряков и тружеников… — привычное закатывание глаз вызывает у второй девушки хитрющую улыбочку. — Зачем тебе туда? — Хочу жить поближе к кухне. Спорим? — На что? — Ты не будешь запрещать мне путанить в Хогвартсе. — Мерлин, храни меня от пубертата! Хорошо, давай. Они сцепляются в крепком рукопожатии и воровато оглядываются, ища жертву, которая может разбить. Какой-то белобрысый пацаненок стоял совсем рядом и уж слишком пристально, на свою беду, смотрел в сторону двух странных девушек. Он-то и становится их невольным свидетелем, а потому лишь обреченно проводит детской ладошкой, расцепляя крепкие узы гениального спора всех веков и народов. — Сама-то куда хочешь? — снова отвлекающий шепот. — На Когтевран. Подальше от всяких полудурков, громких событий и скандалов. Мы с тобой посидим тише воды да ниже травы, а я решу, как же обратно вернуться. Ответа не последовало, только разочарованный вздох. Шляпа на стуле выглядит совсем живой и ужасно потрепанной. Возникают ассоциации, что так будут выглядеть в старости все прокуренные и побитые жизнью стойкие женщины вида «Галя, отмена». Честно, было очень жалко. Сколько всего пережил этот говорящий кусок магической материи. Грустно, ведь сейчас ему предстоит встреча с настоящим демоном преисподней, чьи коварство и умение искать приключения на пятую точку просто фееричны, непостижимы адекватному уму. — Марсо, Элен! — у названной девушки непроизвольно дернулся глаз. Французский доконал ещё при жизни, а теперь, что, терпеть его остаток другой жизни? Так не просто терпеть, быть частью! Глаз дергаться начал уже на злополучной платформе, которую найти было не под силу даже великому и удачливому Гарри Поттеру, что уж говорить о простых смертных девушках, рода «Попаданки типичные», немного невезучие, но зато со знаниями канона и одной прямой извилиной на целые две головушки. Благо, что после тысячи лет препираний, им, в конце концов, удалось по считалочке определить, кто ж первый пойдет о стенку биться. После этого, конечно, последовал часовой монолог о безобразном отношении к новоприбывшим ученикам, об отсутствии сопровождающих и прочее-прочее. Горести удачливых неудачниц, попавших в другие реалии, до боли тривиальны: у них нет больше дома, нет близких, нет своего имени — всё осталось в другом, ранее осточертевшем, но желанном теперь мире. А ведь ещё нужно думать о шатком каноне, о некрепких нервах местных психов, — черт, пардон, — персонажей, что чаще всего до ужаса тянутся к героиням подобных истории, лапая, зажимая по углам, предлагая руку, сердце, но только не почку, к сожалению, которую можно было бы выгодно продать. Ах, мечты-мечты. Элен, которая на деле-то совсем и не Элен, но это уже никого не волнует, что-то нашептывала себе под нос, быстро шевеля губами. Шляпа, видимо, внимательно слушала, вдумчиво пережевывая, причмокивая и урча, а потом, неожиданно для второй участницы спора, громко вякнула, разрезая скрипучим голосом полюбившуюся тишину: — Пуффендуй! Не стой рядом целая толпа мелких детишек, боязливо смотрящих по сторонам, ожидая своей очереди, то многострадальная тушка почувствовала весь холод и твердость магических полов в школе волшебства. Волшебный обморок прошел мимо, так и не осчастливив своим вмешательством в этот театр абсурда. Марсо с гаденькой улыбочкой, явно предвкушающая свои экстравагантные похождения, летящей походкой направилась к столу факультета, обитатели которого даже и не представляли себе всю «прелесть» ситуации. Тем временем пиздец обретал невообразимый размах. — Вознесенская, Анна! Тишина в зале поражала уже в сотый раз. Где перешептывания и бесконечные разговоры студентов, когда они так необходимы? Выбор имени был основан на попытке состряпать на коленке годную лживую автобиографию. Сестрами быть было бы крайне не выгодно, потому что слишком много придумывать и запоминать придется, а тут — легчайшие, выдуманные из головы факты, абсолютно рандомные. К тому же, если кто-то-все-сами-знают-кто вдруг случайно решит
***
— Слушай сюда, звезда моя, — перед выходом из зала Анна поймала за руку окрыленную Элен, оттягивая её от толпы оживленных пуффендуйцев. Окружающие косо глянули на них, но ничего не сказали, а лишь прошли мимо. — Усваиваем жизненно важные правила: слушаешь меня, канон не рушим, мне не мешаем. Все медленно расползались по гостиным, совершенно не замечая бурные и страстные разговорчики возле двух больших светильников, озаряющих мрачный коридор школы. Сороковые — явно не те годы, в которые хотелось бы попасть человеку из продвинутого, двадцать первого века. К тому же, если вспомнить труды мамы Ро, то стоит отметить, что сейчас стоит неспокойное время магической войны, а во Франции бедокурит Геллерт. Нужно было очень быстро драть когти, чтобы потом не встретиться с новым темным волшебником, который сейчас просто вредный мальчишка с непомерным эго. — Э-э-э, чет вяло как-то… Как мне хаос творить? — попыталась протестовать девушка. — Твори хаос, но в пределах гостиной пуффендуя, не лезь к тем, кто должен потом породить на свет всяких Драко, Теодоров и так далее, мало ли… — Вознесенская увлеченно перечислила пункты, совершенно не обращая внимания на протесты и людей вокруг. — Ах, да! Молю, только к Реддлу не суйся. — Ой, да всё тип-топ будет, не ссы! — Марсо похлопала подругу по спине, заставив ту болезненно поморщиться. — Ты прикинь, мы ж с тобой героини тех самых фанфиков, которые никогда и никто не читает. А ещё мы одного возраста! Больше никакой тирании! Добби свободен! Рука с выразительным хлопком встречается с лицом, сморщившемся в гримасу «помилуйте меня, силы небесные». Коронный жест на ближайшие несколько недель точно, а потом как-нибудь всё устаканится. Они обязательно смогут вернуться обратно, в привычный мир, в родной дом. — Как думаешь, кто из этих слизеринцев Томарик? — Элен вдруг снова перешла на шепот, будто кто-то здесь мог понять их язык. Хотя, если рассуждать логически, то Долохов мог понимать отчасти, если не забыл свои корни. Стоит быть осторожным, ведь всякое слово, брошенное неосторожно, будет использовано против сохранности их настрадавшихся тел и бедного канона, которому ещё предстоит претерпеть столько зла Проследив за взглядом своей подруги, Анна заметила выходящую из Большого Зала группу юношей, молчаливых и пресловуто загадочных, прям как в дешевых романах, где серая мышка втюривается в самого таинственного парня в школе, а потом страдает от его биполярки и дединсайдовских наклонностей. Девушка незаметно перекрестилась, дабы не стать заложницей подобной ситуации, ведь это совершенно не вяжется с её планом. — Может, тот, — кивает в сторону студента, находившегося ровно посередине всей процессии, гордо держащего прямую осанку, наверное, чувствуя, что все вокруг него — лишь жалкие пешки, полностью ослепленные его обаянием. Черные волосы обрамляли худощавое лицо с острыми скулами, а глаза, не менее темные, как и сердце этого подростка, казалось, пронзают душу. — Не волнуйся, чувствую, мне ещё предстоит узнать это в гостиной, спасибо гениальной шляпенции! Вознесенская шмыгнула носом, подавляя жгучее желание взвыть. Ладно, если бы попали во временя Шпроттера злосчастного, так нет! Эпоха «Золотого трио» сулила максимум школьного врага в качестве вредины Малфоя, а здесь живешь через стеночку от вселенского зла в масштабах шестнадцатилетки с максимализмом в венах вместо крови. Ещё придется следить за бегающей рядом подружкой, так и тянущейся ко всему запретному. Как она вообще попала к веселым и находчивым барсукам? Уму непостижимо, ведь с её характером нужно было сразу палачом в замок пыток и ужаса. Простившись друг с другом, проронив пару скупых слез, — плакала только Вознесенская, чья многострадальная задница чувствовала катастрофу феерических размахов, — подруги разошлись по гостиным. Нужно было запомнить пароли, найти свои спальни, разложить скудный багаж, состоящий из пары вещичек и множества книг. Много важных дел. Всё их краткое пребывание в этом мире началось ни больше, ни меньше, а месяц назад. Сначала в гениальную книгу всех поколений попала Анна, по собственным словам, перед перемещением последним запомнила только белый потолок и яркий свет перед глазами, а потом была кромешная тьма, позже прерванная потоком холодной воды, что ей плеснули прямо в лицо. Мокро, мерзко и обидно. Но ещё сильнее ощущался липкий страх, окутавший всё тело — неизвестное место, страшные люди, узкая каморка и маленькое окошко, а за окном завывал унылую песню ветер. Передернуло. Тогда казалось, что жизнь закончилась. В лондонском приюте, — к счастью, не Святого Вула, и на том спасибо, госпожа Фортуна, — рассказали, где, как и под чем её нашли. В подробностях и красках. Наверное, судьба издевалась, ведь Анне пришлось стряпать себе биографию, придумывать гениальные сюжетные повороты своей легенды, но, естественно, не без помощи. Небольшой козырь в рукаве, непрошеный и неожиданный даже для неё, оказался весьма полезным, хоть и алчным, но об этом позже. Потом прошла неделя, а, может, и две, после чего появилась Элен. Сколько радости было увидеть знакомое лицо из старого мира, такое же охуевшее, по-другому не опишешь это выражение, такое же испуганное. Нужно было придумывать историю и для неё. Настоящие имена оставлять нельзя, потому что так можно было нарушить хрупкое равновесие, о котором Вознесенской стало известно благодаря тому же козырю. Что-то настораживало, но из двух зол, как говорится, выбираешь меньшее. Жизнь завертелась, закружилась, ведь в детском доме нагружали работой, чтобы детки жили на собственноручные, кровно заработанные деньжата. Дальше всё шло так, как и прописано в излюбленных книгах, фанфиках и мангах: попаданцы получают письмо, сообщение или визитку, нужное подчеркнуть, а потом отправляются в какое-то место, где их пребывание переворачивает всё с ног на голову. Совы буквально вбросили письма в дрожащие от удивления руки, улетая прочь. Марсо так и сказала в тот дождливый день: — Кому-то пиздец!