Мёртвый мальчик

День явно не задался. Черная кошка передала Ивану свой черный привет: первой, кого встретил Ваня, оказалась та самая староста Катя Сорокина. Он столкнулся с ней нос к носу, как только сделал шаг через порог кабинета. - Здравствуй, - приветливо улыбнулась Катя. Ваня хмуро промолчал и попытался протиснуться мимо нее в класс. - Как спалось? – еще более дружелюбно поинтересовалась девушка. - Так себе, - отозвался Ваня, подавляя в себе мучительное желание кинуть в нее стулом. - Почему на первом уроке не был? Ваня хотел было снова пустить в ход мертвеца, но, к счастью, вовремя подошедший учитель русского языка Вадим Сергеевич избавил его от этой необходимости. Иван скользнул вдоль стены к своей последней парте, бросил рюкзак и сел, не замеченный никем из одноклассников. Одноклассники Ваню не то чтобы не любили — скорее, опасались. Его не осуждали в классе, не шушукались о нем за спиной, охотно делились карандашами или ручками, если он что-то забывал, давали списывать, с радостью принимали в команду, когда на физкультуре класс играл в баскетбол. Но при этом на переменах и на уроках Ваня неизменно оставался один, хотя весь класс давно разбился по компаниям. За столиком в столовой к нему не подсаживались, не хвастались новыми гаджетами и не звали в кино. Не сказать, чтобы это его сильно расстраивало. Лужинский не любил быть среди людей, ему комфортнее было в одиночестве, но отношение сверстников его порой настораживало. Как сказала Катя Сорокина: «У тебя всегда такое лицо, словно ты можешь всех нас перерезать, а потом спокойно пойти в кафе поесть суши». Сути формулировки Ваня тогда так и не понял, но сравнение его позабавило. - Записываем число, - сказал Вадим Сергеевич, выводя на доске каллиграфическим почерком «Семнадцатое сентября». Ваня послушно записал число — мелко и неразборчиво. Даже он сам едва разбирал свои каракули, а Вадим Сергеевич и подавно. Другой учитель давно почеркал бы всю работу красной ручкой и раздраженно нацарапал бы внизу страницы: «Пиши аккуратно!», а Вадим Сергеевич терпеливо садился вместе с Лужинским и потихоньку, слово за словом, разбирал его писанину. Учитель русского и литературы был одним из тех немногих людей, которых Иван уважал. Тот был молодым — всего двадцать пять лет! - но ученики его ценили. Он не говорил лишнего, объяснял кратко, но доступно. Всегда рад был помочь и не выделял для себя «любимчиков» в классе. Уроки у него пролетали незаметно. После русского десятый «Б» гурьбой повалил в физкультурную раздевалку. Ваня по привычке плелся в хвосте и слушал музыку. С наушниками он не расставался даже на ночь. Пару раз мимо Вани пролетала раздраженная Инна Ивановна, но, завидев его, тут же переходила на шаг и прижималась спиной к стенке. Учебный день шел своим чередом. На уроке класс разделился на команды и, как обычно, началась игра в баскетбол. Физрук — молодой парень в зеленом спортивном костюме — поставил Лужинского как сильного игрока в более слабую команду. Уверенные в своей победе противники разочарованно вздохнули. Несмотря на то, что играл Иван в одного и никому не давал пасы, его команда неизменно приходила к выигрышу, даже если остальные ее члены ходили по площадке пешком. Подпрыгнув, Ваня коснулся мяча кончиками пальцев и легко выбил его у признанного красавчика и лидера класса Артема Михеева. Тот негодующе зашипел и попытался толкнуть его локтем — о чистоте игры он никогда не заботился, - но Лужинский увернулся. Внезапно у Вани резко закружилась голова. Он не удержался, выпустил мяч, упал на колени и на секунду прикрыл глаза. В голове словно взрывались цветные фейерверки. - Михеев! Фолы! - возмущенно крикнул физрук, подбегая к Ване. - Да я его даже не коснулся! - заорал Артем. - Лужинский! Что случилось? - физрук присел на корточки. Иван хватал ртом воздух. Голова перестала кружиться, но к горлу резко подкатила тошнота, и стало нечем дышать. Одноклассники с интересом столпились вокруг него. Кто-то положил ладонь на его плечо, но Ваня раздраженно сбросил ее. Он ненавидел, когда его жалеют. Попытавшись подняться, он снова неуклюже упал на вытянутые руки и закашлялся. Подбородок что-то защекотало. Лужинский машинально потер чесавшееся место тыльной стороной ладони и очень удивился, обнаружив на ней длинную красную полосу. Почувствовав краткое облегчение, он, пошатываясь, поднялся. Одноклассники испуганно отшатнулись. Кто-то протянул зеркало. Из отражения на Лужинского смотрело мертвенное лицо с синими губами. Губы и подбородок были залиты кровью. Перепуганный физрук отправил его в медпункт. Медсестра, похожая на кусок ваты, криво засунутый в медицинский халат, сообщила, что давление у десятиклассника Лужинского в норме, температуры нет, зрачки в норме. Однако справку на освобождение от занятий все-таки выдала. - Туберкулеза нет? Сифилис, СПИД или еще что-то? - напоследок спросила она. Ваня помотал головой. - Матери срочно сообщи, и поезжайте в больницу. Кажется, ты подхватил какую-то дрянь. Умывшись и понаблюдав за кровавой водой, спускающейся в слив раковины, Ваня вышел на улицу и глубоко вдохнул. Голова больше не кружилась, но странная слабость осталась. Домой он не пошел, опасаясь напугать маму, а побрел в близлежащий парк. Купив в киоске банку колы, он сел на скамейку и уставился на фонтан перед собой. На душе было, мягко говоря, не очень хорошо. Не к месту вспомнилась мертвая черная кошка у подъезда и жирная муха на ее глазу. Точно так же муха сидела на глазу самого Вани. Он вообще живой? - Ванечка? – произнес за его спиной вкрадчивый голос. Ваня обернулся и увидел старушку. Старушка был крайне древней, морщинистой. За ее спиной висел дряхлый рюкзачок, а на ногах красовались растоптанные кроссовки. Ваня почувствовал необъяснимую тревогу. Прозрачные, с практически невидимым зрачком, глаза старушки смотрели не на Лужинского, а куда-то глубже. Это заставляло Ваню внутренне сжиматься от ужаса. - Ну? – севшим голосом отозвался он. - Я присяду? Ваня кивнул. Старушка осторожно примостилась на краешке лавки, поставив рядом что-то длинное и продолговатое, скрытое болотно-зеленым выцветшим брезентом. При взгляде на брезент Ваню вдруг затопило необъяснимое отчаяние. Ему захотелось подойти к фонтану и разбить об него голову. - Лихо ты это с мухой устроил, - протянула старушонка. Голос у нее был противный, брюзжащий, истинно старческий. Ваня пустыми глазами уставился на бабульку. - Ну-ну, голубь мой сизокрылый, ты меня-то не гипнотизируй, на меня твои глазиш-шы не подействуют, - успокоила его старушка. - Кто вы? – выдохнул Лужинский. Интонация получилась испуганной, практически щенячьей. Сказал и тут же устыдился. Старушка рассмеялась, словно зазвенела мелочь в невидимой копилочке. Даже когда ее губы растягивались в улыбке, демонстрируя полное отсутствие зубов, глаза все равно оставались холодными. - Я? Этого тебе ишшо пока знать не нужно. У нас есть для тебя работа. - Какая работа? – Иван неожиданно успокоился. Незнакомка сунула ему в руку прямоугольный лист жесткой бумаги. - Сегодня до полуночи ты должен явиться по этому адресу. Уважительной причиной для неявки будет только – хе-хе! – смерть. Не придешь – она вот к тебе придет, - просвистела старушонка, кивая на брезент и будто случайно касаясь им Ваниной руки. Мир потерял краски. Лужинский внезапно вспомнил опасливые взгляды одноклассников и перешептывания. Отчаяние и обида захлестнули его разум. Его зашатало. Взгляд невольно зацепил острый край горлышка разбитой бутылки, которым в теории можно было замечательно резануть себе шею. Не отдавая себе отчета в действиях, Ваня сделал шаг к горлышку. Из бездны тоски его вытолкнул посторонний звук. - Иными словами, проснешься утречком с ножичком в горле, - заключила старушка. Поднимаясь со скамьи, она шаркнула ногой. Противно хохотнула, крутанулась на месте и исчезла, прихватив с собой зачехленный предмет. Ваню бросило в холодный пот. В пальцах он неожиданно обнаружил небольшой лист бумаги, похожий на визитку, про который он уже успел забыть. Дрожащей рукой он поднес листок к глазам и прочитал: «Начальник русского отдела мрака Первый меч мрака Барон мрака Мечник Арей. Телефон: любой, главное – желание дозвониться. Адрес: Большая Дмитровка, 13». Немного успокоившись, Ванька прикинул, что вряд ли рассыпающаяся старуха могла быть первым мечом мрака, да еще и с именем бога войны. Соответственно, ему передали визитку другого человека. Ваня провел пальцем по шраму на затылке. Страх снова ледяной волной подступил к горлу. Лужинский понял, что все слова старухи – правда от первого и до последнего.