Дай мне шанс

Утро началось рано. По расписанию оно начинается в восемь, но, кажется, из-за стресса, как это бывает, не часто, но все же случается, Барбара смогла назвать причину подъёма в шесть утра. Хотя с чего бы ей нервничать. И все же нужно проверить отца. Она обулась, натянула халат поверх ночной рубашки. Теперь солнце встаёт в её окнах, мисс распахнула коричневые, с большими непонятными цветками, шторы. От резкого движения, осевшая за ночь, пыль поднялась в воздух, стала видимой на солнце. От этого девушка чихнула. А затем ещё раз, только уже из-за лучей тёплого солнца, попавших на нос. "О чем думала? Ни о чем." Не издавая звуков, она спустилась на первый этаж, ну по крайней мере пыталась. Даже слуг еще нет, их рабочий день начинается в семь. Их в доме немного. Эдвард и Генри, бедный мальчик его мать умерла от тифа, когда тому было три, они работают грузчиками, помогают таскать столы или (и) стулья, если то понадобится, топят камины, отправляются в город за продуктам. Гости бывают не часто, лишь лорд Генри - лучший друг Флимонта может зайти два дня подряд. Станислав, он не то чтобы хорошо говорит по-английски, работает дворником. А то, как он стижет туи, уже все кто может обзавидовались, на это у него явно талант. Готовит Элис, старая женщина, такое чувство, что она шла в комплекте с домом, Барбара и не вспомнит, когда её наняли, так давно это было. Люси и Кэтрин занимаются стиркой и всем остальным. "Придётся нанять кого-то еще." Она, спускаясь по лестнице, заприметила письмо, кажется даже не одно. Они лежали к входной двери, на коврике. "Письма в такую рань?" Она взяла конверты в руки. — "Мачеха пишет отцу. Не хорошо читать чужие письма. Но ведь это ради его блага. " — она сунула письмо во внутренний карман халата. Второе письмо было от Бэзила. Она зашла в пустую кухню, села на стул, за которым обычно сидит отец, как глава семьи, и закинула ноги на стол. Развернув бумагу, глаза забегали по строкам. "Моя милая Барбара, я обещал Вам отправить картину на первую же возможную выставку, но мне очень жаль, я не смогу выполнить обещание. Вчера, когда Вы покинули меня, я отправился на вечер к леди Брендон. Мне казалось, что Вы тоже должны были там присутствовать. Я конечно могу ошибаться, но все же я припоминаю наш разговор, не только про ваш азарт одиноких вечеров, но и про обязательности их посещения. И на сколько я помню, этот вечер не должен был стать исключением. Я волнуюсь, все ли хорошо? Собственно, почему я так решил насчёт картины. Там же я встретил молодого парня, зовут его Дориан Грей... "Снова ты." ...очень очаровательный молодой человек, недавно приехал в Лондон. Я считаю, Вас неприменно нужно познакомить. Я нашёл в нем, как когда-то в вас, музу. Он же вдохновил меня на написание картин. И сейчас на моей душе нечто такое, что сложно объяснить словами. Это вдохновение, оно незамедлительно хочет вырваться наружу, а точнее на холст. Надеюсь Вы меня поняли. А так же наша встреча, которая должна была состояться через шесть дней, её придётся перенести. Приношу свои извинения. Буду ждать ответа. До свидания." — С какой такой кстати мистер Грей — произнося его имя, губы скривились, словно показывая отвращение, — только что приехавший в город, уже мне не нравится? Ах да, отобрал моего единственного близкого друга и подставил перед отцом. Она быстро соскочила со стула и побежала в комнату, все равно что маленький ребёнок, которого только что отчитали взрослые, на которых он уже затаил обиду. Прошуршав мимо комнаты отца, избегая скрипучих половиц, она добралась до своей. Выдвинув полку тубмы, она достала чистую бумагу и чернила. Ответ на письмо не заставил долго себя ждать: "Здравствуйте, Бэзил. Я все понимаю, но пожалуй воздержусь от знакомства. Вчерашний остаток дня вышел не очень, я бы хотела с Вами поделиться этим, но раз уж такое дело, не буду мешать Вашему вдохновению и новой музе. Но попрошу Вас, если мистер Грей спросит моё имя, не говорите ему. А так же я буду очень признательна, если вы все же найдёте время и для меня. До свидания." Барбара любила слаживать конверты самостоятельно, рисовать чернилами узоры или приклеивать сухие цветочки и веточки печатью. Но в этот раз, кажется обида взяла свое. Поэтому он остался даже не запечатан воском. Девушка оставила его на столе. Переодела зелёное платье, затянула корсет, завязала туфли. На все это ушло ещё минут пятнадцать. Она вышла на улицу. Утренния прохлада ещё не ушла. — Эй, сумеешь письмо доставить? К мисс Тёрнер подбежал мальчик лет одиннадцати. — Да. — Тогда к Бэзилу Холлуорду. — она отдала ему бумагу и вложила монетку в руку. Кудрявый паренёк побежал вдоль по улице и уже через пару минут завернул за угол. Она опять вошла в дом. Теперь точно нужно зайти к отцу. А то все эти пустые обещания самой себе, тошна. Рука ухватилась за ручку, и снова медлила. Последний глубокий вдох и первый нерешительный шаг, доски предательски заскрипели. Он ещё спит. Она подошла к его кровати так, что лица не было видно и прикоснулась ели-ели к виску, температуры нет, щеки не горят — ни одного признака болезни. И разбудить его не хочется, и поговорить хочется, прямо сейчас. Словно последние минуты до конца света, а он спит, не может дать ответа. А потом в доме будет уже не так тихо, слуги придут, станут суетиться, или вдруг ему вновь станет плохо, или она "заработается", и времени придти уже не будет. Первое нерешительное слово: — Отец. Он лежит на боку, головой к окну. Барбара подошла со стороны двери. "Может не стоит, он разозлится." Повторно набравшись смелости, она пару раз дёрнула его за плечо. Он не пошевелился, даже рукой не повёл. Тогда она положила руку на плечо и, уже с чуть большей силой потянула его в свою сторону. Он упал на спину. Девушка тут же отдернула руку. Глаза её отца были открыты. — Отец? Руки тут же затряслись. Она потянула правую и задержала её под носом мужчины. Тонкие пальцы не чувствовали тёплого воздуха. Она взглянула на грудь и живот мужчины, они не подымались в ритме дыхания. Медленно она перевела ладонь и приложила в области сердца. Ни одного удара не последовало. Мертв. Но как же так? Почему? Ведь болезнь, кажется, отступала? И вчера он уже ходил, ел, даже ругался. Слова будто застопорились среди горла, хотелось сказать так много, выплюнуть все и сразу. Тогда показалось, что все слова превратились в слезы. Из-за них не видно было уже ни мебели в комнате, ни Флимонта. Только нечёткие очертания, цветные пятна, мутные наброски. Двигаться в таком состоянии бесполезно, она просто упала, не замечая тогда, как больно ударилась коленями о пол. Даже плакать в голос было страшно, казалось, если кто-то услышиь, то она неприменно станет позором, мученицой, но жалений и состраданий она не получит. В груди больно заныло, сердце закололо так сильно, что хотелось вырвать его из груди, руки невольно поджались к нему, сжимаясь в кулаки, сжимая пропавшую в них ткань. Первый громко прозвучавший всхлип, казалось, разошёлся эхом по всему дому. А за ним последовало почти беззвучное, похожее на жалобное мауканье : — Прости. За что я извиняюсь? Зачем прошу прощения? Ведь, я не виновата в его смерти. Вряд ли он мог умереть из-за меня. А что если это моя глупая ненависть к мачехе виновата? Если это были глупые бредни, и тот пузырёк был ничем иным, как жизненно необходимым для него лекарством? Нет. Но это "нет" звучало слишком неуверенно в голове девушки, только что потерявшей отца. Слишком много вопросов, и так мало времени было, а сейчас его и вовсе нет. И было такое чувство, что только что вместе с её отцом, умерла какая-то маленькая частичка собственной души. От этого становилось с одной стороны даже и легче, а с другой ещё больше тяготило, и этот тяжёлый груз тянул куда-то глубоко-глубоко вниз. Все равно что камень, который привязан к ногам утопленика.. Она стала жадно хватать воздух, как-будто он сейчас закончится. Каждый выдох сопровождался всхлипом. Дальше её словно ошпарили кипятком, Барбара резко прижала руки ко рту. Но стоны проходили сквозь них. Не в силах держать голову ровно, не отрывая колен от пола, она уперлась в него лбом, полностью теряя контроль над эмоциями. Сколько там просидела? Очевидно не долго. Оторвать глаза от пола заставил женский крик. То была Кэтрин, она всегда будит Барбару. Но видимо до её комнаты так и не дошла. Сейчас была обсолютно плевать, в каком ужасном виде она увидет девушку, всю зареваную, валяющююся на коленях на грязном полу, и самое ужасное, перед мертвецом, и не кем попало, а родным отцом. — О, милостивый господь, какой ужас! — после оглушительного крика, Кэтрин смогла сложить слова. — Вставайте, вставайте скорее. — она придерживая спину и руки, подняла Барбару на ноги. — Как я вам соболезную, мне так жаль.. Она говорила что ещё, но тело отказывалось воспринимать их, а глаза намертво прилипли к кровати мертвеца, ноги не слушались, руки тряслись, слезы все так же лились уже по накатаным дорожкам. Кэтрин отвела её на кухню, налила стакан воды. Попутно подтягивались остальные слуги, все замечали лишь одну картину: плащущую хозяйку, служанку, которая плакала сама, но пыталась что-то объяснить, а после и причину слез. Эти два дня прошли как в тумане, голова была совершенно пуста, не хотелось обсолютно ничего. На все слова соболезнования одна реакция. Слух о смерти Флимонта Тёрнера быстро разошёлся среди домов Лондона. Поэтому на похоронах было много народа. Сейчас все разошлись, только одна юная мисс все ещё стоит над свежей могилой, с цветами в руках. Стоит молча, она за все время, с момента рокового утра не проронила ни слова. Как будто слово это нож, который готов прямо в ту же секунду нанести удар. Как назло сегодня пророчили дождь, но, как было сказано ранее, туманом затянуло обсолютно всю девушку, поэтому первые капли стали падать на чёрное платье и шляпу. Цветы опустились на землю, когда девушка наконец выдохнула и присела, а в нос ударил запах земли. — Здравствуйте, Барбара. Знакомый голос, такой родной, но в то же время сердце твердило обиду. Но повернуться сейчас так не в моготу, и вообще, что возомнил себе этот человек? — Мне кажется, вы скоро промокните. — У меня нет с собой зонта. — собственный голос заставляет удивиться. — Моя милая Барбара, я всем сердцем соболезную вашей утрате. А ещё прошу прощения, я получил ваше письмо и написал ещё несколько, дошли ли они до вас? — Безил поднял собственный зонт над головой девушки. — Дошли, но я не читала, я не могла. — Пойдёмте ко мне, наверное вам сейчас очень одиноко, выпьем хотя бы чая, вы сможете высказаться, как было раньше. — А с чего вы взяли, что мне это нужно? И знаете, давно хотела спросить, будь я менее привлекательной, общались бы вы со мной? — Что за глупость? Сказать честно, мы ведь познакомились с вами из-за вашей красоты, но будь вы менее красивой, этого же не произошло. Но у меня нет ни малейшего сомнения, я могу смело говорить, что если бы вы перестали быть прекрасной сейчас, я бы уже ни за что на свете не оставил вас, вы очень дорогой друг, Барбара. Забыть вас значит забыть какую-то частицу своего сердца. — он сделал небольшую паузу. — Не отказывайте мне, прошу вас. Я вижу, что вы обижены, но вам так будет легче. Только сейчас она услышала, как громко и часто стучали капли, увидела, как суетятся люди, как закрываются витрины магазинов, свое отражение на гранитном памятнике и то, каким страшным было это отражение : полузакрытые веки, ужасные синяки под глазами, словно она только что подралась как уличный мальчишка, а сами гзала красные, потерявшие свой блеск, стали лучше видны скулы, она так ничего и не съела за три дня. Она развернулась к Бэзилу лицом. — Нет, я не хочу этих глупых разговоров , не хочу этих пустых картин, я хочу, что бы он был жив, хочу что бы мама была рядом, — снова слезы, она вытирала их грязными рукавами, грязными от земли, голос стал хрипеть. — Это все пустое, этим горю не поможешь, я хочу, чтобы ответственность ушла, а в итоге потеряла все и всех кроме людей, которым так желала смерти. Знаете, что мне сказал натариус? Что отец все денежные средства, все заработаное, даже, накопления мамы завещал им, оставим меня с пекарней, которую нужно обеспечить, что бы получать доход, а я не могу, потому что у меня нет денег, и мне заново начать работать самой? Как когда-то начинала мама? А дом? Людей, которые работают, тоже нужно чем-то платить. А я ведь все равно его люблю. До появление Дороти он души во мне нечаял. Наверно, все слишком хорошо было. Тогда почему сейчас так плохо и больно? Молчите. Ха, и где ваши разговоры, которые должны мне помочь? —Прямо сейчас вы высказывает все, что у вас да душе. — Тогда почему мне не становится легче? Потому что проблемы этим не решаются, как бы много мы не трепали языком. — слезы кончились, словно по щелчку пальцев, просто все возможное она уже выплакала, организм был почти обезвожен. — Я вас не узнаю. — Я себя тоже. — Барбара... — Насколько я помню, я просила не называть моего имени, а вы привели его на кладбище — Что? — он вскинул брови. — Кто. Мистер Грей, ваша новая муза. — с обсолютно спокойным лицом, сказала она. — Но он остался на входе. — Уверены? — теперь в её взгляде читалась усталость. Тогда сам художник развернулся, и правда, мистер Грей был совсем недалеко, но он явно был не заинтересован в разговоре с мисс Тёрнер. Он стоял напротив надгробья. — До свидания. — сказала она, не дожидаясь, пока Бэзил обратно обернётся. — Но как же вы пойдёте, промокните. Она ничего не ответила и пошла совершенно молча в противоположную сторону от выхода. Бэзил хотел бежать за ней, но почему-то не смог, он стоял молча, провожая её взглядом, а затем направился к Дориану. — Я все испортил? — спросил юноша. — Нет, не переживайте, сейчас ей очень тяжело, она сама не своя. — он подошёл к нему, тот стоял напротив своего покойного деда. — Чьи похороны были сегодня? — Её отца. — он снова взглянул на её спину, все так же медленно удаляющуюся от них, а затем на мраморный памятник. — Значит, она Тёрнер? — спросил юноша. — Да. Я вам не рассказывал, но в одном письме она просила не называть вам её имени. — Поэтому вы всегда молчилали, когда я спрашивал про картины с ней, — догадался Дориан. — Помните, вечер, когда мы познакомились? — Конечно. — Перед тем, как я пришёл, я вытащил эту девушку из-под лошадей. И она так и не назвала мне своего имени. Сколько писем вы ей написали? — Шесть. — он опустил глаза на зямлю. — И так и не получили ответа? — Сейчас она сказала, что не могла их читать, на столько ей было плохо. — Честно сказать, мне очень жаль её, на ваших картинах она кажется такой живой, а сейчас я вижу полную противоположность, словно вы нарисовали эту её сторону, — он посмотрел на художника. — Нет, вы просто не знаете её. По своей натуре она очень доброй души человек, но люди меняются стоит чего-нибудь плохому случится, так и она, совсем потерялась, бедняжка. — он поднял глаза, в надежде увидеть её вновь, но она уже растворилась среди других могил и деревьев. — Но она не хочет, чтобы её жалели. Почему? — Страх. — теперь он смотрит на Дориана. — Но перед чем? — Пока не знаю, ей не к кому обратиться, нет друзей и подруг из-за влияния мачехи на отца. — А как же вы? — Я обидел её, когда попросил отложить нашу встречу из-за вас. — Тогда вам непременно стоило извиниться. Да, и мне, кажется, тоже. — Я пытался, в каждом письме я просил прощения. Но она отказывается слушать. А вы тут совсем не виноваты, только я. — Даже тут, пусть и косвенно, я из любви сделал смерть. Извините. — Глупости, Дориан, лучше пойдемте. Кажется, дождь и не думает прекращаться. Они вышли с кладбища, попрощались и разошлись. Барбара вернулась домой. Никого, кроме нее, в доме нет. Она просила всех слуг пару дней не являтся в дом. Честно говоря, она сама не до конца поняла, как сама смогла, без лишних рук, без помощи, заставить себя прийти на похороны, одеться как подобает. Туман ушёл, когда тело девушки оказалось в горячей воде, она оказалась в воде с головой, а когда вынурнула, увидела то, что, собственно говоря, ей не свойственно. Девушка разулась прямо в коридоре перед ванной комнатой, оставляя грязный земельный след на ковре, та же остались чулки. Дверь в комнату была открыта, на её углу красовался корсет, а у подножия валялось мокрое чёрное платье. Белье осталось где-то между дверью и ванной. Она села, набрала в руки воды и плеснула себе на лицо. Затем взгляд упал на витражное окно, все в той же ванной комнате. Прекрасная девушка-русалка была окружена белой пеной морских волн, а её длинные золотистые волосы закрывали слабости всех мужчин. — Помню, мама все была против, но отец настоял, что в этом ничего такого нет, и глупо вообще об этом думать, главное, чтобы было красиво. А ведь, на самом деле, русалки страшные морские чудовища, которые заманивали моряков своими песнями, своим чудным голосом, — она перешла на шёпот, глаза витражу прямо в глаза. — Своей красотой, изгибами тела, тонкими руками, — она замолчала и посмотрела в зеркало. — Не быть мне русалкой, а если и быть, то только той, что утаскивает мужчин в море и съедает сразу же. — её мололог прервало урчание живота. Есть захотелось. Но опять же, дома никого, вряд ли остались продукты. Живот опять заурчал: — Ладно. Я поняла. Она вновь набрала в лёгкие воздух и медленно опустилась под воду, зажимая нос рукой и закрывая глаза. Открыв их под водой, она сразу же стала хватить края ванной, и наконец схватив один, повисла на нем, перекидывая голову за ее пределы. Что она там увидела? Это был мужчина, но точно нельзя было понять, кто именно перед ней, она увидела оскал его белых зубов, огромные пустые глаза. Словно сам дьявол смотрел на неё. — Шизофрения разыгралась, ну конечно, ты же говоришь с витражом. К черту. Она не принесла халат и чистой одежды, поэтому, когда вода стала спускаться, она нагишом пошла в свою комнату, совершенно забывая о полотенцах в шкафу. В этой жизни было несколько вещей, которые могли напугать мисс Тёрнер до чёртиков. Огонь, которого она боялась больше всего. То, что она так и не научилась плавать. И, что присуще каждому человеку, страх перед неизвестностью будущего, и ведь даже не какого-то далекого, нет, хотя бы знать, что будет завтра. Она прошла мимо оставленных вещей, перешагнула через грязь и отправилась в свою комнату, оставляя дорожку из воды, которой особенно много стекло с густых тёмных волос. И все же решила одеть халат, но не оставленный её на кроти с утра, а чистый. Стало легче? Да. Она спустилась на кухню. Проходя мимо комнаты отца, все что ей сейчас хотелось, чтобы дверь туда оставалась навсегда закрыта. Пока она ходитла к натариусу и гробавщику, улаживать дела насчёт пекарни, её хорошенько вымали и проветрили,(думаю, понятно зачем). Ходить туда было очень тяжело, как эмоционально так и физически, все было в таком же тумане. Она заварила чай, но как и предполагалось, ничего, что можно было бы съесть прямо сейчас не было. Вряд ли бы она смогла съесть много, поэтому было решено сходить куда-нибудь за выпечкаой. Почему-то именно сейчас ей захотелось маковую булочку. Она пошла в "Treasure" на Бейкер-стрит, как не крути ей бы пришлось туда идти, как делал её отец, а во время болезни, его подчинённый, забирать выручку и элементарно проверить все ли хорошо. Как говорила ещё Юффи: "Оставлять деньги в магазине не безопасно". Точно так же, как и ходить одной туда вечером. Стоило ей переступить порог, тут же на неё налетели люди со своими соболезнованиями, особенно те, кто не был на похоронах. Она молча кивала головой, обходя людей, стараясь пропускать все мимо ушей. — Извините, я бы хотела булочку с маком, — она наконец смогла подойти к кассе. — Конечно, мисс Тёрнер. — ответил ей юноша за прилавком, мило улыбаясь. — Я не помню вас, — неожиданно для самой себя сказала Барбара, вглядываясь в лицо молодого человека. — Оу, ээ, — юноша замялся, опустил глаза на прилавок. — Да, я здесь недавно, мой отец хотел просить у вас разрешения, чтобы я мог здесь работать, а пока я только помогаю ему, — он поднял глаза, и, когда увидел её пронзительный взгляд, правда, он был наполнен нежностью, вовсе не гневов или раздражемием, слегка сгорбился и улыбнулся, только уже смущенной улыбкой. Спустя некоторое время он все же протянул девушке её угощение. — Как вас зовут? — Уильям Портер. — Сколько вам лет? — Девятнадцать. — Что ж, официально теперь вы работаете здесь, а так же на вас будет возложена ответственность за открытие и закрытие данного заведения, не подскажите, мистер Портер, как у вас с математикой? — Я учился в школе, и пытался пройти в университет, но денег на обучение мне не хватило,— он стыдливо опустил серые глаза вниз. — В таком случае, вы несёте ответственность ещё и за выручку и расходы, предварительно все обсуждая со мной, отчитываясь передо мной, однако, — она сделала небольшую паузу, — предупрежу, мошенникам, лжецам, ворам и наглецам место не здесь, а за решёткой. А по поводу денег, не волнуйтесь, вы ещё поступите. — О, это так здорово. Большое спасибо, мисс Тёрнер, — он вышел из-за прелавка. — Позволите? Она протянула правую руку, юноша коснулся губами костяшек, его кудрявые каштановые волосы защикотали запястье, а затем повторил : — Спасибо, мисс Тёрнер. — Барбара. — Простите? — он выпрямился. — Можете называть меня Барбарой, мистер Портер. — Можно просто Уилл. — До свидания, Уилл. — До свидания, Барбара. Как только девушка вышла из пекарни, к Уильяму подошёл его отец : — Ты осознаешь, что только что произошло? — Да. — Она общалась с тобой на равных, благослови её душу, Господь. Сынок, ты обязан оправдать её ожидания. — Я понял, папа. — он посмотрел за своего отца, на дверь, из которой только что вышла его новая знакомая. "Какой приятный молодой человек", — думала она, глядя на коробочку в её руках. День близился к его завершению. Неужели Бэзил в очередной раз оказался прав? Стоило только выговориться и оставить наконец груз прошлого? Хотя это мало было похоже на разговор, скорее крик, но все же стало легче, словно, печаль разделилась на неё и Бэзила. Теперь хотелось поделиться этой печалью с Уиллом, но на этот мысль оборвалась. Появился ещё один человек, с которым почему-то именно сейчас ей захотелось так же всем поделиться. Дориан. Но почему? Который раз он внезапно приходит в голову. Тогда было решено написать Бэзилу письмо, в котором она бы извинилась и благодарила его. А так же просила о скорейшей встречи. Но с одной маленькой просьбой: Дориан тоже будет у него, но все должно выглядеть, как случайность. Нужно было разобраться в знаках судьбы. И просто поговорить. Ведь, как оказалось иногда хватает и простых слов, для того, чтобы быть хоть немного счастливее. Она вернулась домой, взяла тот самый роман, который так и остался лежать больше не тронутым, до этого момента. Налила уже холодный чай, забрала булочку. Вернулась в свою комнату и легла спать только тогда, когда молодой человек в произведении наконец поцеловал свою любимую.