Enamel

Август, 2010 Сидя на алтаре, он почти безучастно смотрит на бездыханные тела, разбросанные на залитом кровью полу, как куча сломанных, ненужных игрушек. В груди пойманной в силки птицей трепыхается сердце, в голове — единственная мысль: «я выжил». Мысль искрится сладостью, приятно щекочет изнутри, как пузырьки детского шампанского, которое мама покупала на праздники. Осознание содеянного — его первого приказа — настигнет много позже, когда он будет трястись под одеялом в чужой квартире в безуспешных попытках уснуть, а пока… он переводит взгляд на фигуру рядом. В человечьем обличье у тьмы высокий рост, плечи, по ширине не уступающие отцовским — хочется трусливо спрятаться за ними от мира, — светлая кожа, приятные черты лица и неожиданно милая родинка под нижней губой. — Как тебя зовут, дитя? — голос у тьмы тоже приятный, мелодичный и по-матерински заботливый. Манящий довериться и упасть в подставленные объятия. И даже почти искренний. Он смаргивает наваждение, чтобы вовремя заметить: в изгибе изящных губ прячется оскал хищника, а со дна зрачков проглядывает насмешка. — Ким Тэхен. Тьма улыбается и протягивает руки: — Пойдем, Тэхен. Я заберу тебя отсюда. Проигнорировав их, Тэхен спрыгивает с алтаря и, внутренне поежившись, подходит к одному из тел — к тому, кто раз за разом вонзал в него нож всего каких-то пару минут назад. К тому, кто делал множество… отвратительных вещей. С ним, с другими детьми. К тому, кто больше никогда не сделает ничего. Никогда-никогда. Взгляд сверху вниз: нелепо раскинутые в стороны руки, разодранное горло, уродливо раззявленный в крике рот, задравшаяся ритуальная мантия, обнажающая рыхлые белые ноги — Тэхен смотрит внимательно. Запоминает. «Надо же», — думает он. Тот, кого он так боялся; тот, чья близость заставляла внутренности закручиваться узлом, а омерзительная потная тяжесть придавливала к простыне так, что не вздохнуть, лежит теперь у его ног, похожий на толстого раздавленного таракана. Совсем не страшный и очень, очень жалкий. Из глотки против воли вырывается смешок, за ним еще один, что вскоре перерастает в настоящий, заливистый смех. Тэхен смеется самозабвенно, до боли в животе, хохочет, запрокинув голову и чувствуя, как текут по вискам выступившие слезы — тьма за его плечом понимающе молчит, терпеливо ожидая, пока истерика схлынет. — Быстро, — холодно роняет Тэхен, отсмеявшись. Он пинает труп босой ступней и тут же брезгливо морщится. — Он умер слишком быстро. Все они, — поясняет он, чувствуя чужой внимательный взгляд. — Не заслужили. — Жестокое, израненное дитя, — тьма качает головой. — Впрочем, совру, если скажу, что сия кровожадность мне не по нраву. И все же нам не следует долго здесь находиться, — обводит помещение рукой, — подобное зрелище может сказаться на трезвости рассудка. — Заботишься о моем рассудке? — Тэхен глядит недоверчиво. — Дети слабы и в обыденной жизни, — снисходительная улыбка, — а уж после пережитого… У меня нет ни малейшего желания подчиняться сошедшему с ума контрактору. Тэхен делает несколько глубоких вдохов и выдохов. — Понимаю. — Славно. Что ж… Желание души было принято и скреплено печатью, однако слишком уж оно размыто. Мне не терпится детально обсудить все условия нашего контракта, — тьма вновь протягивает ему руку. — Даже интересно, во что оценит свою душу столь юное дитя. Куда отправимся? Тэхен хватается за протянутую ладонь. — Отведи меня домой. Изумленно выгнутая бровь: — Разве твой дом не…? — Отведи меня домой, — нахмуренные брови и серьезность в голосе, тщательно скопированная у взрослых. Чужие руки подхватывают его, устраивая в объятиях, как беспомощного малыша — неприятно, но терпимо. Тэхен смотрит на свои острые голые коленки и ежится, внезапно вспомнив, что он совсем без одежды и с головы до ног перемазан кровью. «Потом разберусь». Он в последний раз обводит взглядом ритуальную комнату и, стиснув зубы, утыкается носом в твердое теплое плечо. И скорее чувствует, чем слышит, негромкое: — Да, мое несчастное дитя.

***

Апрель, 2023 Тэхен выбирает на дисплее режим капучино, и пока кофемашина бодро жужжит, готовя ему первый за день кофе, бросает взгляд за окно. Субботнее утро выдается пасмурным, не в пример ясной пятнице и солнечному четвергу, но, по крайней мере, сухим. Мышцы немного ломит — скорее приятно, чем нет, а настроение колеблется между «терпимо плохо» и «отвратительно». Тяжелая выдалась ночь. Впрочем, как и многие другие до нее — за последние тринадцать лет их было слишком много, чтобы сосчитать, похожих, как сестры-близнецы: долгих, вязких, грозящих окончательно потопить разум в океане кошмаров. Тэхен не любит такие ночи и каждый раз стыдится признаться себе, что ищет от них спасения у того, кто спасать вовсе не призван. Но отчего-то спасает. Бусые тучи низко нависают над домами, обещая вскоре пролиться холодным ливнем. Тэхен не особенно любит дождь, но после него часто распахивает окна и дышит, набирая полную грудь свежести и мнимой свободы. Хорошо бы остаться сегодня дома: продолжить заниматься талисманами в мастерской, что-нибудь почитать или посмотреть с Чонгуком один из его аниме-сериалов — под пиццу и, быть может, вино. Нажать на «паузу» и немного передохнуть. Тэхен мысленно усмехается: в последнее время на него все чаще нападает необъяснимая, приправленная усталостью меланхолия, особенно в смурные утра после очередной ночи. И хотя для того нет видимых причин, внутри с надвигающейся неотвратимостью тлеет ощущение, что конец уже близок: вскоре контракт будет исполнен, демон заберет причитающуюся ему плату, и жизнь Тэхена оборвется. И так же, как пыль прибьется к земле нечистым кислотным потоком, исчезнут отвратительные, наполненные кошмарами ночи. И станет легче дышать. А может быть, ему очень хочется так думать. Он механически отставляет наполнившуюся кружку и подставляет новую, когда у порога слышатся шаги, и вовремя, будто бы невзначай отклоняется, чтобы чужое «Доброе утро», томно выдохнутое на ухо, не переросло в объятия. — Доброе утро, Кай, — откликается он, изображая гостеприимного хозяина. — Кофе, чай, вода? — А что-нибудь послаще в меню есть? — Кай стреляет глазами и кокетливо убирает за ухо светлую челку. Он уже одет и собран; Тэхен скользит взглядом по тонким, почти хрупким запястьям, острым ключицам, виднеющимся в глубоком вырезе объемного джемпера, по припухшим губам — даже сейчас, когда очарование ночи спало, он кажется Тэхену красивым. Жаль, что у него нет настроения поддержать игру. — Могу предложить грушевый сок. Тэхен чувствует, как его лицо внимательно изучают, а после слышит едва заметный вздох и ровное: — Тогда кофе. — Как раз готов, можешь взять. Кай протягивает руку и едва не подпрыгивает от неожиданности, когда кружку уводят прямо из-под носа. — Эй! — Это мое, — сообщает Чонгук и тут же делает большой глоток, пачкая пенкой верхнюю губу. Только высунутого языка для полной картины не хватает. Тэхен вздергивает бровь: что это на него нашло? — Я сейчас сделаю еще, — произносит он. — Ничего страшного, сок тоже подойдет. — Сок тоже мой. — Чонгук, — предупреждающе роняет Тэхен. — Что? — тот невинно распахивает глаза. — В нашем доме все рассчитано на двоих. Ты свой сок уже выпил, остался мой. — Вода, полагаю, тоже твоя? — осведомляется Кай и, не дождавшись очевидного ответа, поворачивается к Тэхену. — Ночь была шикарна, милый, но думаю, мне пора, — целует его в щеку. — Позвони, если снова потребуется помощь. Сделаю тебе скидку по дружбе. — Ловлю тебя на слове, — Тэхен приподнимает уголки губ в улыбке. — Я провожу тебя. — Не стоит, — Кай машет рукой. — Не в первый же раз. — Я провожу, — откликается Чонгук и, не слушая возражений, выходит вслед за Каем в коридор. Тэхен облокачивается бедром о столешницу и, пригубив свой капучино, выдыхает с некой долей облегчения: он давно не испытывает неловкости, прощаясь со своими ночными партнерами, и всегда вежлив с ними, но, в отличие от того же Кая, навыком легкой беседы, что позволяет оставить о себе приятное впечатление, но вместе с тем ни к чему не обязывает, так и не овладел. Не то чтобы это было необходимо, конечно. — В чем твоя проблема, Чон? — слышит он недовольный голос Кая. — Тэхен даже не твой парень. — Нет, — соглашается Чонгук. — Он просто мой. — Извращенцы, — Тэхен практически видит, как Кай закатывает глаза. — Потрахайтесь уже, я не знаю. Можем сообразить на троих в следующий раз, если тебе не… — он понижает голос, и окончание фразы разобрать не удается. — Проваливай уже! — Да-да. Тэхен слышит, как хлопает входная дверь, и отходит обратно к окну. Небо по-прежнему на грани слез — еще немного, и заплачет. Над соседней крышей взлетает стая птиц, издавая отнюдь не мелодичный клекот. «Неплохой саундтрек для моей жизни». — Слышал, Тэ? Он назвал нас извращенцами. Чонгук встает позади, практически прижимаясь грудью к тэхеновой спине, и шумно прихлебывает из кружки. Тэхен медленно пьет из своей, борясь с желанием двинуть резко локтем, чтобы кофе обжег чужое красивое лицо, а зубы клацнули о керамику. Впрочем, Чонгук наверняка увернется. — Тебе обязательно каждый раз делать это? — сдержанно спрашивает он. — Я не хочу потерять его из-за твоих выходок, Кай мой лучший информатор. — Мне казалось, у нас достаточно средств, чтобы платить за информацию деньгами, — неожиданно едко отзывается Чонгук, заставляя удивленно распахнуть глаза. — Если компания твоего отца перестала приносить нормальные дивиденды, могу помочь — я неплохо вложился в акции пару лет назад. — За информацию я плачу ему деньгами, — отбивает Тэхен. — Ночное дежурство тоже входит в пакет услуг? — Дополнительный бонус ко взаимному удовольствию. Что с тобой сегодня? Кай не единственный, с кем я сплю. Чонгук ставит кружку на подоконник, утыкается носом в местечко между плечом и шеей и молчит; кожу согревает его дыхание. Тэхен догадывается, в чем дело, но помогать совершенно не собирается, наслаждаясь подостывшим кофе и хмурым видом за окном. — Ты оставил его на ночь, — выдыхает, наконец, Чонгук. Тэхен поворачивает голову: — И что? — И что? — тот смотрит неверящим взглядом. — Ты никогда не позволяешь кому-то из них оставаться на ночь, Тэхен. Единственный, с кем ты проводишь ночи, это я. — Тебя дома не было, — резонно замечает он. — Ты мог позвать меня. — Разве ты не хотел развеяться? — Ты шутишь? — Чонгук приподнимает бровь. — С каких пор это стало преградой? — Не хотел мешать твоим развлечениям, — Тэхен поводит плечом. — Не неси чушь. Для меня нет никого и ничего важнее тебя, Тэхен, и ты прекрасно это знаешь, — голос Чонгука спокоен, но за тринадцать лет Тэхен изучил того достаточно, чтобы услышать тщательно сдерживаемую злость. — Где бы ни находился, что бы ни делал, я приду к тебе из любой точки земного шара, стоит лишь произнести мое имя. — Мы давно договорились, что я не вмешиваюсь в твои дела, если они не вредят мне и не противоречат контракту. Что тебя так злит? Это не первая твоя отлучка, и раньше проблем не возникало. Тэхен вцепляется пальцами в кружку: он знает ответ. Ведь раньше, стоило ему вынырнуть из черной трясины кошмара, первым, что слетало с губ, было дрожащее: «Чонгук». — Мы договорились, что если я нужен тебе, ты зовешь меня. А не пытаешься заменить сопляками, которые не способны тебе помочь! — чонгуковы зрачки опасно вытягиваются; демоническая натура проглядывает сквозь безупречную человеческую оболочку. — Может быть, ты забыл, но я не герой аниме и в честь собаки тебя не называл, — его раздражение, как огонь, перекидывается и на Тэхена. — К чему этот разбор полетов? Ничего не произошло, твое присутствие не было необходимо. — Ты обязал меня всегда говорить тебе правду, а сам лжешь мне в глаза, — Чонгук зарывается пальцами в волосы на тэхеновом затылке и оттягивает назад до легкой, тянущей боли. — Твоя аура нестабильна, Тэ. Будешь и дальше врать, что все в порядке? Ты истощен. — Ты злишься, просто потому что я не выспался? — фыркает Тэхен, глядя прямо в сверкающие демонические глаза. — Или потому что отпустил, предпочтя тебе кого-то другого? Демоны — собственники? — Демоны — собственники, — подтверждает Чонгук. — А ты пытаешься отдалиться от меня, не думай, что я не вижу этого. Но правда в том, — он подается вперед, сталкиваясь с Тэхеном носами, — что как бы ты ни старался, ты нуждаешься во мне, Тэхен. Так было, и так будет. До самого конца, — губы опаляет горячее дыхание, и кажется, еще чуть-чуть, и Чонгук либо сожрет его, не дожидаясь окончания контракта, либо поцелует; Тэхен не знает, какой из вариантов хуже. — Ты мой. Не забывай об этом. — Только моя душа, — цедит он в ответ, упрямо не отводя взгляда. — Все остальное не твое и твоим не будет. А вот ты… — Тэхен поднимает руку и, положив ладонь на чонгукову шею, вгоняет ногти в гладкую кожу, — принадлежишь мне до самых кончиков волос. И я могу приказать тебе что угодно, хоть надеть ошейник и сидеть у моих ног послушной псиной, раз тебе так хочется мне служить. Чонгук, пробежавшись пальцами свободной ладони по тэхенову боку, устраивает ладонь на его пояснице и вжимает в себя так, что между телами не остается и миллиметра. — Так прикажи! — жарко шепчет он. — Надень на меня ошейник, запрети подавать голос, чтобы я мог лишь послушно скулить. Возьми то, что считаешь своим. Дыхание невольно сбивается. — Чонгук… — Сделай это, — искушающе выдыхает тот ему в губы. — Покажи свою власть надо мной, покажи, как сильно ты нуждаешься во мне. Ну же, Тэхен… разве ты не хочешь этого? Тэхен в полушаге от того, чтобы впиться в наглый рот жестким поцелуем-укусом, разорвать тонкую кожу, причинить Чонгуку боль, не отличимую от наслаждения — нарушить равновесие, на лезвии которого они подобно эквилибристам балансируют уже не первый год. Он проводит языком по губам, ловя жадный взгляд алых глаз, перемещает ладонь на чонгуков затылок, чтобы притянуть того к себе, и горячо шепчет: — Охранная печать сработала. Проверь, кто пришел. Это приказ. Чонгук касается его виска целомудренным поцелуем и замирает на пару долгих мгновений, словно пытаясь с собой совладать, а после выдыхает: — Yes, my lord, — и, отстранившись с видимым сожалением, послушно уходит. Тэхен одергивает домашнюю рубашку и приглаживает растрепанные Чонгуком волосы, выливает в раковину остатки кофе, давая себе минуту, чтобы вернуть утраченное равновесие. Из кухни он выходит по обыкновению собранным Ким Тэхеном, известным ясным разумом и холодной расчетливостью. В коридоре его ждет привычно-насмешливый Чонгук, а за дверью — гость, одно появление которого сулит им обоим проблемы. И, вероятно, новую загадку. Напряжение за окном, наконец, проливается дождем.