В мире одни

— Джейсон! — прошипела Хейзел, сжав зубы. Всё тело ломило, да с такой силой, словно её разок-другой прокрутили через мясорубку. Её джинсы окончательно порвались в коленях; вспоминая о том, как старшеклассницы ходили в таких же рваных джинсах, девушка невольно хмыкнула — при виде того, что сейчас было на её ногах, девочки из её школы мигом попадали бы в обморок. Хейзел прекрасно помнила, как буквально минут двадцать назад упала с высоты третьего этажа, напоровшись на арматуру бедром — остался длинный уродливый след, а кожа содралась, сложилась гармошкой в одном месте. Больно. Безумно больно. Когда Хейзел проверила рану в следующий раз, то кожа была вспухшей, медленно заливающейся зеленовато-фиолетовым цветом. Было темно — хоть глаза выколи, так что проверять в этот раз пришлось исключительно на ощупь. Результат Левеск не удовлетворил: пальцы мгновенно покрылись горячей липкой кровью, застывающей на коже за считанные секунды.  — Ну же, — прерывисто пробормотала она, волоча постепенно немеющую ногу за собой, — идём, Джейсон. Осталось немного, — из груди вырвался кашель, который Хейзел старалась заглушить, уткнувшись лицом в рукав куртки. Ответом послужил лишь хриплый стон, такой вымученный и глухой, что его даже слышать больно:  — Сколько… осталось.? — свистящий шёпот смешался с мраком помещения, его спёртым воздухом и промозглым сквозняком. Хейзел дрожала всем телом; на самом деле, всё, чего она хотела — чтобы всё это дерьмо поскорее прекратилось. Разве она слишком многого просит? — Ты сможешь, слышишь? — выдавила она, глотая подступающие к горлу слёзы. — Сколько? Хейзел всегда знала, что он не из тех людей, что будут жаловаться. Он будет храбро терпеть до победного конца, сжав зубы, но он не скажет вам о том, что его беспокоит. О, он не скажет. Стойкий. Бесстрашный. Расчётливый. Неприступный. Джейсон Грейс.  — Три минуты, — на выдохе произнесла она, судорожно растирая дрожащими пальцами слёзы по щекам. — Давай выйдем отсюда, — уже тише, придушено. Она чувствовала тёплое тело совсем рядом, в считанных дюймах от себя, а в голове, словно проклятая тысячи раз пластинка, вертелась одна и та же мысль: «Возможно, ты скоро станешь холодным. Холодным и мёртвым. Холоднымхолоднымхолодным. Мёртвыммёртвыммёртвым.» — Нет, нельзя. Если я заражён, то выстрел привлечёт остальных. Ты не справишься, Хейзел, ты же знаешь, — секундное молчание, а затем, — Хоть кто-то должен из нас остаться, правда? — в темноте проскользнула игривая искра, после чего вернулось уже привычное выражение в потухших голубых глазах. Холодный и мёртвый. Его голос не дрогнул ни на секунду. Ни на мгновение. Он так спокойно говорил о своей смерти. С юмором. Пренебрежительно. Левеск, сама того не осознавая, задерживает дыхание от восхищения. Восхищение. Наверное, если бы её спросили, какую эмоцию вызывает у неё Джейсон Грейс, ответ был бы незамедлителен. Восхищение. Ещё когда вирус не распространился, когда она училась в средней школе, а он — в старшей, то девушка всегда наблюдала за ним с немым восторгом в глазах. Чего уж говорить о том, когда Хейзел узнала в условиях зомби-апокалипсиса о том, насколько он жертвенен и мудр. Тогда Хейзел поняла, что все эти короткие, вырванные из контекста взгляды, они были не напрасны. Она не ошиблась.  — Ты что, втюрилась в него? — беззаботно хихикает Венди. На самом деле, Хейзел никогда не была категорична по отношению к другим людям, но Вен её порядочно так раздражала. Она постоянно совала свой курносый нос не в своё дело, она всегда была слишком весёлая, слишком активная, слишком счастливая. Венди — это сплошное «почему ты грустишь?», «эй, давай, улыбнись как я, чего тебе стоит?», «я хочу участвовать!», «я организую!». Венди — это вихрь светлых прямых волос, золотящихся в дневном свете; Венди — это живой блеск в глазах; Венди — это школьный дресс-код, низко сидящие на носу очки и до ужаса заразительный смех. Венди — это сплошное «слишком».  — Что? В кого? — мимо них проходит толпа гудящих старшеклассников, что шумно обсуждают последний матч «Барселоны». — В Джейсона Грейса, — продолжает хихикать девочка. — Я видела, как ты на него смотрела! Я видела! Пшеничная копна волос теряется в толпе учеников. Хейзел раздражённо поправляет свои объёмные каштановые кудри. — Что за чушь. — Нравится же! Нравится! На самом деле, Венди просто не понимала. Она была инфантильна. Она ещё не сняла розовых очков. Хейзел правда надеялась, что однокласснице не удалось выжить. Ужасно эгоистично, но так было бы лучше ей самой. Она бы не вынесла этого сумасшествия, она бы не смогла принять такой отчуждённый и одичалый мир вокруг. Не смогла бы. А Хейзел, значит, была к этому готова? Потерять всё, что когда-либо было?  — Давай присядем? — тихо попросила Хейзел. Когда она убедилась, что Грейс сидел, оперевшись спиной на высокий деревянный ящик, то решила, наконец, спросить.  — Где у тебя укус? Он большой?  — Я не укушен, Хейзел. Девушка в удивлении уставилась на блондина, ничего не понимая. Мысли, подобно шестерёнкам, бешено завертелись в голове.  — Тогда почему ты… Её неожиданно прервал мрачный смех Грейса. Он звучал совсем глухо и безжизненно, а парень подрагивал на полу, и Левеск не могла понять, то ли это было из-за внезапного и ничем необъяснимого приступа смеха, то ли от начинающегося превращения. И будет ли оно? И почему оно должно начаться, если его не кусали?  — Слюна одного из ходячих попала мне ровно-ровно на открытую рану, — Джейсон помолчал, а затем добавил, — не тешь себя надеждами, Хейз. Вероятность моего превращения так же высока, как и при укусе. Вирус, распространяемый ими, передаётся не так уж и хитро. Хейзел в ужасе замерла, обхватив руками колени, и стараясь переварить услышанное. Одно она знала наверняка: нужно что-то придумать. Немедленно.  — Держи пистолет наготове, — Хейзел хмуро кивнула, чувствуя холодное металлическое дуло, что было спрятано под кофтой, за спиной.  — Ты должен был сказать мне сразу. Давай промоем рану? У меня есть медикаменты в рюкзаке. Джейсон, печально улыбаясь, покачал головой.  — Слишком мало времени, дорогая.  — Ещё минута с небольшим, — упавшим голосом оповестила она. — Я могу успеть. Джейсон осторожно приподнял край рукава, открывая вид на свежую глубокую рану чуть выше запястья. Выглядело, на самом деле, ужасно. Хейзел готова была поспорить, что могла видеть кость. Кожа вокруг вспухла и покраснела, а сама рана не гноилась, что уже было довольно хорошо. Если, конечно, эту ситуацию в целом можно назвать хорошей.  — Думаешь, есть смысл? Хейзел нахмурила брови, откручивая крышку от небольшой бутылочки.  — Попытаться всё же стоит. Левеск обильно смочила большой кусок ваты перекисью водорода, после чего максимально аккуратно приложила к ране. Джейсон громко зашипел, извиваясь и дёргая рукой в попытке вырвать её из ладони девушки. В воздухе стоял неприятный, удушающий запах крови. Когда Хейзел, основательно прочистив рану, отшвырнула ватку, Джейсон негромко произнёс:  — Рейна. Она знала. Шатенка в замешательстве подняла глаза на хмурого парня, который, судя по напряжённому взгляду, устремлённому в пол, что-то серьёзно обдумывал.  — О чём ты? Грейс вновь дёрнулся от контакта воспалённой кожи с инородным предметом. На этот раз это были бинты. Левеск наспех намотала их в несколько толстых слоёв.  — Я зашью тебе рану, если… Если ты выживешь. Джейсон кивнул и принялся отвечать на вопрос:  — Она знала, что что-то грядёт. Была уверена в этом. Я и сам ей поначалу с трудом верил, — Джейсон горько усмехнулся, — и посмотри, что случилось. Именно то, о чём она говорила.  — Рейна, — осторожно начинает она, сосредоточенно подбирая слова, прощупывая таким образом почву, — она умна, она точно здесь не пропадёт. Грейс одобрительно хмыкнул, потому что знал, что так и есть. И всё же, его интересовала судьба Рейны. Факт того, что она выжила, он даже не подвергал сомнению. Интересно, можно ли быть настолько уверенным в ком-то другом, при этом не зная, будешь ли ты жив через… минуту? Меньше?  — Было бы лучше, если бы она была твоей союзницей, верно? — глаза Хейзел покалывало — оставалось совсем немного времени. — Уж она-то знала бы, что сейчас делать. Джейсон кашляет кровью. Именно в этот момент она уже приготовилась его отпустить, смириться с ужасом выживания в одиночку, и вытягивая пистолет, она позволила слезам залить лицо. Она поднялась на ноги, возвышаясь над Грейсом. Ещё немного и это кончится. Один выстрел. Всего один. И тут Хейзел вспомнила о том, что знают все, кому удалось выжить. Это было неким кратким пособием. Превращение начинается в течение пяти минут после укуса, но длится довольно долго, как известно, в особо тяжёлых случаях и до суток. Укушенный человек начинает терять память. Сначала от него ускользают ничего не значащие мелкие детали, но потом, потом он не может вспомнить целые года своей жизни, а вместо воспоминаний в голове разрастаются белые пробелы, и они увеличиваются, пока не остаётся ничего. Совсем ничего. Тогда уже нетрудно догадаться, что настал конец.  — В самый последний день, какого цвета были брюки Пайпер МакЛин? — требовательно произнесла она. Пистолет в руках Хейзел дрожал, и ей казалось, что он весил целую тонну. На самом деле, Хейзел вообще понятия не имела, как ей это пришло в голову, но это она тогда хорошо запомнила. И Грейс должен был. Он её бойфренд всё-таки.  — Красные. Сердце Левеск громко ухнуло вниз. Нет. Совершенно точно нет.  — Нет! Они были бежевые! — вскрикнула она, возводя курок.  — Они красного цвета, Хейзел.  — Заткнись! — прошипела она, глотая слёзы. Нет, не может быть. Нет.  — Твоя блузка была голубой, — заговорил он. — И… Рейчел Дэр, знаешь, кто она? Слёзы застилали глаза, и девушка поспешно вытерла их о рукав.  — Знаю.  — У неё была юбка в клетку. Довольно странная, знаешь? Обычно она носит джинсы и только их. Эта юбка была длинная, до колен. Зелёная, в чёрную полоску. А как только она оказывалась минимум в радиусе нескольких десятков футов от нас, Перси постоянно шутил про шотландский килт. Я клянусь, что так и было. Хейзел, утирая нос, медленно опустила пистолет. Её блузка действительно была голубой. Она не обратила должного внимания на Рейчел в тот день, но, да, кажется, на ней и вправду было что-то клетчатое. Она смутно это помнила.  — Поднимайся, нам пора возвращаться, — безжизненно произнесла она.  — Со мной всё в полном порядке. Хейзел, я… Левеск, уже закинувшая рюкзак на плечи и отошедшая на несколько шагов вперёд, медленно обернулась. Выражение её лица было таким, словно она только что с похорон. Золотистого цвета глаза задержались на Грейсе тяжёлым мрачным взглядом.  — Я бы пристрелила тебя, если бы не была в этом уверена, — сталь в её голосе была, на самом деле, непробиваема. Брюки Пайпер МакЛин в тот день были резкого красного цвета, вот только Хейзел этого совсем не помнила…