***
Цзюнь У не прятал свою истинную манеру общения. Равнодушно, цинично, властно, он общался одинаково как со старейшинами и главами кланов, так и с прислугой. И никто не смел ему перечить — перед людьми предстал молодой человек неброской внешности, но с примечательными талантами, имеющий все шансы на вознесение. Так что никто не протестовал против серой мышки, вьющейся рядом с ним: Няньцин, по объяснению новоявленного ученика, был его старшим братом, слабым, но умным. И гнать его прочь из ордена категорически запрещалось под угрозой ухода их обоих. В более крупном ордене они могли позволить себе комнату с двумя кроватями, а когда Цзюнь У демонстративно побил лучшего ученика, его осыпали льстивыми речами и подарками — убогие, жалкие заклинатели всегда готовы вывернуть душу наизнанку, чтобы сильный их защитил. Раньше подобная привилегия доставалась несчастному, которому Цзюнь У на ближайшие полгода обеспечил больничный покой. Няньцин при подобных выходках лишь хмуро смотрел на принца исподлобья и тяжело вздыхал. Шло испытание на стойкость и первым сдался Цзюнь У. Спустя ровно две недели он спросил Няньцина, упрямо обижающегося на него: — Что тебя не устраивает? — Так нельзя! — с готовностью отозвался Няньцин. — Мальчик будет страдать несколько месяцев и не факт, что оправится! Зачем вы так жестоко его побили? Цзюнь У недвусмысленно уставился на сундук с редкими и не очень сокровищами, которые до этого могли достаться «несчастному мальчику», а теперь по праву перешли более сильному. — Сдались вам эти… — Няньцин схватил первую попавшуюся вещь. — «Элексиры для увеличения мужской силы»! Тьфу ты, за кого они тебя держат? — Няньцин покраснел от смущения и злости. — Ты мог заработать их честным трудом! Цзюнь У мог бы согласиться. Вот только у него не было желания усложнять жизнь, лишь бы быть честным. Он ведь не убил никого, в конце концов. — Интересно, как много людей, когда бросали в меня камни, размышляли в том же ключе? В этом мире нет места жалости к тому, кто не может дать сдачи. К тому же, — холодно продолжил он. — Разве только я виноват? Почему этому прекрасному юноше, честно заработавшему себе место лучшего ученика, так несправедливо обиженному, никто не протянул руку помощи, но зато сразу переметнулись к обидчику? Если бы мой метод не сработал, я бы не проявил жестокость. Няньцин молчал. Он не знал, как спорить с расчетливой, прагматичной жестокостью принца. Это не было злое безумие, которое он всё ждал и ждал, это было убеждение, зазубренное за тысячи лет, которое трудно сломить. Потому больно, что того принца, который ни за что бы не обидел невинного человека ради своей выгоды, нужно возвращать кропотливо и неизвестным способом. Няньцин так и стоял, обиженно поджав губы, со стойкой печалью и упрямством в глазах. Цзюнь У вздохнул. — Хватит. Ты знаешь, что светлыми помыслами ничего не добиться. Няньцин, хоть и не хотел, отчасти соглашался со словами принца. Тем не менее, он твёрдо знал одно. — Когда можно быть милосердным, будь милосердным. Ещё раз такое устроишь — утоплю в твоих эликсирчиках. Что ты так смотришь? — уже с явной обидой сказал Няньцин. — В твоем мирке должно быть нормально, что обиженный жизнью человек жаждет расправы. С этими словами он вышел из комнаты и не появлялся несколько часов. Цзюнь У, не избавившийся от страха потери единственного друга, забеспокоился. Лики, естественно, тут же явили себя и принялись по кругу повторять, до какой степени он опустился, раз отпугнул жреца не поступком, а злым языком. На исходе четвертого часа Цзюнь У, во-первых, отправился на поиски Няньцина, а во-вторых, отчасти нашёл ответ на вопрос, чего он хочет. Он хочет слышать вместо мерзкого глумливого шёпота родное ворчание жреца. Он не осуждал его, а потоком стариковских нравоучений отговаривал от ошибок. Няньцин нашёлся у кровати побитого ученика. Он медленно вводил тому иглы. Когда жрец закончил с одной, Цзюнь У подошёл поближе и спросил первое, что пришло на ум: — Где ты этому научился? Няньцин, немного раздражённо из-за осадка после ссоры, ответил: — Пока Ваше Высочество лежали в лихорадке, я решил на всякий случай изучить азы медицины. За год в ордене я в совершенстве освоил иглоукалывание. Для человека с базовым понятием о самосовершенствовании и гибким умом подобное занятие не было проблемой. Няньцину действительно можно было доверить даже сложные случаи. — Кропотливая работа. — Гм. — У тебя мягкое сердце. — Я лишь исправляю вашу оплошность. Цзюнь У не стал поправлять. Дураку ясно, что Няньцин всеми силами стремился облегчить жизнь принцу: они оба имели бессмертные тела, но всё ещё испытывали боль. Он имел ввиду, что, пусть принц убил трёх его друзей и ежедневно издевается над ним, он стойко терпит и даже проявляет заботу. Цзюнь У был несколько тронут. Если бы в моменты душевной боли, он мог вспомнить об упрямом жреце, тогда… Цзюнь У не знал. Никто не мог гарантировать, что это могло его остановить. Но ему бы хоть на чуточку становилось легче. — Вернись со мной. Оставь мальчика, ему уже ничего не грозит, — Цзюнь У остановил руку, потянувшуюся за новой иглой. — Дайте закончить, — спокойно попросил Няньцин. У Цзюнь У на секунду мелькнула безумная идея переломать себе руки и ноги, чтобы отвлечь внимание жреца от других. Чтобы он снова целыми днями сидел у его постели, как во время лихорадки. Однако он быстро отогнал подобные мысли. Бывший Владыка не мог поменяться за столь короткое, особенно для бога, время. Его образ мышления всё ещё был немного ненормальным, потому, узнав о невидимой заботе жреца, он вместо выражения благодарности, действовал по-своему. Няньцин наконец закончил и взглянул на принца. Тот смотрел на него задумчиво, будто решая, что сделать. — Я стану императором, — тихо сказал он. — Раз ты так хочешь. Таким образом он хотел дать понять, что Няньцин, продолжая о нём заботится, получит желаемое. Однако тот не принял широкий жест. — Если вы станете им по моей прихоти, Небеса получат ленивого и чёрствого правителя. Цзюнь У вновь погрузился в раздумья. — Подойди ко мне, жрец. Няньцин подошел так близко, насколько позволяли приличия. Цзюнь У находился в нестабильном состоянии и сам не знал, что будет сделать. Любое отсутствие жреца рядом пугало его, а новое открытие, сделанное только что, подначивало мужчину ещё сильнее удерживать Няньцина. Ему одновременно хотелось сделать жрецу больно, чтобы пресечь любые попытки побега, и сделать приятно, чтобы быть желанным любимым принцем для советника. Цзюнь У, находясь в пограничье, совершил странный поступок — поцеловал Няньцина. То был не поцелуй влюблённого мужчины. В нём была лишь жажда близости, желание физически передать слова «я всё ещё здесь, не забывай меня». Он немилосердно кусал чужие губы в агрессивной ласке. Няньцин спокойно позволял это делать. Он не ощущал боли; он не чувствовал, что в поцелуй вложена страсть. Он видел в глазах принца, перед самым поцелуем, непонимание и немую просьбу о близости, и на удивление чётко осознал, что принцу это нужно, как нормальным людям нужны объятия и целомудренные прикосновения. Няньцин в глубине души испытывал те же порывы. Никто не собирался утешать его после всего случившегося, и он, погружённый в заботы о принце, даже не подозревал, что хотел разделить с кем-то свою печаль. Цзюнь У нескоро оторвался от него. После поцелуя он ощутил блаженную пустоту в голове и смятение в его душе ненадолго улеглось. После взгляда на лицо Няньцина он остался доволен: тот не был обескуражен или зол. Наоборот, спокоен, как монах, читающий сутры. — Ты так легко позволяешь целовать себя? — не сдержал колкость Цзюнь У. — Я плохо воспитал Ваше Высочество. В следующий раз вам стоит обнять этого наставника, — пояснил Няньцин. — А как же твоё воздержание? — Мы не делаем ничего развратного. Или Ваше Высочество в самом деле необузданный извращенец? — Няньцин не хотел выслушивать очередные подначки принца, потому быстро закончил разговор. На том и завершился их вечер, а на утро Цзюнь У ждал сюрприз. Глава лично поручил ему одно дело: оно было слишком сложным для обычных учеников и слишком недостойным внимания старост. Ему поручили задание по поимке нечисти в одном из портов города: на юге процветала водная торговля и даже самые незначительные помехи вредили ей и, соответсвенно, репутации ордена, ведавшего охраной всего района. Цзюнь У обрадовался поручению, ведь чем больше заслуг он заработает под небесами, тем быстрее вознесется на них и не вызовет подозрений. Правда, его нынешний уровень не особо подходил для слишком сильной нечисти, но, раз ему поручили это дело, никто не считал, что он с треском провалится. Обо всём этом он сообщил Няньцину. Тот часто проводил время с младшими учениками, что неимоверно раздражало бывшего Владыку. Потому он холодно бросил, распугав детишек: — Мы идем на охоту. — Мы? — в который раз подивился Няньцин. — Чем я вам пригожусь? — Не помешаешь, — рассудительно сказал Цзюнь У. — Было бы неплохо, если бы ты развивал хоть какие-то способности. Авось вознесёшься со мной. А пока ты якшаешься с полуграмотной ребятней, не сдвинешься с мёртвой точки. — Кажется вам просто будет скучно одному, — возразил Няньцин, впрочем, без лишних эмоций. Поскольку он не был дураком и имел определённое, хоть и подпорченное последними событиями, представление о характере принца, мог судить о некоторых вещах и понимать, когда он может говорить откровенно, а когда нет. Сейчас принц пребывал в неплохом настроении и, как старший, Няньцин решил немного наставить его: — Эти дети, по крайней мере, ведут себя мило и послушно. Вам бы не помешало перестать подавлять эти черты. — Разве я их подавляю? Мне просто не семь лет. — Когда принц целовал меня, мне кажется, он пытался быть милым, — абсурдно спокойно заявил Няньцин. Только человек учёный и привыкший быть внимательным к своим подопечным мог так сказать. — Разве вы не хотели извиниться передо мной таким образом? Цзюнь У заинтересовался таким выводом, но не стал развивать тему. Он не уделял случившемуся больше внимания, чем следовало. Как только он получил желаемое, тут же выкинул это из головы, не разбираясь в мотивации. В конце концов, ни один человек на свете не помнит абсолютно все свои проявления чувств и их причины. — В любом случае, нам стоит быть внимательнее на задании, — так и не получив ответа заговорил Няньцин. — Прошлой ночью, на пути в наши покои, я заметил в небе дурной знак. Не знаю, относится ли он к нам или нет, однако, пренебрегать им не следует. — Что за дурной знак? — живо заинтересовался Цзюнь У. Няньцин всегда был увлечен звездами и в этом вопросе на него можно положиться. — Трудно сказать. Я не придал этому значения, поскольку думал, что нас это не коснется. Он может означать как волнения на море, так и раздор в обществе. Если первое, то, боюсь, это связано с вашим поручением, — Няньцин покачал головой. Он знал, что сказанное не остановит принца, но повысит бдительность. — Вы, конечно, планируете выдвигаться сейчас? — Цзюнь У кивнул. — Тогда я тем более не смогу сказать точно. Мы правда не можем дождаться ночи? — Зачем? Если твои догадки верны, то нечисть и есть причина бед на море. В чём смысл откладывать? Няньцин лишь вздохнул. Его принц лишь изредка желал обдумывать возможность провала и то — только в последнее время. Ничего не оставалось, кроме как последовать за ним, как Няньцин делал тысячи раз до этого.***
Сам порт был оживленным и сильно вонял, как и следовало ожидать. Рыба продавалась прямо здесь, множество рыбацких суден были завалены уловом, а сами моряки не отличались утончённым ароматом, как и полагается людям, работающим руками. К счастью, вскоре Цзюнь У и Няньцин вышли к месту, где почти никого не было — там и происходили проблемы. Крупные суда здесь не швартовались, а рыба не водилась — то ли кто-то её перебил, то ли она сама уплыла подальше от опасности. Остановившись здесь, Няньцин убрал платок от носа и посыпал одежду каким-то порошком. На насмешливый взгляд Цзюнь У, он объяснил: — Принц даже не открывал все свои подарки. Если у этого советника есть возможность избавиться от вони, почему бы ею не воспользоваться? Этот порошок устраняет запахи. Таким образом, он несколько завуалировано сказал: «Я не брезгливый, но раз ты разбрасываешься подношениями, как мусором, я его подберу». Няньцин действительно не капризничал: бедная жизнь, полная лишений, научила цепляться за любую возможность и уж тем более не оставлять валяться драгоценные порошки в ни разу не открытых сундуках. — Ты рылся в моих сундуках? — изобразив злость, спросил Цзюнь У. Няньцин, раздраженный спектаклем, который принц закатил из-за одной-единственной склянки, о существовании которой до сего момента не знал, ответил: — У вас так много служанок, готовых разобрать ваши вещи, я и забыл. Как бы одна из них не утащила ваш эликсир для увеличения… — Хватит припоминать это, можно подумать я ходил и выпрашивал его! Цзюнь У не подозревал, что Няньцин может быть таким мелочным — в самом деле, он будто вел беседу со склочным старикашкой. Он ведь просто хотел подразнить его! Няньцин по натуре не был скандальным, разве что при проигрыше в карты мог выдать гневную тираду, потому умолк. Ах, будь принц таким же чудесным, как раньше, стал бы Няньцин обращать внимание на подобные неурядицы? Однако, ныне приходилось кричать и спорить с ним. Они находились на диком пляже, не более чем в десяти ли от оживленного порта. Раньше здесь разгружались суда, не сумевшие уплатить огромную пошлину при въезде в комфортный порт, да к тому же охраняемый солдатами и полнившийся разнорабочими, готовыми разгрузить товар за монету, потому были вынуждены теснить в столь диких местах наряду с бедными рыбаками. Тем не менее, с миру по нитке, отсюда текли большие деньги — бедных и среднего достатка людей всё же больше, чем богатых. — Я не чувствую демоническую энергию. Тварь действительно обитает в море, — сказал Цзюнь У. — Будем надеяться, что это просто обнаглевший водный гуль или утопленник. Цзюнь У лишь хмыкнул. Он не страдал такой проблемой, как неуместный оптимизм. Объективно говоря — задание было смертельно опасным по нескольким причинам. Проблемы начались лишь недавно, что обнажало прескорбный факт — тварь не разгулялась. Но даже так, он была достаточно сильной, чтобы отвоевать себе огромный участок владений. И, если верить Няньцину, вызывала штормы и цунами. Кучка идиотов, именуемая старейшинами, не разобралась в деле и даже толком не посвятила в него Цзюнь У: лишь по дороге сюда, вслушиваясь в разговоры, заклинатели смогли оценить угрозу. Где, спрашивается, бог, ведающий водной стихией? Цзюнь У поведал Няньцину свои измышления: — Мы должны узнать, много ли людей молятся богу, покровительствующему здешними водными просторами. — Зачем? — Если он явится из-за обилия молитв, это будет проблемой. С другой стороны, в таком случае, нам здесь делать нечего. Няньцин задумался над словами принца. Бог действительно мог осложнить им жизнь: громкая победа принца над сильным монстром приблизит его к вознесению, не хотелось бы получить лишних препятствий. Да и какова будет его репутация на Небесах, если бог растреплет всем, что принц павшего государства теперь бродит по миру и пресмыкается перед мелкими орденами? — Я слышал, что люди здесь не очень религиозны. Близость к заклинательскому ордену позволяет им не полагаться на высшие силы. — Даже близость к богам не уберегает от отчаяния, — равнодушно подметил Цзюнь У. Няньцин не мог не согласиться. Когда они уже собирались найти местных для расспросов, на одной из песчаных дюн показался человек. Он был в таких же клановых одеждах, что и они. Завидев товарищей, незнакомец приветливо замахал рукой и подошёл. Это оказался их довольно примечательный шисюн. Отличался он не знаниями и умениями, а буйным нравом — вечно проказничал и делал, что хотел. Цзюнь У относился к нему не внимательнее, чем к сорной траве, а вот Няньцин уже успел несколько раз сделать ему выговор, так что они были знакомы. — Мэй-шиди, а что ты тут делаешь? — с детской простодушностью спросил мальчик. Няньцин всегда имел слабость к подобной черте в людях — может, это влияние Его Высочества, когда он был таким же маленьким — потому ему пришлось для начала вздохнуть, а уже потом строго спросить: — Корректнее задать этот вопрос тебе. — Тут моя деревня, — просветил заклинателей мальчик и заговорщицким шепотом продолжил: — я знаю, где черепахи обычно откладывают яйца. За них платят по пять медяков за штуку. И правда, ещё дальше, откуда и пришёл мальчик, была совсем уж дикая местность, и животные могли устроить свои гнезда. Цзюнь У неожиданно присоединился к разговору: — И на что ты их тратишь? Вопрос, вообще-то, был обоснованный: с чего адепту ордена забредать так далеко ради пары черепашьих яиц, чтобы потом обменять их, прямо говоря, на сущие копейки? Мальчик недоверчиво уставился на своего незнакомого шиди. Цзюнь У, прекрасно читавший людей, включил актерское мастерство и спросил: — Как тебя зовут? — Юэ Гуан, — чуть просветлев от дружелюбного вопроса ответил Юэ. — Юэ-шисюн, так зачем тебе столько денег? Мальчик, посомневавшись, стоит ли раскрывать его секрет, всё же сдался. В силу возраста он был слишком доверчив и болтлив. — Я хочу подарить шимэй шелковый наряд! Только не говорите ей, — строго наказал Юэ. Цзюнь У и Няньцин, даже не зная, кто эта любимая шимэй их маленького знакомца, утвердительно кивнули. — Ты поможешь нам, Юэ-шисюн? Расскажи про бога, которому здесь молятся. Юэ почесал нос. Цзюнь У, несмотря на его дружелюбную манеру, раздражал мальчик. Для своего возраста он был слишком простодушен и, очевидно, не особо образован. В его возрасте Цзюнь У был близок к вознесению, да и сейчас между ними не больше пяти лет разницы. Если конечно говорить о физическом теле. А вот Няньцин наоборот смотрел на Юэ с улыбкой. Тот вырос в деревне и по природе своей был немного наивным. Даже когда мальчик проказничал, на него было трудно разозлиться. — Молятся водному богу, но не особо. У нас море обычно не штормит. Богу войны, — перечислял Юэ, подгибая пальцы. — Ну и всё. Ещё иногда к нам заплывают варвары из других земель, но я не знаю, кому они поклоняются. — Может, ты видел их изображения? — спросил Няньцин, увидев холод в глазах принца, которому надоело играть в доброту. — Угу. У них татуировки во всю спину! Это женщина с хвостом рыбы. — Юэ внезапно покраснел и внимательно посмотрел на Няньцина. — Что ещё? — мягко уточнил он. — У нее грудь голая, — окончательно смутившись прошептал мальчик. Цзюнь У в открытую засмеялся. — Уж если ты ухаживаешь за женщиной, будь добр не краснеть из-за ерунды, — насмешливо сказал он. В этот раз покраснел Няньцин. — Юэ-шисюн, иди поищи черепашьи яйца. Мы пока заняты. Юэ не понял, почему его внезапно прогнали, но ему правда нужно было зарабатывать деньги, так что он ушёл. — Ты что такое говоришь ребёнку?! — возмущённо прикрикнул Няньцин. — Он в возрасте, когда мне уже подыскивали жену. То, что у него разум отстает от тела — его проблемы. Няньцин, будь его воля, постучал бы по губам принца. Он, подавляя гнев, сказал: — Я ведь говорил тебе о воздержании. То, что ты способен не краснеть, говоря о женском теле — вот это действительно проблема. Тебе стоит уподобиться евнуху, раз ты так развратен! В глазах Цзюнь У промелькнула неясная эмоция, но он быстро взял себя в руки. — Если ты ревнуешь, я не был с женщиной. И мужчиной. И с прочими живыми и неживыми существами, — зная настороженность Няньцина к своей персоне, уточнил Цзюнь У. — Поговорим о деле. У нас вряд ли получится завязать диалог с варварами, так что остаётся лишь плыть по течению. То, что описал Юэ, называется «русалкой». Это не божество, так что скорее всего она и является нашей нечистью. Цзюнь У очень много знал о демонах, что не удивительно. Даже не учитывая количество прожитых лет, он когда-то являлся и Небесным Владыкой, на чьи плечи падало множество забот об охране смертных, и Белым Бедствием, которое порождало эту самую нечисть. За пять лет такой жизни можно увидеть и узнать больше, чем за сотни лет копошения в сборниках мифов и легенд. Няньцин оставил сказанное без комментариев. Стоило ли говорить, что наставник практически всё время находился рядом с принцем и никогда до этого не слышал от него настолько прямолинейных высказываний? Он не знал, как реагировать, но Цзюнь У и не ждал ответа. — Используем мальчика в качестве приманки.