Спаси себя, злодей!

— Выпьем! «Выпьем!» повторили хором. Только Няньцин молчал за праздничным столом. Цзюнь У притворно улыбался, потягивая вино, какое-то изысканное, сбережённое для этого пиршества во имя правильной партии и человека воистину заслужившего власть. — Пей, — тихо сказал будущий Владыка. — Я не пью. — Нет, ты пьёшь. Ты празднуешь возвращение своего императора, — с нажимом произнес Цзюнь У. — Когда великие люди приходят, предыдущие правила стираются. Пей, Няньцин, повод достаточен. Няньцин вынуждено сделал глоток под взглядом Его Высочества. Вмиг захмелел. Стало жарко. Няньцин отодвинул ворот своих одеяний, благо, всё внимание было на Цзюнь У. Из всех присутствующих будущий Владыка выделил книжника, хитрого и умного, но достаточно благочестивого, чтобы строить интриги; немного наивного молодого бога, пришедшего сюда случайно ради вина и угощений; интригана, властителя ветра, затеявшего эту пирушку, и парочку слишком уж молчаливых богов неясной функции. Покончив с анализом более-менее лояльной к нему публики, он обратил свой взор на Няньцина. Тот сидел весь красный, его взгляд был влажным и мутным. Цзюнь У понял, что дело плохо — слепотой и слабоумием не страдал. — Господа, мы покинем вас первыми. Надобно привести дела в порядок. Никто не стал их задерживать — веселье было в самом разгаре, а о поводе уже забыли. Цзюнь У практически тащил подпитого жреца и отпустил только во дворце. Няньцин нахмурился и с обидой и неопределенностью сказал: — Я что, идиот? Цзюнь У опешил. Впервые его смогли заткнуть, когда он даже не начал говорить. — Почему вы никогда не полагаетесь на меня? — Няньцин, кажется, потерял нить своих рассуждений и глупо моргнул. — Зачем мне пить? Я нарушил запрет… У Цзюнь У мелькнуло чувство вины за то, что он, давя авторитетом, вынудил Няньцина выпить, но оно потонуло в общем море циничности его души. Не так-то важен этот запрет, раз его так легко нарушить. Няньцин, впрочем, пребывал в известном состоянии: что у трезвого на уме, у пьяного на языке. Он не очень думал о Его Высочестве и о собственном неправильном поведении. — Я думал, что бесполезен, раз вы не можете положиться на меня. Но, кажется, я просто не знал, что делать, потому вы не могли просить моей помощи. Хотя вы могли позвать меня, попросить остаться и выслушать, что у вас на душе. Я не бесполезен, я просто не тот, кто мог вам помочь. Няньцин выдохнул, не потрудившись сделать речь более пространной и понятной. По его лицу пробежала тень. Цзюнь У понял, о чём говорит Няньцин. В то время, тот Няньцин, и правда не был тем, кто мог бы сослужить хорошую службу Его Высочеству, потому они оба плохо кончили. Тот Няньцин не смог бы утешить принца, даже если бы знал, насколько ему плохо. Впрочем, Цзюнь У не особо об этом думал. Он устал от этого и предпочитал что-то более новое. Он сильно щелкнул Няньцина по носу, но тот, поскольку был пьян, практически утратил чувствительность и только пьяно хмыкнул. — Ложись спать. А на утро отправимся раздобыть приличную одежду, — сказал Цзюнь У. Последнее распоряжение он отдал, чтобы создать атмосферу бытовой обстановки, но на самом деле его нисколько не беспокоило его божественное одеяние. Няньцин кивнул и успокоенный ушёл к себе. Жизнь преобретала размеренный оборот, немного суетливый в связи с тем, что надо обжиться на новом месте. Для жреца всё так и было, а вот для принца начинались тяготы. Проводив Няньцина, он вышел из своего дворца. Чтобы боги не скучали однообразием, в столице, как и в мире смертрых, была смена дня и ночи. Неестественная, слишком красивая ночь стояла и сейчас. Ответственный за красивую иллюзию забыл добавить изменения на небосводе, и звёзды Цзюнь У и Няньцина находились в неправильном месте. Цзюнь У добавил это в список своих дел и пошёл искать того, кто был его врагом номер один. Недолго порасспрашивав не враждебных к нему небожителей, он узнал, куда идти. А заодно и, очевидно, фальшивое имя, которое тут же выбросил из головы. Он вообще не особенно задумывался над происходящим и был даже легкомысленен. Сейчас он плыл по течению и, раз так повернулась судьба, просто играл в заданную игру. Больше его беспокоило грядущее похмелье Няньцина, нежели кровавые козни. Во дворце он встретил слугу и попросил доложить о себе. Вскоре его приняли. — Привет, — неприветливо сказал Цзюнь У. — Я забыл твоё имя. Небожитель не выглядел ни удивленным, ни оскорблённым. Он расслабленно сидел на обитой шелком кушетке и курил трубку. Курительная смесь была приторно-сладкой, отчего у будущего Владыки засвербило в носу. Он чихнул. — Будьте здоровы. А имя моё можете и не запоминать. Как насчет даочжан? — Как скажешь. А где твой демон? — А где ваш советник? Цзюнь У подавил гордое «греет мою постель», поскольку за этими словами стоял обман. Пьяного Няньцина принц увёл в свою спальню шутки ради. Тут гордиться нечем. — Спит. — Что ж, час поздний. — В самом деле. — Не желаете чаю? — Отказываться не стану. Принесли чай. Цзюнь У без опаски выпил. Не отравлен. Очень дружелюбный жест. — Тунлу воистину притягательна. Я и сам расстаться с ней не могу, хоть и натерпелся бед. — Да уж. Каких только чудес от неё не увидишь. — Например? Небожитель выпустил густой дым и запрокинул голову; он будто делил эту ночь с любовником, а не с врагом: лицо его приобрело мечтательность, а тонкая рука подпирала голову. — Чего стоит вернуть человека к жизни в подобном месте? Я не стеснён предрассудками — мне без разницы, демон или бог. Я уж никак не желал оскорбить вас, мне просто нужно было место силы для ритуала. Светлая ци не располагает к манипуляциям с мёртвыми. — Однако ж, оскорбил. — Прошу прощения, — «даочжан» легко улыбнулся. — Ты же понимаешь, что я любым способом уничтожу тебя? — напрямую спросил Цзюнь У и отпил чай. — За что же? Даочжан будто расслабился ещё больше и уже вовсю разлегся на кушетке, явно наслаждаясь поворотом их беседы. Цзюнь У благодаря своему опыту его понимал: если кровожадность в душе находится на нужном уровне, это большое удовольствие, вот так беседовать с человеком, являющимся твоим соперником. Он бы тоже премного наслаждался подобной беседой с Се Лянем, а ещё лучше, если бы в давние времена что-то такое произошло между ним и Няньцином. Цзюнь У не стал ни потворствовать, ни лишать человека удовольствия. Вот только у него явно есть планы, раз он ни о чем не волнуется. — Что ты планируешь делать? — свернул в деловое русло будущий Владыка. — Ничего особенного. Небеса мне не интересны, если вы об этом. Цзюнь У согласно хмыкнул, ни капли не поверив этим словам. — Как-то ты слишком беззаботен. У тебя нет никакой работы? — Нет. Я, знаете, в бытность человеком, уразумел работу чиновников, — «даочжан» погрыз кончик трубки и с ядовитой усмешкой, чуть не по слогам, сказал: — Всегда можно переложить работу на другого. — Ты мне кое-кого напоминаешь, — сказал Цзюнь У, вспоминая об усердной Лин Вэнь. Трудоголизм, как и прочие чрезмерные вещи, негативно влияют на человека. В конце концов богине всё же надоело так много работать и она предпочла место потеплее — под боком у уродливого божества. Цзюнь У предположил, что с его знакомцем произошли примерно те же метаморфозы. «Даочжан» безразлично поднял бровь на замечание и сказал неожиданную фразу: — Я больше похож на вас, чем на кого-либо еще. — Неужели? Не припомню, чтобы я был похож на дикую мартышку. Бросив оскорбление, Цзюнь У потерял интерес к беседе и откланялся. Сторонний наблюдатель не понял бы, зачем вообще нужно было затевать этот разговор, однако же, результат был. Цзюнь У, при всех его недостатках, был на редкость расчетливым и ничего просто так не делал, если это не касалось Няньцина — тогда Владыка позволял себе ребячливость. Итак, выяснилось: во-первых, «даочжан» обладал известной долей бесчеловечности и лицемерия, что позволяло ему при его статусе ничего не делать на Небесах, зато вволю веселиться с демонами. То, как он организовал свой быт, показывало, что он мог манипулировать даже божествами и при этом оставаться безнаказанным. Во-вторых, у него есть «подушка безопасности», раз он так фривольно вёл себя с Цзюнь У (в противном случае его бы и не приняли для ночного обмена любезностями). Возможно, на Небесах медленно, но верно готовится мятеж, предводителем которого и является «даочжан», так что власти в его руках предостаточно. Возможно также, что у этого «даочжана» есть могущественный покровитель, что, впрочем, не исключало первого предположения. Цзюнь У избрал своей новой задачей разобраться с этим — найти и присечь всё, что делало «даочжана» таким беззаботным. На самом деле Цзюнь У ожидал увидеть побитого жизнью чиновника на побегушках. Он думал, что для выживания здесь, а попутно и для сохранения грязных секретов, «даочжан» должен строить из себя послушного и доброго божка. Так сам Владыка днём сидел на собраниях богов в образе отца-покровителя, тщательно исполняя обязанности Владыки Небес, а в остальное время делал… разное. Он знатно удивился, что можно вообще не заботиться об образе и в открытую вести себя столь небрежно. Потому встреча выдалась продуктивной. Оставшееся до пробуждения Няньцина время он размышлял, как бы поступил на месте этого человека. Он, безусловно, убедил бы большинство, что лучше него нет никого на свете, иначе невозможно убедить людей работать на тебя, если другой выгоды нет. Значит, Нижние и Средние Небеса под его властью. Остались Верхние. Тут можно вступить в сговор. Имея такой козырь, как владение Тунлу, несложно склонить нечистых на руку небожителей к сотрудничеству. Пока для Цзюнь У осталась загадкой причина всех этих действий, если можно просто сбежать со своим любовником куда подальше и также жить не зная забот. Именно в этих мыслях Цзюнь У застало пробуждение его жреца. Он сидел у его (своей) кровати и услышал шорох, а затем слабый стон. Няньцин лениво убрал волосы с лица и пробормотал что-то вроде «хитрый демон». — Хочешь попить? — ласково спросил Цзюнь У, отчего Няньцин нервно дернулся. — Откуда?.. Хотя, не важно, хочу. Цзюнь У подал воду. Няньцин большими глотками выпил. — Я вас не прощу, — пожаловался жрец. — Алкоголь не просто так запрещен. — Оу, у тебя такое сильное похмелье? — Цзюнь У поцеловал жреца в лоб. — Ничего, к вечеру пройдет. Полежи пока. Няньцину было лень отмахиваться от принца, хотя досаждало ему не похмелье, а то, что ему предшествовало. Принц точно знал, что ему нельзя пить, но всё же заставил, а ещё и так отвратительно заискивал перед ним, опасаясь справедливого возмездия. Цзюнь У действительно вёл себя, как послушная жена, понимая, что провинился. Он не извинялся, потому что это было бы фальшиво, но как мог — утешал. — Ну что такое? Не обижайся. У всех бывает момент слабости. Жизнь — это преодоление. Рано или поздно все нарушают запреты, особенно если твоя жизнь такая долгая. Хорошо, что ты сделал это сейчас и теперь точно не будешь пить, — вдохновенно говорил Цзюнь У, подправляя Няньцину одеяло, хотя холодно не было. Он хотел привести пример из жизни, для пламенности речи, но с удивлением осознал, что со времен молодости не ставил для себя запретов. Отчасти поэтому он мало сочувствовал беде Няньцина. Немного подумав, он избрал другую тактику: — Зато другие запреты ты не нарушил… — Вы целовали меня! — Ну и что? Мы не делили постель. И к тому же, это укрепляет дружеские узы. — Что, правда? — скептично спросил Няньцин, настолько шокированный заявлением принца, что отчасти позабыл о злости на него. — Конечно. Разве мы не стали ближе? — Хм… — Кто сказал, что так делать нельзя? Женщины целуют друг друга в щеки, просто мужчинам не дозволено проявлять нежность. Но что же мне делать? Такой уж я человек. Няньцин лежал, уставившись в потолок и прокручивал в голове одну фразу «на словах ты победил, но сердца не тронул». Цзюнь У, как был в уличной одежде, так и лёг рядом с Няньцином, поливая его уши мёдом многословных речей. — Так что же, Няньцин? Тут как в отношениях — не дашь ты, найдется та, кто даст. Но где мне сыскать такого, как ты? Вот и думай… По сему выходило, что Цзюнь У — жертва обстоятельств. Он не мог не целовать Няньцина! Воистину, слова важнее дела, когда речь заходит о таких хитрых людях. Цзюнь У погладил немного бледное лицо жреца, и его сердце оттаяло. Он оставил свои манипуляции и заговорил более искренне, с интересом ловя взгляд Няньцина: — Я больше так не поступлю. Это было глупо. Няньцин фыркнул и отвернулся от принца. Ему было приятно это слышать, но так легко его не купить. Да и настроение жреца приближалось скорее к мрачному. Какого чёрта его жизнь вообще свернула в то русло, где ему нужно отбиваться от домогательств принца? Фатум жесток. Няньцин, как и в последние годы, не имел ни малейшего представления о том, как контролировать происходящее, а просто плыть по течению не всегда получается. Игнорируя, казалось бы, мелкие склоки, полные едких и шутливых перепалок, проблема стояла глобальная. С Няньцином жил человек, которого он по сути не знает, поскольку Цзюнь У ужасно изменился. Должны пройти годы, прежде чем эта проблема решится, но вот как эти годы прожить, не подхватив от того же принца лёгкое безумие, — неизвестно. Ну, с другой стороны, Цзюнь У тоже участвовал в происходящем и, к счастью, дураком не был. Пока Няньцин лежал, отвернувшись в сторону живописного шкафа заместо прекрасного лика принца, тот бросил короткое «скоро вернусь», а через пару часов вернулся со свёртком в руках. Няньцин всё также вяло обижался, пережидая похмелье. В свёртке было скромное, но приличное одеяние чёрного цвета и мантическими символами по краям рукавов, вышитыми золотой нитью. Пока Няньцин с видом смиренного даоса примерял одеяние, Цзюнь У рассказал вот что. Принц ожидал, пока местные рукодельницы, красавицы-богини, заведававшие женскими ремеслами, наспех шили одежду жрецу. В это время он решил просмотреть молитвы, оставшиеся без внимания небожителей в поисках занятия на ближайшие дни. Выяснилось, что игнорировались преимущественно молитвы с земель вокруг Уюна, которые после его падения пришли в хаос. Какие-то государства торговали с Уюном, так что остались без потока финансов, какие-то были под потранажем, так что стали легкой добычей. В общем, как и следовало ожидать, карта мира перекраивалась с сопутствующии ущербом для местного населения. Разбираться с этим было недосуг, особенно если есть приток молитв с мест поблагополучней. Небесные чиновники, ведавшие этим, даже и не читали просьбы смертных, а просто аккуратно переносили в местные архивы для галочки. Разумеется, Цзюнь У тут же нашёл нечто необычное: в одном селении случались сильные грозы, которые сжигали имущество крестьян. И случается это не раз в год или месяц, а с разрушающей регулярностью. Будь это нечисть, селение бы погибло в два счета, что является логичной целью тёмных тварей. Однако же, селение живо, хоть и тонет в тяготах. Цзюнь У предложил завтра же пойти посмотреть. — Так что, мы имеем дело с небесными знаками? — Тут ты специалист, — развёл руками Цзюнь У. — Почему бы не отправиться сегодня? Няньцин обрадовался, что принц решил помочь смертным (хоть это и сопрягалось с подковерными интригами), так что хотел поторопиться. — Отдыхай. Нам предстоит нелёгкая работа.

***

Как и говорил Цзюнь У — пришлось перенести некоторые тяготы. В скученном поселении, полном беженцев из других краев, не нашлось места для ночлега. Спали под открытым небом. В воздухе постоянно витал запах грозы, а облака едва ли были светлее мёртвой, неплодородной земли, на которой принц и жрец разбили лагерь. Как и глаза Цзюнь У, вечно холодные, таящие опасность. Няньцин любил смотреть в них перед сном, когда Владыка уже почти засыпал. «Он знает, что делать», — к таким мыслям приходил жрец. Это был единственный плюс в изменении Цзюнь У — он не был тем юношей, что растерялся перед жестокой реальностью. Спустя пару дней наконец началась гроза. Первым её заметил Няньцин, по обыкновению наблюдавший за небом. Робко мелькнул разряд, тихий гром и ни капли дождя не пролилось на землю. Цзюнь У предложил понаблюдать с возвышенности и они застали разгулявшуюся стихию на пригорке за чертой города. — Ваше Высочество, вам не кажется, что молнии бьют в совершенно случайные места? — Гм, да. Посему выходило, что если бы бедствие преследовало кого-то определённого, то молнии бы сконцентрировались в одном месте; значит, Небо было слепо. Вскоре загорелся негустой лес, едва выросший на пепле старого. Но что бы ни случалось, приходилось терпеть это бедствие, ведь людей, живущих здесь, не ждёт участь лучше, если они уедут. Просто оставив здесь свои поля, которые их кормят, они обрекут себя на голодную смерть. Лицо Цзюнь У, холодное и бездушное, казалось неестественным в свете огня, тогда как печальное лицо Няньцина преобрело оттенок ярости. — Как ты думаешь, можно ли сделать человека демоном насильно? — спросил Цзюнь У. — Такие обряды существуют. Для этого нужна огромная злоба, перемещённая в чужую душу. Но это… Противоречит Небесам. Но если это так, где небесная кара? Тунлу, конечно, не отличалась хорошей аурой, но и так должно было что-то произойти, если верить словам «даочжана». Тот утверждал, что вернул своего любовника с помощью Тунлу, но как и каким образом он справлялся с последствиями — загадка. Возможно, происходящее здесь — последствие насильно вернувшейся, подвергшейся насилию, души. — Интересно, почему из-за тебя такого не случалось? Цзюнь У имел ввиду, конечно, то, как Няньцин вернул его душу в прошлое. — Для этого я пожертвовал своей душой, потому обмен был равноценным. Этот «даочжан» только отбирает у Неба. Пока Няньцин говорил, Цзюнь У заметил у кромки горящего леса несколько фигур. Одеты они были слишком хорошо для таких краев, да и их манера держаться выдавала благородное происхождение. — О, неужели это по наши души? Няньцин устало потер лоб. «Даочжан» и Цзюнь У уже вступили в открытый конфликт, так что первый и не пытался скрыть своих намерений. Видимо, он каким-то образом донёс подозрительные молитвы до служителей Верхних Небес, чтобы те не давали копать происходящее слишком глубоко. Эти боги вряд ли в курсе всей подноготной, так что будут лишь пытаться остановить пожары и не более, а излишнее любопытство со стороны Цзюнь У вызовет подозрение. В любом случае, они на верном пути, так что принц и жрец не были раздосадованы. Цзюнь У, довольный своим открытием, повернулся к Нярьцину и сказал: — Что ж, пока посмотрим, что они будут делать. Хотя он так сказал, он смотрел лишь на Няньцина, а тот на него. Он не мог привынуть к лицу принца, всё ещё создающему странное впечатление. Свет падал так, что его глаза были совершенно темными, как щелочки в маске, а белоснежная кожа светилась изнутри, слегка выдавая иллюзию. Няньцину подумалось, что совсем неудивительно, что лицо принца кажется неестественным, напротив, — не стоило забывать, что оно и в самом деле не настоящее. Настоящее ещё уродливее из-за поветрия ликов. Хотя Няньцин даже привык к нему. Головой он понимал, что объективно говоря оно некрасивое, но в сердце давно с этим примирился. Эта мысль дала развитие и новому открытию: неудивительно, что Цзюнь У постоянно лез к нему и всячески издевался. Ведь больше ни один человек на свете, увидев его истинное лицо, не согласился бы остаться рядом. Цзюнь У, как жаждущий в пустыне, берёг своё сокровище и пользовался им вволю, пока не отняли. Даже сейчас несносный принц дергал его за руку. — Ты такой мрачный сегодня. Как ещё нам с тобой развеяться, чтобы ты успокоился? — Так вы просто выгуливаете меня? Принц широко улыбнулся, обнажая идеальный ряд зубов. Морщинки, появившиеся в уголках рта, расползлись глубокими тенями в огненных отсветах. — Ты так удачно подбираешь слова… — Ну а что? Вы даже не пытаетесь остановить огонь, а вместо этого пытаетесь раздавить мою ладонь. — Это верно. Я уже давно расставил приоритеты. Цзюнь У попытался поцеловать Няньцина, но тот ловко увернулся, наученный опытом. — Сделайте же хоть что-нибудь! Няньцин видел, что другим богам не удавалось победить пламя и начинал беспокоиться — оно уже приближалось к поселению. — Не хочу. Снова продолжилась борьба и препирательства, без которых не обходилось ни одно их взаимодействие. Няньцин сдался и слабо поцеловал губы Цзюнь У. — Теперь идите тушить огонь! Неудовлетворенный принц упрямо ответил «Не хочу». — Да почему?! — в сердцах выпалил Няньцин. Неужели для Владыки составит труд сделать хоть одно доброе дело? Няньцин решительно не видел никаких проблем. — Я для них и пальцем больше не пошевелю, — решительно заявил Цзюнь У. И добавил: — Без нужды. Цзюнь У ласково потерся носом о щёку Няньцина, ломая чужое сопротивление. Он не кичился своим равнодушием и не торговался с Няньцином: ты мне поцелуй — я тебе всё, что хочешь. Его и впрямь более ничего не заботило, кроме удовлетворения своей потребности. Но мазнув поцелуем по челюсти, он всё же в приподнятом настроении объяснил: — На самом деле, я только в этом и вижу смысл. И на самом деле, я больше ничего не хочу делать. — А как же я? Ведь Няньцин ждал своего принца, который покинул его, будучи совсем молодым. Несправедливость. Цзюнь У не должен был пережить события Уюна будучи юношей, а Няньцин его потерять. — Я не знаю. Я больше не в силах что-либо сделать с собой. Няньцин тяжело опустил голову и сказал: — Я, всё-таки, не люблю вас. Цзюнь У мягко поцеловал уголок губ Няньцина. — Я тебе не верю. Светлая сторона принца, которую любил жрец, никуда не делась. Раньше принц любил весь мир и являл это миру. Теперь принц любил Няньцина и являл это Няньцину. — Разве я так плох? — спросил Цзюнь У. — Пройдя через всё это, я понял, что единственно важное — это ты. Ведь после твоего ухода настала точка невозврата, а когда ты вернулся, я получил новую жизнь. Пока двое занимались друг другом, над поселением мелькнула чья-то тень. Небо над ней потемнело и разразилось ужасающим грохотом. В считанные минуты, за кототорые и сам Владыка не успел бы что-то предпринять, тысячи молний спалили всё вокруг дотла.