That ain't working, that's the way you do it Money for nothing
Успевшему набить оскомину предупреждению — держаться подальше от Бланта — оказалось удивительно легко следовать. По крайней мере, после громких слов парня Юнхо переосмыслил свои действия по отношению к нему и понял, что стоило умерить пыл. Это не было обидой как таковой, скорее, естественной реакцией на показательную порку. Игнорировать существование соседа полностью Чон не мог, да и не собирался, но раз уж тот так чурался чужого внимания, Юнхо свёл коммуникацию к вежливому минимуму. Перемена от Ёсана не укрылась: он какое-то время пытался подтрунивать над молодым человеком, но за отсутствием должной реакции просто-напросто потерял к этому интерес. Не сказать чтобы после негласного пакта о ненападении жизнь стала налаживаться. Казалось, всё вышло с точностью до наоборот. Поразительным образом, но горе-общение с Каном скрашивало серые будни и перетягивало на себя внимание. Теперь же, когда даже саркастические комментарии тот отпускал с каким-то подчёркнутым нежеланием, Юнхо пришлось вновь столкнуться с банальными проблемами лицом к лицу. Сейчас, глядя на смехотворные остатки накоплений, он оказался застигнут врасплох. Может, Ёсан был прав, и он заигрался в праведника, не видя бревна в собственном глазу? Ему действительно стоило больше думать о себе, и не из корыстных побуждений, но в силу обычных человеческих потребностей. Осознание быстро сменилось паникой, но Юнхо нашёл в себе силы побороть отчаяние и принялся осмыслять проблему здраво. Нужно было в срочном порядке искать подработку — что-то непыльное, совместимое с учёбой и повседневной жизнью. Разве не так обычно сводят концы с концами обыкновенные студенты, не рассчитывающие на стипендию? Да, это может оказаться той ещё задачкой, но не сидеть же на шее у родителей в его-то возрасте? Просить у них денег после всего, что было сделано, было бы страшным позором. Да и это значило бы выглядеть посмешищем в глазах Мэри. — Ты холодильник-то закрой, не выхолаживай помещение, — за тяжёлыми думами Чон успел позабыть, что сейчас стоял на кухне и планировал перекусить перед выполнением очередного задания. — Выкладывай, что случилось. Минги слегка приобнял за плечо, выудил две банки пива, одну из которых всучил Юнхо, и закрыл холодильник. Молодой человек покосился на банку и тяжело вздохнул. Не лучший способ решить проблему, но так можно будет хотя бы немного расслабиться. Заодно и поговорить с другом. — Я почти на мели, — признался он, щёлкая открывашкой и делая пару жадных глотков. Пиво приятно холодило горло и прочищало мозги. — А где найти работу, совсем не знаю. Минги пригубил пива и поманил за собой в гостиную. Футбольная команда была на соревнованиях в другом городе, так что парень дышал полной грудью, позволяя себе то, что никогда не позволял в чужом присутствии. — Я, конечно, не спец в местном рынке труда, — заявил он, плюхаясь на диван и закидывая ноги на журнальный столик, — но постараюсь помочь. Чего ищешь? Юнхо устроился в кресле напротив и принялся задумчиво прокручивать банку в руках. — Так, что-то нехитрое. Чтобы не головой работать, а руками. — Где твои амбиции, хён? — Сон пребывал в приподнятом расположении духа, так что лёгкой самоиронии в чужом голосе не уловил. А может, как раз-таки уловил, решив перевести всё в шутку. «Погребены под колкой правдой Бланта», — хотел было ответить Чон, но промолчал, пряча горькую усмешку за банкой пива. Глупо было отрицать влияние чужих слов. Сила их была не только в остроте, но и болезненном осознании, буквально въевшемся в сознание и не дававшем покоя. — С твоей прилежностью и терпением можно подыскать работёнку попрестижнее. — Дело не в амбициях. Я… я просто привык. Всё же всю жизнь на ферме прожил. Хиллбилли своим привычкам, знаешь ли, не изменяют. Минги повёл бровью, вероятно, не уловив смысла последней фразы, и Юнхо лишь утвердился во мнении, что, даже нахватавшись слов, его друг не набрался менталитета. Он всё ещё был исконным корейцем, неясно что забывшим на факультете словесности. — Ладно, не забивай голову, — отмахнулся Чон, не имея большого желания пояснять то, что на самом деле имел в виду. А то Минги ещё начнёт читать нравоучения про низкую самооценку или что-то в этом роде. — Скажем так, мне будет по душе любое дело, где требуется грубая рабочая сила. В разумных пределах, конечно. Сон пристально осмотрел друга, будто выжидая, что тот все же расколется и поменяет мнение, но Юнхо был непреклонен. — Хорошо, — сдался Минги. — Есть у меня один знакомый из какой-то там конторы. Постараюсь замолвить за тебя словечко.***
Минги сдержал своё обещание: уже через пару дней в коттедж пришёл какой-то парень сомнительной внешности, на деле оказавшийся вполне себе толковым малым. Ему требовались сменщики в компанию, занимающуюся разгрузкой товаров. Дело было нехитрым, ровно таким, как хотел Чон, потому, убедившись в том, что платят сразу, и заручившись посредничеством друга, уверяющего, что работа чистая, пожал руку своему теперь уже коллеге и готовился выйти на смену на следующий же день. Юнхо и не думал, что будет легко, но первые дни превзошли все его ожидания. В плохом смысле. Даже самое начало учёбы, когда от усталости и отчаяния он чуть было не совершил самый опрометчивый поступок в своей жизни, сейчас казалось не более чем блеклым отражением тех мучений, которые ему приходилось претерпевать. Правду говорят, к хорошему человек привыкает очень быстро. Вот и Чон, на добрые пару месяцев забывший о тяжёлом физическом труде, каждый раз буквально соскребал себя с постели, чтобы начать новый день. Минги уже на третий же вечер, столкнувшись с обессиленным другом в дверях, пожалел о своём посредничестве в закабалении Юнхо, но тот не жаловался, машинально пересчитывая заработанные за смену деньги. Куда больше его убивали не нагрузки, строптивый характер начальника или приближающаяся сессия, а Ёсан, который зацепился за работу соседа, как за последнюю соломинку, и принялся плеваться ядом, кажется, с ещё большим рвением. Вот и сегодня, после очередной изматывающей смены, чуть не лишившись сверхурочных из-за тупости сменщиков, он готовился к спектаклю одного актёра. Молодой человек и сам не понимал, почему всё ещё терпел чужие выходки. Возможно, потому что не до конца потерял веры в людей, а может… может, дело было в чём-то ещё. Он был слишком вымотан, чтобы искать ответы на столь сложные вопросы, а потому надеялся прийти домой, смыть остатки рабочего дня под прохладным душем и завалиться спать. Однако что-то пошло не так, стоило лишь открыть дверь в комнату. Юнхо вскипел бы от возмущения, будь на то силы, но он был слишком вымотан, потому, увидев Ёсана сидящим на его кровати, лишь издал какой-то нечленораздельный звук, передающий его явное недовольство. Кан не придал этому значения, как-то странно шикнув и вновь повернувшись к открытому окну. Только теперь Юнхо понял, что парень сидел, оперевшись руками о подоконник, и разглядывал что-то. Чон приблизился к кровати и обомлел: Ёсан постучал по матрасу рядом с собой и указал пальцем на окно. Молодой человек, заинтригованный очередным перформансом, перечить не стал, устроился на краю кровати и, наконец увидев объект чужого внимания, едва сдержал смешок. Два маленьких воробья преспокойно клевали крошки хлебца, который Кан сжимал в кулаке. Юнхо и хотел бы обругать соседа за то, что тот мусорит прямо на его постель, но Ёсан был так поглощён наблюдением за птицами, что язык не поворачивался упрекнуть его за это. Чон впервые видел парня таким. Поглощённым, затаившим дыхание, улыбающимся искренней улыбкой. Ёсан был восхищён, как ребёнок, и Юнхо не мог оторвать глаз. В первый раз он находился так близко и мог наблюдать безнаказанно. Поразительно, как чужая красота с каждым разом раскрывалась перед ним под новым углом. Сейчас Чон мог разглядеть больше, чем когда-либо раньше, и это завораживало. Бархатистая кожа, ломкие то ли от солнца, то ли от краски тёмные волосы, и удивительной формы родимое пятно у самого глаза. И как он не замечал его раньше? Юнхо припомнил, что при первой встрече сравнил парня с ангелом, но теперь-то он понимал, что сравнение было не таким уж удачным. Земным, Ёсан был абсолютно земным, и именно это делало его прекраснее каменной скульптуры. Ибо что есть скульптура против живого человека? Лишь отголосок отголоска истинной благости, тщетная попытка подражать Всевышнему. Глядя на Кана, Юнхо по-настоящему восхищался божественным творением, а не его жалкой иллюзией. Он восхищался непорочностью первых людей, ещё не постигших грех. Именно так сейчас выглядел Ёсан — как самое совершенное из созданий Бога, и Чон готов был молиться, чтобы парень остался таким навсегда. Чтобы подпустил к себе, улыбался и дарил тепло, которое разливалось бы по телу и исцеляло душу. Кан встрепенулся и сел ровно. Юнхо глянул на подоконник: воробьи, пресытившись хлебом, упорхнули на ветку и скрылись в листве. Он попытался высмотреть их серенькие тельца в зелени, но почувствовал на себе чужой взгляд — и, повернувшись, тут же встретился глазами с Ёсаном. Лёгкая улыбка всё ещё играла на его лице, и Чон не мог не поддаться её силе, улыбаясь в ответ. Он хотел было сказать, что приятно удивлён, но парень опередил его. — Ты был прав, — отведя взгляд, словно стыдясь своих слов, признался тот. — Я не ублюдок и не бесчувственная тварь. Я тоже человек. Просто… просто людям сострадать гораздо сложнее. Они слишком часто разочаровывают. Чон не мог поверить своим ушам. Ему точно сейчас не послышалось? Неужели сосед решился на откровение, в этот раз добровольно и на трезвую голову? Это дорогого стоило, и Юнхо не мог оставить такой жест доброй воли без внимания. — Спасибо. — Это ещё за что? — удивился Ёсан, поводя бровью. Молодой человек и сам не знал, за что благодарил. Наверное, за то, что вновь почувствовал себя живым. Как мало для этого, оказывается, было нужно. — Да просто так, — улыбка на его лице наверняка была слишком уж странной, но смысла оправдываться или искать отговорки не было. Сегодня они как-то подсознательно заражали друг друга эмоциями. По крайней мере, не было привычного напряжения, лишь какая-то незнакомая, но приятная лёгкость, словно они были добрыми знакомыми. — Тебя в детстве Библией, что ли, приложили? — даже язвительность Ёсана была наигранной. Он скорее по-дружески подначивал, чем действительно думал задеть. Как котёнок, игравшийся с мушкой, парень не походил на настоящего хищника, да и впервые, кажется, вовсе не хотел казаться им. — Что, правда таким блаженным кажусь? — подыграл Юнхо, с нетерпением ожидая чужой реакции. Неужели сейчас он видит перед собой настоящего Ёсана, а не его жалкую пародию? Если это действительно так, то игра явно стоила свеч — и муки Чона наконец были вознаграждены. — Не то слово. От этого Ёсана веяло каким-то удивительным комфортом, чем-то напоминающим то чувство умиротворения, что молодой человек испытывал рядом с Мэри. С плеч упал тяжёлый груз изматывающих дум и физической усталости, и хотелось с новой силой броситься навстречу чему-то новому и определённо светлому. Интересно, насколько глупо сейчас будет поделиться с Каном этой мыслью? — Я рад… — рискнул было Юнхо, не отрывая взгляда от откинувшегося спиной на подоконник и прикрывшего глаза соседа, когда на весь дом что-то громко ухнуло, и за матерными причитаниями послышалось гневное: — Блять, Альфи, что ты опять натворил?! Юнхо закатил глаза и машинально повернулся к двери, пытаясь понять, что стряслось. Запахло жареным. Причём буквально. С тех пор, как футболисты вернулись после матча, в котором уступили оппонентам буквально два очка, жизнь в коттедже стала ещё тяжелее. Джеймс, крушивший всё, что попадало под руку, завёл и остальных ребят, так что Юнхо и задротская компания буквально жили на пороховой бочке, стараясь лишний раз избегать контакта со спортсменами. Те, как назло, проявляли бурную деятельность, ломая, поджигая или затапливая дом. Даже Чон порядком подустал от соседства с буйными футболистами, не говоря уже об остальных его друзьях. Было любопытно узнать, что об этом всём думал Ёсан, но, обернувшись к парню, он застал вовсе не того человека, с которым беззлобно шутил всего пару мгновений назад. Рядом с ним вновь был Блант, хмурый и напряжённый. — Чего уставился? — он опять обжигал словами и взглядом. — Видишь, о чём я говорил. Люди не заслуживают любви. Он вскочил с кровати одним махом, отбросив остатки хлебца в окно, и повалился на свою, тут же с головой накрываясь одеялом. Юнхо был в смятении: вновь накатившая усталость, откровения Ёсана, очередные проделки соседей — всё это носилось в голове смерчем и не давало покоя. Кажется, для одного дня было слишком много впечатлений. Он осовело проморгался, поймав себя на мысли, что какое-то время бездумно глядел на гусеницу из одеяла, и с трудом встал. Завтра предстоял не менее тяжёлый день, к которому хотелось подготовиться во всеоружии. Он быстро ополоснулся и лёг спать с неожиданной лёгкостью, лелея в груди крупицы энергии, подаренные Ёсаном. Кажется, ему наконец удалось подобрать ключик к чужой душе, израненной, но оттого не менее прекрасной. Впервые за долгое время Юнхо уснул с улыбкой на лице и с надеждой в сердце.