God's Favorite Customer

Bermuda Bermuda does it call and haunt you? Make you wonder, make you want to go? Make you curious, too much burn? But you never ever will return from Bermuda

— Сынок? — голос по ту сторону звучал встревоженно, словно мать почувствовала его замешательство. — Всё хорошо, — бросил Чон, не отводя взгляда от авто и пытаясь разглядеть силуэт за тонированным стеклом. Может, ему просто показалась? Но нет, ему вовсе не показалось. Переднее стекло медленно опустилось, и Юнхо встретился взглядом с Ёсаном. — Это просто… мой друг. — О, ты завёл друзей. Как здорово! Мать, кажется, вновь преисполнилась энтузиазмом и явно ждала подробностей, но единственное, что смог выдавить из себя Юнхо, — это тягучее «да». — Ладно, не буду тебя отвлекать, — она поняла, что на этом их неловкий обмен фразами, который едва походил на нормальный диалог, планомерно исчерпал себя. — Спасибо, что позвонил. Я была так рада тебя слышать! — Я тоже. Передавай привет отцу. — Передам. Береги себя. Он хотел было сказать, что обязательно позвонит ещё, но мать сбросила, и его слова утонули в коротких гудках. Повесив трубку, он сухо сглотнул и попытался усмирить внутреннее беспокойство. Звонок оставил его в полном раздрае. Наверное, нужно было прислушаться к былым опасениям и не звонить вовсе, но что сделано, то сделано. Только едва ли от этого стало легче. Те крупицы информации, которыми они обменялись друг с другом, лишь обострили странное состояние, в котором он пребывал сегодня. Его бесило, что он вновь умалчивал о реальном положении дел, но и поведение матери было не менее раздражающим. Почему она не захотела говорить о Мэри, словно дома произошло что-то недоброе? Женщина никогда не страдала косноязычием, скорее, её сложно было остановить, стоило ей начать болтать, но сейчас она почему-то отвечала нехотя, словно на вопросы следователя. Может, мать просто была в обиде за то, что он так долго не мог найти в себе силы позвонить? Юнхо не успел дать себе ответа, потому что Ёсан вновь засигналил, нетерпеливо барабаня пальцами по рулю. — Тебе особое пригла­шение нужно? —​ нако­нец бросил тот, попра­вляя волосы. — Приглашения к чему? ​ Кан подозрительно осмотрелся по сторонам и жестом пригласил в машину.​ — Залазь быстрее! Юнхо даже не успел толком обдумать предложение, когда его неведомой силой понесло к автомобилю. Только​ устроившись на переднем пассажирском сидении и захлопнув за собой дверь, он понял, что наверняка попал в ловушку. Ёсан рванул вперёд, и мысли Чона растворились в рёве двигателя. Умело маневрируя в потоке машин, парень гнал по широкому проспекту. Уверенно-спокойное выражение лица, даже на самых опасных виражах, вселяло веру в то, что они не разобьются насмерть, но ситуацию в целом не спасало. У Чона было слишком много вопросов, и он порядочно не знал, какой из них задать первым.​ — Вы помирились с отцом? —​ он решил зайти издалека, прощупывая почву. Не то чтобы молодой человек совсем не верил в раскаяние «блудного сына», но что-то ему подсказывало, что воссоединением семьи тут и не пахло. — С чего бы? —​ Ёсан не отрывал взгляда от дороги, но Юнхо видел, как тот удивительно поводит бровью. Видимо, вышло слишком уж издалека. — Тогда откуда машина? Кан какое-то время молчал, будто пытаясь уловить связь между вопросами, после чего фыркнул и склонил голову вбок. Юнхо запомнил эту привычку: так парень выражал глубочайший скепсис. — Ты что, выкрал её? —​ едва поинтересовавшись, Чон хмыкнул сам. Действительно, зачем оговаривать подобные очевидности. Однако даже так Юнхо всё ещё не имел ни малейшего представления, к чему был этот спектакль. —​ Но почему? Ёсан кокетливо пожал плечами. — Потому что я —​ это я? Юнхо только и смог, что хмыкнуть вновь. И как только у Кана это получалось —​ переворачивать его слова с ног на голову, выворачивая наизнанку и​ переиначивая смысл? Забавно.​ — Скажем так, я её…​ одолжил, —​ парень всё же снизошёл до объяснения, но понятнее от этого не стало.​ — Зачем? — Опять тупые вопросы? —​ Ёсан повернулся к Юнхо и ухмыльнулся, но не в привычной язвительной манере, а как-то по-приятельски, словно эта фраза была их с Чоном «фишкой». А ведь она и как будто бы и правда была. Молодой человек улыбнулся в ответ и без зазрения совести кивнул. Ёсан покачал головой, обо всём догадываясь, и включил радио. Из приёмника тут же полилась какая-то динамичная мелодия, под стать их езде, и заполнила весь салон. Юнхо немного расслабился, откинувшись на подголовник, и лениво созерцал мелькавшие мимо городские пейзажи. Он вспомнил поездку с Сонхва. Ночной Мемфис разительно отличался от дневного: он был не только живее, но будто бы приветственнее и ярче. А может, Юнхо просто успел свыкнуться с новой средой и уже не боялся оступиться, как прежде. Похоже, он порядочно заматерел​ за эти пару месяцев игры на выживание, изменился не в лучшую сторону, но сейчас, думая об этом, он ни капли не жалел о том, что сделал и делает. Потому что его иллюзорная цель наконец обрела воплощение. Каменные здания стали сменяться таунхаусами, чьи плотные ряды также скоро поредели и уступили место пригородным коттеджам. Чон смахнул с себя мечтательность и припал к окну.​ — Куда мы едем? ​ ​ Ёсан отвечать явно не спешил или же не планировал вовсе. Он лишь прибавил скорость и ухмыльнулся, наверняка довольный произведённым эффектом.​ — Не домой, да? —​ Юнхо спросил, не ожидая должного отклика, и с опаской, но решил довериться судьбе, которую сейчас творил сидящий за рулём парень. Его таинственная молчаливость настораживала, но Чон был уверен: он не замышлял ничего дурного.​ Это наверняка был очередной перформанс, и на этот раз у молодого человека не было выбора, кроме как подыграть. Ему, впрочем, было вовсе не в тягость. Чужое поведение явно было чем-то спровоцировано, и причина лишь​ подогревала интерес. Может, это было как-то связано со вчерашними откровениями? Кан резко затормозил, и Юнхо поймал себя на том, что если уж сосед и хотел поговорить по душам, то выбрал максимально неожиданное место для переговоров. Потому что на обочине просёлочной дороги, на которую съехал автомобиль, не было ни души. ​ — Я​ всё никак не могу понять, почему ты так рвёшься помогать мне, —​ задумчиво произнёс парень, выключая радио и устремляя взгляд вдаль, на утопавшую в бескрайнем поле​ дорогу.​ — И чтобы это выяснить, ты завёз меня в глушь? Они оба понимали, на что походила нынешняя ситуация. Только вот если Юнхо было некомфортно, Ёсан явно чувствовал себя в своей коже. — А что, боишься? —​ Кан подначивал этим вопросом, но Юнхо и не думал на него вестись. Нужно было быть откровенным, раз уж он взялся за роль «спасителя». — Нет. Пусть до этого он колебался, сейчас его решение​ было твёрдым. Он верил, вправду верил, что Ёсан не имел злых намерений, а словно бы проводил проверку на прочность. Конечно, его методы, как и всегда, были специфическими, но Чон уже будто был этому привычен. Он смотрел прямо и уверенно, и Ёсан, решивший оценить чужую реакцию, наверняка прочитал всё по глазам и кивнул самому себе. Значило ли это, что Юнхо прошёл проверку? — Ты оказался прав, —​ признался Ёсан, и Чон мог видеть, что парню дорогого стоило​ перебороть собственную гордыню и произнести это. —​ Опять. — О чём ты? — О том, что ничто не проходит бесследно.​ Былая игривость Кана куда-то бесследно исчезла, сменившись глубокой задумчивостью. Он явно искал в себе силы о чём-то рассказать, но, видно, это было настолько тяжело и болезненно, что он никак не мог начать. — Ёсан, послушай… —​ Юнхо думал было перевести тему и отвести необходимость этого разговора, но для Ёсана это стало спусковым крючком.​ — Я совершил ошибку, Юнхо. Большую ошибку по отношению​ к​ Сонхва. И теперь не знаю, как её исправить.​ ​ Чон не​ посмел сказать что-либо в ответ, лишь кивнул, приглашая излить душу без стеснения. — Он ведь наверняка нажаловался, как устал от меня? Думаю, он имеет на это полное право. Я вёл себя, как самый настоящий ублюдок, с самого нашего знакомства…​ Это произошло год назад, как только я поступил в универ. Тогда Фрэнка Ли знали, как замызганного зубрилку, и Джеймс не мог пройти мимо такой лёгкой цели для издёвок. Мы были в одной параллели, посещали занятия, куда Сонхва назначили куратором, и этот мудила без каких-либо зазрений совести измывался над ним. Я не мог это терпеть —​ и заступился исключительно ради жалости. А может, не только​ жалости. Меня выможаривал расизм Джеймса, и я дал ему понять, что об этом думаю. Вышло довольно доходчиво: видно, его не радовала перспектива лишиться места в общаге, и он заткнулся. А Сонхва…​ Сонхва был слишком большим гордецом, чтобы быть передо мной в долгу —​ и между нами состоялся «разговор». Я даже подумать не мог, что в этом зажатом парне может быть столько злобы и страсти. Это делало его отличным любовником, но вовсе не человеком. Он был далеко не глуп, чтобы понять, какие перспективы может дать общение со мной, а я, вроде как, и не был против. До определённой поры, по крайней мере. Когда Сонхва лишь начал прощупывать свою власть, мне приходилось страховать его спину, чтобы он не натворил дел. И роль наглого мажора как никогда лучше подходила для поддержания авторитета нас обоих.​ Рассказывая, Ёсан нервно постукивал по рулю ногтями, словно это могло отвлечь его от необходимости переживать прошлое заново, и пусть Юнхо ужасно раздражал навязчивый звук, он молчаливо сдерживал недовольство, боясь спугнуть признание. — Почувствовав​ свободу, Сонхва вконец спятил в погоне за властью. Он возвеличивал меня, потому что понимал, что от моего положения зависит и его тоже. Тогда ему и пришла в голову идея про три столпа, и я даже не заметил, как искусно он внедрил её в умы людей.​ Юнхо слушал, задержав дыхание. Он и подумать не мог, что Ёсан решится на такой уровень доверия и расскажет всё как на духу. И то, что сейчас довелось услышать, повергало в смятение. Оказывается, ситуация была ещё более запутанной, чем он полагал. Насколько же сильно он был прав — и как при этом сильно обманывался. Сонхва не просто затянул Кана в сети, он буквально слепил его под свои нужды, как идола, которому заставил поклоняться других. Он породил на свет Бланта, а Ёсан, оказавшись ведомым чужим тщеславным желанием самоутвердиться, сжился с новой ролью до такой степени, что она стала частью его самого. — То есть… ты с самого начала лишь играл роль? — решился спросить Юнхо, в глубине душе надеясь, что это лишь догадки, но Кан обречённо хмыкнул и признался: — Сонхва не оставил мне выбора. Он был слишком убедителен. Не то чтобы в этой идее не было смысла, скорее, его было слишком много для всех, кроме нас двоих. Приняв философию столпов, люди нашли новые возможности и стали использовать их на полную. Теперь им было гораздо легче сваливать свою никчёмность на высших мира сего и втайне ненавидеть их за всё, что они сделали. Но это в их перспективе, а в нашей… а в нашей мы стали козлами отпущения, каждый по-своему. Парень замолк на пару мгновений, однако на этом его исповедь, похоже, не кончалась. Он, пусть и выглядел истощённым, поспешил добавить: — Я не жалею о том, что сделал. Я не был бы собой, если бы не Сонхва и то, что он для меня сделал. Но чем всё в итоге обернулось — эта чёртова система — как же я ненавижу её и себя за то, сколько зла она причинила ни в чём не повинным людям. Горький опыт Микки Мауса доходчиво дал понять, что для Джеймса ничего не стоит растерзать человека в клочья. Он тигр не по призванию, но по природе. Я совершил подлость, подставив твоего друга под удар, но дело касалось нашей с Сонхва безопасности, и я не мог поступить иначе. Если бы Джеймс узнал о нас, на месте Минги могли оказаться мы. ​Ёсан зарылся пальцами в волосы и отвернулся к окну, давая понять, что на этом закончил, а Юнхо больно прикусил язык, когда с его губ чуть не сорвался вздох изумления. Подумать только, насколько далеко всё на самом деле зашло! Он впился в чужой затылок взглядом, не зная, как реагировать на всё сказанное. Это было слишком много. Словно все ниточки, обвившиеся вокруг него, вдруг сошлись воедино и затянулись на шее смертоносной петлёй. Они вызывали целый спектр совершенно неоднозначных эмоций — возмущения, злости, жалости, отчаяния — ко всем участникам хитросплетения судеб. Юнхо ведь так давно хотел узнать правду. Разве он мог подумать, что она окажется такой? Сейчас нужно было собрать чувства воедино и наконец сделать вывод. Ёсан ведь явно рассказывал это не просто так. Он, кажется, всё же решил откликнуться на предложение о помощи и теперь ждал вердикта, но Юнхо всё никак не мог подобрать нужных слов. Он не мог винить Кана, пусть его вина и была неоспоримой, не мог отделаться и простым нравоучением, потому что парню сейчас требовалась не очередная прописная истина, а человеческая поддержка. Похоже, Чон всё же молчал слишком долго. Ёсан, уперевшись локтём в окно, повернулся к нему и устало спросил: — Какая отповедь у тебя припасена на этот раз? Он будто бы хотел задеть этой фразой, но после всего, что было сказано, и сам, кажется, с трудом держал маску. От Бланта в нём оставалось совсем малость. Вот теперь-то, теперь Юнхо видел, как чужая броня пала, и готовился перековать мечи на орала. Кажется, пора было сделать выбор и отплатить парню за его тяжёлые откровения. — Никакая, — сказал он мягко, складывая руки на коленях. — Я не вправе отчитывать тебя за то, что ты запутался и натворил ошибок. Но я могу сказать, что то, что ты признал это, уже многого стоит. Пожалуй, только проговорив это вслух, Чон понял, насколько важны слова были для них обоих. Он и правда не имел права судить, чего чужая слабость стоила другим. Похоже, Ёсана всё это время водили вокруг пальца, играя на струнах его души. Сильная эмоциональная связь с Сонхва делала его слепцом, и Юнхо слишком хорошо знал, сколько горя могут принести такого рода чувства. Сейчас ему было вовсе не жаль Кана. Он ощущал какое-то странное единение с этим наивно влюбившимся юношей, ставшим жертвой и вынужденным жить во лжи. Ёсан напоминал ему его самого, и это осознание отразилось понимающей улыбкой. — Почему? — парень, кажется, всё ещё не мог поверить. В его глазах мелькали, проносясь звёздами, эмоции, и каждую из них Юнхо понимал и ценил. — Почему ты говоришь это мне? — Потому что я верю в тебя и в то, что ты сможешь всё исправить. Кан не выдержал первым, отведя взгляд и опустив голову на стекло. — Терпеть не могу твою правильность, святоша, — процедил он, пытаясь придать голосу грубости, но было ясно, что это лишь очередная шутка для отвлечения внимания. Юнхо не хотел радоваться раньше времени, но ему казалось, что смог достучаться до самого сердца Кана и теперь говорил с ним напрямую, без страха, что парень вновь перевоплотится в Бланта. — Кто сказал, что я правильный? — подначил в ответ Чон. Чужое шкодливое настроение было до одури заразительным. — А то нет? Ещё скажи, что когда-либо в жизни совершал что-то неправедное. Молодой человек едва сдержал истерический приступ хохота, вспомнив один забавный и, чего уж таить, стыдный момент собственного юношества. — Ну-у-у… я как-то на спор выпил всё вино для причастия… ох и досталось мне тогда от отца Джона, нашего пастора! Ёсан резко обернулся, впившись в него взглядом, после чего разразился смехом, навалившись на руль всем телом. Юнхо и сам засмеялся. Весь стыд куда-то улетучился, сменившись искренней радостью. На душе стало так легко. — Не думал, что когда-либо скажу это ещё раз, но спасибо, — вдоволь насмеявшись, Кан откинулся на сиденье и улыбнулся. Юнхо только и смог, что улыбнуться в ответ и кивнуть, принимая эту душевную благодарность, словно высший дар. Тишина, которую они разделили на двоих, была комфортной и уютной. Наконец-то Чон мог смотреть парню в глаза без стеснения или упрёка, и тихо радовался, благодаря Бога. Каким же всё-таки красивым был этот Ёсан — искренний и родной. Как прекрасны были его глаза, блестящие прямодушием, и улыбка. Хотелось протянуть руку и закрыть ей покрывшиеся корочкой шрамы, чтобы они не уродовали это восхитительное лицо, запомнить их шероховатость и излечить волшебным касанием, но Юнхо не мог пошевелиться, загипнотизированный глубиной взгляда. Невозможно было оторваться от всех этих деталей, складывавшихся в единое целое, которым теперь он мог любоваться без зазрения совести. Но когда чужая ладонь вспорхнула с руля и приземлилась на его ладонь, слегка водя пальцами по синеватому ушибу, он тут же перевёл всё внимание на неё, подмечая контраст кожи и температур. По всему телу вдруг стало разливаться какое-то странное чувство, а место, где его касался Ёсан, знакомо покалывало, но Чону совсем не хотелось, чтобы тот отпускал. — Эй, чуваки, вам помощь, часом, не нужна? — Юнхо почувствовал, как дрогнула и исчезла чужая рука, и только после этого приметил поравнявшегося с их машиной парня типичной хипповской наружности. Он расслабленно улыбался и ждал ответа, сверкая очками и бусами в спутанных волосах, но Ёсан явно не был рад такой компании. — Съебись отсюда с миром, пока я не пробил шины твоего притона на колёсах. Юнхо перевёл взгляд на водителя и поджал губу. Кан снова был на взводе и готов был прожечь в неповинном парне дыру. Того, естественно, чужое «радушие» знатно припугнуло. Он поднял руки ладонями вперёд в успокаивающем жесте. — Воу, воу, я понял, чувак, не грузись. Так бы и сказал, что сами справитесь. Парень глянул на Чона, извиняюще улыбающегося в ответ, и скрылся. Только теперь, обернувшись назад, стало ясно, что за душевными излияниями они даже не заметили тормознувший на обочине разноцветный фургончик, тут же рванувший с места, подальше от недружелюбных незнакомцев. — Ненавижу хиппи, — пробурчал Ёсан, будто бы себе в оправдание, но для кого оно вообще было? Неужто для Юнхо? Он сомневался. То, что было сегодня высказано, уже было большим, на что можно было рассчитывать. Возможно, это просто была последняя соломинка — и Кан всего лишь выпускал пар на попавшего под горячую руку хиппи. Так или иначе, судить парня Юнхо не спешил. Лишь коротко кивнул на всякий случай и попытался вырваться. — Ну и денёк, — протянул он, потирая шею. — Может, пора домой? Нехитрая уловка, к удивлению, быстро подействовала. Кан нехотя, но смягчился, расслабил плечи и устало кивнул. Исповедь порядком измотала его, однако, кажется, было и что-то ещё помимо этого, что довлело над ним. Юнхо решил не вдаваться в подробности. Мучать парня допросом значило подрывать едва приобретённое доверие. Нужно было ценить то, что имелось, потому он подбадривающе похлопал Ёсана по плечу, и тот даже не стал сопротивляться. — К чёрту всё, — бросил Кан, заводя мотор и сдавая назад. Юнхо отвернулся к окну и принялся переварить всё то, что произошло с ним за этот день. Он как никогда ощущал, что близились перемены — и теперь знал о положении на фронте. Дело оставалось за малым: принять нужную сторону и свести кровопролитие к минимуму. Разорваться между разными партиями было попросту невозможно, но Чон верил, что сможет найти компромисс и сделает правильный выбор. Правильный в первую очередь для него самого.