The eyes that just stare And the glance at the clock And the secret that burns And the pain that won't stop
Голова болела так, словно его запустили из огромной цирковой пушки прямо в мишень. Может, даже пару раз. Но более паршиво было вовсе не от этой боли, а от воспоминаний, мелькавших перед глазами в состоянии полудрёмы. Тончайшие образы, будто сотканные из батиста, были смутными, но при этом такими живыми, что хотелось кричать от ужаса. Он до сих пор слышал шуршание соломы под ногами, потом завывание ветра и треск древесины, и всё пытался прогнать воспоминания, однако они, подобно диафильмам, вновь и вновь представали в его разуме, не давая покоя. Давно же с ним не случалось таких сильных приступов. Юнхо попытался поднять голову, но она будто была придавлена стопудовым прессом, как и тело. Это было самым ужасным из ощущений, когда он пребывал в здравом уме, но не владел собой. В такие моменты Чон чувствовал себя немощным стариком, доживавшим остатки вечности. Однако молодой человек знал, что для подъёма всегда нужна сила воли, потому отчаянно посылал сигналы своему телу, но оно не слушалось, а голова ещё больше отяжелела и завалилась назад, грозя позже обернуться неприятной болью в шее. Однако, вопреки обыкновению и его воле, сейчас она вдруг вернулась в привычное положение, и затылок окутало приятным теплом. Чон даже не хотел думать, что это было за наваждение, но всё же медленно приоткрыл глаза. Над ним возвышался Ёсан. Он сидел, склонив голову вбок и смотрел как-то странно: сожаление в его взгляде мешалось с интересом, но не было и капли того страха, что читался, когда Юнхо… Чон открыл было рот, но спазм, кажется, распространился и на его речевой аппарат, потому он смог промычать лишь что-то нечленораздельное. Ёсан усмехнулся, но тут же вновь принял серьёзный вид. Он понимал, что это было не лучшее время для глупых хохм. — Тебе надо попить, — он обернулся в сторону, протянул руку, в которой спустя мгновение появился стакан с водой, и поднёс его ко рту Юнхо. Пить в таком положении было очень неудобно, но голову приподняли, и только тогда молодой человек понял, что её поддерживала чужая рука. После пары глотков и правда стало легче. Чон даже смог собраться с силами и теперь держал голову самостоятельно, но, стоило Ёсану слегка надавить, и она безвольно опала, словно набитая пухом. — Ты ещё и припадочный, оказывается, — должно было прозвучать язвительно, однако на лице Кана не было привычной ухмылки. Юнхо, так или иначе, пропустил ремарку мимо ушей. Во-первых, в силу паршивого состояния, во-вторых, к нему наконец вернулась способность воспринимать пространство, что привело к интересному выводу: его голова сейчас покоилась на чужом бедре, а пальцы Ёсана вернулись на затылок и лениво ёрзали в волосах, что удивительно хорошо снимало боль, но не отбавляло вопросов. — Что тебе привиделось? — продолжил Кан после короткой паузы, во время которой ещё раз осмотрел соседа. — Ты кричал. Юнхо на мгновенье прикрыл глаза и протяжно вздохнул. Ну конечно, он всегда кричал, но так до конца и не знал, были ли это просто звуки или он всё же произносил нечто конкретное. Мать на эту тему тактично молчала, а отец и вовсе предпочитал забывать о нём в такие моменты. Теперь же ещё один человек стал свидетелем припадка, и Чон понятия не имел, как тот отреагирует. — Прости, такого давно не случалось, — поспешил оправдаться он, но сейчас его больше волновало вовсе не это. — Я не хотел… пугать тебя. — У тебя получилось. Парень поджал губу, и на его лице отразилась тяжёлая задумчивость. Он явно вспоминал о чём-то, и Юнхо решил сыграть на опережение, не особо надеясь на обнадёживающий ответ: — Я сделал тебе больно? Чон видел: Ёсан понял, что тот имел в виду, и намеренно замялся с ответом. Маленькая венка задрожала у его виска, но он постарался скрыть нервы за маской спокойствия. — Нет, но… — Без «но», — собственный голос сейчас отдавал неприятной пульсацией в ушах, словно звучал из-под толщи воды. Казалось, в голове надулся большой пузырь, норовящий лопнуть в любой момент. — Я совершил страшную ошибку и за это поплатился. Юнхо выстрадано зажмурился. Похмелье вкупе с последствиями припадка были тем ещё адским миксом, но даже так это было лишь блеклым отголоском тех душевных мук, что ему теперь приходилось претерпевать. Извинения не могли покрыть и малой доли испытываемого им стыда и отвращения к самому себе. Как же низко он пал, раз осмелился просто подумать о насилии, не то что воплотить его в жизнь! Чудовищный грех, который он должен был искупить сполна. Искупить и больше никогда не совершать. Ёсан, кажется, попросту проигнорировал чужой акт самобичевания, словно ему и правда было всё равно на инцидент и то, что ему предшествовало. Неужели это действительно было настолько несерьёзным делом? Он привалился спиной к краю кровати, отчего та слегка скрипнула, и продолжил машинально перебирать волосы Юнхо, словно это помогало ему собраться с мыслями. — Как ты? — его вопрос вновь прервал тишину. Чон, пусть и чувствовал себя неважно, не мог не усмехнуться, вспоминая, что сам успел набить оскомину этой фразой. Впрочем, тут же поплатился за это давящей болью в районе висков. Сейчас было вовсе не до шуток, пусть после признания ошибки и его молчаливого принятия Ёсаном стало чуточку легче. — Головой, что ли, приложился, когда падал? — Юнхо ручался: судя по насмешливому тону, парень наверняка повёл бровью в недоумении. Предсказуемо. — Просто вспомнил кое-что, — не было смысла вдаваться в пространные и спутанные подробности, но именно этого Кан, видимо, и хотел. — Ты не ответил на мой вопрос, — прозвучало уже не саркастично, а требовательно. — Да не прикладывался я. Пусть это и было оправданием, Юнхо всё же решил проверить: накрыло его сильно даже по меркам его первых припадков. Он потянулся к затылку, чтобы прощупать его на предмет шишек, но, коснувшись чужих пальцев, тут же отдёрнул руку. Как, впрочем, и Ёсан. Его пальцы выпутались из волос, и вместе с ними пропало тепло. Голова заныла с новой силой. — Не этот вопрос, — одёрнул парень, но Юнхо всё ещё мог слышать за строгостью тона некое волнение. — Как твоё самочувствие? — Бывало и хуже. Чон и сам не мог сказать наверняка, было ли это правдой или очередной отговоркой, только вот сути дела она не меняла: ему было, как любил выражаться Ёсан, «херово». Но, как бы то ни было, стоило прекращать самокопания, брать себя в руки и справляться с проблемой единственным дельным способом. Это помогало не раз и не два, и он хотел верить, что спасёт и сейчас. Юнхо разлепил глаза во второй раз, чтобы снова встретиться с глазами Ёсана, и тут же отвёл взгляд, переключаясь на собственный организм. С трудом, но ему удалось поднять сначала голову, потом верхнюю часть туловища, и упереться руками в пол. — Что это ты собрался делать? — поинтересовался Кан, и Юнхо услышал в его голосе новые оттенки — смешанную с беспокойством усталость. Трудно было предположить, сколько именно времени Ёсан провёл с Чоном на коленях, но, судя по припасённому стакану воды и тяжёлому взгляду, тот не спал этой ночью. — Мне нужно попасть в одно место. — В таком-то состоянии? — Ёсан фыркнул так, словно услышал последнюю глупость, но Юнхо было не до его упрёков. Он неловко, как младенец, едва научившийся ходить, перевалился на колени и медленно встал, расставив руки в стороны в поиске опоры. Она нашлась на удивление быстро: Кан вскочил на ноги одним рывком, обхватил Юнхо под руки и отпустил, только удостоверившись, что тот находился в достаточно устойчивом положении. — Там недалеко, — отмахнулся Чон и сделал пару шагов к своей кровати. Вновь сел, переводя дух, и пришёл к неутешительному выводу: приступ и впрямь был нешуточный. То, насколько тяжёлым и неуправляемым сейчас было его тело, являлось тому прямым доказательством. — И мне правда надо. От Ёсана очевидное состояние не могло укрыться, и Юнхо только диву давался, откуда в соседе было столько сострадания. Которое он, впрочем, выражал в своей специфической манере. — Я подвезу, — ответил парень, складывая руки на груди. — Не хватало ещё, чтобы ты откинулся где-то по дороге. — Это лишнее. Ёсан излучал какие-то странные эманации: Юнхо ощущал, как энергия из его тела уходит в пространство, словно вода через трещину в кувшине. Раньше за собой он такой слабости не замечал. Неужто это было новой суперспособностью соседа — высасывать силы в отместку за совершённый им проступок? — Не лишнее, Юнхо! — Кан повысил голос, стараясь звучать грозно и убедительно, но в последний момент сорвался и тут же выдал едва скрываемое беспокойство. — Куда тебе надо? В больницу? Чон втянул воздух носом и покрутил головой, пытаясь прийти в себя. Об упёртости Ёсана ходили легенды, да он и сам знал о ней не понаслышке. Однако в этот раз это было чем-то гораздо большим, чем обычной твердолобостью. То, как в чужих глазах, сейчас особенно выразительных из-за потемневших от недосыпа мешков, бегали отблески света, то, как парень сжимал в кулаках ткань своей футболки, — всё это кричало о новой эмоции, ранее за ним не замеченной. Кан волновался. Не как волнуются за любимую команду или экзамен, а как за хорошего друга. Это было открытием. Даже в последнюю их встречу с Сонхва — когда они едва не поцапались посреди оживлённого коттеджа — не было во взгляде Ёсана столько противоречивых чувств, как сейчас. И Юнхо было бы лестно стать тому свидетелем в любой другой ситуации, но не теперь, когда он понимал, что был причиной этого беспокойства. Он ведь хотел как лучше, почему всё опять пошло псу под хвост? Может, как раз-таки из-за его глупого эгоизма? Того самого, что заставил его предаться рукоблудству, слабовольно запивать горе алкоголем, ещё и послушаться совета пьяного проходимца. Да что это вообще на него нашло? Он не узнавал сам себя. Сейчас, впившись пальцами в покрывало и тупо уставившись в пол, Чон пытался обмозговать, насколько глубоко в водоворот порока его засосало по его же собственной вине и как можно было из него выбраться. Выход оставался лишь один: нужно было сделать то, от чего его в последнее время отвлекал Лукавый. Осталось лишь уповать, что будет не слишком поздно. — Больница не поможет, — Юнхо всё же решился произнести это вслух. — Там такое не лечат. Он поднялся, даже, кажется, слегка окрылённый робкой надеждой, и достал из недр шкафа свежую рубашку, чтобы сменить верх: на большее не хватило ни сил, ни терпения. — Тогда куда? — Ёсан так и стоял посреди комнаты, вперившись в соседа взглядом. В нём появился некий скепсис, но менять своё решение он пока, вероятно, не собирался. Чон отвечать не спешил, но не потому что думал, что это спугнёт парня. Просто он аккумулировал мысли, погрузившись в раздумья и переодеваясь на автомате. — Хрен с тобой, — бросил Кан, уже не ожидая отклика. — Если ты готов, жди внизу. Я спущусь через пару минут.***
Ополоснув лицо, Юнхо спустился, мазнул по часам и тут же поджал губы: было вовсе не так рано, как он думал. Начало они уже пропустили, но был шанс протиснуться после того, как основной поток людей уйдёт. Возможно, так будет даже лучше. Молодой человек прошёл на кухню и достал из холодильника бутылку молока. Есть не хотелось совсем, но он понимал, что в противном случае рискует свалиться от изнемождения где-то по дороге. Ёсану бы тоже перекусить не мешало, но едва ли Юнхо сейчас осмелился ему что-то предлагать. Судя по шуму, футболисты ещё были тут — вероятно, собирались на утреннюю тренировку — не хватало ещё застать всю эту ораву на кухне. Лучше они заедут перекусить позже, в забегаловку неподалёку. После холодного молока стало немного полегче. Не то чтобы прибавилось сил, но Юнхо по крайней мере был уверен, что может твёрдо стоять на ногах. Он сполоснул стакан, вернул его в ящик и направился было к выходу, как наткнулся на полусонного Минги. Тот волочил ноги по полу и едва различал дорогу прикрывающимися от усталости глазами. Вскочил в такую рань он явно не по своей воле: наверняка его разбудили бушевавшие за стенкой спортсмены. — Доброе утро? — поинтересовался Юнхо, обхватывая Минги за руки до того, как тот чуть не впечатался плечом в дверной косяк. — Убей меня, хён, я так больше не могу. Спросонья голос Сона скрипел, как несмазанный шкаф, и Чон умилился бы, будь они оба в другом положении. Сейчас же что он, что друг явно не могли похвастаться хорошим самочувствием. Хотя синева под глазом Минги почти исчезла, сменившись грязно-жёлтым пятном, его состояние оставляло желать лучшего: в последнее время футболисты не переставали кошмарить парня по одним им известным причинам. — Ты знаешь, это не в моих принципах, — всё же попытался отшутиться Юнхо, но его беспокойство это не умалило. — А как же наша дружба? Разве ты хочешь видеть, как я страдаю? Из холла послышались громкие шаги: кто-то спускался по лестнице. Тело Минги отреагировало моментально — напряглось, подобно тетиве. Он будто бы учуял чужую походку на инстинктивном уровне и замер, ожидая пришествия. — Страдаешь, говоришь? — разнеслось по залу, стоило лишь Джеймсу появиться в зоне видимости. Он встал в проходе, навалившись телом на раму двери, и скрестил руки на груди. Ему, похоже, нравился произведённый им же эффект: то, как он хищно улыбался, рассматривая реакцию Сона со спины, говорило само за себя. — Что-то не видно. Джеймс оторвался от косяка и выдвинулся в сторону стоящих в противоположном конце зала парней, и Юнхо видел, как на каждый чужой шаг отвечали вздрагиванием плечи Минги. Он был натренирован, как собака Павлова, и это в очередной раз подтверждало, что между ними произошло нечто, травмировавшее Сона не на шутку. Однако тот всё ещё был слишком горд, чтобы так просто спускать парню с рук подобного рода ремарки, потому, набравшись смелости, расправил плечи и обернулся. Помогло это мало: даже слегка уступая Минги в росте, Джеймс всё равно будто возвышался над ним, не видя угрозы. — Слабовато я тогда ударил, — заметил спортсмен, пару секунд разглядывая фингал. — Забыл, что на тебе заживает, как на собаке. Сон проглотил оскорбление и огрызнулся в ответ: — Чего тебе надо? — Ничего особенного. Просто хотел проверить, вправило ли тебе мозги после «профилактики» или стоит провести ещё один сеанс. — Ты совсем отмороженный, или да? — Минги, минуту назад спавший на ходу, перешёл в боевой режим, и Юнхо почуял, что пахнет жареным. — Может, уже отъебёшься… Возможно, друга и правда довели последние проказы. По крайней мере, такой реакции от него не ожидал никто, даже, кажется, он сам. Потому и замер на полуслове, увидев летящий в его направлении кулак. — Прекратите, — Юнхо едва сдержал желание отдёрнуть горящую болью ладонь, которой поймал в захват руку Джеймса. Тот поспешил вырваться и прыснуть: теперь он уже не прятался за маской безразличия, а полыхал гневом. Чон чувствовал себя между двух огней. — Смотрю, тебе, Квота, тоже требуется профилактическое избиение? — Джеймс переключил внимание на Юнхо, и тому бы радоваться, что Минги останется в целости, но что-то подсказывало, что опасаться теперь стоило вовсе не за друга. — Могу устроить с большим удовольствием. Даже твоих «покровителей» не побоюсь. Чон едва не повёл бровью от удивления. С каких это пор он успел обзавестись покровителями? Неужели люди посчитали их последнее взаимодействие с Сонхва и Ёсаном за оказание протекции? Тем хуже для Юнхо. Судя по тому, что буквально недавно удосужился растолковать Кан, одарённых вниманием столпов не сильно-то жаловали. — У меня нет покровителей, — решительно заявил он, вставая плечо к плечу с Минги, в привычной Джеймсу тактике блокировки, — я сам за себя. Футболист, однако, не оказался устрашён ни заявлением, ни построением. Он подошёл ещё ближе и поднял указательный палец к лицу Чона: — Скажи это треклятому Фрэнку Ли, — парень стал похож на разъяренного пса. Не хватало только звона цепи, сдерживавшей его на привязи. — Так и передай: срать я хотел на грёбаный пакт. Мне надоело играть по его тупым правилам. Джеймс буквально закипал, а вместе с ним и Минги. Юнхо почувствовал на своём плече руку последнего, словно он хотел отодвинуть друга и броситься в драку, которую явно провоцировал его извечный соперник, и уже прокручивал в ноющей голове бескровный вариант разрешения конфликта, когда на поле битвы появился ещё один участник. — Забавно, как безрассудно ты пытаешься уничтожить то единственное, что обеспечивает твою репутацию, — в пылу спора никто не заметил, как Ёсан тихо прокрался в зал и с привычной Бланту ухмылкой наблюдал за происходящим. Юнхо, признаться, стало до одури непривычно видеть парня в таком образе, тем более после их давешнего инцидента. — Или ты совсем забыл, чего ради затевалось перемирие? Могу напомнить, причём напрямую директорату. Тогда отвертеться вряд ли удастся — слишком уж много потерпевших. Джеймс обернулся медленно и пару секунд молча прожигал Кана глазами, однако тот впечатлён не был. Он вёл себя так, будто ему и дела не было до едва не развязавшейся бойни, и скучающе прокручивал между пальцев ключи от машины. — Я вижу, вы неплохо спелись. Четыре узкоглазых уёбка — прям как на подбор, — футболист фыркнул и покрутил запястьями до хруста. — Только вот что порознь, что вместе, вы мне и моим парням не чета. Поэтому помните своё место, иначе о нём напомним мы. На этом Джеймс решил поставить точку: окинул всех троих тяжёлым взглядом и последовал в сторону кухни, не забыв при этом боднуть Юнхо плечом. — Я одного не могу понять, — бросил вдруг он, замирая в дверях, — что ты здесь ищешь, Блант? Общажных приключений? Или твой папаша устал от того, что ты сидишь на его жирной шее? Джеймс скрылся в другой комнате, так и не увидев чужой реакции, и Юнхо готов был благодарить Бога за то, что футболист так и не обернулся. Потому что едва заметная дрожь, охватившая Ёсана, была слишком уж говорящей и не оставляла сомнений в резонности укола. Всего мгновенье, и Кан, спохватившись, вновь натянул маску Бланта и скрылся в противоположном направлении, но Юнхо хватило и того, чтобы осознать, насколько сильно парень изменился за это время. Его стараниями. — Да уж, — заметил Чон, оборачиваясь к Минги, и едва не чертыхнулся. Похоже, не он один заметил чужую слабину. То, как друг сейчас смотрел вслед удалившемуся Ёсану, выдавало его озадаченность, и её нужно было срочно присечь. Сон ведь сам учил защищать авторитет столпов, верно? — Забей, Минги-я. Оно того не стоит, — пришлось даже щёлкнуть пальцами у него под носом, чтобы привести в чувство. — Сейчас эти придурки уйдут — и доспишь спокойно. Если, конечно, сможешь заткнуть Лаки. Минги тряхнул головой, видимо, отгоняя остатки сна или какие-то другие мысли, но обнадёженным он явно не выглядел. — Хён, я тут вспомнил кое-что, — от этого начала у Юнхо сердце ушло в пятки, и он решил, что нет времени лучше для побега. — Прости, мне надо идти, — он похлопал друга по плечу и начал боком отступать к выходу. — Прихватить тебе что-то от головы? — Разве что кувалду, чтобы раздробить её к херам. — Понял. Тогда бутылку виски. Ждите меня на посиделки. Чон натянул приязненную улыбку, махнул рукой на прощанье и едва сдержался от того, чтобы схватиться за голову. Ему бы сейчас тоже кувалда не помешала, но Минги об этом знать явно не стоило. Только закрыв за собой входную дверь и навалившись на неё всем телом, молодой человек смог выдохнуть свободно и зарылся пальцами в волосы, пытаясь осмыслить сегодняшнее утро. Оно казалось чем-то за гранью реальности, словно всё плохое, таившееся по углам, решило вмиг наброситься на него и растерзать в клочья. Нет, это было бы слишком лёгкой смертью. Муки Лукавого всегда были куда более искусны. Он испытывал Юнхо с особым чувством удовольствия с того самого момента, как всё это началось, и Чон понимал, что был слишком слаб, чтобы справиться в одиночку. Ему нужно было срочно найти убежище, где можно было излечить больную душу и найти ответы. И, какой бы иронией судьбы это ни казалось, ему в спутники выпал тот самый человек, из-за которого он сейчас и пребывал в таком состоянии.