Sometimes one Sometimes each of us is wrong But the show begins
Что-то изменилось между ними после того разговора на озере. Юнхо не мог понять, что именно, но ощущал это на подсознательном уровне. Это было во взгляде Ёсана, в его прикосновениях и жестах. Парень стал ещё более немногословен и будто избегал говорить о личном, не желая ворошить прошлое. Это, кажется, нисколько не смущало их обоих: пусть они предпочитали молчать, пресытившись горькими откровениями, не было той неловкости, что они испытывали в самом начале. Раскрепощение — то, что Кан делал с Юнхо, медленно, но верно размывая границы между дозволенным и запретным. Они стали наведываться на студию «Сан», где работал Хонджун, и там, слушая редкие пластинки, познавали себя и друг друга. Чон не знал, как описать всё то, что творилось в его сердце наедине с Ёсаном, но это, казалось, и не было нужно, потому что они словно научились понимать без слов. Иногда Юнхо ловил себя на мысли, что всё было так хорошо, что просто не могло быть правдой, но Кан всегда был рядом, чтобы доказать обратное. Он уже не стеснялся своих демонов, давал им волю, уверенный в том, что Юнхо сможет их приручить. И пусть глубоко в душе молодой человек боялся этой мысли, но ему безумно нравилось то, что эти самые бесы делали с ним. Рай казался чем-то совсем далёким, но он и не стремился к нему, как раньше, потому что обрёл потерянный Эдем в Ёсане. Только вот, несмотря ни на что, предчувствие приближающегося краха не отпускало Чона, и он понимал, что не мог обмануться в этом. Университетские джунгли притихли, словно перед бурей. Юнхо всё ждал, когда разразится настоящий смерч. И он не заставил себя ждать, пусть и ударил внезапно. Молодой человек направлялся домой, когда это случилось. Поглощенный мыслями о рабочей смене, которая грозила перетечь в ночную, он чуть не упустил из виду бурной склоки, затеянной в одном из закутков кампуса. Прийти в себя помог громкий смех и звуки ударов, и Юнхо тут же рванул туда, даже не думая, чем это закончится. Когда за углом показались фигуры людей — трое нападавших и поверженный на асфальт — Чон едва сдержал крик: он слишком отчётливо видел облачённую в чёрное фигуру, свернувшуюся калачиком, и то, что осталось от когда-то модных очков. Да, это был Сонхва. Он молча терпел удары и пинки, которые сыпались на него градом, как и хлёсткие оскорбления, на которые не скупились обидчики. — Эй, — всё, на что хватило фантазии в данной ситуации, но окрик, кажется, возымел эффект. Один из нападавших перевёл взгляд на Юнхо, и он узнал в нём парня из футбольной команды. — Сматываемся, — бросил он, пнув Сонхва напоследок, и все трое скрылись в закоулке. Юнхо даже не думал бежать следом: куда больше его волновал распластавшийся на земле Пак. Сложно было разглядеть повреждения, но, судя по тому, что всегда идеально чистые вещи сейчас были измяты и испачканы в грязи, процессу футболисты отдались со всем тщанием. Только вот почему? Ответ на вопрос Чон решил поискать попозже. Нужно было срочно помочь Сонхва. — Ты в порядке? — он присел на корточки и протянул руку, но парень будто не видел ничего перед собой, лишь сплюнул кровь и, приложив усилие, перекатился на спину. Теперь Юнхо мог видеть ранения во всей красе и едва сдержал гримасу отвращения: под задравшейся кофтой расцвела россыпь ссадин, синяков и мелких царапин. Нападавшие знали наверняка, куда стоило бить, чтобы принести больше боли. Оставалось лишь надеяться, что обойдётся без переломов. Однако Паку, похоже, не было дела до травм, а может, он просто боялся показать слабость. Чон не знал наверняка, но поёжился, когда чужой пустой взгляд мазнул по его лицу. — До медпункта дотянешь или вызвать скорую? Сонхва моргнул пару раз, будто не до конца поняв вопрос, а потом его пробрало на жуткий смех — надсадный, булькающий. Безумный. — Да я лучше подохну здесь, чем приму твою сраную помощь, — бросил он, прерывисто дыша. Парень попытался встать, но всё, на что у него хватило сил, это слегка приподняться, уперев локти в асфальт. Юнхо, всё ещё недоумевая от чужих слов, протянул было руку, чтобы подхватить под мышку и поднять на ноги, но Пак отбросил её и толкнул в грудь. — Кого ради ты сейчас отыгрываешь благородство? — вопрос буквально сочился ядом, и Чон совсем не понимал, чем это было вызвано. — Ты о чём? Сонхва осмотрелся по сторонам, видимо, в поисках очков, точнее, того, что от них осталось, и махнул рукой. — О том, что ты — последняя тварь, Чон Юнхо. Молодой человек удивлённо повёл бровью, и Пак воспользовался этой заминкой, чтобы продолжить. Было видно, что говорить ему удаётся с трудом, но он и не думал останавливаться, прожигая насквозь презрительным взглядом. — Не ожидал от наивного святоши, как ты, такого удара в спину. И как оно, приятно видеть мой крах? Приятно осознавать, что теперь Фрэнк Ли — полное ничтожество? Ты сам слышал, что они сказали. «Узкоглазый гомик». Вот такое на мне теперь клеймо. Только не забывай, что и на вас с Ёсаном тоже. — Но… — Юнхо и не знал, какое выдумать оправдание, да и с чего бы ему было оправдываться? — Что бы ты сейчас ни сказал, я не поверю, — отрезал Пак. — Потому что всё это лишь жалкая ложь, за которую гореть тебе в аду. Сонхва закашлялся и пригнулся к земле, чтобы отхаркаться кровью. Видимо, он всё это время храбрился, и внутренние повреждения были куда хуже, чем казалось на первый взгляд. Юнхо хотел бы хоть как-то ему помочь, но сорвавшиеся с чужих губ слова не давали ему покоя, отдаваясь в ушах набатом. Неужели Пак и правда думал, что он проболтался о позорном секрете всемогущего Фрэнка Ли? Почему так? — Только вот знаешь, — стерев кровь краем рукава, просипел Сонхва, — мне дела нет до пресловутых вечных мук. Потому, помяни моё слово, я сделаю всё возможное, чтобы твоя жизнь была адом на земле. Ты даже представить себе не можешь… — Я позову на помощь, — Юнхо вскочил на ноги, понимая, что поступает малодушно и трусливо, только вот слушать чужие угрозы он был не в силах. Потому что знал, что Пак способен претворить их в жизнь. Потому что опасался: не за себя, за Ёсана. А ещё, потому что знал, кто на самом деле осмелился рассказать правду, грозящую погрузить университетские джунгли в хаос. Теперь в основе их маленького мирка стояли всего два столпа, и одному Богу было известно, какому из них суждено быть низвергнутым следующим.***
Юнхо мялся у двери в коттедж уже пару минут. Было легко сорваться с места, оставив Пака на попечение проходившей неподалёку компании студентов, но совсем не легко — встретиться лицом к лицу с тем, кто, он думал, сейчас обладал непомерной властью. С тем, кто всегда учил плевать на собственное эго в угоду благополучия столпов и кто первый нарушил свой завет. Чон не знал, с чего начать этот непростой разговор и больше всего его сейчас пугало, чем может обернуться чужая месть. Человек, которого довели до отчаяния, способен сотворить всё, что угодно. А они оба были в отчаянии, что Сонхва, что… Дверь отворилась сама — и на улицу вывалился один из футболистов, вырывая из мыслей внезапным озарением. Не было смысла медлить. Он вступил в дом, чувствуя накатывающее с большей силой беспокойство, и проследовал на кухню. Краем глаза Юнхо видел парочку развалившихся в гостиной спортсменов и в очередной раз напомнил себе, что эти ребята будут первыми, кто вобьют гвоздь в гроб спокойной жизни. Случаи разгулов и склок с другими студентами что в кампусе, что за его пределами, в последнее время участились, так что рассчитывать на чужую благосклонность и понимание едва ли приходилось. Оставалось лишь молиться, что всё это в итоге обойдётся малой кровью. На кухне кто-то гремел посудой и Чон думал по-быстрому прошмыгнуть к холодильнику за бутылкой воды, как замер в дверях. — Ты… — почему-то меньше всего он ожидал видеть здесь Ёсана. Потому что знал, какой эффект это может произвести. Кан стоял у плиты и помешивал что-то в кастрюле, но, заслышав шаги, отвлёкся от готовки и поднял голову. Сердце Юнхо сжималось каждый раз при виде чужой улыбки, проявляющейся на лице медленно, но слепящей не хуже солнца. Ёсан улыбался. Улыбался сейчас, и Чону хотелось почувствовать это своими собственными губами, но он просто не мог. Не из-за того, что их могли увидеть, но потому что грядущий разговор сбивал с толку так же, как и потускневший взгляд Ёсана, наверняка прочитавшего всё по одному лишь виду. Юнхо отвёл глаза и проследовал к холодильнику, не сказав больше ни слова. Он ненавидел себя за то, что не мог ничего скрыть от Кана, хотя должен был. Едва сдержавшись от тяжелого вздоха, он схватил бутылку и сделал пару жадных глотков, а когда всё же настало время повернуться к парню, качнул головой и скрылся за дверным проёмом. Только в пустом коридоре он смог наконец выдохнуть и, стукнув кулаком по стене, присел на лестницу. Стало ещё паршивей. Молодой человек до боли не хотел новых тайн, тем более если это были тайны перед Ёсаном, но как он вообще мог сказать тому о случившемся? Как он мог признаться, если знал почти наверняка, что Кан обо всём бы догадался? Юнхо был даже не меж двух огней. Он стоял посреди минного поля, где любой неверный шаг пророчил смерть. Нужно было быть осторожным и продумывать малейшее движение наперёд, но у него не хватало времени медлить. Оставалось лишь действовать наугад — и ждать неминуемой гибели. С трудом встав на ноги и собрав в кулак всю решительность, Чон поплёлся наверх. Из чужой комнаты доносился тихий разговор, и Юнхо поспешил прервать его настойчивым стуком. Молодой человек рывком потянул на себя дверь и влетел внутрь, тут же приковав к себе удивлённые взгляды Лаки и Сары. Но только не Минги. Он сидел за столом и будто бы не видел вошедшего, но только вот Юнхо приметил, как разом напряглось чужое тело, а в тетради появилось грязное чернильное пятно. — Выйдем? — получилось достаточно жёстко, чтобы посыл дошёл наверняка, но Сон, вероятно, и так понимал, что от него хотят. Он повернулся вполоборота с подчёркнутой неохотой, отбросил ручку на стол и молча прошёл мимо Юнхо, словно того не было вовсе. Чон поджал губы и напрочь проигнорировал жест Сары, явно призывавшей остановиться, пока не поздно, и в который раз за день предпочёл закрыть глаза на крики совести. Они проследовали вниз, на задний двор. Минги прошёл в глубь сада, не заботясь, следует ли за ним Юнхо, потому что знал это наверняка, и остановился в тени кустов. Заговорить первым он не торопился, так что пришлось взять самую трудную часть на себя. — Зачем ты сделал это? — Чон решил спросил напрямую. Сейчас не было смысла ходить вокруг да около. Сон скрестил руки на груди и хмыкнул, даже не думая открещиваться. — А что мне мешало? — он глядел с вызовом, и Юнхо никак не мог разглядеть его настоящие эмоции за наигранной дерзостью. Такое было впервые. Раньше друга можно было читать, как открытую книгу. — Я не понимаю, Минги, — Чон попытался вложить всю свою искренность в эти слова. — Не ты ли всё время говорил, что стоит защищать неприкосновенность столпов любой ценой? Не ты ли корил меня за то, что я грозил нарушить порядок вещей? Однако друг оставался непреклонен. Он и не думал говорить тихо, будто хотел, чтобы его кто-то услышал. — Да, я! Я говорил это. Потому что думал, что смогу уберечь тебя от чужого влияния. Тон Минги сбивал с толку, но ещё больше он выводил из себя, и как бы Юнхо не хотел давать волю гневу, у него всё же вырвалось едкое: — Я разве просил? Сон перемялся с ноги на ногу, тоже сдерживая нервный всплеск. У него явно чесались руки полезть в драку, и он пытался отвлечь себя, комкая ткань свитера и отстукивая стихийный ритм мыском. — А мне что, нужно было ждать твоей просьбы? Того, что ты подпадёшь под власть этого ублюдка и станешь таким? — парень всё же не выдержал — и ткнул пальцем в грудь Юнхо, заставляя отступить. — И как, нравится тебе такая жизнь? Нравится прятаться по углам и притворяться? Держаться выходило из последних сил, ибо слушать такое из уст близкого человека было невыносимо больно. Он едва ли успел оправиться после их последнего разговора на повышенных тонах и лелеял надежду, что удастся позабыть о ссоре. Минги был упрям и вспыльчив, но отходчив. Может, ещё была возможность достучаться до его сердца и заставить если не принять их с Ёсаном решение, то хотя бы бросить глупую месть? Ведь именно местью это и было. — Ты хоть представляешь, что они сделали с Сонхва по твоей вине? — воззвал он к чужой совести, но едва ли надеждам суждено было оправдаться. — Ну давай, — Минги усмехнулся отчаянно и пугающе, — скажи мне, что они с ним сделали. Отбили печень? Сломали ребро? Приложили о землю до сотрясения мозга? Юнхо лишь в недоумении открыл рот. Неужели Джеймс и правда сделал всё это с его другом? Просто потому, что тот осмелился влюбиться в Нэнси? Это было чудовищно, даже хуже, чем Чон мог ожидать. — Что, сказать нечего? — огрызнулся парень, вновь наступая на Юнхо. Он толкнул в грудь так, что Чон оступился и едва не упал, и схватил за ворот куртки. — Зато мне есть. Я устал терпеть весь этот фарс. Настало их время заплатить по заслугам. Его переполняли эмоции: хотелось ударить в ответ в попытке прочистить мозги, а потом заключить в объятья и дать понять, как ему на самом деле жаль запутавшегося в себе друга, но Юнхо не дал ни одному из этих желаний взять над собой верх. — Разве ты не понимаешь, что если Джеймс узнает, его месть затронет и тебя? Минги едва ли мог воспринимать отповедь всерьёз, но стоило хотя бы попытаться. — Мне, знаешь ли, терять уже нечего, — заявил он, давая понять, что любые попытки вразумить его были тщетны. — Зато мне есть, что терять. Юнхо постарался найти глаза Сона, чтобы заглянуть в них и дать понять, что в этих словах нет ни грамма фальши, но друг оказался глух к его мольбам. — Я до последнего надеялся, что ты одумаешься, — он отпустил ворот и попятился, на ходу разворачиваясь и давая понять, что для него разговор закончен. — Мне жаль, хён, но дороги назад у нас теперь нет. Только вот Чон совсем не готов был поставить точку. Он вовсе не хотел прибегать к этому, но пришлось, сжав кулаки, выдать всё, как есть: — К чёрту твою жалость, потому что она ничего не стоит, как и глупая надежда на то, что эта война сможет заглушить боль в твоей душе. Ты наступаешь на те же грабли, что тогда, что сейчас, — было подло отвечать уколом на укол, и, стоило обидным словам сорваться с губ, Юнхо почувствовал себя ещё паршивей, потому что знал, какой болью они отдадутся в чужом сердце. — Научись видеть дальше собственного носа, Минги. Возможно, тогда ты поймёшь, чего твоя эгоистичность стоила близким. Плечи Сона содрогнулись и сжались всего на пару секунд, и молодой человек хотел уже было попросить прощения за резкость, но Минги поспешил выпрямить спину и молча скрылся в коттедже.