lost cause — billie eilish
— Господи, наконец-то, — выдыхает Сумин, стоит ей разуться и снять пуховик, доходящий почти до щиколоток, в прихожей. Мы с Убином делаем то же (причём не перекинувшись по пути и словом; не знаю, как она собралась нас сближать, если мы даже на элементарные формальности не идём, а просто киваем или улыбаемся друг другу при встрече), а после я перехватываю у него второй пакет с едой и водой и несу всё на кухню. Я здесь уже свой, как и подруга у меня в доме, поэтому нахожу нужное мне помещение без проблем. Шуршу пакетами, расставляя всё на кухонной тумбе ближе к холодильнику, и слышу сначала визг, а потом звонкий смех подруги. Кажется, они снова дурачатся с Убином. По её рассказам, они часто так делают, поэтому особо внимания не обращаю, продолжая распаковку. В заднем кармане джинс жужжит телефон, поставленный на беззвучный режим. Я достаю его и вижу сообщение от Чонгука: «Думаю, не такая уж плохая идея», немного туплю, поскольку не понимаю, о чём речь — забыл, про что мы переписывались ранее, и открываю диалоговое окно полностью, прервав своё занятие. Я как раз говорил ему о знакомстве с парнем Сумин и выставил это как очень сомнительную авантюру, в то время как Чонгук как раз счёл это очень хорошей идеей. Он всегда это делает, старается видеть лучшее и приучает к этому меня, чтобы сомнения и скептицизм не заполняли мою голову так часто. Учение идёт — хах — сложно, я же упёртый, со своим характером, который в присутствии Чонгука редко проявляется, но он его понимает по мере того, что я рассказываю из своей жизни, как, например, вот эта встреча с Убином или, там, разговор о Паке, почему бы нет? Везде главную роль играет моя личная неприязнь к людям, из которой вытекает нежелание хоть как-то контактировать и уж тем более сближаться с ними. Чонгук: Но со мной же ты согласился встретиться, хотя относился изначально с осторожностью. Вы: Это другое!!! К тебе не было прям уж такой неприязни, а от УбИнА ей прёт за версту. Чонгук присылает смеющиеся смайлики. Как-то он сказал, что его забавляет моё ещё детское восприятие вещей. Иными словами, мой пубертатный период. Я могу быть слишком резким, немного грубым, если меня вывести, слишком категоричным, но прикол в том, что это всё к Чонгуку лично никогда не относилось, только к окружающим. Поэтому ему забавно слушать мои суждения о некоторых людях. Он же мне и помогает поверить в лучшее. Я пытаюсь, правда, но мою врождённую вредность не выведешь даже кислотой. Чонгук: Хорошего вечера. И выходит из сети только тогда, когда я пишу ответное: «И тебе». Снова слышу визг за спиной и невольно оборачиваюсь. Должно быть, Сумин действительно хорошо с ним. Не знаю, если честно, дело, конечно, её, но я был бы немного осторожней. Со вздохом понимаю, что меня она слушать не станет, я и не буду ей навязывать своё мнение, но снова видеть на её лице боль не хочется совершенно. Я прихожу к ним в гостиную, где Сумин разобрала их домашний диван, чтобы нам было удобней в случае чего смотреть телевизор. Уже все пледы и подушки, которые она на них раскладывала, гамузом свалены где-то в стороне, а в одном из пледов они с Убином запутались, выглядя очень нелепо. Оба растрёпанные, но улыбчивые, оборачиваются на меня, застывшего в дверном проёме. — Сколько воды нести? Чтобы я остальное убрал в холодильник. — Думаю, по бутылке каждому пока будет достаточно, — отвечает подруга. У Убина есть липовый паспорт, за счёт которого была куплена не только газировка (она напоследок), но и пиво (его купили для разогрева, чтобы расслабиться). Я ухожу за питьём и закусками обратно на кухню. Вангую: буду чувствовать себя на протяжении всего вечера третьим лишним — уже чувствую. Сумин и Убин это что-то пародирующее собой ураган, смерч даже, который в симбиозе может снести слона. И любовь у них весьма суматошна и всеразрушительна, я имею в виду интерьер дома или, например, рамка с какой-то грамотой в пустом школьном коридоре, которую они снесли, когда самозабвенно лизались во время урока. Я тогда отпросился в туалет, Сумин вышла передо мной и долго не появлялась, но не думал, что увижу такую интереснейшую картину перед собой. Мне кажется, они бы тогда сожрали друг друга, если бы я не захотел внезапно чихнуть. А чихаю я от души и очень громко. В общем, получилось неловко. Такие отношения, как у них, для меня какие-то дикие, если бы не знал Сумин столько лет, сторонился бы её, как огня. Но так как она моя подруга, и мы близкие друг другу люди, мне приходится не просто смиряться с появлением кого-то ещё в нашей школьной жизни, но и с тем, что нас собираются знакомить. Пиздец. Убейте. — У тебя есть девушка, Тэхён? — один из вопросов, которые мне задаёт Убин, поскольку я не особо горю желанием узнавать что-то из его биографии, а мы, к сожалению, пришли сюда не молчать и не безмолвно друг друга осуждать. — Боишься, что уведу твою? — говорю, отпивая пиво, не чтобы позлить его, а потому что смеюсь с таких людей, которые ревнуют девушек к их друзьям, с которыми они прошли огонь, воду и медные трубы. А Убина это и не задевает — он усмехается, блеснув идеально белыми зубами. — Я полностью уверен в ней, чтобы быть спокойным, что этого не произойдёт, — салютует мне бутылкой и отпивает тоже. Вижу, в каком напряжении сидит Сумин, медленно и маленькими глотками пробуя своё пиво. Она сидит с Убином в обнимку, его рука покоится на её талии, пока я сижу напротив них, расслабленно уложившись на бок и подперев рукой, поставленной на локоть, голову. — Успокойся, — говорю, уже обращаясь к ней. — Никто не собирается друг друга гасить, — спешу её успокоить, а потом иронично добавляю: — По крайней мере в твоём присутствии. Но в каждой шутке есть доля правды, верно? — Он прав, расслабься, принцесса, — приобняв её за плечи и немного потрепав, прижавши к себе. — Щас мы разговоримся и подружимся, — ничего не обещаю, — всё пучком будет. — Да я спокойна, — замято отвечает Сумин, что совершенно ей не свойственно. Спокойна она, как же. — Вы общаетесь, поэтому я молчу, всё окей. Я неоднозначно играю бровями, отведя взгляд и изогнув губы. Ну ладно, сделаю вид, что поверил тебе, врушка, а пока обращаюсь к Убину: — Ты, я слышал, трейни в крупном агентстве. На чём специализируешься? Тоже, кстати, история, полная непонятных мне вещей. Ладно, с тем, что он учится, проблем нет, с тем, что он сейчас с нами, а не на практике — тоже (сегодня их единственный выходной в неделе), но то, что он, будучи трейни, то есть будущим айдолом, решил начать отношения с девушкой — в то время как во многих агентствах это под строгим запретом — странно. Решил перед звёздной карьерой нагуляться вдоволь, чтобы потом не дёргаться? Но на этот вопрос мне, конечно, не ответят честно, детектора лжи, чтобы проверить слова на достоверность, у нас, увы, нет. — Рэп и танцы, — отвечает мне. — Мечта детства, — в глазах сразу тепло и любовь к этому ремеслу вижу, особенно, когда он вдруг улыбается мне. Боюсь представить, что случится, если ему потом будет дан выбор: отношения или карьера. С ним-то, понятное дело, всё будет ок, а вот Сумин… Блять, и всё равно же, если я ей выскажу свои опасения, она слушать не будет! — Сумин раньше тоже хотела стать айдолом, — киваю на неё подбородком, слабо улыбнувшись. — Правда? — поворачивается к ней Убин. — Тэхё-ё-ё-ён, какого хрена? — тянет она, смеясь, и смущённо прячет лицо в синем свитере своего парня. — Что такое? Прикинь, если бы мы оба были звёздами, и были парой? Вся индустрия содрогнулась бы. Не вижу в этом чего-то радужного, но это их романтика, они видят это очень милым. Но это же, на самом деле, пиздец полный. Папарацци, шумиха, скандалы, проблемы с компаниями, с фанатами, буллинг. А так, да, индустрия содрогнулась бы точно, когда их обоих (или кого-то одного) выгнали за скандал из компании. Романтика, пиздец! Незаметно закатываю глаза, снова прикладываясь к бутылке, пока эти двое милуются, играя в игру «кто кого переговорит» — напоминает диалог, когда вы друг на друга перекидываете какое-то качество, типа «ты лучше — нет, ты». Охота блевануть блёстками. Нет, я понимаю, что с Чонгуком выгляжу не лучше… Хотя нет, намного лучше, но такое смущение я тоже могу испытывать. Говоря о нас с ним, за месяц изменилось немногое, наверное только общение стало чаще, проще, мама стала справляться о нём чаще, чем о моём здоровье, папа вспоминал… почти никогда? Ему фиолетово, в плане, что он узнал этого человека ближе и понял, что ему можно доверять, да и я особо не жаловался. Я вообще не жаловался. Там просто не на что жаловаться. Мы регулярно встречаемся на выходных, чтобы погулять или сходить куда-нибудь, поскольку у меня была усиленная подготовка к экзаменам и школа по будням, а у него понимание ситуации. Идеально же, ну! Сейчас, когда сунын за спиной, а результаты у меня на руках, он предложил встретиться и съездить на одну выставку, о которой я заикнулся на днях в переписке, поскольку мне немного интересна тема искусства, но Сумин его опередила тем, что позвала знакомиться с её тюбиком (для меня все её парни тюбики, пока не заслужат определённую стадию доверия). Сижу вот и думаю, правильный ли выбор сделал? Грустно посасываю пивко из бутылки. — Как там Чонгук? — вопрос, прозвучавший от Убина, из-за которого я вдруг давлюсь, едва не выплюнув всё, что успел выпить, на пол. Кое-как откашлявшись, смотрю на Сумин говорящим, нет, буквально орущим: «Какого нахер хуя, Сумин?!» взглядом. А потом по её такому же ахуевшему лицу понимаю, что это что-то из разряда «я ему сказала, но добавила, что он если что об этом не знает». А этот придурок ещё и её подставил. На всякий случай смотрю на него вопросительно, прикинувшись дурачком и дав Сумин ещё один шанс на то, что мне просто показалось, что она кому-то распиздела то, что не надо было. — Ну, вы же вроде общаетесь? — не показалось. К чему тогда, интересно, был вопрос о девушке, раз он всё знал? — Общаемся, — в той же манере отвечаю, выделив это слово. — Как мы с Сумин или как вы? — м-да, приплыли, а ведь всё так хорошо начиналось. — Тебя ебёт или интересует? — преспокойно спрашиваю, медленно наполняясь раздражением и чувствуя, как сердце начинает стучать быстрей от назревающего конфликта. Я ненавижу, когда лезут в мою личную жизнь, особенно таким образом. — Может, лучше на другую тему пообщаемся? — мягко предлагает Сумин, начиная глазами бегать опасливо от одного к другому. — Извини, если это была запретная тема, man, — поднимает руки в сдающемся жесте Убин. Бог простит, придурок, а я запомню. Точно так же закрываю глаза, опустив уголки губ и пожав плечами, мол, ничего страшного, в то же время понимаю, что этот уродец специально спросил это, поскольку всё знал и без моих реплик. Видимо, эта тема его заинтересовала, раз уж он так в неё вцепился, даже при том, что Сумин — я уверен, она так и сделала — сказала не упоминать об этом. Ладно, в этом пока ничего такого нет до того времени, пока не всплывёт наружу в школе или где-то в общественности. Надо будет потом сказать об этом Чонгуку, потому что я, правда, без понятия, что мне делать с информацией, которую я сейчас получил. В итоге Сумин, поняв, что если этот напряжённый диалог продолжится, то беды не миновать, уговорила нас посмотреть какой-то фильм. Мне на него становится абсолютно всё равно уже через полчаса — ни сюжет не зацепил, ни актёры, ещё и Убин, блять, почти каждую сцену комментировал. Как же я радуюсь, когда в джинсах жужжит телефон из-за входящего уведомления, тут же слезаю с дивана и направляюсь в сторону кухни, где можно закрыться. — Я маме позвоню и вернусь, — говорю, увидев вопросительный взгляд Сумин. Получив в ответ кивок, иду к месту своего назначения. На часах восемь вечера, за окном снег валит, светясь в жёлтом луче фонаря, а я закрываю за собой дверь до тихого щелчка и, не включая свет, становлюсь у окна, облокотившись о него. Слушаю гудки, но недолго, трубку быстро снимают. — Я спросил, как всё проходит, не для того, чтобы ты мне перезванивал, — усмехается на той стороне Чонгук. — Мне нужно было выйти и отвлечься или я бы точно сорвался на Убина, не посмотрев на присутствие Сумин. А ты что, не рад моему звонку? — без обиды спрашиваю, уголки губ медленно сами поползли вверх. — Рад, — не спорит Чонгук, — не ожидал, — объясняет. — А что Убин? Настроение идёт на спад, снова лицо омрачается напряжением. — Мне не нравится, что он начал спрашивать про тебя, пытаясь вывести меня на чистосердечное о наших отношениях. — Думаешь, он захочет как-то воспользоваться этой информацией? — как всегда проницателен. Я молчу, опустив взгляд в белый подоконник. — Тебе не следует придавать этому такое значение. Много проблем это в случае чего не составит. — Мне — нет, они будут у тебя. — И я с ними справлюсь, можешь не сомневаться. В конце концов посмотри на наше с Убином разное положение и подумай, кому из нас поверят: обиженному юнцу или дяде с репутацией и деньгами. Я смеюсь тихо. — Перестань называть себя дядей, это смешно. — Как только ты перестанешь обращать внимание на возраст, так сразу. Да, проблема всё ещё стоящая ребром — меня смущает возраст. Но уже не числовое значение, а опять же, опыт и знания. — Возраст для меня уже не проблема. — Вау? — говорит Чонгук, и я знаю точно — улыбается. — Я просто немножко глупый по сравнению с тобой, вот и всё. — А ты и не сравнивай нас. И никого другого не сравнивай. Пустое занятие, как по мне. Снег за слоем стекла продолжает кружить в своём замысловатом танце. Сейчас бы оказаться вдвоём под ним и, может, пройтись. — Спасибо, что поговорил со мной, — говорю, чувствуя, что немного успокоился. Общение с Чонгуком лучше любой терапии работает. — Всегда пожалуйста, — мягко, немного хрипло. — Скучаю по тебе. Мои губы широко растягиваются в улыбке, размыкаясь и открывая ряды зубов. — И я по тебе. — Возвращайся к друзьям. — «Друзьям» — слишком громко сказано. Подруге, — исправляю. — И приятелю. — Знакомому. — Убедил, — а ведь я даже до тюбика не дошёл. — Я, возможно, позже напишу, — всё ещё улыбчиво. — Буду ждать. Сбрасываю первым. Пять минут, которые мне были нужны. Не хочу возвращаться в комнату, Убин слишком действует на нервы. Может, уже пойти домой и плевать на половину закусок, которые мы не съели? Но это же Сумин, я не могу её расстроить. Чёрт… Думаю, можно ещё немного потерпеть, я же, как никак, терпила. — Тук-тук, — дверь бесшумно открылась, в проёме стоит Сумин, постучавшая костяшкой по косяку. Не выглядящая бодро или радостно, скорее как-то расстроенно или пристыженно. — Ты же просто вышел, потому что тебя бесит Убин, так? Я смотрю на неё секунды две, после чего снова поворачиваю голову к окну. Она долго меня знает, но иногда я забываю, что настолько хорошо. — Он твой парень, — напоминаю ей, — иди к нему, он ждёт. — А ты мой друг, — протестует и заходит, почти неслышной поступью ко мне подходит и опирается бёдрами о подоконник. — Сумин, я не хочу, чтобы ты меняла своё счастье на меня, — говорю абсолютно серьёзно. — Я не меняю, а как раз пытаюсь вас сблизить, чтобы не разрываться. Вы мне оба дороги, так что… — Я не заставляю разрываться, — разворачиваюсь к ней, выпрямившись. — Мир не схлопнется, если мы с ним не подружимся или ты будешь больше времени проводить с ним, пойми. Я всё понимаю и принимаю, это твоя личная жизнь, то, куда я не полезу, и что не осужу. Так вышло, что мы не можем с ним сойтись, но это же не конец света. — Я понимаю, просто… — вздох. — Тэхён, я не хочу разделять вас. — Не знаю, сколько продлятся ваши отношения, но пока они есть — будь счастлива с ним, пока есть возможность. — Я думала, ты обидишься, если я начну больше времени проводить с ним, — признаётся Сумин, а я смотрю на неё улыбчиво, снисходительно. Она иногда такая глупенькая. — Я не обижусь, — обещаю. — Всё нормально. Она тянется обниматься, я принимаю её порыв и прижимаю к себе, положив голову на миниатюрное плечо. — Спасибо, — говорит мне. — Получила одобрение папочки? Довольна? Она усмехается. — Да, — и отстраняется. — Хочешь уйти? — После того, как объяснишь мне, какого хрена он знает про Чонгука, — не думаю давить на неё и спрашиваю в саркастической манере, оперевшись одной рукой о подоконник. — А… Ну… — мнётся, а я жду, мне интересно. — Он сказал, что видел, как он подвозил тебя в школу пару раз, поэтому спросил, что у вас, я и ляпнула, не подумав, — к концу предложения слова проглатываются неловкостью и стыдом, которые в своих глазах прячет Сумин, когда опускает голову. — Больше так не делай. — Извини, — шёпотом. — Да что уж извиняться, если дело сделано? — вздыхаю тяжело. — Извиняю. — Правильно говорить «прощаю», умник. — Ладно-ладно, — закатываю глаза, — прощаю. — Теперь пойдёшь домой? — поднимает на меня взгляд с пола. Хотелось бы. Но, опять же, что мне мешает продержаться ещё немного, чтобы сделать подруге приятно? — Нет. Для тебя это важно, я могу остаться и потерпеть его присутствие ещё… минут двадцать, — усмехаюсь. — Нет, я не для того вас собирала, чтобы вы друг друга тихо ненавидели. Либо вы реально подружитесь, либо тебе нет смысла доставлять себе дискомфорт. И для тебя пытка, и мне от этого толка не будет. Поэтому иди, если хочешь, правда. Потом ещё спишемся. Я говорил, что у меня самая лучшая в мире подруга? Так вот, говорю. Сумин лучший человек, которого я мог встретить на своём пути. — Точно не обидишься? — переспрашиваю неверяще. — Точно-точно, — улыбается она, — что я, изверг, что ли, держать тебя здесь против твоей воли? Иди. А лучше, давай я вызову такси, — глянув в окно говорит, — там такая метель, что даже не знаю, как тебе добираться. Холодно ж ещё. — Я пешком дойду, не беспокойся. — Или позвони Чонгуку, если он не спит. Буду я его ещё дёргать по этому поводу, щас прям! Не переломлюсь. — Глупости. Снег ещё никому не вредил, — говорю непреклонно и иду к выходу из кухни сразу в прихожую. — Ц, вот упрямый, — Сумин идёт следом. — Если снова сляжешь с температурой, я не виновата, — грозит из-за спины. — Пф, кто бы говорил, — оборачиваюсь по пути. — Уже уходишь? — в проёме из гостиной вырастает фигура Убина. — Мама домой гонит, — улыбаюсь широченно и пожимаю плечами. — Бывай, дружище. — Бывай, — вскидывает бровь тюбик, оглядев меня с ног до головы насмешливым взглядом. Утырок. Тебе бы господин Пак за меня за шиворот навтыкал, понял? У меня вообще, вон, армия богатых взрослых мужиков в составе двух человек тебя одним взмахом прихлопнуть, как блоху, могут, так что не рыпайся, рэпер, а то пизда тебе. — Пока, — говорю Сумин, уже одевшись и обувшись. — Напиши, когда дойдёшь, окей? — говорит мне, смотря взволнованно. — Хорошо. Я ухожу и — чёрт возьми — как же расслабленно выдыхаю. Больше не придётся видеть рожу Убина и улыбаться ему. Теперь прямая дорога только домой, под любимую музыку в наушниках и офигенно-красивый снегопад. Главное не набрать полные ботинки снега, а так всё складывается как нельзя лучше.***
here — alessia cara
Когда ты не состоишь в романтических отношениях и мастурбируешь на что-то отвлечённое, например, порно, или любимого персонажа игры, аниме или актёра, то не задумываешься о том, что это странно или неправильно. Я никогда не думал, что, вступив в них с Чонгуком, буду думать в каком-то таком ключе. Однако сейчас, проводя по члену под звук падающих на поверхность душевой кабины капель воды, в голове лишь его образ стоит божественным обликом. Такое уже было в школьном туалете, но то скорее из-за того, что он послужил прямой причиной возбуждения. Но мы об этом не говорим. Я представляю его руки на себе, как они проводят по моей шее, немного щекоча, по груди, животу, как его губы касаются меня везде, где только вздумается, и ловлю с этого нереальный кайф. Тихо выдыхаю в пространство, чувствуя прилив возбуждения, что мягким потоком накрыл моё тело, сконцентрировавшись в паху. Вижу, как провожу по его бархатной коже, обнимаю и сжимаю в ладони мягкие длинные волосы, пока он обдаёт мою шею обжигающим дыханием. Господи, представляю его властную манеру вести поцелуй и тут же думаю о том, как в сексе он делает то же самое — берёт инициативу на себя. По позвоночнику — дрожь, на губах — сокровенное имя, произнесённое едва различимым шёпотом. С каждым действием руки становлюсь чувствительней, а ноги вот-вот норовят подкоситься. Вода стекает и попадает в слив, забирает с собой жар моего разгорячённого тела, но едва ли прохладный душ потушит пожар, разразившийся внутри. Мастурбировать на образ Чонгука казалось странным только тогда, когда это случилось впервые, а после стало какой-то нормой, единственной правильной истиной, в которой только он мой идол, господин моих чувств, разума и тела, имеющий надо мной полный контроль не только в жизни, но и в мыслях. В них он касается моего обнажённого тела, целует мои губы, возносит до небес и показывает звёзды. Его голос ласкает мои уши хрипотцой, дыхание обжигает, а тело, горячее, прижато к моему. Кожа становится гусиной от одной мысли о нашей возможной близости. Я, прикусив губу, кончаю, загнанно дыша и чувствуя, как наслаждение прокатывается сладостью по телу. Встав перед зеркалом позже, вижу, что оно запотело, и провожу ладонью по нему, дабы увидеть своё отражение: мокрые вьющиеся волосы зачёсаны назад, но передние пряди всё равно выбиваются из причёски и спадают на лоб, щёки порозовели от жара, глаза широко распахнуты, губы в тон коже искусаны — ну прямо герой хентая, не хватает только ахегао сделать и сказать «ямете кудасай». Сегодня выходной, суббота, прошла ровно неделя с похода к Сумин в гости. Ровно столько же она не заикалась об Убине и знакомстве с ним поближе. Назнакомились, хватило. С Чонгуком не успел свидеться, поскольку он улетал в Токио по делам и должен на днях вернуться обратно в Корею. Я накрываюсь одеялом и, смотря в потолок, ловлю себя на мысли, что слишком часто стал задумываться о возможной перспективе переспать с ним. Даже если учесть, что я нахожусь в своём пубертатном периоде, это для меня как-то необычно. Раньше так не было, раньше не хотелось. Чем больше я открываюсь Чонгуку, тем свободней становлюсь в своих желаниях. Они с каждым разом точней, разнообразней, смелей, но остаются только в моей голове, поскольку озвучить их не хватает смелости. Я знаю, что в сексе многое зависит от партнёра, и в своём уверен, да, но гаденькая тревога всё равно пробирается внутрь и оседает пылью сомнений на сознании. Чонгук ни разу не заикался о том, чтобы зайти дальше, не подначивал к чему-то, не упоминал при разговоре ближайшее будущее, в котором мы могли бы стать ближе. Могло даже сложиться впечатление, что он не хочет, но давайте смотреть правде в глаза: хочет каждый, в большей или меньшей степени, в любом возрасте, а в отношениях — тем более. Но не поступало даже намёков на это. Может, он видит, что я ещё не готов, потому и не делает ничего и не говорит? А если бы и сказал, то как? Давай переспим? Я хочу тебя? И что самое страшное: что мне нужно сделать перед тем, как всё случится? Подготовка само собой… Какой «само собой»?! Я никогда в жизни не занимался таким, не исследовал своё тело… там. Ладно, момент подготовки опустим, что-нибудь придумается, а дальше что? Что мне делать? Я же гуру в чём угодно, но только не в сексе. Вздыхаю и по уши накрываюсь одеялом. Это невыносимо. Нужно прекращать быть таким трусливым и перестраивать себя на этакое покорение новых вершин. Но… чёрт, нет, не могу. Это уже чересчур. И хочется, и колется, не могу ничего поделать. Когда-нибудь это произойдёт, вот когда момент подойдёт, тогда и задумаюсь над этим, а пока… — Алло? — отвечаю на входящий звонок телефона. — Уже не спишь, ранняя пташка? — Угу, — мычу. То, что я после душа вернулся в постель, ничего не значит, я всё ещё ранняя пташка и всё ещё рад звонку Чонгука в девять утра. Он сейчас в Токио, и вместо сообщений выбрал звонить утром и/или вечером, что меня порадовало — так можно слышать его голос, а не фантазировать, читая буквы на белом фоне мессенджера. — Я сегодня вечером уже буду в Корее, — оповещает, а у меня сразу предвкушение томительное замерло в груди. — Супер, — улыбаюсь. — Ты же будешь отдыхать после перелёта, надеюсь? — А ты не хочешь встретиться? Я не сильно устану, самолёт будет лететь всего два часа. — Тебе нужно отдохнуть после работы, пару дней хотя бы, — стою на своём, потому что Чон трудоголик, его заставить отдохнуть сложнее, чем погладить дикого льва. А он мне в трубку усмехается мягко. — Проведение времени с тобой считается за отдых. — Нет, не считается. Мы постоянно в движении, и ты, позволь напомнить, всегда за рулём, о каком отдыхе речь? — Тогда можешь приехать ко мне, — внезапно предлагает без задней мысли. — Я, как ты и хочешь, отдохну, и мы проведём время вместе, как хочу я. Оба в плюсе. — Говоришь так, будто я совсем не хочу нашей встречи, — без упрёка, с усмешкой. — Я знаю, ты хочешь её не меньше меня, можешь не сомневаться. Я слышу, как ты каждый раз говоришь и сразу отвечаешь на звонок, будто только его и ждал, сидя перед телефоном, — утрирует, конечно, но я от такого был недалеко какое-то время. — Поэтому в твоём желании я не смею сомневаться. — Так значит, предлагаешь поехать к тебе? — уточняю, чувствуя всей грудью своё сердцебиение. — Если у тебя нет планов. Да даже если бы у меня были планы, они бы отменились — мы не виделись почти две недели, отказываться от встречи самый настоящий мазохизм. — Нет, у меня их нет. — Тогда я немного позже скину адрес и буду ждать часам к шести. В пять будет посадка, от аэропорта до дома мне ехать недалеко, я успею всё подготовить как раз к твоему приходу. — А… мне что говорить маме, что я к тебе только на вечер? Или… — мнусь, потому что такое спрашивать неловко, боюсь, что навяжусь. — С ночёвкой? — На твоё усмотрение, я буду рад любому раскладу, но мне важно, чтобы и тебе было комфортно и не было проблем с родителями, хорошо? — Думаю, мама не будет против, мне просто нужна была конкретика. — Я тебя понял, тогда буду ждать. Хорошего дня. — И тебе. Экран телефона снова гаснет. Я снова вздыхаю. Снова после разлуки прошло не много не мало, и снова я думаю лишь о том, что смогу к нему прижаться. Но обесценивать чувства, которые я испытываю — глупо и нелепо, поскольку я ощущаю их силу, просто проявление любви у меня такое — выражающееся через прикосновения. Но это не имеет значения, важно только то, что сегодня Чонгук вернётся и мы, наконец, встретимся. Нужны ли какие-то слова, чтобы описать степень моей радости?***
Чонгук живёт в квартире — это я понял, когда водитель такси подвёз меня к многоэтажке, на которую, чтобы посмотреть полностью, нужно задрать голову посильней. Второе наблюдение: это может быть не просто квартира, а пентхаус. Я, бродя по этажу в поисках нужной квартиры, увидел внутренности одной, когда оттуда выходила какая-то девушка, взгляд зацепился за лестницу на второй этаж. Кажется, я нахожу нужную мне дверь и заношу руку, чтобы нажать на звонок. Пальцы до побеления цепляются за пакет, который у меня был с собой — я решил, что приезжать с пустыми руками будет не слишком красиво, поэтому попросил маму, которая в этот момент была в городе, заехать в любимую кондитерскую теперь уже не только Чонгука, но и мою, и купить что-нибудь. Как итог, я стою с коробочкой других кексов, где их шесть штук с разной начинкой. Первые секунды радуюсь, что не ошибся квартирой, поскольку открыл именно Чонгук, и незаметно выдыхаю, когда он улыбается и говорит проходить. Готов перекреститься левой пяткой, ей богу — пока нужную квартиру в этом комплексе найдёшь, успеешь сто раз заблудиться. Чонгук выглядит по-домашнему мило. Поскольку мы сегодня никуда не идём, он встретил меня, как есть, в домашнем: в огромной белой футболке и клетчатых штанах, при этом волосы мило завились и пушатся; наверное, он только после ванны, поскольку в прихожей я уловил запах чего-то похожего на гель для душа. Увидев у меня пакет со знакомым логотипом, он усмехается, широко улыбнувшись, а я смущённо следую за ним на кухню, совмещённую с кабинетом и некой чилл-зоной. И да, я не ошибаюсь — здесь есть лестница на второй этаж, где вижу ещё две комнаты и небольшой балкон с мягким креслом и лампой. Было бы классно там почитать что-нибудь, на самом деле, выглядит очень комфортно. Квартира по цветовой гамме идёт немного в разрез с моим представлением и стилем Чонгука, к которому я привык: она светлая, не без присутствия тёмного, но белый всё же преобладает. Это стало удивлением. Я засматриваюсь на интерьер не без восхищения, получая эстетическое удовольствие и находя всё больше мест и вещей, которые кажутся мне комфортными. — Не голоден? — спрашивает у меня Чонгук, пока я залипаю на его квартиру. — Нет, не особо, — я успел стрессануть по пути к тебе, Чонгук, я уже ничего не хочу. К слову, оказалось, что он живёт в полутора часах езды от меня, и это ужасно долго и далеко, как он успел когда-то утром отвезти меня, вернуться к себе, а потом поехать на работу — та ещё загадка. — Чай, кофе? Поебёмся? Кхм, что? — Чай, — отвечаю, чувствуя пустоту в руках, поэтому завожу их за спину, натянув рукава худи пониже, и неловко плетусь за Чонгуком на кухню, где становлюсь у барной стойки, со стороны наблюдая за тем, как он хозяйничает. Как, оказывается, неловко, когда ты приходишь к кому-то в гости, кого знаешь не десять лет. И вроде момент неловкости у нас с Чонгуком отступил, а всё равно получается, что при каких-то новых ситуациях я начинаю чувствовать себя зажато. — Как долетел? — решаю опереться локтями о барную стойку, но пальцы всё ещё были спрятаны в рукавах несмотря на то, что в помещении достаточно тепло. — Проспал все два часа — как сел, так и отключился, — потом поворачивается ко мне. — Я так понимаю, ты не голоден, но от принесённых кексов не откажешься, — я улыбаюсь. Это настолько очевидно? — Ты мне так и не рассказал, что было дальше у Сумин, — напоминает, отвернувшись вновь, сразу наливает в кружки кипяток — видимо, ставил чайник заранее. Чай очень приятно пахнет, наверное, какой-то ягодный. — Да ничего особенного. Хахаль её в школе, как обычно, крадёт её на переменах и иногда на уроках, они видятся на выходных, всё хорошо. Я с ним не пересекаюсь особо, а она ничего не говорит на их счёт. — Беда миновала? — Чонгук поворачивается с двумя кружками, одну ставит передо мной, из другой тут же отпивает сам, прислонившись спиной к длинному тёмно-серому шкафу, как и весь кухонный гарнитур. — Кто его знает, — пожимаю плечами. — Мутный всё равно, — и отпиваю. — У меня для тебя кое-что есть, — вдруг вспоминает Чонгук, сразу завоевав моё внимание. Что у него есть? — Сейчас, — поставив кружку на стойку, он ушёл на второй этаж, я так полагаю, в спальню, а потом возвращается с небольшой продолговатой коробочкой из синего бархата. Это подарок? Мне? Это… Я… у меня нет слов. — Дай свою руку, — просит, и мне приходится выпутать её из плена рукава, чтобы оголилось запястье, на котором Чонгук закрепляет своими нереальными пальцами серебряный браслет на тонкой цепочке, с небольшой подвеской в виде латинской буквы J. — Может показаться излишне сентиментальным, но у меня такой же, видишь? — и демонстрирует действительно такой же браслет, который я только сейчас замечаю, но там уже буква Т. — Это первые буквы наших имён? — не могу скрыть восхищения, смотря то на наши руки, то на Чонгука. — Я сильно скучал, пока был в Токио, и до этого тоже, а теперь он, — поднимает запястье с браслетом, — будет мне напоминанием о тебе. Знаком, что ты всегда со мной, где бы я ни был. — Это очень мило, — чувствую, как щёки краснеют, и снова опускаю счастливый взгляд на руку, — и красиво, — на грани слышимости. — Я обычно не хожу в ювелирные магазины, но в этот раз почему-то решил зайти, — слышу улыбку в голосе. — Я никогда не сниму его, — смотрю на него, буквально светясь. — Спасибо, — говорю и подлетаю, чтобы обнять, сцепив руки на затылке. — Всегда пожалуйста, — обжигая дыханием место на шее, а после целуя в него же, вызывая приятный спазм внизу живота. Немногим позже мы перемещаемся в неприметную гостиную, которую я сначала не увидел, прихватив, разумеется, кексы и чай. Чонгук спрашивает какой мой любимый фильм, а я отвечаю, что редко их смотрю, и фаворита у меня как такового нет. В итоге он находит какой-то, который не смотрели мы оба (оказалось, что он тоже не любитель кинематографа), и включает. Кажется, самое классическое и неумирающее занятие в гостях — просмотр чего-то. Когда нет тем для разговора, когда хочется помолчать или просто отдохнуть — всегда актуально. Я немного запомнил фильмов и сериалов, которые смотрел у Сумин, потому что в большинстве случаев отвлекался на телефон или вовсе засыпал, поэтому даже если я смотрел ту кинокартину, которую включил Чонгук, я бы об этом не вспомнил. — Красиво, — без задней мысли комментирую картинку, на которой персонажи прибыли в большой летний город Дубай. Эти высотки, голубое небо, море, пальмы… — Мы могли бы туда слетать, — я полулежу на плече Чонгука, ему не составляет труда немного склониться надо мной и пробормотать это в мою макушку, — только скажи. — Но это очень дорого, — хмурюсь. — В Арабских Эмиратах всегда очень всё… масштабно. — Тэхён, если я предложил, значит я могу это оплатить и тебе не нужно об этом беспокоиться. А мне неудобно ужасно! Это же и так очень-очень дорого, а тут ещё и за меня отдуваться. Я понимаю, что он хочет сделать приятно и мне, и себе и устроить нам отдых, но… Боже, если бы я не был просвещён насчёт Дубая и не знал, какие там цены, было бы проще. — Или я могу купить билеты без твоего ведома, и у тебя не останется выбора. — Это манипуляция, — поднимаю голову, немного развернувшись. — А я всё ещё смогу отказаться. — Ты правда откажешься от этого, потому что жаба душит? — неверяще спрашивает. — Ни твоему, ни моему кошельку от одной поездки худо не станет, поверь. Я всё возьму на себя, а тебе просто нужно будет расслабиться и наслаждаться отдыхом. — Я не хочу быть содержанкой, — снова хмурюсь. — Ты и не будешь ей. Ты будешь моим любимым человеком, с которым я хотел бы провести отпуск. Содержанка слишком грубое слово для наших отношений, оно совсем тебе не подходит. — А какое тогда подходит? — с интересом спрашиваю. — У тебя нет нарицательных, кроме имени, как и нет пока статуса кого-то, кроме моей пары. — Это ты к чему клонишь? — Ни к чему, просто констатирую, что есть.hold me alternate version — the sweeplings
— Тогда ты мой папик, — выпаливаю сдуру, искренне желая увидеть его реакцию на подобное заявление. Всё равно он платит за меня, поэтому в словах есть смысл. — Если я папик, то ты автоматически содержанка, — поддерживает мою задумку Чонгук. — Значит, это судьба, от которой мне не уйти, — пожимаю плечами и смеюсь. — Переименую тебя на «содержанку» в телефоне. — Э-э-эй, — тяну, теперь со мной смеётся уже и он. — Забавно то, что незадолго до нашего знакомства Сумин так мне и сказала: «Тебе нужен папик», а потом вдруг появляешься ты, — хочу поделиться этим с ним, потому что это правда очень забавное стечение обстоятельств. — Поэтому ты был таким подозрительным? Не мог поверить в подарок судьбы? — с языка снял. — Я действительно считал это лишь совпадением, а потом долго не мог свыкнуться, что начал с тобой общаться. — Не пожалел? — хрипло, приглушённо. — Ни капли, — на грани слышимости. Взгляд Чонгука падает на мои губы, после чего он медленно склоняется ко мне и целует впервые за этот вечер. А поцелуи после разлуки всё так же сладки, и пьянящие лучше алкоголя. Но мне его мало, недостаточно чувства его губ на своих. Углубляю поцелуй, толкаясь языком дальше и тут же сплетаясь с его — по коже табун неконтролируемых мурашек. Чонгук отрывается от спинки дивана, я привстаю и нахожу его руки на своей пояснице, решаюсь на что-то смелое, чего раньше не делал в силу обстоятельств, — перекидываю ногу через его бёдра и нависаю сверху, лишь на миг оторвавшись от его губ и снова к ним вернувшись. Шумно выдыхаю, когда опускаюсь на Чонгука, он ловит мои губы, немного прикусив верхнюю, снова целует. Пробравшись руками под ткань худи, проводит по моей спине, заставляя меня прогнуться навстречу, прижаться к нему и почувствовать зарождающееся возбуждение. Не успеваю толком понять, когда я так быстро сумел поменять настроение нашего поцелуя, но, сделав это, я, кажется, разбудил в себе что-то животное и ненасытное, потому что даже когда Чонгук хочет отстраниться, я не позволяю ему этого сделать, потому что мало. Он усмехается тихо, широко улыбнувшись, пока я, пользуясь этим, немного прикусываю его губу. — Твоя двойственность меня поражает. Ещё минуту назад ты смущался при разговоре о стоимости отдыха, а сейчас уже не можешь оторваться, целуя как в последний раз. Маска смелости тут же слетает с лица, мне снова хочется сжаться в комок, но вот незадача — сидя на ком-то верхом это невозможно сделать. — Испугался? — заметил и сидит улыбается довольно. — Скажи мне, чего ты хочешь? — мне кажется или его голос стал глубже? Я тяжело сглатываю набежавшую слюну; от мыслей, возникших в голове, снова дрожь по телу бежит, особенно когда Чонгук подаётся вперёд, чтобы вновь сократить расстояние между нами и подхватить мягко мои губы, сладко причмокнув, когда отрывается. И снова целует, повторяет это ещё раз, пока меня натурально не тряхнуло от мурашек. — Чего ты хочешь, Тэхён? — томным шёпотом прямо в губы. Я невозможно сильно хочу скулить, ты не представляешь себе, насколько… Потому что это невозможно, ты невозможен, доводишь меня до истомы, до грёбанного рая одним своим видом, потом убиваешь голосом, чаруешь поступками и ласкаешь словами, как самый искусный мастер, знающий собственное творение, как свои пять пальцев. Ты занял мой разум и покорил сердце, я тобой живу и умираю, Чон Чонгук, я хочу с тобой всё и сразу, только не могу признать это вслух, потому что боюсь, что иллюзия моей прекрасной реальности развеется вместе с тобой. — Поцелуй меня ещё раз, — прошу, едва совладав с голосом. Мы скучали, оба скучали по поцелуям, по рукам друг друга на телах, по запаху и чувству оглушительного блаженства, когда губы к губам, а разум кристально чист. Когда нет лишних мыслей, а есть лишь одна единственная, в которой главные актёры — вы оба. Когда томительное возбуждение в теле и жар под кожей, от которого хочется избавиться, как от одежды, чтобы ощутить нежность прикосновений, горячее дыхание на месте, где сразу же будет оставлен поцелуй, вырывающий томный вздох. Блять. — Чонгук, я не готов, — жмурюсь, сжимая ткань его футболки на спине. Он сразу отрывается от моей шеи, смотря без упрёка или разочарования, без досады — с пониманием. Нижняя губа дрожит, я не могу смотреть ему в глаза, поэтому опускаю их вниз, где чувствую прилив возбуждения, и это меня пугает вдруг до ужаса. — Я… — Тише, тише, ты чего? — обеспокоенно спрашивает, подхватывая моё лицо обеими ладонями и поднимая на себя, чтобы иметь возможность увидеть. Я не собираюсь плакать, нет, просто это настолько ошарашило меня, что даже руки задрожали, не говоря уже о сбившемся дыхании и самой настоящей панике. — У нас сегодня ничего не будет, ты слышишь это? — уверяет меня, тревожно сведя брови. — Тэхён, — зовёт. — Чонгук, я хочу этого, правда, — не осмеливаюсь озвучить прямо, но не хочу скрывать то, что посещает мои мысли так часто. — Но я не… — Тише, успокойся, ничего не случилось бы, пока ты не был бы готов к этому. Никто не собирается принуждать, ну?.. Иди сюда, — он прижимает меня за затылок и спину к себе, я тут же завожу руки за спину, обнимая его в ответ. — Я бы ничего не сделал, пока понимал, что ты не готов. Запомни это, пожалуйста. — Я как ребёнок, зачем я тебе нужен? Даже не могу дать тебе с… — Не в сексе заключается суть отношений. Не нужно так торопить события, потому что тебе кажется, что ты чего-то мне должен — нет, не должен. — Но я сам хочу этого, просто боюсь до ужаса. — В этом ничего страшного нет, — хмыкает беззлобно. — С непривычки волнительно, но точно не страшно. Тем более с опытным партнёром. — А ты опытный? — не подумав, спрашиваю. — М… вполне. Поэтому не переживай по этому поводу так сильно, в любом случае можно обговорить некоторые вещи, которые тебя беспокоят, чтобы ты на их счёт больше не волновался. — Нет, к таким разговорам я ещё не готов, — сразу же пресекаю, а Чонгук смеётся беззвучно, после чего подаётся назад, снова откидываясь на спинку дивана, а я немного сползаю вниз, чтобы прилечь у него на груди. — Ты можешь в любой момент сказать, что хочешь, и мы это устроим, но только при условии, что ты не будешь бояться и подготовишься морально к этому, если тебя это волнует. — А если мне уже хочется, ну в плане, если я скажу тебе это через неделю? Или день? — Хочешь запланировать? — снова усмехается, а мне не смешно, я правда думал по этому поводу. — Почему нет? — замято из-за смущения. — Потому что такое не всегда можно запланировать. Оно может прийти когда угодно, в любой момент, там уже не будет зависеть от того, знаешь ты, что сейчас будет, или нет, там бал играет случай. Но, если хочешь, можно и запланировать. — Да ну, ладно, это бред какой-то, — внемлю его словам. — Можно сделать немного по-другому. — Как? — поднимаю голову на него. — Делать всё постепенно, — он же — опускает, ловя мой вопросительный взгляд. Мозг рядом с ним будто отключается каждый раз. — Начало положил поцелуй, — медленно разъясняет. — За ним был ещё один, смелее. После этого смелеешь уже ты и даёшь волю желанию, отдаваясь мне полностью сейчас. Если так же медленно по нарастающей ты будешь дальше открываться, секс больше не покажется тебе самым страшным занятием. Я не нахожу, что сказать. Предложение хорошее, но это «постепенно» может значить любое занятие, входящее в секс, но с отсутствием проникновения. Это петинг, минет и дальше по списку, от одного перечня которого у меня лицо пародирует помидор, хотя это естественно, это нормально. И это, чёрт возьми, смущающе. Помнится, я с Сумин упоминал, что мне нужен кто-то с характером сильней моего, кто смог бы меня усмирить. Я ошибался. Мне нужен был кто-то, кто смог бы меня понять, принять и защитить. Чонгук на это способен. Он может позаботиться обо мне, не допустит ужасного или неправильного, с ним тепло и спокойно. Он мой личный островок комфорта, на котором я бы хотел остаться как можно дольше. Сейчас не в прямом смысле, конечно, хотя сидеть полулёжа на нём очень приятно, но всё же. — Тебе тяжело, наверное, — только опомнился, что всем весом прилёг на него, пока на фоне продолжает играть фильм, и предпринимаю попытку встать. — Если бы было, я бы сказал, но, как видишь, я молчу, — возражает. Но я же не пушинка, блять! — Мне будет комфортней, если я не буду тебя давить. — Чем давить? — смеётся, но позволяет мне слезть и прильнуть уже сбоку. — Своими комплексами, — шучу. Когда фильм заканчивается, время переваливает отметку в восемь вечера, а я отмечаю, что коробка с кексами осталась нетронутой. Надо было это исправить. Я не хочу больше смотреть фильмы, поэтому, взяв наши опустевшие кружки, предлагаю вернуться на кухню: заварить новый чай и таки отведать десерты. — А с чем они? — спрашивает Чонгук, открывая коробочку и расставляя кексы на тарелке, чтобы было удобней брать, пока я нажимаю на кнопку включения чайника. Как-то так получилось, что я быстро взял бразды правления на кухне в свои руки, наверное потому, что чай делать уже рука набита. — Вроде каждый со своим вкусом, но не знаю точно с каким, у тебя же нет ни на что аллергии? — вдруг приходит мысль, что ему может быть что-то нельзя. — Нет, — облегчение. — Здесь написано, — взяв коробочку, он начинает зачитывать вслух: — Клубника, малина, черника, банан, киви и вишня. Но где какой не написали. Будет у нас своеобразная лотерея. Тебе что хочется попробовать? Я задумываюсь. — С клубникой ты приносил, с черникой тоже, наверное, с бананом хочется попробовать, — вижу, как Чонгук поджимает губы и отворачивается в сторону, и тут же меняюсь в лице. — Только не шути про банан, я тебя умоляю, — щурюсь, но мне тоже смешно становится, когда он машет отрицательно ладонью. — Зачем мне шутить, когда ты сам это сделал? — воззрившись на меня. — Я подумал о фрукте, а ты о чём думаешь? Не стыдно тебе? Не стыдно, Чонгук, поверь, сейчас — нет. — А тебе чего хочется? — Киви звучит интересно. Посмотрим, кому повезёт. — Пари? — немного сощурившись. — Возможно, — подаётся вперёд, упираясь руками в барную стойку и смотря мне в глаза. — Снова издержки профессии? — Конкуренция слишком привлекательна, — пожимает плечами, ухмыляясь одним уголком губ. — Особенно такая приятная. — Что будет с проигравшим? Нужно наказание. — Желание слишком банально и заморочно, — рассуждает Чон. — Как насчёт выполнять безотказно всё, что пожелает победитель? — Идёт. Обычно я в таких авантюрах не участвую, но как верно выразился Чонгук, в такой приятной приму участие с удовольствием. Мы ждём, когда закипит чайник, я разливаю нам чай и становлюсь напротив Чонгука с кружкой. От ситуации смешно ужасно просто, но это завлекает. Мы берём по одному кексу — они, благо, небольшие — и пробуем, пытаясь разобрать вкус. — Малина, — говорю, запивая. Чай, к слову, тоже оказался с малиной, немного кислый, но с десертом сочетается вкусно. — Черника, — говорит Чонгук, не ожидая, что с самого начала никто не вылетит. — Как сунын? — пока спрашивает, отпивая. — Я ожидал худшего, результаты порадовали. — Вот видишь, я говорил, что ты больше переживаешь. Поздравляю. — Спасибо. — Куда планируешь поступать после окончания школы? Уже выбрал учебное заведение? — Пока нет, но думал заняться этим в ближайшее время. Как поездка в Токио? — Там красиво, — говорит восхищённо. — Но сейчас холодно. Я даже удивлён, что посадку не отменили, там такая пурга была. А здесь, наоборот, всё стихло. Вот родители твои дадут добро, я тебя свожу туда. — Айщ, — шиплю, опустив голову смущённо. Он обещает-обещает, но может же правда исполнить! Я его более-менее узнал за недолгие полтора месяца отношений — Чонгук человек слова, просто так их на ветер не бросает, поэтому мне и неудобно. Правда же может свозить и в Токио, и в Дубай. Мы снова пробуем кексы. Я хмурюсь непонятливо, понимаю, что это не то, что мне нужно, но и по лицу Чонгука не скажешь, что он выиграл. — Клубника, — говорю. — Вишня, — вторит он мне. — Получается, осталось только то, что нам надо? — И тут мы либо оба выиграем, либо проиграем. Сейчас решится, кто мы такие: неудачники ли везунчики, — я без промедлений беру один из двух оставшихся кексов и откусываю, пачкая нос в креме и усмехаясь из-за этого. — Запей, а то икать потом будешь, — говорит Чонгук и тоже откусывает свой. Пока он не успел ничего понять, я смотрю на него полными изумления глазами, прожёвывая мягкую выпечку, и начинаю тихо смеяться, а когда доходит и до него, смеёмся уже мы оба, потому что нам попались не те вкусы, которые мы хотели. Мне попался киви, а Чонгуку — банан. Как так? Получается, мы оба неудачники. — Попробуй, — я протягиваю ему половинку кекса, который он хотел, собирая языком крем с губ, а Чонгук подходит ко мне и целует в нос, слизав с кончика крем. — Сладкий мальчик, — обвивает руки вокруг моей талии, становясь вплотную. — Мы оба проиграли, — напоминаю, поднимая кекс, чтобы он его откусил, что и делает сразу же. — Что будем делать? — Значит, не будем выполнять желание выигравшего. — М… Тогда я не хочу, чтобы ты прямо сейчас целовал меня, — Чонгук сразу понимает, как именно я перевернул правила, и усмехается. — Я не хочу, чтобы ты мне отвечал на поцелуй, — улыбаясь слабо и понизив голос, чуть склоняет голову ко мне. — Тогда ты меня не обнимаешь, — и мой тоже становится тише и ниже, словно бархат звучит. — А ты перестаёшь быть таким очаровательным, — заканчивает совсем уж возле моих губ и целует. И мы оба не выполняем то, что говорили друг другу и делаем всё с точностью наоборот. Сладость от десертов оседает вместе с поцелуем на языке, как снег, струящийся крупными хлопьями за окном на землю. — Я люблю тебя, — признаюсь, заглядывая в глаза доверчиво, с надеждой. В этом так страшно признаваться вслух, что я даже подумать не мог. Это намного волнительней сунына, прививки, любой другой вещи, потому что это касается другого человека, моих чувств к нему, которые переполняют меня изнутри. Они проснулись с такой ослепительно яркой вспышкой, разрослись с невероятной скоростью и начали обретать силу с каждым днём. Я хочу ими делиться, их дарить и быть счастливым в объятиях того, с кем свела так неожиданно судьба. — Я тоже люблю тебя, Тэхён, — сокровенным шёпотом признаётся, прислонившись своим лбом к моему. А нужно ли большее? Нет. Потому что мне для счастья нужно немногое, оказывается. Всего лишь человек, которому я могу доверить свои чувства и получить его в ответ. Пока он будет рядом, я буду счастлив.