A sip of feelings

Середина апреля стала для меня началом продуктивной деятельности. Март я посвятил тому, чтобы проскролить ещё варианты ВУЗов в Америке, куда мог бы поступить, какие-то другие заведения, не такие крутые, как эта Нью-Йоркская школа бизнеса, и даже нашёл, но родня сказала, что потянет качественное образование и там, и не нужно мне искать альтернативы. На вопрос: «А если не поступлю?», мне ответили уверенным: «Поступишь», и разговор был закрыт. В апреле, когда документы на зачисление поданы, подготовка к Америке не заставила себя долго ждать. У меня появился учитель по английскому, с которым мы встречались через день, чтобы я подтянул навыки языка как можно быстрей. Занятия проходили в приятной обстановке либо на дому, либо онлайн, если у кого-то происходят форс-мажорные ситуации. Девушка, которая мне преподаёт, приятная в общении, очень милая и, к тому же, метис: её папа чистокровный кореец, а мама из Америки, что и сыграло роль в знании обоих языков и желании стать репетитором. Первый наш сеанс был ознакомительным, мы узнавали друг друга, общались часа четыре, вместо отведённых полутора, а Джессика не взяла плату, сказав, что это даже не занятие, а приятная беседа с хорошим человеком. Мне было приятно. Потом же мы перешли к теории и практике. Практикой я называю общение с ней исключительно на английском. Проблемой это как таковой не было, я ведь не с нуля учил язык, однако иногда я забываю, что говорю на английском с людьми, которые меня окружают. Уже в конце марта я после занятий случайно ответил Чонгуку на нём, что перезвоню позже, он, видимо, сначала не понял, потому как была небольшая пауза после звонка, а потом написал: «Okay». Okay, блять! Я его напугал резкой сменой полярностей или как это ещё назвать? Потом я, конечно, понял, что ляпнул, и перезвонил, чтобы извиниться. — Всё нормально, — ответил Чонгук через телефон. — Но если захочешь вдруг обращаться ко мне «Daddy», только скажи, я всё пойму. Я сразу бросил трубку. Шутник хренов. Смеётся он, а краснею потом и полдня отхожу я. Это даже стало нашим локальным мемом — когда вопрос требует какого-то короткого ответа, Чонгук отвечает на английском, постоянно припоминая мне мой сбой в системе. Рутина Чонгука тоже вернулась: дом-работа-я и то же самое, но в другой последовательности, а у меня внезапно проснулась тяга к учёбе. Наверное, от нефиг делать. Я взялся за экономику, основы финансов и прочие предметы, которые буду проходить в другой стране. Лишним не будет начать готовиться уже сейчас, но Чонгук постоянно говорит, что лучше бы отдыхал, пока есть возможность, а не посвящал время учёбе — ещё успею устать от неё. Но мне и заняться-то особо нечем, в этом и крылась проблема. Знакомиться как-то не хочется ни с кем, чтобы хотя бы раз в неделю кто-то вытягивал мою тушку в свет, а кроме Сумин и друзей особо не было, только знакомые да одноклассники, с которыми я не общался, если дело не касалось учёбы. В интернете слишком долго сидеть тоже не вариант — начинает болеть голова и глаза, я будто устаю в два раза быстрей обычного, а мне так-то не от чего это делать. Также появилась небольшая новая традиция — выходные я теперь провожу у Чонгука. То я к нему всё время спонтанно переезжал на неделю раз в месяц, а теперь закрепилось регулярное «гостевание». Кстати, один из форс-мажоров в изучении английского — это в большинстве случаев мои походы с ночёвкой к Чону. Сегодняшний день не исключение. Утро воскресенья было спокойным и даже немного ленивым. Я проснулся, сходил в душ, поел и созвонился с Джессикой, чтобы уточнить время занятий — она улетела в другую страну на неделю, теперь у нас разнятся часовые пояса, — мне тут же ответили, что на период её отдыха у меня выходные дни, из-за чего я готов взвыть, потому что это ещё больше свободного времени, которое мне нечем занять. Как люди себя вообще развлекают, когда нечего делать? Но развлечение мне хотя бы на пару часов придумал Чонгук. Со временем я начал замечать у него такую черту, как рассеянность. Проявляется это в основном в забывании каких-то документов или вещей, но никак не дат, имён, встреч и прочего. Я у него как-то спросил, что он делал раньше, когда не было меня, привозившего оставленные дома предметы, на что мне ответили, что для любого такого каприза есть волшебная кнопка, призывающая Чон Хосока. Я тогда посмеялся, но судьбе секретаря не позавидовал — иногда забывчивость Чонгука доходит до грани. Один раз он написал мне, что забыл дома сначала ключи от машины, потом сумку с ноутбуком, а когда уже добрался до работы, вдруг понял по чужим словам, что у него, оказывается, выходной, и всё это за одно только утро! А ведь кто-то обещал не перетруждаться, потому что, когда человек устаёт, это проявляется именно в таких вот вещах, как рассеянность и вялость, которые наблюдались за ним. Я стал замечать слишком много подобных мелочей во время общения и совместного проживания, это как раз и помогло понять, что отпуск этому человеку нужен каждый месяц по чуть-чуть или хотя бы через месяц. Можно сказать, что он — человек, который любит свою работу, но как-то жениться на ней позволять не хочется — до добра не всегда доводит подобный брак. Вот и занятие у меня такое, что по просьбе директора Чона я должен привезти ему флешку, оставшуюся на рабочем столе. Думаю потом прогуляться по окрестностям, мне не помешает, а то совсем корни пустил и в квартире, и дома. Дорога до здания компании занимает почти час с учётом того, что я, как самый везучий человек, попал в пробку. Я поднимаюсь на лифте, держа руки в карманах брюк, в одной из которых зажата флешка, а потом выхожу в уже знакомый холл. Сотрудники, видя меня, уже узнают знакомое лицо и улыбаются, когда прохожу мимо. Руки покидают пределы карманов, чтобы не подумали, что пришёл какой-то барыга или некультурный человек. Я даже на работу к Чонгуку езжу в брюках и футболке, изредка — рубашке, чтобы соответствовать стилю, который здесь предусмотрен. Возможно, это выходит на подсознательном уровне, чтобы не выделяться на фоне массовки и не привлекать к себе лишнее внимание — уклад жизни, к которому привык за годы учёбы. Хосок, сидя на своём привычном месте по пути в кабинет Чонгука, слышит шаги в пустом коридоре и тут же замечает меня, приветливо улыбаясь. — Какие люди! — откидывается на спинку стула на колёсиках он, складывая ладони на животе. — В гости или по делу? — По делу, — отвечаю. У нас с Хосоком общения как такового нет. Мы пересекаемся только здесь, в офисе, или слышим друг о друге со слов Чонгука. Да и о чём бы я беседовал с ним? Я до сих пор удивлён, что с Чонгуком смог найти общий язык, с человеком, с которым у меня разница в возрасте больше десяти лет, а Хосок ведь такой же, но в то же время совсем другого поля ягода, я даже не знаю, как к нему обращаться, о чём с ним говорить. Если случается такое, что у Чонгука в кабинете оказываемся мы оба или пересекаемся вне работы втроём, то у меня сразу ступор — что говорить? Они обсуждают своё, я не лезу практически, потому что такие разговоры надолго не затягиваются и не требуют присоединения кого-то «лишнего» к себе. Я знаю только то, что Хосок хорошо относится ко мне, и этого, в принципе, с головой хватает. В конце концов это не мой друг, а Чонгука, мне и не нужно с ним заводить крепкую дружбу, если не хочу. Мы хорошие знакомые, вот и всё. — Секунду только, — показав единицу пальцем, попросил Хосок, вновь передвигаясь к компьютеру. — Сейчас должны подойти ребята, мы быстренько его поздравим, и делай, что хочешь. — Поздравим?.. — переспрашиваю, запустив механизмы в голове. — Вы заключили какую-то важную сделку?.. Хосок смеётся коротко. — Ну ты даёшь! Вы столько вместе, а не знаешь, когда у Гука день рождения? Это фиаско, Тэхён! — Д… день рождения? — быстро хлопаю глазами в искреннем недоумении. — Он как-то не упоминал о нём раньше… Странно, как так вышло, что Чонгук обо мне знает такие детали, как дата рождения, а я о нём — нет?.. Тут как по щелчку пальцев из кабинетов и того самого холла повыплывали сотрудники в строгой деловой одежде, все как на подбор, готовящиеся поздравлять директора — видимо, время было обговорено заранее. Вышел из-за своего рабочего места и Хосок, вставший рядом со мной, чтобы не потерять в толпе, а потом, удостоверившись, что все на месте, нажал на небольшую кнопочку и склонился к микрофону на столе. — Директор Чон, можете выйти на минутку, к Вам пришёл один человек, которого Вы должны принять. — Сейчас, спасибо, — раздаётся из небольшого динамика в ответ механический голос Чонгука. — Все готовы? — спрашивает Хосок собравшихся, а те тихо перешёптываются, кто-то — держа торт со свечкой, кто-то — показывая большой палец, а два мужчины разного возраста встали по обе стороны от девушки с тортом, держа наготове хлопушки. Стоит Чонгуку открыть дверь и выйти за порог кабинета, две хлопушки взрываются, из них вылетают конфетти из красной переливающейся бумаги, свеча на торте начинает светиться и раскрывается в красивый цветок, а сотрудники под руководством хосокова «три-четыре!» дружно хором поют поздравительную песенку, без которой ни один день рождения не обходится. Чонгук вздрагивает от неожиданности, поначалу с испуганным лицом оглядев всех, а потом облегчённо выдохнул, растянув губы в широкой улыбке, и опёрся о косяк прохода рукой, опустив голову смущённо. Чон Чонгук настолько рассеянный в последнее время, что, кажется, забыл даже про собственный день рождения. Под конец песни он раззадоривается и машет слабо руками, немного танцуя, а когда все начинают кричать и хлопать, ярко улыбается людям, с которыми работает. — Желание, директор Чон! — подбегает девушка с тортом. Чонгук задумывается или только делает вид, возведя глаза к потолку, и задувает свечу, снова слушая аплодисменты в свою честь. — Спасибо, — кивает и, походу, правда смущается, пряча взгляд, — спасибо. — Чтобы деньги вас любили! — кричит кто-то. — И женщины тоже! — откуда-то сзади доносится голос мужчины, слова которого пробирают всех на смех. — Куда ж без этого! — подхватывает Хосок. — Директор Чон, вы планируете праздновать? — спрашивает женщина, выглядящая немного старше других. — Мы можем всё организовать. — Нет, спасибо, — отмахивается Чонгук. — Вы же знаете, я не любитель праздновать свой день рождения. — Вы каждый год это говорите, но один раз же можно! — тянет очередная сотрудница, уже одетая в достаточно короткую юбку и белую рубашку с глубоким вырезом, при этом обидчиво сложив руки на груди, из-за чего она выглядела немного больше. Это… Что, простите? Нет, я не ревную, ни в коем случае, я уверен в наших с Чонгуком отношениях, просто думаю, что такой наряд выделяется на фоне других, закрытых вещей остальных сотрудников. К тому же, у них на этаже из-за вечно работающих кондиционеров всегда дубак, каких не бывает на улице зимой, разве ей не холодно? — Так, ладно, не налетай, — осаждает девушку какой-то молодой парень, выглядящий навскидку лет на двадцать пять. — Если человек не любит такое, значит, мы заставлять не будем. После этого все начинают потихоньку расходиться, желая от себя успехов, здоровья и прочего. Когда же в коридоре остаёмся только мы с Хосоком, Чонгук, наконец, обращает на нас внимание и замечает меня. — Я так понимаю, — пробегаясь по мне взглядом, — человек, которого я должен принять, — должно быть, поздравление подняло ему настроение, поскольку улыбка не покидает его уст, когда он это говорит. — На самом деле, Тэхён тут «по делу», — выделяет Хосок, на которого мы оба переводим взгляд, — и просто стал отличным предлогом, чтобы ты вышел из своей берлоги. Но, думаю, вам есть, что обсудить, — хлопает он друга по плечу, потому как никого уже нет, кроме нас, и уходит на рабочее место. После этих слов между мной и Чонгуком впервые за долгое время образовывается неловкая тишина, в которой мы оба не можем вымолвить ни слова. Пересечение взглядов вдруг ощущается немного давящим, не знаю, почему. — Я… флешку принёс, — контужено говорю, прочистив сначала горло, всё ещё не отойдя от шока. — Точно, флешка. Зайди, — кивает в сторону кабинета Чонгук и идёт туда первым. Я плетусь следом. Как только дверь за мной закрывается, я подхожу к оперевшемуся бёдрами о стоящий сзади стол Чону и протягиваю то, зачем сюда, собственно, ехал. Он берёт её и откладывает на стол, вновь уставившись на меня. Что за неловкость? Такого даже во время конфетно-букетного не было, разве что только с моей стороны. Но, наверное, я сейчас надумываю, Чонгук, вроде, выглядит как обычно, это мне тут вдруг стало не по себе. — Почему не сказал, что у тебя сегодня день рождения? — это пока всё, что меня интересует, поэтому с вопросом не медлю. — Во-первых, потому что сам о нём забыл, — то есть, я был прав, — а, во-вторых, потому что не особо люблю его праздновать. И что? Это должно как-то оправдать то, что я даже знать о нём не должен? — Но банальное поздравление от меня можно ведь принять, — внутри начала медленно разгораться обида. — Тебе было бы приятно, да и мне тоже. Я хоть бы подготовился, подарок там куп… — Вот поэтому я и не говорил о нём, — перебивает Чонгук, медленно кивнув. — Из-за подарка? — уточняю. — Из-за суеты, которую наводят вокруг меня в этот день, — исправляет он. — Всё это иногда доходит до абсурда, а я не достоин такого внимания к своей персоне. — Все достойны, — пожимаю плечами непонимающе. — Хотя бы раз в году. И о каком абсурде может идти речь в день рождения? — нервно дёргаю уголком губ. — Тэхён, — говорит предупреждающе и делает небольшую паузу. Он серьёзно настроен. — Я люблю делать подарки, но точно не получать, — улыбаясь снисходительно. — Но ведь это не значит, что элементарных поздравлений на словах быть не должно, — я тоже смягчаюсь. Чонгук вздыхает, потом вновь возводит горе очи на меня. — Ты хочешь, чтобы я отпраздновал день рождения? — сдаётся, но нет, я не этого добиваюсь. — Почему ты этого не хочешь? Нет, я серьёзно, — начинаю распаляться. — Мы можем позвать того же Хосока и посидеть где-нибудь втроём, чтобы чисто символически выпить. Можете даже вдвоём. — Ага, щас прям, — хмыкает. — Втроём так втроём. Скажи время и место. — Ну не я же звезда банкета, — почти обречённо говорю. У него такое равнодушное отношение к своему празднику, что меня это начинает медленно раздражать, не могу понять его. Даже я, который не очень люблю праздники, в особенности день рождения, праздную его каждый год. — Чего бы ты хотел? — снова выделяю. Чонгук задумывается на несколько секунд, чтобы после ответить: — Хочу, чтобы мы остались дома, — видимо, это была попытка отменить празднество тем, что в тяжёлом вздохе, с которым это произнесено, закралась усталость. — Хорошо, значит, Хосок придёт к нам, — решаю я и вижу недовольно поджатые в прямую линию губы, когда Чонгук отворачивает голову вбок. Неужели настолько не хочет отмечать, что даже лучшего друга бортанёт? Я смягчаюсь и подхожу к нему вплотную. — Чонгук… — ладно, он не обижается, а иначе не потянулся бы сразу к моей руке, чтобы подцепить аккуратно пальцы в поиске контакта. На меня вновь оборачиваются, но без прежнего веселья на лице — оно теперь совсем ничего не выражает. — Этот вечер ничем не будет отличаться от любого другого за исключением того, что у нас в гостях будет твой друг. Никаких торжественных частей, поздравлений, тостов. Просто обычные дружеские посиделки. Что скажешь? — я беру его вторую руку, смыкая круг между нами, и пытаюсь заглянуть в глаза, с целью найти в них ответ. Он долго молчит, это начинает напрягать. Я уже готовлюсь к тому, что меня попрут из кабинета или скажут не лезть не в своё дело, но всё происходит иначе. Чонгук поднимает взор, и я тут же ловлю его, заранее боясь того, что услышу. — Иногда я не могу понять, почему мне досталось такое сокровище, как ты. — Я? — вскидываю удивлённо брови. — Я же ничего не делаю, чтобы считаться этим сокровищем, — не думаю и произношу это вслух. — Тебе и не нужно что-то делать, чтобы быть кем-то ценным для других, — он отпускает мои руки, чтобы завести свои мне за спину и прижаться к груди. — Спасибо, что ты есть. Я обнимаю Чонгука в ответ и чувствую, как он расслабляется, когда выдыхает. Ещё минуту назад сиял и был в своём репертуаре, а сейчас уже цепляется так, будто я могу сбежать от него. Такого прежде не было, может, я чего-то не знаю? Но… Спасибо, что я есть?.. Просто есть?..

***

Поскольку моё временное местожительство величает себя квартирой Чонгука, то я здесь в его отсутствие на правах хозяина и должен подготовить всё к приходу гостя. Ну, хоть занятие себе на день нашёл. Отчаянная домохозяйка прям. Плевать мне на то, что позавчера перед моим приходом тут убирала клининг служба, я могу сделать это повторно, ничем не хуже и, опять же, бесплатно. Вернувшись из офиса, я за уборку и принимаюсь. Вычищаю всё до блеска (увидь меня мама — не поверила бы глазам), а потом смотрю на время. Чонгук сказал, что они с Хосоком сразу после работы приедут, сейчас — шесть ровно, нужно заказать что-нибудь поесть и спросить, что они будут пить. Чонгук: Что дома есть, то и будем. Вы: А если дома мало?.. Чонгук: Значит, Хосок обойдётся) Хороший друг, ничего не скажешь. Вы: Заботишься о чужом здоровье? Чонгук: Нет, просто чтобы мне больше досталось. А ты что будешь? Мы заедем купим. Я? Я сегодня не планировал как-то пить… Да и в ближайшие дни — тоже. Наверное, немного странно, но с Чонгуком пить особо и не хотелось. Не знаю, с чем это связано, но, думаю, роль играет, опять же, окружение. Общаясь с Сумин, наши с ней встречи нередко сопровождались бутылочкой-двумя чего-то некрепкого. Спасибо липовому паспорту. Она всегда могла найти повод, а даже если его не было, то мы пили просто так, для хорошего настроения. С Чонгуком я пил несколько раз — в одну из ночёвок, на мой день рождения и на день рождения моей мамы, когда родители пригласили его тоже отпраздновать. И не сказать, что к алкоголю была прям тяга, но я пил как будто просто обязывало окружение? Это было не столько зависимостью, сколько желанием присоединиться к другим за компанию или от нечего делать. Особо кайфа не приносило, но я зачем-то делал это. Теперь, когда соблазна повторить нет, градус в моём теле оставался стабильным. Поэтому я даже не знаю, что сказать Чонгуку на это сообщение, и выкладываю правду. Вы: Я не буду. Возможно, это я на подсознательном уровне пытаюсь казаться лучше или же становиться лучше ради Чонгука, чтобы быть под стать ему. Это не плохо, но когда об этом задумываешься в таком ключе, начинаешь думать, что что-то делаешь не так, поэтому лучше забросить эти мысли в дальний ящик и принять то, что я не «не буду» пить, а «не хочу». Можно было бы найти оправдание в том, что это один день, к тому же есть повод, почему бы нет? Но раз не хочется, то и раззадоривать себя не буду. Чонгук: Хорошо. Если что закажем потом доставкой. Скоро будем. И это я ещё сокровище, да? Окей. Когда они приезжают, еда уже стоит на столике в гостиной, где мне сказали разместиться и ждать. Но приезжают не они, а он — Чонгук, один. Я с искренним непониманием смотрю за его спину, встречая в прихожей со сложенными руками на груди, ищу за ним Хосока, но дверь как была закрыта, так и не открывается. — А где Хосок? — задаю логичный вопрос. — Лия, его помощница, позвонила и сказала, что он срочно должен подъехать решить какой-то вопрос, — разуваясь, отвечает Чонгук. — Секретарь секретаря? — попытка пошутить. — Типа того, — выпрямившись, Чон подходит ко мне и обыденно чмокает в губы, прежде чем уйти. — Я быстро в душ до его прихода, он будет примерно через пятнадцать минут. — Хорошо, — прослеживаю уже из гостиной за тем, как спина удаляющегося Чонгука мелькает за дверью на втором этаже, а сам невольно задумываюсь. Это же всё ещё день рождения, который не хотят праздновать, но всё же. Единственное, что я смог сделать, это сервировать стол, даже подарка не подготовил. Потом нужно будет обязательно что-то найти, но на ум ничего не идёт, я совершенно без понятия, что дарить человеку, у которого всё есть. Можно, наверное, спросить об этом у Хосока, но не знаю. У нас диалоги не задаются особо, будет ли один из них удачным, если это касается человека, который нам обоим дорог? По Хосоку, верно, можно во времени ориентироваться, потому как добирается он ровно за пятнадцать минут, как и говорил Чонгук. Я в этот момент бегал наверх за телефоном, который оставил, пока переодевался после уборки, а гостя встречал сам именинник. Спускаясь по лестнице, я не видел, но хорошо слышал Хосока ровно с момента, как тот переступил порог квартиры. — Привет старпёрам! — приветствует он Чонгука ещё раз, а я только рот едва не открываю по пути — так вот, откуда это пошло! — Песок сыпаться не начал, пока ждал меня? — Конечно, специально дорожку для тебя просыпал уже, — слышу ответ и не сдерживаю улыбку, замирая у низа лестницы. Когда оба мужчины проходят в гостиную и усаживаются сразу на диван, а Хосок так и вовсе начал хозяйничать и подключился к колонке, мне становится жутко некомфортно. В том смысле, что я будто третий лишний на этом празднике. В разговорах молчу постоянно, словно пришёл уши погреть, к еде почти не притрагиваюсь, потому что аппетита нет (присутствие Хосока и в принципе первая долгая встреча с ним немного напрягает), даже не пью, ну, пью, конечно, только не алкоголь, а сок, который мне захватил Чонгук. Я, чтобы не мешать им беседовать, специально сел в кресло, подобрав под себя ноги, а Хосок разместился рядом с Чонгуком на диване. Было приятно видеть, что у него есть такой хороший друг, как Хосок. Хоть я и немного знаю о нём, но не думаю, что, будь он каким-то не таким, с ним бы продолжали общение, да и по тёплым разговорам, которые у них происходят, я вижу, как им уютно друг с другом. За весь вечер я не сказал ни слова, но меня напрягало не это, а сам факт моего присутствия. Чувствую себя на слежке или как при просмотре кино. Могло сложиться впечатление, что факт моего существования просто-напросто игнорируют, но от этого проще в какой-то степени — неизвестно, что захочется вдруг обсудить Хосоку. С Чонгуком уже привычно говорить на разные темы, даже неловкие, но с ним же по-другому. Секретарь — новый для меня человек, я без понятия, что у него в голове и как он отреагирует на какое-то моё слово. Может, он вообще с презрением относится ко мне, хотя Чонгук говорил, что это не так, но, бля, на словах мы все Лев Толстой. Любимая паранойя делит место на кресле вместе со мной. — Тэхён, — блять, Хосок. Сглазил, что ли? Я перевожу внимание из стакана на него и смотрю вопросительно. — Помоги мне уговорить этого скрягу на развлечения, — кивает на цокающего Чонгука. — Он даже музыку не разрешает громко включить. — Пытаешься через Тэхёна надавить на мою совесть? — спрашивает Чонгук. — Разочарую — не выйдет. Он на моей стороне, так ведь? — поворачивается ко мне — теперь оба смотрят на меня. Не знаю, что у них там за игра, но такое резкое внимание выбивает из колеи и заставляет внутренне съёжиться, а на деле медленно моргнуть пару раз, глупо разинув рот. — Ты давишь на него! — возмущается Хосок. — А ты — нет? — фыркает Чонгук. — Буквально манипулируешь, чтобы устроить какое-то показушное недо-шоу с нашим участием. — Потому что это будет весело! — разводит руками, состроив такое лицо, что буквально кричит: «Ты что, не понимаешь этого?!». — Тебе сейчас веселья не достаёт? — Во-о-от значит как, да? — возмущается и отставляет стакан с алкоголем на стол, чтобы начать жестикулировать в придачу. — Как с Тэхёном громко музыку в три утра слушать, так это — да, а как позволить включить одну коротенькую, — показав указательным и большим пальцами размер, сощурившись, — песенку лучшему другу, так хрен вам на постном масле! — и в конце всплёскивает руками, хлопнув себя по бёдрам. Если я до этого был тихим, то сейчас и вовсе слился с креслом. Хосок серьёзно ругается с Чонгуком из-за меня или я чего-то не понимаю? Пусть, пожалуйста, второе. Так, я снова себя накручиваю. Чонгук и Хосок — взрослые люди, зрелые, с устоявшейся психикой, характером и мировоззрением, они точно не будут опускаться до такого. — Блин, Чонгук, ну пожалуйста, — смягчается Хосок и вмиг меняется, уже не напирая, а упрашивая, даже умоляя. — Один разок. В честь праздника, — подняв указательный палец. Чонгук отрицательно качает головой. — Нет, — отвечает он. — Я потом соседям как смотреть в глаза буду? — Раньше тебя это не волновало. — А сейчас волнует. — В таком случае меня сейчас волнует только то, что наша вечеринка заходит в тупик, и с этим надо что-то делать. Что ж, теперь я понимаю, почему Хосок стал редко посещать квартиру Чонгука — он его просто не пускает сюда, потому что будет балаган, так ведь? В принципе, такое впечатление и создаётся при встрече с ним — немного сумбурный, открытый и яркий человек, склонный к веселью. Или это зависит от случая, расположения звёзд и прочего? Но он, определённо, не стесняется подключать к своим авантюрам посторонних, что мне конкретно сейчас показалось немного… Немного каким, блять?! Я, как и он, тут гость и присутствую на празднике, который и праздником не назовёшь особо. Боже, я путаюсь и паникую — мне страшно быть в одной комнате с Хосоком не потому, что тот монстр какой-то, а потому, что он взрослый человек. С ним проблема такая же, как с Чонгуком в начале нашего знакомства, вот только романтической привязанности у него ко мне нет и не будет, то бишь поблажек никаких не будет. — Может, стоит согласиться? — слабо подаю голос — на меня тут же оборачиваются оба Чона, один с приятным удивлением на лице, другой же безнадёжно вздыхает. — Хо-ро-шо, — по слогам проговаривает Чонгук. — Что ты придумал? — Я хочу лучше узнать Тэхёна, — да блядский рот, почему я? Идея-то неплохая, но волнительно что пипец. Я будто с родителями Чонгука знакомлюсь, а не с его лучшим другом. — Поэтому нам втроём надо разговориться на какую-то тему, но перед этим я предлагаю немного пострадать фигнёй. Чонгук, вставай и иди в коридор, — командует Чон, указав в нужном направлении. — Зачем? — Молча встань и иди. Чонгук шумно вздыхает, отталкивается от дивана руками и уходит куда указал друг. — Не-не, вообще скройся, чтобы мы тебя не видели, — машет рукой Хосок, а сам тянется к телефону, подключённому к колонкам. Чонгук снова вздыхает и медленно разворачивается, собираясь исполнить приказ, но его вдруг останавливают. — Хотя не-не-не, постой, постой! — тараторит, дёрнувшись, Хосок встаёт с дивана и, прихватив стакан с выпивкой Чонгука, бежит к нему. — Накати. — А запить не дашь? — принимает алкоголь тот, подняв глаза со стакана на друга. — Да ты задрал запивать, больше запиваешь, чем пьёшь, больно трезвый ходишь! — ворчит Хосок, а я под нос себе тихо смеюсь. Когда взаимодействуют они друг с другом — это мило и забавно, но не когда кто-то затрагивает меня. — До дна давай! — поднимает донышко ладонью, когда Чонгук пьёт. — Хорош, боец. — Даже закуску зажал, — бурчит мой мужчина и, как было велено, скрывается в прихожей, а Хосок, смеясь, возвращается ко мне. Я не рискую спросить, что конкретно он задумал, но всё проясняется, когда откуда ни возьмись в чужих руках появляется микрофон, вызывающий ещё больше вопросов в моей голове и глаза в пятьсот вон. — Итак, — говорит в него Хосок, повернувшись ко мне, а я, кажется, даже отсюда слышу, как обречённо стонет Чонгук из прихожей. Звук почти без эха разносится по квартире. — Прежде чем делиться секретиками, нам всем нужно познакомиться. Я представлю вас, а потом Чонгук представит меня таким, каким знает. Таким образом мы вместе познакомимся и будем готовы к определённым сюрпризам, — надеюсь, на сегодня с ними покончено. — Все поняли? — Угу, — мычу, кивнув. — Старпёров не слышу! — поворачивает голову к выходу Хосок. — Да, — нехотя отвечает Чонгук. — Что ж, — загадочно произносит мужчина и откидывается на спинку дивана, по-королевски развалившись, с закинутой ногой на ногу, и расположив свободную руку на спинке. — Воу, — присвистывает Чон, — как вовремя заиграла «unholy», ведь именно под неё этот человек надрался как в последний раз и пришёл наутро свежим огурчиком на работу, — говорит он снова отработанным голосом, но теперь как ведущий не в новостях, а на ринге. — Именно он зовётся адским боссом, наедине выглядя наимилейшей булочкой с корицей, — меня вдруг пробирает на смех — это правда, я стараюсь как-то сдержаться, прикрыв рот ладонью, и продолжаю внимательно слушать Хосока, в предвкушении смотря туда, откуда должен появиться Чонгук. — Этот Дон Жуан смог добиться внимания прекрасного человека, сидящего рядом со мной, через кровь, пот и деньги, — я не выдерживаю и смеюсь в голос, накрыв пальцами глаза смущённо. — Благодаря этому перцу мы сегодня здесь все вместе собрались. И сегодня я его набухаю, потому что в другие дни он просто не даётся, — заканчивает, протараторив. — Встречайте, гроза всех проблем, любимец женщин, бабушек и милых юношей, — последнее добавляет спокойней, а потом заканчивает протяжным, — Чон Чонгук! Я вместе с Хосоком хлопаю, приветствуя его, но вместо того, чтобы увидеть фигуру нужного человека в проходе, мы слышим, как хлопает входная дверь. Улыбка с моего лица сходит моментально. — Он что, ушёл? — неверяще спрашиваю, повернувшись к Хосоку. — Доставку забирал, — раздаётся голос Чонгука, а после показывается и он с пакетом. Кажется, мы так увлеклись представлением, что не услышали, как он открывал дверь, чтобы встретить курьера. Ужас, первой мыслью было, что он правда ушёл. Как хорошо, что просто показалось, прямо камень с души. Когда он подходит ко мне и склоняется, чтобы сказать что-то на ухо, я весь сосредотачиваюсь на его голосе. — Если не ешь нормальную еду, возьми хотя бы один кексик. Я опускаю глаза на пакет, который он ставит на стол, когда выпрямляется, и вижу эмблему кондитерской. Мне хочется проскулить, но я лишь только вешаю голову на руку, поставленную локтем на подлокотник, и закрываю глаза, слабо улыбаясь. Ну, ё-моё, Чонгук, откуда ты такой хороший? В свой день рождения заботишься не о себе и госте, а обо мне, ну!.. Когда он усаживается на место и ловит мою страдальческую улыбку, то тоже улыбается, забыв о нашей игре. А вот Хосок про неё не забывает. — Следующий, — объявляет, удостоверившись, что мы «договорили», и взмахивает рукой в сторону прихожей. — Милости прошу. Следующий, то есть я, встаёт и направляется к выходу. Помнится, Хосок сказал, что Чонгук объявит только его, получается, меня он представит сам? Как же он это сделает, ничего не зная обо мне. Я слышу, как начинает играть Лана Дель Рей, уверен, это Чонгук нашептал на ушко. Мне вдруг так неловко становится. Не припомню, чтобы кто-то из моего окружения (из парней) слушал её, кроме меня, а тут ещё и взрослые мужчины, что обо мне подумает Хосок? Боже… — Для всех он — Ким Тэхён, — интонация Хосока поменялась, с представления участников на ринге мы переместились в выпускной старшей школы, а именно — речь классного руководителя. — Для своих он просто Тэ, — в голосе так отчётливо слышится улыбка, что я даже могу представить, насколько она широкая. — Для семьи — Тэхён или Тэхён-и. Для меня — уже, определённо, бро. А для кого-то — целая Вселенная, перевернувшая жизнь с ног на голову. Накати, — слышится приглушённое, будто он отвернулся от микрофона к Чонгуку, чтобы это сказать, — о тебе говорим, — и снова звонко объявляет. — Встречаем, чёткий парень, поступивший в Америку, — Ким Тэхён! Господи-боже-мой, как же мне неловко! Я дико смущаюсь и краснею, услышав приятные слова и знакомое прозвище, бытующее между мной и любимым человеком, поэтому быстро выхожу «из-за кулис» и сажусь на своё место, мямля под нос: «Ещё не поступил» и закрывая помидор вместо лица руками. — Ничего не знаю, документы уже поданы. А в том, что ты поступишь, я уверен на все сто, — вновь быстро заговаривает Хосок. — Почему? — Прабабка была всевидящей, мне передался дар по наследству, — и ведь хрен поймёшь: врёт человек или на серьёзных щах заливает. Чонгук хмыкает, отвернув голову от друга, я же — надеваю свою серую толстовку на молнии, которую притащил из дома, потому что у Чонгука часто бывает холодно после работы кондиционера (к слову, он и сейчас включён), и запахиваю её, притянув к себе колени и спрятав сложенные у груди ладони в рукавах. — Так, теперь я, — воодушевляется Хосок и встаёт с дивана. — Вверяю тебе его, — передаёт микрофон Чонгуку, — береги, как белка из «Ледникового Периода» свой орех. — Мне его куда-то пихнуть, чтобы что-то раскололось и мир схлопнулся? — неправильно мыслишь, Чонгук, он схлопнется только тогда, когда я перестану стесняться себя и других. И сделаю это даже без ореха и микрофона. — Я доверяю тебе, друг, — серьёзничает Чон. — Он мне как родной, — положив руку на сердце. — Иди уже, — прогоняет его Чонгук, усмехаясь. Хосок же, уходя, показывает двумя пальцами себе в глаза и ему, говоря так, что следит за ним. — Найди, пожалуйста, «black eyed peas — pomp it», — отключив микрофон, просит меня Чонгук, передавая чужой телефон с музыкой, когда встаёт и, пока я, усмехнувшись, ищу, становится сзади меня и склоняется, оперевшись о спинку кресла локтями. — У тебя всё хорошо? — тихо, почти касаясь губами моего уха — больно близко я чувствую его дыхание на нём. — М? — поворачиваюсь на него и возвращаю голову в исходное положение. — Да, всё отлично, — и для убедительности киваю, найдя нужную песню и поставив в боевую готовность палец, которым нажму на неё. — Тогда почему закутался так? Может, принести одеяло, чтобы ты совсем спрятался? — подтрунивает надо мной, взяв во внимание такую деталь, как моя привычка «прятаться». — Нет, просто холодно, замёрз, — я откидываю голову, чтобы иметь возможность видеть Чонгука, что сразу выпрямляется. — Выключить? — имея в виду кондиционер. — Тогда вам жарко будет. — Выпей с Хосоком и тебе тоже жарко станет, — мы вместе смеёмся едва слышно, пока из коридора доносится голос упомянутого мужчины: — Имейте совесть, я всё ещё здесь и жду, — мы оба переводим взгляд в направлении звука. Хосок подумал, что мы забыли про него и что-то делали? О-о-о мой Бог. — Песня не загружается, интернет плохой, — тут же находит оправдание Чонгук. — Жди. — Накати ещё! Мы с Чонгуком смеёмся. Куда ещё больше? Соотношение, в котором Хосок наливает Чонгуку и заставляет его пить, уже через час сделает из него овоща. Это я вижу по его состоянию уже сейчас — немного воздушное, лёгкое, с каждой секундой добавляющее весёлые нотки в слова. Пьяным в зюзю я его ещё не видел, даже не знаю, хочу ли этого или нет. Но радует то, что он расслабился и забыл о том, что не хотел праздновать. — Его называли по-разному, — начал Чонгук, видать, ему понравилось, как Хосок представил меня, и он решил попробовать так же. — Мистер-оплатите-парковку. Закрой-свой-нахрен-рот, — испустив смешок в конце — сам аж не выдержал. — Мальчик-с-зелёными-ладонями. Хосок-сбегай-забери. Эй-длинный. И моё любимое — Хосок-ну-ёб-твою-мать, — на последнем я смеюсь в голос, скрыв лицо в коленках. — Человек, которому обязаны мои забытые везде вещи, и та ещё заноза в заднице — Чон Хосок. Чонгук даёт мне сигнал — я включаю песню, через силу отрываю голову, расположившись подбородком на коленях, и смотрю, как Хосок, откопав где-то солнцезащитные очки, вплывает в комнату как Майкл Джексон, вызывая у меня новый приступ смеха, и эффектно проворачивается вокруг себя, показывая свой офисный наряд — приталенные брюки и белую рубашку с закатанными рукавами — во всей красе. Да, песня, которую сказал включить Чонгук, ему идеально подходит, а она тем временем внезапно делается громче. Я тут же начинаю крутить головой, чтобы понять, что случилось — телефон-то чужой с музыкой у меня. Только потом до меня доходит, что Хосок прилунатил не просто в гостиную, а прямиком к колонкам, он и сделал громче. Прихватив свой стакан с алкоголем этот человек-веселье осушает его залпом и начинает танцевать, втягивая после Чонгука, стоящего за мной, и порываясь взять меня, но мешкается, кажется, тоже заметив, что я зажался, но не тут-то было — я резво встаю с места, сразу видя яркую, даже солнечную улыбку Хосока, и присоединяюсь к разрывному веселью, забыв о существовании соседей. Кто ж знал, что его так понесёт от этой песни? Чонгук знал, он это сделал специально — по лицу видно. План Хосока сработал — ему удалось его споить, вытащить из панциря и заставить танцевать. Как и удалось втянуть в секту тусовщиков меня. На втором припеве мы совсем, кажется, сходим с ума, когда с Чонгуком в унисон выкрикиваем: «Pomp it», а Хосок нас в такт песне подстёгивает: «Louder!», то есть — «громче». За несколько последующих, таких же громких песен я понял две вещи: первое — что соседям — пизда; второе — что пизда нам, потому что из прихожей с трудом удалось услышать дверной звонок. Кому первей пизда стало понятно сразу — если бы соседям, то к нам бы сейчас никто не звонил. Пока я делаю музыку тише, почувствовав, как моментально сжалось очко, Чонгук, махнув рукой, падает рядом со мной на диван устало и шумно выдыхает через нос, переплетя пальцы наших рук с парными браслетами, и предоставив беду в лице пришедших людей Хосоку. Он скрывается в прихожей. За ещё играющей — но уже тихо — музыкой я не слышу разговора, который пытаюсь хоть краем уха уловить, но потом отвлекаюсь на щекотку в районе шеи — Чонгук свесил голову вбок и прилёг мне на плечо. Устал. Не знаю, что Хосок назаливал в уши этим несчастным прихожанам, но возвращается он уже в компании бутылки шампанского. Неужто, снова курьер? — Мастер переговоров Чон Хосок к вашим услугам, — представляется и ставит бутылку на стол к еде и остаткам виски. Взглянув на нас, Чон усмехается. — Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал, — и плюхается в кресло, где я до этого сидел весь вечер. — Что ты сказал им? — интересуюсь, смотря поражённо на бутылку. Оказывается, Хосок не такой страшный, как я думал, если с ним спеть пару песен. — Воззвал к совести. Человек три года, — выделяя пристыживающей интонацией цифры, говорит, — не мог себе позволить отдохнуть, сейчас выдалась такая возможность, а вы его лишаете её, даже при том, что никогда до этого он не доставлял неудобств! А сегодня ещё и день рождения! Да как вы можете! — я в неверии качаю головой, восхищённо улыбаясь, — он гений. — Короче, им настолько стыдно стало, что они сгоняли домой и дали нам это в качестве извинений, — указав пальцем на стол с шампанским. — Тебе налить? Я просто не буду — мешать не особо хочу. Я задумываюсь лишь на секунду, прежде чем отрицательно качнуть головой — я толком не ел, на голодный желудок пить не самая удачная идея, да и не хочется до сих пор. — Как хочешь, — пожимает плечами Чон. В целом, всё прошло не так ужасно, как я предполагал. Хосок оказался таким же простым, раскрепощённым человеком, как Чонгук, не забил на моё существование и попробовал подружиться, что приятно, а ещё прикольно шутил между песнями, что у меня до сих пор живот болит от смеха. Хосок бесцеремонный, когда дело касается близких, очень настойчивый, а ещё — располагающий к себе. Он лёгок на подъём, за словом в карман не лезет и ещё много других фразеологизмов, показывающих, что он — та самая икона, которую обычно показывают в дорамах, как уверенных людей, знающих себе цену и то, чего хотят. Тот самый владелец крупной компании, но поместившийся в скромном лице секретаря директора. Чонгук отпраздновал день рождения за несколько часов. Успел и выпить, и потанцевать, и попеть, и окутать меня своей любовью. Как объяснил мне потом Хосок, Чонгук очень редко пьёт так, чтобы в понятии «отдохнуть», чаще всего это бывает «для настроения», «чуть расслабиться» или «пригубить ради приличия», поэтому он так настойчиво и спаивал его сегодня, чтобы тяжёлая голова хотя бы немного стала легче. Сейчас он крепко заснул, расположившись на моём плече, и не выпускал руку из своей. Меня и самого начало клонить потихоньку после уборки, а потом диких танцев. Надо бы уложить Чонгука нормально и разместить Хосока в гостевой спальне. — Я не планировал сегодня стеснять вас, — заявляет он, когда я говорю, что все нужные вещи он найдёт там. — Сейчас уже поздно, а ехать далеко, оставайся, ты никого не потеснишь. Тем более, у вас обоих завтра выходной, нет нужды спешить домой, чтобы явиться утром вовремя. — А откуда ты знаешь, что у меня нет, скажем, жены? — пытается подловить и запутать Хосок, но я успел кое-что узнать у Чонгука. — У тебя нет на это времени, откуда бы ей взяться? — А ты хорош, — одобряюще улыбается мне и салютует стаканом, чтобы после допить свой виски. Я замолкаю на несколько секунд, а потом в итоге решаюсь. — Хосок-хён. — О, Боже, упаси, — вылупляет глаза Чон, — просто Хосок. Обойдёмся без формальностей. — Хорошо, — киваю, приняв чужие слова к сведению. — Почему Чонгук так не любит праздновать свой день рождения? — Он не любит излишнее внимание к себе, — отвечает, а я вдруг понимаю, что, оказывается, мы с Чонгуком куда сильнее похожи, чем я думал. Хотя, погодите-ка. Он не любит внимание?! Тогда как же… — А как же спонсорство? Рабочая должность директора там… Как минимум первое очень сильно привлекает внимание. — Спонсировать школу он решил по собственной инициативе, поскольку сам отучился там и хотел помочь, а не чтобы привлечь внимание прессы или ещё кого-то. Там все просто знают о его существовании, пару раз он покажется и всё, конец. Поэтому можешь не приплетать сюда это. А день рождения — его праздник. Внимание будет всецело принадлежать ему, и это-то как раз бесит. Он всегда, как черепаха, в панцирь прячется, не любит шум, большое скопление людей и довольно тяжело открывается другим. Чего? Он?! Не припомню, чтобы при нашем знакомстве была такая проблема именно со стороны Чонгука, а не с моей. Но если задуматься… то, получается, да, Хосок прав. Не сразу были показаны слабости, не сразу были раскрыты секреты прошлого, хотя они до сих пор не раскрыты. — Хосок, у него ещё есть кто-то из родных? — мучащий меня долгое время вопрос. Мы всё время ходим к моей семье, беседуем с ними и о них, но никогда я не слышал о семье Чонгука, только один раз, и тот был не правдой, а чтобы привести мне пример. — Конечно, есть, — удивляется Чон. — Он не говорит о них, потому что они либо вообще не поддерживают связь, либо не могут этого делать, либо это даётся с натягом. Про родителей ведь знаешь? — я киваю. — Так вот, по стороне мамы он знает её сестру, свою тётю, которая, если не ошибаюсь, года три назад свалила в Таиланд, от неё же есть младшая сестра, примерно твоего возраста, может, чуть старше, с которой он периодически переписывается. По папиной линии… — задумывается, почёсывая висок, когда подпёр голову рукой на подлокотнике. — Там тоже какая-то тётя была с тремя детьми. Два мальчика и девочка, им сейчас лет по двадцать-двадцать пять. Но херня в том, что тётка вспоминает о нём только тогда, когда у неё проблемы. Дети его не трогают, зная, что «ну есть и есть брат, чё бубнить». А мамашка у них с прибабахом. Такое, конечно, нельзя говорить о чужих родителях, но я до сих пор помню один случай, после которого отец Чонгука и разорвал с их семейкой связь. Не проси — не расскажу, только если он сам это сделает. Эту информацию я уже распространять не могу, но, думаю, вопрос, касательно семьи, уяснён. — Более чем, — снова киваю, но уже чаще. — Спасибо. — Штуку на стол и я продолжу, — я приглушённо смеюсь, опустив ещё чуть стеснительно голову. Хосок выглядит расслабленным, слабо улыбается, смотря на нас двоих, а потом снова заговаривает. — Знаешь, ты можешь не видеть этого, но Чонгук очень тобой дорожит, Тэхён. Я ещё не видел, чтобы он так о ком-то беспокоился, как беспокоится о тебе, — у меня внутри всё ёкает из-за чужих слов. — Я знаю, — прячу хотя бы одну руку в рукав толстовки. — И тоже беспокоюсь о нём и его работе, — робко признаюсь, немного поникнув. — Он будто не знает меры и приходит совсем без сил. — С работы? — переспрашивает Чон, а я угукаю в ответ. — Да он особо не перерабатывает, — ведёт плечом, — больше от левых мыслей устаёт, чем от работы. Раньше же такого не было. — Раньше это?.. — начинаю догадываться. — Да, до вашей встречи, — кивает Хосок. — Там ещё периоды были, конечно, но суть такова, что он выматывается не из-за работы, а из-за проблем, которые у него вне её. Ахуеть… — Вижу по лицу, что объяснения всё же нужны. — Скорее конкретные примеры, — исправляю его. — Так, перед всем, что скажу, хочу предупредить: Чонгук хороший друг, но куда более хороший парень. Всё, что я знаю и сейчас тебе скажу, не обсуждалось подробно между нами, это происходит уже у вас, поэтому о ситуациях я знаю, как об обложке журнала — чисто заголовок. — Хорошо, я понял, — киваю, дав Хосоку право продолжить. — Тогда начнём с самого банального на мой взгляд — твоё похудение, после которого ты долго не мог восстановиться. Мы тогда с тобой редко виделись, но со слов Чонгука ты был чуть ли не скелетом, так что мне было даже страшно представлять, что с тобой сделала депрессия. Сейчас я вижу, что всё не так ужасно, как мне это преподнесли, и понимаю, что свойство преувеличивать во время волнения отразилось на моём друге впервые за тринадцать лет после смерти отца. Ты первый, кто заставил его чувствовать такой сильный страх за столько времени. Не уходя далеко от похудения, упомяну твою «болезнь», — показав кавычки пальцами. — Так часто, как тогда, я ещё не мотался по городу. Чонгук сам по себе бывает рассеянным, сам знаешь, а когда голова забита чем-то, что его тревожит, у него мозг будто вообще отключается, — щёлкает пальцами. — Каждая ваша беседа, каждая перемена в настроении отражалась на нём. — Он не настолько очевидный, — хмурюсь, не веря, но когда уголок губ Хосока вместе с бровями поднимается, начинаю сомневаться. — Настолько, — возражает. — Настолько, что я прошарил, когда вы впервые переспали, не спрашивая об этом. Я густо краснею, пряча глаза в ворсе ковра. — Ладно, понял, — мямлю. — Было ещё такое, что он переживал о твоём отношении к нему. Такое и сейчас есть на самом деле, просто он уже не говорит об этом или старается не показывать, это же Чонгук. — Что ты имеешь в виду? — Он не любит распространяться о своих страхах, но за столько времени бок о бок, я понял, что его самый главный страх — остаться в одиночестве. Я не пытаюсь призвать тебя к ответственности за свои чувства или что-то такое, но ты никогда не замечал, что Чонгук… — он задумывается, подбирая нужные слова, а потом выдаёт: — как будто постоянно боится упускать тебя из виду? — пока я начинаю думать, стараясь припомнить что-то подходящее под это описание, Хосок продолжает. — Он боится потерять тебя, думает, что ты когда-то надумаешь убежать, — у меня от чужих слов даже челюсть отпадает и глаза расширяются. А потом я сопоставляю его привычку искать меня по ночам, когда я в порыве бессонницы пью чай, или утром, когда встаю раньше него. В Дубае такого не было, потому что мне там некуда бежать. — Уверен, что не хочешь выпить? — кажется, по моему состоянию видно, что в этот раз ответ будет иным — вот теперь, пожалуй, надо. Хосок сбегает на кухню за высоким бокалом, пока я обдумываю информацию, которую услышал. Я так переживал, что Чонгук может меня бросить, что не заметил очевидных вещей, доказывающих мне обратное. Подарки, слова, нужда в прикосновениях, забота, его привычка обнимать меня во сне — Чонгук всё время показывал, что не просто меня любит, а что постоянно ходит по краю лезвия и не знает, чем может меня к себе привязать, чтобы наверняка. Он открывался мне, не зная, к чему всё приведёт, старался увлечь чем-то, давал поверить в себя, помогал совершенствоваться, делал всё ради меня, а я видел это через призму страха, что мы в любой момент можем расстаться. Я видел его слёзы лишь один раз — когда плохо было мне. «Прозвучит очень романтично, жаль, конечно, что на деле всё не так красиво, как на словах, но когда тебе плохо, плохо и мне тоже» Он зовёт меня Вселенной не потому, что она отражается в глазах, а потому, что на мне сконцентрирован весь его мир. «Моя Вселенная» Он боится меня потерять, ищет по ночам потому, что боится остаться в одиночестве, думает, что я его оставлю, как родители и вся семья, которой от него нужны только деньги. — Эгей, приём, — машет рукой Хосок, выводя меня из транса. Он стоит передо мной и протягивает наполненный наполовину бокал с шампанским. — Часто у тебя такое? — Временами, — отвечаю и задумчиво кручу бокал в руке, пока Хосок возвращается в кресло. — Почему он мне ничего не сказал? — осипшим голосом. — Он сам никогда ничего не говорит, — с горечью подмечает Чон. — Из него клещами не вытянешь что-то, что сильно тревожит. Я удивлён, что хотя бы это знаю. Что-то?! Да он всё знает, а я — совсем ничего. — Я должен был хотя бы иногда спрашивать о его чувствах и тревогах, — вздыхаю, прислоняя ладонь ко лбу, и начинаю неторопливо массировать его. Вечно только о себе да о себе, а о нём хоть бы раз поинтересовался! Но нет, если же все молчат, значит, у них всё хорошо. Какой же я ужасный человек. — Дохлый номер. Этот орешек просто так не раскалывается, даже если его ёбнуть наковальней. Не вздумай сейчас себя накручивать из-за этого, — грозит мне пальцем Хосок, — я серьёзно, Тэхён. В том, что Чонгук держал тебя в неведении, нет твоей вины и быть не может. Он привык справляться с проблемами сам, от этого и страдает. Пока до него это не дойдёт, он не будет ничего говорить ни тебе, ни мне. «…появились первые проблемы, с которыми приходилось учиться справляться самому…» «У меня тогда просто не было возможности обратиться к кому-то за помощью, поэтому я привык всё делать сам и скрывать от других то, что мне бывает тяжело» — Сколько бы я ни говорил ему, сколько бы ни просил — всё в пустоту. Он упрямей барана, Тэхён. Даже не думай винить себя. Можешь винить его, можешь высказать ему, но оставь в покое свою кудрявую голову, она взорвётся скоро. Вот это интересно получается — в то время как Чонгук пытался раскрепостить меня и научить не держать всё в себе, с ним то же самое пытался проделать Хосок. Это… Это… — Пиздец, — выдыхаю обречённо, отставляя бокал и пряча лицо в притянутых к себе коленях. — Ну. Давай смотреть правде в глаза — пиздец уже позади, главное, что мы его распознали. А что делать дальше — уже тебе решать. Но только не накручивать себя — этот вариант мы сразу же исключаем, — на столе звенит колокольчик уведомления из телефона Чонгука. Хосок бездумно тянется за ним и читает сообщение, после которого начинает широко улыбаться. — Вот, например, сейчас можешь радоваться. — Чему? — спрашиваю, а ко мне сразу разворачивают телефон с сообщением из финансовой школы: «Ким Тэхён — зачислен». — Поздравляю. Ну, хоть что-то хорошее, вечер ещё не обречён. Речь почти сразу заходит о моей учёбе — «почему именно туда?», «как готовлюсь?», «как настрой?» и прочее. Хосок умеет искусно заболтать собеседника и отвлечь этим от проблем, творящихся снаружи. И, честно говоря, я даже соскучился по тому, что общаюсь с кем-то, помимо родни и Чонгука. Это сразу так легко ощущается, так по-родному, даже если учесть то, что знакомы мы относительно недавно. Было полезно услышать другие наставления и мнение по поводу каких-то ситуаций. Теперь у меня в телефоне на случай ЧП был номер Хосока, который записал себя почему-то как «Турбо». Когда я уже начал зевать, съев в итоге один из доставленных кексов, нехён сказал, что пора сворачиваться. Он помог мне убрать со стола, принести одеяло и подушку Чонгуку, а ещё показал, что диван в гостиной может разбираться, и выдвинул нижнюю часть, чтобы я лёг не в спальне, а здесь. В попытке уложить Чонгука в горизонтальное положение, пока Хосок в душе на втором этаже, я случайно бужу его, когда хочу передвинуть ближе к середине дивана, чтобы он не был приклеен к спинке. — Тэхён? — спросонья едва открывает глаза он и приподнимается на локтях. — Ты куда? — Никуда, я здесь. Двигайся ближе, — плюс в моём косяке то, что Чонгук может мне помочь в своём перемещении по дивану. Я ложусь на середине и жду, когда ко мне придвинутся вплотную, тут же окольцевав мою талию рукой, а головой примостившись на плече. Хосок со второго этажа громко шепчет: «Спокойной ночи». Я ему киваю, безмолвно пожелав того же, сонно моргаю и уже почти засыпаю. Рукой провожу по мягким волосам, убирая выбившуюся прядь с лица за ухо, чтобы не разбудила снова, и понимаю, что жизнь вкрутую поменяется после сегодняшнего разговора. Теперь до меня доходит смысл многих сказанных слов. — Спасибо, что ты есть, Чонгук, — шепчу в макушку и прижимаюсь к ней губами. — Просто спасибо.