***
В Корее будто даже воздух другой. Он оседает ненавязчиво в лёгких и разносит по телу тепло и лёгкость, мягко приветствуя меня и словно говоря «добро пожаловать домой». Инчхон встречает суматохой, здесь много людей, кажется, кто-то важный прилетел тоже, поэтому я стараюсь пробраться до выхода, не попав под ноги особенно настойчивых фанатов какого-то айдола, о котором не слышал. А на улице вовсю светит солнце. Сейчас только два часа дня, двадцать пятое июня, день рождения Чонгука. Не терпится уже увидеть его, если честно, но первым делом нужно заехать домой. Я вызываю такси, погружаю в багажник два огромных чемодана и один небольшой, который пришлось приобрести в Америке, поскольку вещей стало гораздо больше, и указываю адрес. Боже, это же теперь не нужно будет двадцать четыре на семь говорить на английском! Какое блаженство. Я смотрю на давно известные мне пейзажи за окном, на губах счастливая улыбка даже несмотря на то, что в самолёте выспаться не удалось, но это чувство усталости меркнет по сравнению с приятной ностальгией и трепетом в груди от того, что я вернулся в родной город. Сердце стучит неспокойно, не может, как и я, нарадоваться долгожданному возвращению. Когда машина останавливается у нужного дома, таксист получает заработанные деньги, помогает мне разгрузиться и уезжает. Я сразу же завожу все три чемодана на крыльцо и нажимаю на звонок возле двери. Мне долго не открывают. Начинает закрадываться сомнение насчёт моей идеи с сюрпризом. Я элементарно не подумал, что родители могут быть на работе, и дом пустует. Но сегодня суббота, поэтому я успокаиваюсь. Позвонив ещё раз, я всё-таки слышу топот по ту сторону двери и взволнованное мамино: «Иду-иду», а когда дверь открывается, она с кухонной тряпкой в руках замирает, удивлённо вдохнув и сделав очень шокированное лицо. — Сюрприз, — улыбаюсь я. — Тэхён-и! — она отмирает и сразу бросается ко мне в объятия, почти столкнув меня с крыльца, что даже приходится отступить на два шага назад и засмеяться. Такой реакции я и ожидал. — Вот негодник, почему не предупредил?! — возмущается мама, покачиваясь со мной. — Вымахал-то как, боже. — Ц, подумаешь, вырос немного, — закатываю глаза, — что сразу «вымахал»? — Потому что вымахал, — отстраняется мама, держа меня за плечи и осматривая с ног до головы. — Кошмар, — сводит аккуратные брови, а потом поднимает голову, смотря в глаза, — ты в два раза больше меня. Ну да, чуть-чуть раздался в плечах, позанимался немножко с Мэлл и вуаля. Больше не дрыщ. На её слова могу только шире улыбнуться. Она, в отличие от меня, совсем не изменилась: те же большие глаза с хитринкой и пушистыми ресницами, идеальная кожа, нежные руки и почти чёрные волосы, собранные заколкой-крабиком. Разве что мимические морщинки стали чуть заметней, но её это не портит, она всё так же прекрасна. — Заходи быстрей, в доме прохладно, а то так и будем стоять на крыльце, — тянет меня за руку, побуждая пройти внутрь. Я беру два чемодана, самый маленький позволяя взять маме и занести в дом, и сразу попадаю в прихожую, в которую доносится аромат чего-то вкусного с кухни, откуда мама, видимо, и сбежала. — А папа дома? — я снимаю небольшую сумку, которую привык носить с собой для ключей, мелочи и телефона, и вешаю на один из крючков. — В магазин его отправила. Скоро вернётся. — Вы кого-то позвали сегодня? — не бывает у нас такой суеты, если только мама не позвала кого-то в гости. — Чимин обещал зайти, не знаю зачем, но… — И ты решила устроить пир на весь мир? — хмыкаю. В этом вся моя мама. — Не пир, а пару угощений, — исправляет меня она, а потом скоро удаляется на кухню, но уже перед ней оборачивается и говорит: — А ты бы не паясничал, а лучше помог, — знаю, что она шутит, но всё равно плетусь за ней, чтобы помочь и поговорить. Мы долго не виделись, я сейчас не собираюсь запираться в комнате или ещё что-то, хочется просто побыть со своим родным человеком, даже помолчать, но насмотреться на неё в жизни, а не через экран телефона. Здесь стоит небольшая переносная колонка, из которой играла негромко музыка. У меня закрадывается подозрение, что это только сейчас она играет тихо, а до этого была куда громче, поэтому меня не сразу услышали. Спустя час с небольшим, за который я успеваю с мамой обсудить последние новости, которые упустил (господи, я теперь действительно слежу за ними), слышу, как в двери в прихожей щёлкает замок — папа вернулся. Я тут же встаю с места, мама делает плиту тише и идёт со мной, чтобы посмотреть на реакцию ещё одного человека на моё внезапное появление. А она весьма неоднозначная. Папа, ворча что-то про очереди, ставит пакеты с продуктами на пол, а когда выпрямляется, произносит короткое: — О! — поставив руки в боки. — Вернулась лягушка-путешественница. Язык-то хоть родной не забыл? — Нет, конечно, — усмехаюсь, подхожу к нему и тоже обнимаю, как маму. А меня стискивают в руках так сильно, что я ловлю схожий вайб с прощанием с ребятами в аэропорту — снова кости хрустят. — Я тоже скучал, — натужно говорю. — Но ты меня сейчас задушишь. — Ну, хотя бы помрёшь на родной земле. — Ага, и в отчем доме, — недовольно говорит мама и бьёт папу по рукам тряпкой, чтобы отпустил меня. Папа всё-таки отстраняется и осматривает меня так же, как мама на крыльце часом ранее. — Ты посмотри на это! Дорос-таки до меня, — ох уж эти комментарии родителей, не видевших меня три года. Теперь на кухне сидим все трое и беседуем на разные темы, основная, конечно, затрагивает мою дальнейшую судьбу и прошедшие годы, о которых я не слишком подробно упоминал в мессенджере и разговорах. А потом заходит немного в другое русло. — К Чонгуку сегодня идёшь? — спрашивает мама и смотрит на часы. — Уже время. — Чуть позже, успею с ним ещё увидеться, хочу пока здесь побыть, — отвечаю. — Нет, ты не понял. Не к нему домой, а на праздник. Ты же помнишь про день рождения? — я хмурюсь непонятливо. — Конечно, помню. А о каком празднике речь? Он ничего не говорил, когда мы общались. — Так к нам недавно Хосок заезжал, — родители знакомы с ним косвенно, но, кажется, он решил, что самое время себя показать. — И привёз приглашение. В голове всё больше вопросов. Какое ещё приглашение? — Приглашение на день рождения? — уточняю, хотя всё равно думаю, что этого не может быть. — Да, — кивает мама, — оно в твоей комнате на кровати, можешь пойти посмотреть. Я смотрю на часы — время почти шесть, наступает вечер. Если Чонгук действительно празднует сегодня, то я должен к нему пойти, это не обсуждается. Но что-то тут не сходится. Насколько мне известно, он не праздновал день рождения все три года, что меня не было, не праздновал и до этого, а в этом году вдруг решил отметить? Должно быть, в нём что-то изменилось за это время, что заставило поменять мнение насчёт празднования. Не медлю и поднимаюсь в свою комнату, чтобы найти приглашение. Нет, что-то здесь всё-таки нечисто. Не мог Чонгук добровольно взяться за организацию праздника. Хотя, мама сказала, что привёз приглашение Хосок, может, он и занимался всем этим? Открыв дверь, я снова предаюсь ностальгии, когда попадаю в свою спальню. В ней ничего не изменилось совершенно, оно и логично, в принципе, никто здесь не хозяйничал без моего ведома, и это так странно чувствуется. Я никогда надолго не покидал дом, поэтому трёхгодовое отсутствие меня здесь помогает разгореться сладкому чувству тоски по месту, в котором вырос. Так хорошо снова оказаться здесь… На кровати замечаю небольшой конверт, о котором говорила мама. На ощупь он очень приятный, из плотной бумаги пастельно-зелёного цвета. Я сразу открываю его и достаю такой же плотный лист с написанным каллиграфическим шрифтом приглашением. Нет, этим точно занимался Хосок, приглашение, как на свадьбу, ей богу. Из того, что написано, я узнаю где и во сколько проводится торжество и понимаю, что уже опаздываю, если хочу попасть туда не к началу, так хоть к середине банкета. Насколько понял, всё серьёзно, ведь праздник проходит в ресторане здания Лотте Ворлд, а там всегда всё роскошно. Что ж, думаю, что смогу уложиться в полчаса, максимум — сорок минут, и потом за полтора часа добраться до места, если пробок не будет. А чтобы всё это получилось, нужно приступать именно сейчас. Я сбегаю вниз по лестнице, чтобы попросить маму, которая как раз закончила приготовления к появлению гостя, отпарить мне один костюм, который я приобрёл в Америке на всякий случай, хватаю чемоданы и несусь наверх, чтобы найти его и отдаю в женские руки, а после спешно удалиться в ванную для принятия скорого душа. Надеюсь, сильно не опоздаю, но хотя бы попаду на праздник.***
all for us — labrinth, zendaya
Путь до Лотте занимает час с лишним, добраться удалось достаточно быстро, к моему счастью. Мне сегодня удивительно везёт, но спишем это на то, что я, наконец, перестал заморачиваться по поводу жизни и — как сказала Минни — стал притягивать к себе только хорошую энергию и положительные волны Вселенной. Чёрт его знает, может, так оно и есть. Я попадаю в огромное помещение ресторана, выполненного в тёмных оттенках, с переплетением золотых элементов в интерьере. С потолка свисают красивые золотые подвески, переливающиеся в свете люстр, когда создаётся движение от небольшого ветра, заставляющего их вращаться и светиться бликами. Всё выполнено дорого и со вкусом, чувствуется запах роскоши и шика. Раньше я мог бы зажаться и держаться подальше от подобных мест и мероприятий, но сейчас я чувствую себя более чем уверенно, неспешно идя к месту, что было прописано в приглашении, и вижу большое количество людей, о чём-то беседующих и распивающих такое же золотое шампанское из длинных бокалов. Видимо, это всё люди, приглашённые к Чонгуку, поскольку некоторых из них я смутно помню — коллеги по работе. Смею предположить, что для проведения праздника ресторан был забронирован полностью. Я бы не удивился этому, если честно. Это создаёт определённый комфорт и успокоение, поскольку кругом будут только знакомые люди и никого постороннего. Было бы очень в стиле Чона. Все приглашённые выглядят под стать этому месту, будто собрались не на день рождения, а на деловую встречу мафиози. Девушки и женщины одеты в платья разного кроя и цвета, неброско накрашены и с причёсками, которые не каждый день делаешь. В принципе, в этом плане я не далеко от них ушёл, сделав влажную укладку, которой меня научил Сокджин полгода назад, когда мы решили праздновать новый год торжественно, ведь — как его встретишь, так и проведёшь. Пока что всё очень даже соответствует этому изречению, буду надеяться, что ничего не сможет испоганить вторую половину года. Мужчины одеты в разные костюмы, преимущественно тёмных оттенков, кто-то в рубашке и с галстуком, кто-то без него, даже был замечен мужчина в тонкой блузе чёрного цвета, привлёкший моё внимание больше всего. Тоже поискать такую, что ли?.. Я добираюсь до бара, у которого нахожу бокал с шампанским, и сразу беру, чтобы тут же отпить немного за здоровье именинника. Кстати, где сам именинник? Я его здесь ещё не видел, хотя осмотрел каждого гостя. — Прошу прощения, — ко мне обращается невысокая девушка, на которую я обращаю своё внимание. Она выглядит строго: платье-футляр чёрного цвета, длинные серебряные серьги в ушах, ярко-красная помада на губах, большие глаза, подведённые стрелками и аккуратный нюдовый маникюр на тонких пальцах, элегантно держащих наполовину пустой бокал с шампанским. Её большие глаза смотрят любопытно, губы растянуты в широкой улыбке. — Могу я присоединиться к вам и поднять этот бокал за нашего общего друга? — видимо, ей просто не с кем выпить, хотя, судя по тому, как её взгляд неторопливо скользит по мне, причина кроется в чём-то ином. — Сочту за честь, — улыбаюсь ей в ответ и подношу свой бокал к её, чтобы тихо стукнуться и отпить. — Как я могу к вам обращаться? — собирая с накрашенных губ остатки напитка, спрашивает незнакомая особа. — Ким Тэхён, — без промедлений отвечаю из чистого дружелюбия, но в то же время думаю, что себя можно на какое-то время занять беседой с этой женщиной, а может, и выведать для себя, где находится Чонгук. — А вы?.. — Хан Джиу, — у неё приятный голос, стоит отметить, довольно низкий для женщины, но в то же время завораживает, особенно, когда она говорит тише. — Должна сказать, ваш образ меня привлёк, — снова осматривает меня, — выглядит необычно и со вкусом, — делает комплимент, снова стреляя в меня взглядом глаза в глаза. Я на её слова сдержано улыбаюсь, принимая их к сведению. Мной было принято решение вести себя решительно. Цель была — сразить наповал одного виновника торжества, которого я до сих пор не вижу. Потому на мне всего один костюм чёрного цвета в светлую тонкую полоску, на пиджаке подвёрнутые белые рукава, а под ним — ничего, кроме подвески с крупной мордой тигра, которую Чонгук подарил на мой прошлый день рождения. Я, конечно, был в откровенном ахуе, потому что это было украшение Cartier, стоящее баснословных денег. Можно было уже привыкнуть к тому, что если Чонгук делает подарки, то они будут немного переходить за грань, но именно эту черту мне в себе ещё побороть сложно. Дополняют мой образ прямые волосы, разделённые пробором и выглядящие влажными из-за укладки. За то время, что было отведено, я довольно-таки хорошо подготовился и остался доволен, поэтому комплимент Джиу мне льстит. — Вы тоже выделяетесь среди других приглашённых девушек, — на чужом лице вижу интерес, склонённая немного в сторону голова побуждает к пояснению: — Выглядите холодно и неприступно, привлекаете этим внимание многих мужчин. — Ваше тоже? — открытый флирт. — Возможно, — отвечаю, — но скорее интерес в ином смысле. Не сочтите за грубость, но вы немного не в моём вкусе, — решаю сразу расставить определённые границы между нами и дать понять сразу, что то, чего ищет эта дама, здесь точно нет. — Я сразу поняла это, господин Ким, — неожиданно. — Я искала именно собеседника, а не мужчину, с которым хочу позаигрывать. Вы отлично подошли на эту роль, поскольку в ваших глазах не видно интереса к присутствующим здесь. Благодарю за оказанную мне компанию, — что ж, она совсем не обижается на мои слова, видимо и правда хотела найти собеседника среди пожирающих голодным взглядом гиен. — Рад, что смог немного скрасить ваш вечер, — приподнимаю бокал, побуждая её сделать то же самое и, стукнувшись, ответить: — Взаимно. После она уходит, снова оставляя меня в одиночестве. За нашим коротким диалогом, я забыл, что хотел спросить о местонахождении Чонгука, поэтому снова взгляд утопает в толпе. Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем слышу со стороны: — Вау, Тэхён, — я поворачиваюсь в нужную мне сторону и вижу идущего ко мне Хосока с яркой улыбкой. На нём чёрный костюм с распахнутым пиджаком, открывающим вид на шёлковую рубашку в цвет, расстёгнутую на три пуговицы, что открывает вид на обнажённую грудь. — Правду говорят, что Америка меняет людей, — довольно проговаривает, осматривая меня, как и я его. Я не могу не улыбнуться так же широко в ответ и принимаю его объятия, аккуратно отведя руку с бокалом в сторону, чтобы не облить. — Это же ты всё организовал? — больше утверждаю, чем спрашиваю. Хосок кивает. — Как узнал, что я прилечу? — Я не знал, — пожимает плечами, — но не нужно быть дураком, чтобы понять, что ты прилетишь почти сразу, как получишь диплом. Ты прислал фотографию с вручения, значит, оставалось только подготовить на одно приглашение больше. Я почему-то был уверен, что встречу тебя здесь, — его взгляд снова скользит по мне оценивающе, а потом Хосок изрекает: — Хорошо выглядишь, кстати. Уверенность тебе к лицу, — не могу не улыбнуться довольно. Хосок тот человек, который просто так слова на ветер не бросает и комплиментами направо и налево не раскидывается, он увидел изменения не только в моей внешности, но и во всём в целом. — Рассказывай, как отучился. — Да что говорить? Время тянулось слишком долго. Было такое ощущение, что я проживал один день на протяжении трёх лет, — и даже друзья не могли помочь мне избавиться от этого противного чувства. Головой я всегда был с ними, но душой и сердцем всё равно где-то в Корее. — Разве здесь с Чонгуком тебя не преследовала та же рутина? — Нет. Даже если это была рутина, то от неё не было такого отторжения и неприязни. Хосок на мои слова понятливо мычит. — Я так понимаю, никто не знал о твоём приезде, — утверждает он, пока я отпиваю шампанское и киваю мимоходом. — Видимо, кроме тебя, — поднимаю брови, а Чон довольно хмыкает, подняв уголок губ в ухмылке. — Говоря о тех, кто не знает, ты не видел Чонгука? — Конечно, я с ним сюда и пришёл, мы были на балконе, наверное поэтому ты нас и не видел. Но когда мы вернулись, я увидел тебя и решил подойти поздороваться. Сейчас он стоит во-о-он там, — кивком головы указывает мне в сторону панорамных окон, около которых люди стоят небольшими компаниями и общаются, но Чонгука среди них я не вижу, — сейчас девушка в красном платье отойдёт, и ты увидишь своего красавчика, — говорит и прислоняет бокал к губам, чтобы тоже испить шампанское. Я слежу за тем, как спустя некоторое время девушка, про которую говорил Хосок, вместе со своим собеседником уходит, и, наконец, вижу его. Сердце невольно пропускает удар. Чонгук выглядит в своей привычной манере строго: в чёрных брюках, такой же кофте с горлом и синем пиджаке с серебряной брошью с правой стороны. Волосы уложены волнами, впереди определённо став короче, но это не портит его образ, наоборот — выглядит непривычно, но ему безумно идёт. Рядом с ним стоит девушка, которую я узнаю почти сразу — та самая дама с глубоким декольте, которую я уже видел у него на работе не раз. Сейчас на ней облегающее чёрное платье на лямках, как шёлковое, смоляные волосы водопадом струятся по спине и с одной стороны на груди, их она убирает назад, чтобы вырез было видно лучше. Знакомая картина, ситуация неприятная. — Вон виновник торжества, — ухмыляется Хосок. — А рядом с ним разведёнка наша, которая к нему клинья второй месяц подбивает. — Складывается впечатление, что она их подбивает уже несколько лет, — говорю бесцветно. Нет, я не ревную, я полностью уверен в Чонгуке и его чувствах ко мне, но глядя на то, как эта особа наклоняется немного к нему, чтобы что-то сказать тише обычного, и при этом открыв вид на свою грудь, внутри что-то щёлкает неприятно. — Не волнуйся, то, как она пытается привлечь его внимание, выглядит забавно, я уже давно за этим наблюдаю и едва сдерживаю смех, когда она приходит к нему в кабинет, демонстрируя искусство соблазнения, а потом Чонгук, после её ухода, говорит о тебе и твоих успехах. Поверь, тебе не о чем беспокоиться. — Я не беспокоюсь, просто это… неприятно. Хоть я и понимаю, что он не может сказать всему отделу, что мы встречаемся, но свои права заявить на него хочется, чтобы вот такие стервятники, как она, не хотели даже смотреть в его сторону. — Это ревность, мой друг. Не волнуйся, совершенно обычное чувство, когда сталкиваешься с этим впервые, но сам посмотри, разве Чонгук заинтересован в беседе с ней? — не похоже на правду. — Ему уже осточертели её попытки подкатить к нему, уже не знает, как от неё отделаться покультурней. — Я не сомневаюсь в этом и чувствую своё превосходство над ней, но ничего не могу поделать с тем, что их близкое нахождение друг к другу меня бесит, — и неосознанно стискиваю челюсти до тихого скрежета зубов. Откуда вдруг такая злость? — Готов присвоить его себе и уже не скрываешь этого? — улыбается Хосок. — Ты действительно изменился, Тэхён. Мне нравится, что даже спустя время ты держишься за ваши отношения так же крепко, как он. Признаюсь, поначалу я немного сомневался в тебе, — я поворачиваю на него голову, удивившись, — думал, что долго это не продлится и в скором времени вы расстанетесь, но нет. Я молчу, отвернув голову и опустив взгляд в бокал, который опустеет совсем скоро. — Знаешь, было страшно, когда, будучи в Америке, я думал, что, вернувшись сюда, вдруг почувствую пустоту вместо долгожданного ожидания встречи. Было страшно подумать, что чувства могут угаснуть и пропасть из-за расстояния и времени, которые нас разделили. — Настоящая любовь так и проверяется — через испытания временем и расстоянием, — глубоко изрекает Хосок. — Она либо исчезает, либо становится сильней. Отношение Чонгука к этому я знаю, а вот над твоим ещё не определился, — зыркает на меня, мы встречаемся взглядами. — Но если учесть то, что ты пришёл, то это уже что-то значит. Я на это надеюсь, — под конец слабо улыбается и поднимает бокал, чтобы стукнуться со мной и, получив такую же полуулыбку в ответ, допить кисловатый напиток. Опустевший бокал остаётся на барной стойке. — Думаю, чтобы как можно корректней украсть его у своей собеседницы, нужно дать понять, что мы его ждём, — ухмыляется Хосок, внезапно взбодрившись. Я смотрю за тем, как он достаёт из кармана телефон и, по всей видимости, пишет Чонгуку. — Беспроигрышный вариант, чтобы привлечь его внимание, — отправляет сообщение, убирает телефон обратно в карман и поднимает голову, устремив взгляд на Чона. Я делаю то же самое. Чонгук, сдержано улыбаясь девушке в чёрном, кажется, получает сообщение и сразу лезет за телефоном, отвлечённо кивая на слова незатыкающейся собеседницы, потом читает послание, отправленное другом, убирает улыбку с лица и сосредоточенно сканирует помещение взглядом, чтобы в какой-то момент задержаться на барной стойке, где стоим мы с Хосоком. В плохо скрываемом удивлении он смотрит прямо на меня, побуждая тут же широко растянуть губы. Сердце в груди вновь затрепетало, словно беспокойная птичка, по груди тепло приятное разлил кто-то. Вижу, как расслабляются чужие плечи, как теплеет взгляд, когда Чонгук улыбается сдержано, чтобы всё ещё соответствовать образу собранного начальника. Этот взгляд лучше любого подарка, который он когда-то делал для меня, ощущается так приятно и ненавязчиво, что невольно вспоминаются наши переглядки в ресторане, когда я был на дне рождении господина Мина, а он сидел вдали и прожигал меня взглядом в ответ. Снова заставляет внутри всё оживать и светиться. Возрождает меня. По телу с мурашками от его взгляда лавой обжигает нечто приятное, схожее с возбуждением. Как же хочется сейчас послать всё к чёрту и на глазах у всех поцеловать его. Чонгук, не разрывая наш зрительный контакт, немного склоняется к своей собеседнице и говорит что-то, после чего она тоже переводит своё внимание на нас с Хосоком, выглядя более чем спокойно, а потом в её лице что-то меняется, уголки губ медленно опускаются, а взгляд становится расстроенным и одновременно напуганным, после чего она удаляется, что-то сказав ему напоследок. Хосок немного подталкивает меня, побуждая пойти навстречу к Чону, что я и делаю, неспешной поступью идя к нему. Его взгляд всё ещё прикован ко мне, не отпускает, скользит заинтересованно с головы до ног, снова задерживается на глазах, когда я подхожу и становлюсь в полуметре от него. Большего на людях не позволено, как и лишней тактильности. — Ты же не празднуешь дни рождения, — припоминаю я, немного склонив голову к плечу и смотря без стеснения сначала на его губы, а после поднимаю взгляд. — Это Хосок заставил, я тут не при чём, — как же приятно слышать его голос в жизни, боже. — Что ты сказал своей собеседнице, что она так спешно ушла, когда увидела нас? — Что ты моя трансгендерная бывшая, которая готовится вырвать ей волосы, если она сию же секунду не уйдёт подальше от меня, — не поведя и бровью, отвечает Чонгук. — Чего?.. — моя игривость тут же пропадает. Я не понимаю, говорит он правду или нет. — Серьёзно? — Нет, — усмехается Чон. Шутит — значит в хорошем расположении духа. Я выдыхаю мысленно. — Сказал, что ты брат моей невесты. Вот она и расстроилась. — Поделом ей, — небрежно бросаю, а потом кусаю себя за язык, понимая, что сморозил. Это было слишком грубо с моей стороны. Но Чонгук усмехается и вскидывает брови. — Действительно, — мы замолкаем ненадолго, но лишь для того, чтобы по мне в очередной раз прошлись глазами. Мне приятно, что я вызываю желание любоваться собой. — Ты повзрослел, стал ещё краше, — говорит в итоге Чон. — Мой мальчик совсем вырос. Я вздыхаю. — Говоришь, как мама, — едва закатываю глаза беззлобно, отвернув голову немного в сторону. — И в чём она не права? — не могу надолго отрывать взгляд от него и разворачиваюсь обратно, сразу же утопая в глубине глаз напротив, в которых сквозит любовь, счастье, нежность — всё в одном флаконе, вперемешку с обожанием, которым меня успели облюбовать здесь. Я судорожно выдыхаю. Желание поцеловать растёт в геометрической прогрессии с каждой проведённой вместе секундой всё больше. Чонгук немного склоняется ко мне, чтобы сказать приглушённо: — У меня есть для тебя подарок. — Странно, — говорю, отведя взгляд, чтобы не вызвать нашим длительным зрительным контактом подозрения, — ведь день рождения у тебя, разве не я должен дарить тебе подарки? — Мой главный подарок прибыл из Америки сегодня и сейчас стоит передо мной, — его слова заставляют довольно усмехнуться под нос. Чонгук был романтиком, им и остался. — Нам повезло, что Хосок уговорил меня снять номер в отеле здесь, объяснив это тем, что до дома потом добираться долго и проблематично. — Твой подарок — совместная ночь, проведённая в одном из лучших отелей Сеула? — Не угадал. — Хорошо, значит, мой подарок не подвергся плагиату, — многозначительно смотрю на него, соблазнительно прищурившись и потянув уголок губ верх. Чонгук толкает язык за щёку, отвернув голову и глубоко вдохнув. — Что за реакция, директор Чон? — довольно спрашиваю. — Вас заинтересовало моё предложение? — Меня поразила ваша прямолинейность и умение сразу переходить от ненужной болтовни к делу, господин Ким, — в той же манере отвечает, поворачиваясь ко мне. Лицо изменилось: взгляд стал темней, немного нахальней, доля превосходства ощущается в приподнятом подбородке. Но ведь и я не прост. Уверенно смотрю с довольной ухмылкой, чтобы услышать: — Люблю деловых людей, — когда Чонгук немного склоняется. — Но есть одна проблема. — Какая? — У меня ничего с собой нет, — поднимает брови Чон. Пф, нашёл проблему. — У меня есть, — говорю низко, а потом вижу — Чонгук сходит с ума, у него дыхание сбилось и стало глубже. Я чувствую то же самое, закусываю губу, только бы не выдохнуть слишком громко от хлынувшего в крови адреналина. Чонгук кивает в сторону, призывая пойти за ним. Мы удаляемся с праздника.blue jeans — lana del rey
Стоит покинуть банкетный зал, моя рука попадает в плен, взятая в чонову. По телу — разряд тока от соприкосновения кожи к коже. Наши шаги ускоряются, мы почти бежим до номера, преисполненные нетерпением. Чонгук хочет меня не меньше, чем я его прямо сейчас. Мы попадаем в стандартный светлый номер. Дверь закрывается, я сразу же разворачиваюсь, нетерпеливо припадаю к чужим губам, прижав Чонгука к деревянной поверхности. Мою талию сразу же сжимают в тисках сильные руки, резким движением приближают к себе, заставляя простонать прямо в поцелуй. Мы оба задыхаемся, не успеваем за суетливыми движениями друг друга. Чонгук меняет нас местами, вжимает моё ватное тело в стену, потом резко подхватывает под бёдрами и усаживает на комод, стоящий недалеко от входа, который я успел заметить, когда пришёл. Ногами тут же окольцовываю его бёдра, с каждой секундой всё больше чувствуя подкрадывающееся стремительно возбуждение. Отсутствие одежды под пиджаком позволяет Чону перейти с губ сразу на мою разгорячённую кожу и немного прикусить чувствительный участок на шее, вырвав из груди стон на выдохе. Я рукой зарываюсь в его волосы, как любил это делать раньше, хватаюсь за его пиджак и снимаю к чертям, позволяя упасть ничком на пол. Единственная пуговица на пиджаке едва не вылетает, когда её пытаются быстро расстегнуть и оголить моё тело. Я усмехаюсь довольно, не заботясь о том, что вещи дорогие, что помнутся, что чуть не пострадали в порыве страсти. Абсолютно плевать. Сейчас значение имеет только то, что когда меня переносят на мягкую кровать, с белоснежной постелью, я немного пьяно улыбаюсь, смотря, как Чонгук снимает водолазку, предоставляя моему взору то, что было скрыто. — Ты сделал рукав? — шокировано смотрю на полностью забитую правую руку. — Хочешь поговорить об этом? — его слова снова заставляют меня усмехнуться. — Нет, — отвечаю и тяну его на себя, руками окольцевав шею, и снова целую, чувствуя до боли приятный спазм внизу живота. Поговорим, но только позже. Как же хорошо чувствовать его губы на своём теле, ощущать прикосновение горячих пальцев на коже, раз за разом терзать его губы своими. Как же долго я этого ждал. По телу пламя, под кожей возбуждение бежит, заставляя дышать намного чаще, губы снова распахиваются для стона, стоит Чону припасть к области за ухом и горячо выдохнуть. Я просовываю руку между собой и кроватью, чтобы из кармана брюк достать одноразовую упаковку смазки и презерватив и отложить в сторону. Не могу лежать на месте и предпринимаю попытку раздеть себя и Чонгука, оставив нас только в белье. Мне в этом помогают и отбрасывают ненужные вещи на пол. Я пользуюсь тем, что от меня отстранились и подаюсь вперёд, чтобы поменять нас местами и повалить Чонгука на спину, сразу сев сверху. В голодном взгляде вижу усмешку, хищно щурюсь, ухмыльнувшись, и опускаюсь для очередного глубокого поцелуя, при этом проезжаюсь бёдрами по чужому возбуждению, тут же слышу судорожный выдох носом и, наверняка, нахмуренные брови. На мой зад ложатся широкие ладони, слабо сжимают, но не препятствуют движениям. Одна ладонь проникает под ткань боксеров, сразу проезжаясь по ложбинке, пальцы скользят ниже. Чонгук что-то мычит в поцелуй, вынудив отстраниться с громким чмокающим звуком. Я слизываю с губ привкус нашего поцелуя, предугадывая причину чужого удивления. — Это пробка? — водя по ней пальцами и задевая мою кожу, спрашивает. Я довольно улыбаюсь. — Я знал, куда и зачем шёл, Чонгук, не нужно так удивляться, пожалуйста. Чон только головой качает, смотря с нескрытым восхищением в помутнённом взгляде. — Ты невероятен, — выдыхает. — Я знаю, — тихо, снова склоняясь и втягивая его в очередной поцелуй. — Не могу сдерживаться больше, — признаюсь, находясь на грани от того, чтобы прямо сейчас не насадиться на него. Тело слишком требует, грудь горит, а сердце вот-вот проломит рёбра. — Не сдерживайся, — Чонгук берёт пробку и немного тянет назад, чтобы тут же вернуть обратно. По телу — ни с чем несравнимый кайф, губы снова распахиваются в немом стоне. — Как же красив, боже, — выдыхает Чон и резким движением заваливает меня на кровать. У меня ноги отказывают, становятся совсем ватными, когда он так делает. Блядство. Люблю, когда он ведёт. — Пожалуйста, Чонгук, я уже не могу, — прошу, пока мы снимаем последние элементы одежды с себя. — Хочу тебя внутри. Очень. — И ты меня получишь, — снова опускается, прикусывая за ключицу. Пакетик со смазкой разрывается, на пальцы Чонгука попадает лубрикант. Из меня другой рукой плавно вынимают пробку среднего размера, снова вытягивая стон из груди. Два пальца свободно проникают внутрь, тут же касаются простаты так, будто точно знают её местонахождение, как и не было три года разлуки. Следом к ним добавляется и третий, растягивающий меня лучше. Сил терпеть нет совершенно, но приходится делать это, чтобы избежать неприятных ситуаций. — Чонгук, я готов, — заверяю ещё спустя минуту. Мои слова побуждают его вынуть пальцы и сделать последнюю вещь — раскатать по члену контрацептив, пропитанный смазкой, и склониться ко мне, чтобы после плавно войти. Наши голоса сливаются вместе в одном протяжном стоне. Я руками цепляюсь за его спину, максимально расслабляясь и принимая его в себе, немного сжимаю мягкую кожу, стараясь не царапать. Рука Чонгука проникает под моей поясницей и заставляет немного выгнуться навстречу и прижаться животом к нему. Пробный толчок оказывается куда проще, чем я думал, поэтому следующий не заставляет себя ждать. Терпения во мне сегодня меньше, чем жалости Чона к моему телу, от которого он не может оторваться, продолжая помечать шею. Я немного двигаю бёдрами навстречу, прошу его ускориться, и словно срываю все тормоза не только у себя этой фразой. Чонгук начинает двигаться быстрей, сбито дышит, прикусывает мою кожу слабо, чувствую, как его спина становится влажной. Я буквально не могу замолчать, не скрываясь, открыто выстанываю на каждое движение, не думая о других посетителях отеля и ни о ком вообще. Мне сейчас настолько хорошо, что хочется не просто стонать, а кричать. Кричать на весь мир о том, что я, наконец, здесь, в Сеуле, со своей Вселенной сгораю в страстном желании. Его касания обжигают, оставляют следы на чувствительной коже, что потом нальются яркими красками. Дыхание оставляет ожоги, покачивания бёдрами возносит к небесам и заставляют терять голову. Я несдержанно выстанываю его имя в пустоту комнаты, с наслаждением прокатывая два любимых слога на языке, повторяю как мантру, тону не в простынях — в руках, о которых грезил долгие три года. Сколько раз я представлял, как эти самые ладони касаются меня везде, где это возможно, сколько задушено шипел, закрыв рот рукой, когда кончал лишь с одним образом в голове. Как долго хотел ощутить лёгкость в теле и долгожданную истому в моменте, когда подходишь к разрядке. Я многое упускал, часто не позволял себе вольности и давал стеснению доминировать, теперь всё иначе, в голове нет барьеров и препятствий, затыкающих меня и сковывающих в действиях. Внизу живота тянет сильней, я чувствую, как приближаюсь к оргазму с каждым движением Чонгука и всё-таки полосую по спине короткими ногтями, когда волна наслаждения проходит по телу вместе с мурашками. Губы распахиваются, а между нашими животами становится влажно из-за брызнувшей струи белого. Из моего тела выходят немногим позже, после того, как Чон замирает надо мной, что-то рыкнув в шею и с силой сжав мою талию в татуированной руке. Стоит ему покинуть моё тело, я подаюсь вперёд, укладывая его на постель, и немного нависаю сверху, так же пылко целуя, будто не сам только что был обездвижен оргазменной судорогой. — Хочу ещё, — не скрываю своей ненасытности, горячо выдыхая ему в губы. — Тогда нам надо домой, — не возражает Чонгук, пока я спускаюсь дорожкой из поцелуев вниз по его груди. — Здесь нет больше смазки, если вдруг понадобится, — его ладонь зарывается в мои волосы, дыхание, тяжёлое после секса, не может восстановиться, пока я снова начинаю его заводить. — Вызови такси. Эта ночь обязана быть только нашей. — Не смею спорить, господин Ким, — в голосе слышу улыбку, а как поднимаю голову, то уже вижу её. Чонгук цепляет мой подбородок пальцами и манит выше, чтобы, подавшись навстречу, отрывисто поцеловать несколько раз, а после отстраниться совсем, чтобы вызвать такси, дать нам возможность собраться и уехать отсюда. Домой.