born in the north — blue in tokio
Каждую клеточку моего тела пронзает приятным чувством, с каждым совершаемым движением бёдрами, каждым вздохом и звуком соприкосновения тел друг о друга, что заполняют тишину спальни, которую я не видел на протяжении трёх лет. Во мраке комнаты почти не видно деталей, таких как мебель или что-то валяющееся на полу. На это попросту не обращаешь внимания будучи отданным полностью похоти и маниакальному желанию большего, которое получить не сможешь. Это как зависимость, как чёртов наркотик. Его дозы мне жизненно не достаёт, нужно больше, столько, сколько в человеке и не уместится даже. Это чувства, переполняющие тебя изнутри, потребность слиться телами и быть всегда вместе, то, что, увы, невозможно, но ты постоянно стараешься реализовать это беспрерывным контактом, переплетёнными конечностями, бесконечными поцелуями и нахождением части другого человека в тебе. Бёдра ритмично поднимаются и опускаются, разнося хлюпающий звук смазки в пространстве вместе с моими тихими постанываниями, когда головка чужого члена проезжается по комку нервов внутри. Своими руками опираюсь об упругую подкачанную грудь, в то время как другие придерживают меня за ягодицы, помогая двигаться ровно. Я самозабвенно раскачиваюсь на Чонгуке, переняв главенство в постели, веду себя так развязно, что «я» в прошлом никогда бы не подумал, что через какое-то время сможет так. Так бесстыдно, голодно и по-животному страстно. Мне его слишком мало. Я, как вампир, дорвавшийся до крови, не могу насытиться. Мне мало всего: мало его губ на своих; мало минета, который я ему сделал; мало следов, которыми мы покрывали тела друг друга; мало того, что сейчас я двигаюсь верхом на нём. Мне всего его чертовски мало. Я так соскучился по нему, что готов с ума сойти, хочу его себе под кожу, чтобы нельзя было вывести, но и этого будет недостаточно. Чонгука всегда недостаточно. Это вечная проблема, с которой вовек не справиться, только пытаться добиться того, чтобы пропитаться им с головы до ног, наконец, усмирить внутренних демонов, изголодавшихся по чужому вниманию, и найти покой в его объятиях. Я просто-напросто не могу заставить себя остановиться. Чонгук, видя по сжавшимся пальцам на своей коже и закрывшимся в экстазе глазам, что я вновь приближаюсь к своему пику, резко подминает меня под себя и помогает закончить, начав в ускоренном темпе глубоко вбиваться и доводя едва не до скулежа, на который я готов сорваться, забывшись в удовольствии. Господи, я точно умру на месте. Тела, взмокшие и уставшие, валятся на мягкую перину. Чонгук тут же тянет меня к себе, чтобы обнять. И плевать, что мы липкие и грязные от смазки и спермы после нескольких заходов, которых мне было мало. Абсолютно всё равно. И даже сейчас, немного отойдя от оргазма, я тычусь губами в жилку на чужой шее, касаясь уже налившегося засоса, который поставил в какой-то момент. Чон усмехается. — Сексуальный маньяк, — говорит, проводя пальцами по моим взъерошенным волосам, таким же влажным, как и его, но уже не от укладки, след которой давно простыл. Я улыбаюсь, тихо хмыкнув, но не перестаю снова домогаться его. — Не могу насладиться тем, что снова могу касаться тебя, — признаюсь и не вижу ничего смущающего или постыдного в своём желании. Подняв голову и встретившись с тёмным взглядом чоновых глаз, договариваю: — И я ещё не закончил, если ты об этом. Мы вместе коротко смеёмся. Но протеста, как и в отеле, не возникает, это звучит для меня, как призыв к действию. — Отдохнуть не хочешь? — спрашивает Чонгук, а сам помогает мне снова сесть на себя сверху, но не чтобы в очередной раз заняться сексом, а чтобы я лёг. — Если ты устал, я сделаю всё сам, можешь не переживать, — я выгляжу, наверное, как зависимый, снова губами касаясь немного солоноватой от пота кожи на груди Чона, где уже живого места нет от следов, оставленных мной. — У нас ещё вся ночь впереди, а я слишком долго этого ждал. Разве ты не хочешь того же? — Сегодня воскресенье, — хрипло, грудь отдаёт вибрацией. — Мне на работу. А время около полуночи только. Даже с учётом рабочего дня не вижу проблемы. — У тебя теперь есть зам, так и пусть делает свою работу, — немного высокомерно и нагло, но я не позволю работе снова забрать у меня Чонгука. В другой день, может, и позволил бы, но не сейчас, когда мы встретились спустя несколько лет разлуки. — Свали на один денёк обязанности на кого-то, вот и всё. — Мне сказали, ты уже успел познакомиться с ней? — С ней? — переспрашиваю, а потом уточняю. — С замом? — Да, Джиу. Та самая женщина, которая искала общения. Помню такую. Так значит, она его заместитель? Не какой-то мужик с несколькими образованиями, а загадочная женщина, которой не интересны мужчины на празднике? Интересно, на каких основаниях её выбрали на такую высокую должность. Редко встретишь женщин, которые добились подобного статуса. — А у тебя везде глаза и уши, — вздыхаю, улыбаясь и качая головой. Чонгуку это, видимо, льстит — он хмыкает довольно, потянув уголок губ вверх. — Возможно. Мой взгляд снова падает на покрасневшие от поцелуев губы, и я, точно как сексуальный маньяк, снова поднимаюсь и на миг касаюсь их. — Не могу остановиться, — признаюсь шёпотом, не поднимая глаз. — Не останавливайся, — так же отвечают мне и позволяют снова примкнуть к губам, растянуто медленно смять их и с характерным звуком отстраниться, приглушённо выдохнув через рот. — Ты красиво смотришься сверху. — Правда? — Угу, — кивнув медленно. — А, забыл. — Что? — спрашиваю, а потом меня перекладывают вновь на постель и нависают сверху, чтобы указательным пальцем провести под надписью на левом ребре. — Давно? — в глазах не злость, не недовольство — чистый интерес. — Со дня рождения. Чонгук заворожённо выводит буквы на моей коже пальцем, немного щекоча, и задумчиво говорит: — Почему не показывал? На что я отвечаю: — Хотел увидеть реакцию лично, — после моих слов он склоняется и покрывает поцелуями едва ли не каждую букву, после произнося, смотря мне в глаза: — Мне нравится. Слова, вызывающие улыбку. — Хорошо, — говорю, изменив тон с нежного и тихого, на немного наглый и требовательный. — Если с вот этой случайной идеей ещё всё ясно, — указываю на своё тату, — то как получилось вот это? — провожу уже от плеча до ладони Чонгука, полностью заполненного преимущественно чёрными рисунками. — Давно хотел сделать рукав, да всё времени и возможности не было. Когда ты уехал, я записался к одному мастеру, и на протяжении года каждый понедельник мы работали над эскизом и самим тату. — Это же не что-то связное, — рассматривая внимательней, прихожу к такому выходу. — Они все с разным значением? — Верно. — А есть среди всего этого парное тату? — отшучиваюсь, намекая на одинаковую надпись, как у меня. Чонгук молчит. — Что, есть?! — мои глаза непроизвольно расширяются, брови взлетают к линии роста волос. — Где? — А ты найди, — бросает Чон, ухмыльнувшись. Я подозрительно прищуриваюсь. — Ты так планируешь отвлечь, чтобы не быть заваленным мной снова? — Да как я могу. Ты же хочешь видеть тату, не смею препятствовать в этом, — невинно пожимает плечами, а сам начинает спускаться ниже, изредка касаясь моего живота губами, сразу вызывая мурашки. После чего переходит на ногу, начиная с бедра и продолжая покрывать поцелуями внутреннюю его сторону, выпрямляясь и вытягивая мою ногу, держа её за лодыжку, чтобы потом до неё добраться. — Помнится, ты как-то раз спрашивал, что ещё могут эти ножки, — улыбаюсь, смотря из-под полуприкрытых век. Чувствую, как сердце снова бьётся сильно. Но момент небольшого затишья длится недолго, потому что Чонгук, закинувший мою ногу себе на плечо, внезапно начинает щекотать меня. Я вскрикиваю и дёргаюсь, стараясь убрать её, но ладонь крепко зафиксировала лодыжку и не позволила этого сделать. Я шокировано издаю смешок. — Это подло! — Что именно? Вот это? — и снова пальцами другой руки невесомо касается моей стопы, вызывая щекотку. — А! Чонгук! — смеюсь. — Я не слышу чёткого ответа, мистер Ким, — хмурится он и не прекращает свою пытку надо мной, заставляя извиваться ужом на простыне. — Да за что?! — пытаюсь подняться, но Чонгук внезапно подаётся вперёд, вынуждая снова упасть на подушку, и склоняется слишком близко к моему лицу. — За это всё, — рукой указывает на свои пресс, грудь и ключицы, расписанные творчеством моих губ. Я довольно поджимаю их, а потом улыбаюсь, поднимая взгляд с рельефного тела на глаза. — И это только то, что мне видно. — На шее они ещё красивей, поверь, — помогаю ему понять. — Немножко не сдержался, ты же сам дал на это добро, вот и не жалуйся теперь. Чонгук вздыхает тяжело, опуская голову, чтобы ещё раз осмотреть себя. — Где именно на шее? — я аккуратно тыкаю в нужное место пальцем, а конкретно — возле уха, немного ниже и ещё с другой стороны на жилке. — И как прикажешь потом замазывать это? За пару дней они точно не сойдут, а рубашкой я это не скрою. — Я и на лбу тебе засос поставлю, чтобы ваша разведёнка даже не дышала в твою сторону. Чонгук усмехается. — Ревнуешь? — Чуть-чуть. — Она больше не посмотрит, не волнуйся, — наклоняется, целуя меня в щёку. Не только я зависим от прикосновений. — Может, для подстраховки, лучше поставить? — На лбу? — переспрашивает Чон, широко улыбаясь. — Могу и на спине, и на животе, и на попе тоже — в виде надписи «катись-ка ты отсюда». Чонгук смеётся хрипло, опустив голову, потом снова встречается взглядом с моим и говорит: — О каких разведёнках может идти речь, когда моя Вселенная вернулась и сейчас смешит меня? — я широко улыбаюсь, не в силах налюбоваться счастливым Чонгуком, касаюсь ладонью его гладкой щеки и любовно провожу по коже большим пальцем. — Я очень скучал по тебе, Тэхён, — сокровенным шёпотом прямо в губы. — Я по тебе тоже, — вторю ему и не скрываю ответного счастья. Мы снова вместе. Мы всё преодолели.***
where i come from — passion pit
Я встаю поздно, когда на улице уже давным-давно светило солнце, но я не проснулся от его настойчивых лучей, поскольку шторы были задёрнуты. Лёжа на животе и обнимая руками подушку, улыбаюсь широко, смотря в сторону окна. Это не общежитие, не Америка, это дом, по которому я так долго тосковал и куда вернулся спустя столько времени. Это квартира Чонгука, полностью впитавшая в себя его запах, которым упивался всю ночь, и сейчас невольно зарываюсь носом в подушку, вдыхая полными лёгкими такой родной аромат. В теле тяжесть после долгой ночи, полной страсти и бесконечного чувства быть ближе, поясницу тянет, но на это так всё равно сейчас, что особо не обращаю внимания. Я принимаю сидячее положение, будучи всё ещё наполовину укрытым одеялом, провожу сонно по спутавшимся волосам, зевая мимоходом, и поворачиваю голову вбок, чтобы наткнуться на своё отражение в зеркале на дверце шкафа-купе. Взгляд сразу притягивают фиолетово-розовые следы на шее, талии, и, выгнувшись немного, замечаю на спине несколько таких же. На ногах тоже находится парочка засосов, когда откидываю одеяло. Непроизвольно улыбаюсь, закусывая нижнюю губу. Да, ночка была долгой. В шкафу нахожу свои вещи, оставленные здесь ещё несколько лет назад, и направляюсь в ванную на втором этаже. Там уже позволяю осмотреть себя с ног до головы в большом круглом зеркале над раковиной. Не знай я всех подробностей, подумал бы, что меня избили. Но вспомнить, как выглядит Чонгук (при том, что я ещё не видел, что стало с теми следами, которые я оставил, утром), так сложится цепочка, что было не просто избиение, а драка. Борьба. За главенство в постели, ага. Пока не забыл, после душа сразу иду в спальню, чтобы поменять постельное бельё, до которого ночью не было дела, отправляю грязное в стиральную машинку и застилаю чистым, тёмно-синим, убираю с пола разбросанные вещи и решаю потом тоже отправить их освежиться, поэтому откладываю на стул отдельной стопочкой. Телефон Чонгука, который я достал из кармана и положил на тумбочку, загорается из-за входящего уведомления — какое-то сообщение, которое я не собираюсь читать, но потом обязательно напомню о нём, если не забуду. С чувством выполненного долга спускаюсь на первый этаж, по пути улавливая запах свежезаваренного кофе в воздухе, а потом вижу Чонгука на кухне, отпивающего этот самый напиток и наливающего в другую кружку чай для меня. Уже успел как-то просечь, что я проснулся. Моё появление не остаётся незамеченным — Чон поворачивается, когда отставляет заварник на место и поднимает голову на меня, улыбающегося довольно. Я подхожу ближе, планируя получить свой короткий утренний поцелуй, касаюсь чужих губ, но когда пытаюсь отстраниться, чувствую ладонь на своей талии, прижавшей к сильному телу, и усмехаюсь в них. Чонгук не отпускает сразу, целует меня снова, оттягивая немного нижнюю губу, слегка прикусив, а потом всё-таки отстраняется, удовлетворённо улыбаясь. — Доброе утро, — говорит, оставив кофейный привкус на моих губах, который я собираю языком. — Доброе, — отвечаю и обхожу его, останавливаясь возле своей кружки с полюбившимся мне каркаде, аромат которого сразу уловили лёгкие. — Я так и не отдал тебе подарок вчера, — напоминает Чон, пока я делаю первый глоток чая и едва не прикрываю в удовольствии глаза — как же я соскучился по этому вкусу. В Америке такой было не сыскать. — Думаю, он может немного подождать, — мне не столько важны подарки от Чонгука, сколько время, проведённое вместе. — Как скажешь, — поднеся к губам кружку, а после отпив кофе. — Я вот что хотел у тебя спросить, — вспоминаю; Чонгук выжидающе смотрит на меня. — У тебя нет аллергии на собак? — Нет, а что? Хочешь завести собаку? — Ну… — мнусь. — Если хочешь, заведём, почему нет? — Просто это твоя квартира, и… — И ты в ней тоже теперь будешь жить, — заявляет Чонгук, поднося чашку к губам, а после добавляя: — Если хочешь, — и отпивает. — Я просто думал над этим ещё до нашего знакомства. Что как только повзрослею и съеду, заведу себе щенка, которого не позволяли взять домой родители. Но это же твоя квартира, да и вдруг ты против животных и вообще, какого хрена я уже здесь прописал себя. — Ну ты даёшь, — усмехается Чон. — В квартире ты себя прописал, потому что знаешь моё отношение к этому, и оно положительное. Мы об этом уже говорили, если ты не забыл. Как только возвращаешься в Корею, переезжаешь сюда на правах совершеннолетнего, самостоятельного человека ко мне, своему… — Папику, — заканчиваю за него, перебив. Чон цокает и смеётся беззвучно. — Парню, Тэхён, — исправляет. — Помню, — говорю. Был такой разговор во время одного звонка, пока я был на обучении. — Родители знают об этом? — Нет, — нервно усмехаюсь, отпивая каркаде. — И как планируешь объяснять? — Свой переезд сюда? — в ответ угуканье. — Я совершеннолетний, самостоятельный человек, имею право, — передразниваю его. — К тому же, ты не чужой человек, они поймут и примут. Кстати, говоря о совершеннолетии, нужно паспорт переделать. Срок действия моего уже год как истёк, меня могли в аэропорту на месте повязать за недействительный документ. Пока отделался только немаленьким штрафом, который пришлось выплачивать на месте. — Съездим на днях. — Я во вторник сам разберусь с этим, потом заеду к тебе на работу. Нужно ещё заняться вопросом о трудоустройстве. — Будешь смотреть вакансии? — Да. Лучше сделать это сразу. — Новый паспорт ты в любом случае получишь только через месяц, не торопись пока, просто поищи, а резюме отослать ещё успеешь. — Да, ты прав, — задумчиво говорю и снова припадаю к кружке губами. — А насчёт собаки я не против, — дополняет Чон. — Можно даже завтра покататься по городу и всё купить для неё, если ты определился с породой. — Если честно, ещё не… В этот момент из прихожей раздаётся трель дверного звонка. Мы оба оборачиваемся в направлении звука. Кто это может быть в такое время?.. И ничего, что время — час дня. Чонгук вздыхает. — Можешь открыть? Я сейчас подойду, — просит, взглянув на меня. Я безмолвно киваю, получив слабую благодарную улыбку, и, пока Чонгук удаляется на второй этаж, бреду в прихожую к двери. Открыв её, вижу на пороге Хосока, который, по идее, должен быть сейчас в офисе. — Динь-дон, — улыбается он, приветствуя меня. — Хозяева дома? — и проходит в квартиру, когда я отхожу с прохода. — Где ж им ещё быть? — хмыкаю и ухожу снова вглубь квартиры, кивнув перед этим туда же. — Заходи. Чай, кофе? — Чай какой? — спрашивает Чон, следуя за мной, по пути снимая пиджак, в котором пришёл, и оставаясь в белой рубашке. — Каркаде, — я подхожу к шкафчику, где стоят тарелки и кружки, и достаю одну, чтобы налить гостю попить. — О! Класс, давай, — довольно хлопает ладонями, а потом переводит взгляд вместе со мной на хлопнувшую тихо дверь на втором этаже. — Здорова, пенсия! — говорит он Чонгуку, заставляя меня рассмеяться под нос, когда ставлю кружку с чаем перед ним. — И тебе не хворать, малолетка, — парирует Чон, не растерявшись, и отдаёт какую-то папку, с неизвестным содержанием, и флешку. Я извиняюсь, если Хосок малолетка, то я тогда кто?.. Сделав пробный глоток своего каркаде, он снова смотрит на меня, отпивающего такой же чай, а потом внезапно вылупляет глаза, доведя их до почти идеальной формы круга, и говорит: — У-у-у, вот это ничего себе, — а, видимо, моя шея привлекла внимание только сейчас, не скрытая воротом белой футболки. — Животное, — щурится, повернувшись на Чонгука. — Ты ещё не видел, что он сделал, — преспокойно говорит тот, а я хмыкаю довольно, пряча взгляд в кружке и снова отпивая. — Не хочу знать подробностей, — капитулирует, вторя мне и возвращаясь к чаю, чтобы смочить губы, но всё же взгляд на друга выжидающий посылает. А Чонгук что? Чонгук как бы невзначай чешет затылок, убрав волосы, чтобы открыть вид на свежие следы. — Еба-а-ать… Я не сдерживаюсь и смеюсь. Ещё не обращал внимания на кожу Чона, но обязательно сделаю это позже, а пока забавляюсь вместе с ним с реакции Хосока. — Завидуй молча, — изрекает Чонгук и допивает свой кофе. Второй Чон только фыркает, отвернув голову в сторону. — Джиу просила, чтобы ты перезвонил ей, — переключается на другую тему тут же. — Она звонила? — нахмурившись непонятливо. — У тебя телефон на беззвучном, — обращаюсь к Чонгуку. — Тебе, кстати, писал кто-то. — Это был я, — говорит Хосок. — Предупреждал, что уже подъезжаю, но так понимаю, что сообщение прочитано не было. — Я знал о твоём приезде, ты звонил и предупреждал, — Чонгук шумно выдыхает через нос, недовольно нахмурившись. — Сейчас подойду, — оповещает. — Телефон на тумбочке с твоей стороны, — говорю, и Чон спешно удаляется наверх, перескакивая сразу несколько ступенек на лестнице. Грустной мыслью я подмечаю, что даже когда у него внеплановый выходной, без него не справиться ни Хосоку, ни заместителю Джиу. Да-а-а… с возвращением в Корею вернулись и прошлые проблемы, такие как работа Чонгука. Скоро и я начну работать, интересно, как тогда всё будет происходить? Наверное, я буду так же занят, и не буду замечать часов разлуки днём. Это, теперь получается, терпеть ещё целый месяц, пока мне будут делать паспорт, и проводить время в одиночестве в пустой квартире перед приходом Чона? Мда… Ну хотя бы не за десяток тысяч километров, и на том спасибо. — Он ведёт себя рядом с тобой по-другому, — говорит Хосок, вырывая меня из мыслей, и тепло улыбается. — Как ребёнок, ей богу, — поясняет вдруг, беззлобно усмехнувшись, а я не могу сделать ничего, кроме как поднять уголки губ. — Он как мягкая игрушка, которую постоянно мять хочется. Хренов сквиши! Ты зефир, а он сквиши. — Я только рад этому, — отвечаю. И я правда рад. Потому что это значит только то, что Чонгук не боится ребячиться со мной даже будучи взрослым мужчиной, как я не боюсь показывать перед ним свои странности. Мы открываемся и чувствуем себя комфортно в присутствии друг друга и это — самое важное. — Это значит, что он по-настоящему счастлив, — говорит Хосок. И хорошо. Значит, насчёт этого можно не беспокоиться. Самое трудное уже позади, теперь я могу позаботиться о том, чтобы мы оба были счастливы. — Хосок, — привлекаю к себе внимание мужчины, жующего найденное мной печенье, — никогда не видел, чтобы женщина занимала такую высокую должность, как замдиректора. Как вы вышли на Джиу? — Снова ревнуешь? — лыбится Чон. — Нет, сейчас мне просто интересно, — мотаю головой. — Видимо, у Чонгука фетиш такой — брать на работу своих друзей, поэтому и я, и Джиу попали сюда сначала по блату, а потом уже по профессиональным качествам. Если бы не проявили себя как достойные работники, наши места сейчас занимали бы другие люди. — Она ваша подруга? — подношу к губам кружку, смотря, что чая осталось совсем немного, и решаю допить. — Бывшая Чонгука. Я давлюсь. Да ёб твою мать, три года прошло, а привычки те же! Когда меня уже перестанут травмировать внезапные новости, касающиеся Чонгука? — Тише, тише ты, — взволнованно говорит Хосок. — Это было ещё в школе, а потом универ и всё, ветер перемен подул в другую сторону. Они самые обычные друзья. У Джиу к нему давно уже ничего нет, это было больше десяти лет назад, сам подумай. Там исключительно деловые отношения. Но мне нравится, как ты переживаешь по этому поводу, — подмечает с улыбкой, пока я пытаюсь нормализовать своё состояние, прочищая горло и откашливаясь. — У меня почему-то сложилось представление, что его единственный друг — ты. — Интересно почему? — хмыкает. — Наверное потому, что он сам тебе не рассказывает о своих других друзьях? — Меня эта тема особо раньше не цепляла. — А сейчас очень даже цепляет, да? — усмехается. — Но, думаю, тебе стоит знать только основной список наших друзей, с которыми мы оба более-менее поддерживаем связь. Загибай пальцы: Мин Юнги, Джиу, Бён Бэкхён, Хан Джисон, Ким Намджун… Погодите, что? — Стой, — прерываю его, нахмурившись. — Ким Намджун? — Ты никогда такого имени у мужчин в Корее не слышал? — Это мой куратор в универе, — объясняю причину своего удивления. — Вот это я понимаю значение фразы «мир тесен», — поднимает брови удивлённо Хосок и широко улыбается. — Считай и познакомились как раз. Хороший он человек. — Знаю, — задумчиво бормочу, опустив взгляд в кружку. Вот это повезло, конечно, попасть в одно из тысяч учебных заведений именно к другу Чонгука. Такое ощущение, что это не может быть просто совпадением. Нужно будет потом посмотреть рекомендательное письмо, которое он подготовил для моего зачисления на работу. Совсем забыл о нём. Чонгук спускается со второго этажа минутой позже. — Всё нормально? — спрашиваю, когда он подходит ближе. — Конечно, — проходя мимо, он кладёт руки на мои плечи и наклоняется, целуя в щёку, прежде чем пройти дальше, чтобы заварить ещё кофе. Я перевожу взгляд на Хосока и вижу, как он качает головой, улыбаясь и показывая в воздухе руками, что-то мягкое, будто сжимает это, кивая подбородком на Чонгука и одними губами говоря: «Сквиши». А тот, когда садится за стойку рядом со мной, вопросительно сводит брови, не понимая, почему я глупо улыбаюсь. Это называется счастье, Чонгук. Твоя Вселенная так же счастлива, как и ты.***
В понедельник мама позвала нас двоих на ужин. Я это предвидел. Тогда можно будет поговорить о переезде, имея при себе сторонника, который мог бы помочь в аргументации. Мы с Чонгуком планировали перед ужином как раз проехаться по питомникам, чтобы подыскать себе собаку, заодно купить все необходимые для неё вещи, а потом и время будет подходить к тому, чтобы ехать к родителям. С невероятной тоской по урусу, я забираюсь в его уютный салон и удовлетворённо откидываюсь на мягкое сидение. Не такси, не автобус, не самолёт — любимый урус. Больше, чем по Чонгуку, я скучал по удобной кровати и по машине. Сегодня жарко, поэтому Чон, когда садится, сразу включает кондиционер. Вбив в навигатор нужный адрес и сверив его с тем, что у меня в телефоне, я сажусь на место и пристёгиваюсь, а потом открываю новую вкладку в браузере и смотрю на разные породы собак, которые вообще есть, чтобы хотя бы знать, кого мы ищем. — Не придумал, кого хочешь? — спрашивает Чонгук, когда мы уже выезжаем с парковки в комплексе. — Смотрю, — отвечаю. — Не хочу кого-то большого, — единственный критерий, который образовался у меня в голове. — Маленькие собаки милые и вещи портят не так оперативно, как другие. — Думаешь? — Надеюсь. — У Хосока раньше был доберман, — говорит, пока поворотник приглушённо щёлкает. — На ушах стоял весь дом, — с моих губ срывается смешок. — Всегда, когда мы приходили к нему после школы, этот бандит скакал по всей квартире, пока не падал от собственной неуклюжести. Дураком был весёлым. — А говорят, что они злые. — Они не злые, просто выглядят устрашающе. На самом деле, они очень добрые. — Хочешь добермана? — решаю спросить. Чонгук так трепетно отзывается об этой породе, может, он хочет её? — Точно нет, — или не хочет… — Для таких приключений квартира пока не готова. Может, если вдруг переедем куда-то, где ему будет не тесно жить, — мило, что он думает о таких вещах, конечно, но пока переезжать куда-то ещё раз не хочется, думаю, ему тоже. — Нашёл что-нибудь? — Думаю между мальтипу, той-пуделем и шпицем. Про мальтипу пишут, что они дружелюбные, но в случае чего смогут напугать чужака звонким лаем. — Хосок тогда точно перестанет напрашиваться в гости, — усмехается Чонгук. — Той-пудели очень дружелюбные, хорошо поддаются дрессировке и легко уживаются в квартире, быстро привязываются к хозяевам и легко находят общий язык с другими людьми. Шпицы тоже привязываются к хозяину, но очень любят лаять, чем нередко докучают не только соседям, но и владельцам. Не любят чужаков, — дочитываю я и блокирую телефон. — Что думаешь? — поворачиваюсь к Чону. — Посмотрим, кого мы сможем найти, будем отталкиваться уже от этого. Кто тебе больше понравился? — Мне кажется, лучше взять тихого той-пуделя. — Вот и определились. Я снова включаю телефон и смотрю ближайшие зоомагазины, чтобы мы не ездили далеко и приобрели всё сразу. — Возле питомника, куда мы едем, есть один зоомагазин. Можно там купить всё потом. — Не обидишься, если я оставлю тебя там, а сам пока съезжу за цветами твоей маме и тортом? — Нет, — улыбаюсь. — Так будет быстрей. Я тогда напишу потом, где буду. Как и условились, Чонгук подвозит меня к питомнику, а сам уезжает дальше. Я попадаю в небольшое помещение, выполненное в светлых тонах, здесь беспрепятственно ходили собаки, за которыми ухаживали работники данного места. Чем-то напоминает тематическое кафе, где ты можешь покормить животных и поиграть с ними. Я нахожу девушку, что в данный момент насыпала корм некоторым жителям этого питомника, и объясняю ей цель своего приезда. Она оказывается очень милой и располагающей к себе, рассказывает о собаках, которые здесь есть, показывает имеющиеся породы, а потом отводит меня к щенкам, среди которых было два той-пуделя — белая девочка и рыжий мальчик. Ну настолько милые! Завидев Миён (работницу), сразу начали вилять хвостиками и пытались выбраться из-за небольшой перегородки, за которую их пока не пускали, поскольку они ещё слишком маленькие, их могут не заметить люди или другие собаки побольше. — Им всего месяц, но они уже очень юркие и любознательные, — с улыбкой и любовью во взгляде объясняет Миён и даёт мне рыженького щенка, который сам тянулся в мою сторону. Он очень лёгкий и маленький, наверное, как две мои ладони, а ещё очень мягкий и пушистый, небольшим хвостиком виляет и смотрит на меня с интересом в глазах-бусинках. — Той-пудели очень милые, даже когда уже взрослые, но если их видят ещё щенками, многие плачут от того, какие они очаровательные. — Понимаю их, — говорю, а девушка смеётся коротко. — Мне тоже хочется сейчас заплакать, — улыбаюсь широко, а малыш на руках облизывает мою ладонь, вызывая тихий смех. — Вы ему понравились. У меня сейчас точно лицо треснет от улыбки, которую вызывает маленькое пушистое чудо в моих руках. Я здесь всего полчаса, а уже скулы и щёки болят. — У них есть имена? — обращаюсь к Миён, играя с рыжиком одной рукой, почёсывая его за одним ушком, а когда он поворачивается, перехожу на другое. Такой милый! — У этих нет. Мы даём их, когда они достигают двухмесячного возраста, когда это можно использовать для дрессировки. Вы же знаете, что той-пудели хорошо поддаются ей? — я в ответ положительно мычу. — Можно сделать фотографию? Они не испугаются? — хочется показать этого милашку Чонгуку и родителям сегодня, он стоит того, чтобы о нём узнали прямо сейчас. — Нет, что вы. Хотите показать семье? — Да… семье, — внезапно заминаюсь, чувствуя, как сердце застучало быстрей от мысли, что Чонгук моя семья. — Я могу прийти за ним завтра? — уточняю, делая фото без вспышки и звука, чтобы не напугать малышей, и отправляя в мессенджер Чонгуку. — Конечно, мы работаем до восьми вечера, приходите в любое время. Я могу написать вам список рекомендованных вещей для содержания той-пуделя дома прямо сейчас, хотите? — так будет даже лучше, чтобы я сразу знал, что именно мне нужно и не ломал голову мыслями «а надо ли мне это?». — Было бы неплохо, спасибо. Когда Миён отходит, чтобы составить мне список, на телефон приходит уведомление, как я потом вижу, с сообщением от Чонгука. Чонгук: Уже придумал, как назвать? Вы: Он такой активный и неугомонный. Похож на огонёк. Поэтому на ум сразу приходит Локи. Чонгук: Хорошо. Я подъеду через час-полтора примерно, в пробке стою. Подождёшь? А то ж у меня есть выбор. Вы: Я побуду здесь тогда, если так можно. Если нет, найду кафе или что-то похожее и скину геолокацию. Чонгук присылает смайлик со знаком «ОК» и выходит из сети. Когда Миён возвращается и отдаёт мне листочек со всем необходимым для Локи, я уточняю момент своего местонахождения и узнаю, что так будет даже лучше, потому что если я собираюсь забирать щенка завтра, то проведение с ним больше времени и знакомство уже сейчас пойдёт только на пользу. Вместе с тем Миён говорит мне о зоомагазине, находящемся недалеко, в который я и собирался, объясняет, что они сотрудничают с ними, поэтому всё то, что она вписала в список, можно найти у них. Я благодарю её за информацию и отправляюсь туда, обещая скоро вернуться. Зоомагазин оказывается достаточно большим, не удивлён, что здесь есть всё из списка. Я быстро нахожу консультанта, чтобы не тратить время зря на поиски всего, и прошу помочь мне. Мы довольно оперативно справляемся, уложившись в двадцать с лишним минут, и идём к кассе, где мне всё набранное добро пробьют. Я расплачиваюсь своей картой, где были деньги, которые родители переводили во время обучения, и куда я перевёл остатки своей зарплаты из ресторана. Подарок Чонгуку на день рождения я не отдал — забыл дома. Как-то не до этого было в тот момент, я так торопился, что совсем вылетело из головы. Наверное, так и лежит в спальне в чемодане. Сегодня будет возможность забрать его и вручить в честь прошедшего праздника. С огромными пакетами я возвращаюсь в питомник. Миён помогает мне убрать их в отдельную комнату, куда животные не смогут добраться, и мы возвращаемся к щенкам. Локи уже стоял на задних лапках, опираясь передними о металлическое ограждение, ждал нас, пока его сестра послушно сидела рядом и была спокойней него. На протяжении того времени, что ждал Чонгука, я играл с малышом и был на седьмом небе от счастья, почти пища каждый раз, когда он, разыгравшись, неуклюже падал на пол и тут же поднимался, безостановочно виляя хвостиком. Вскоре за мной приезжает Чонгук, но узнаю я об этом не из сообщения, и не по звонку, а по тому, как звенит колокольчик со входа в питомник, оповещая о чужом приходе. Он быстро находит меня и Миён и идёт к нам, осторожно минуя любопытные влажные носы других обитателей питомника, и садится рядом со мной на корточки, пока я, умостившись на мягкой подушке, гладил щенка на руках. Со сдержанной улыбкой Чон тянется, чтобы погладить Локи, чешет его за ушком, а тот ему сразу облизывает пальцы, выражая свое дружелюбие, а меня заставляя умилиться. Но надолго мы здесь, к сожалению, остаться не можем, чтобы наиграться с ним вдоволь, уже пора ехать домой, чтобы потом успеть к родителям на ужин. Я вместе с Чонгуком загружаю пакеты со всем необходимым в багажник уруса, припаркованного с другой стороны дороги в специально отведённом месте, а когда уже сажусь в прохладный салон, пропахший купленными цветами, лежащими на заднем сидении вместе с тортом, хочу достать телефон, чтобы предупредить маму о том, что мы можем опоздать, но не обнаруживаю его в кармане. — Я сейчас, — отстёгиваю ремень безопасности, — забыл телефон там. Выйдя из машины, я следую к пешеходному переходу, чтобы перейти дорогу, и захожу в питомник, где, уверен, забыл телефон возле оградки с щенками. Миён уже общается с какой-то девушкой, которая пришла, видимо, после нашего ухода, а рядом с ними покачивалась с носков на пятки маленькая девочка, держащая незнакомку за руку. Мне приходится привлечь к себе внимание и подойти, чтобы спросить у Миён разрешение пройти в ту зону снова. — Извините, — дожидаюсь, пока они обе договорят, и подаю голос, вынуждая обеих повернуться ко мне. — Я, кажется, забыл телефон там, — указываю неловко большим пальцем в сторону. — Могу я посмотреть? — Конечно, — кивает Миён. Я тут же удаляюсь, планируя быстро проверить и вернуться. Не люблю опаздывать, даже когда предупреждаю об этом. Телефон правда оказывается на полу рядом с подушкой, на которой я сидел. Забрав его, возвращаюсь в главный зал, где мельком смотрю на работницу и девушку с маленькой девочкой, которые пришли сюда, и чувствую, как что-то внутри сдавливает лёгкие, а в горле заставляет образоваться неприятный ком. В незнакомой девушке с ребёнком я узнаю Сумин. Я спешно удаляюсь из питомника, чувствуя, как пульс участился, а дыхание сбилось. Она тоже узнала меня, об этом свидетельствует удивлённое лицо. Мы оба не ожидали этой встречи. Попав в урус, я тяжело дышу от того, что почти бежал до него, а ещё потому, что девушка, с которой я думал больше не пересекусь, застала врасплох своим внезапным появлением сразу же после моего возвращения. — Ты будто призрака увидел, — моё состояние не остаётся незамеченным. Чонгук сосредоточенно смотрит на меня, что был ещё несколько минут назад счастлив до невозможности, а теперь уже неосознанно хмурится из-за непривычного чувства в груди. Какого-то странного, напоминающего о прошлом. — Всё хорошо? — Потом расскажу, — обещаю. Мне нужно переварить то, что я увидел, и только потом обсуждать это с Чонгуком. — Поехали домой.***
Всё-таки мы немного опоздали к родителям, но не критично. Мама тоже, оказывается, немного не уложилась по времени, поэтому, опоздав, мы приехали, наоборот, вовремя. За ужином мы обсуждали мою учёбу, а точнее её завершение, моё дальнейшее будущее и Локи, фотографии которого я с трепещущим сердцем показывал. Поговорили и за мой переезд к Чонгуку, который папа воспринял несколько равнодушно, зато мама, преисполненная обидой, начала причитать: — Ты не успел приехать и снова бежишь от нас, — говорила она, знаю, что не со зла, а потому что соскучилась по мне, потому и не реагирую на её слова слишком эмоционально. — Я не бегу, — мягко говорю ей. — Я же не улетаю снова за тридевять земель, а просто меняю местожительство. Это не значит, что наши совместные часы вместе сократятся. — Ц, даже подраматизировать не дал, — закатывает глаза мама, чья речь стала красочней из-за выпитого вина. Но это смешит папу и заставляет улыбнуться Чонгука, а меня успокаивает. Я, конечно, знаю, что она не развила бы свою драму и дальше, но всё же утихомирить её был обязан. Позже мы перемещаемся в гостиную для удобства. Есть уже никто не собирался, а остатки алкоголя взяли с собой. Чонгук хотел по привычке разместиться в кресле, но я уверенно потянул его к дивану, чтобы сесть рядом. Спустя время я уже сидел, полулёжа на боку, прислонившись к спинке дивана, а мои ноги Чонгук положил себе на ляжки. Вино, которое я предпочёл пить сегодня, начало медленно меня баюкать, веки становились с каждым часом всё тяжелее, тело расслаблялось, особенно после едва заметных поглаживаний Чонгука на ногах, а мысли испарялись, делая голову совсем уж пустой. Кажется, в моменте мне даже удалось прикрыть на несколько минут глаза, после чего меня нежно погладили пальцем по щеке, вызывав щекотку, от которой я проснулся. — Мы уже скоро поедем, — шёпотом говорит Чонгук, не убрав своей ладони. Я сонно моргаю, обращая внимание на то, что помимо нас в гостиной больше никого нет. На чужие слова ответом служит усталый вздох, после которого мой лоб падает на крепкое плечо. — Потерпи чуть-чуть, хорошо? — хрипло, снова даруя приятные поглаживания. Я тихо угукаю, после чего чувствую поцелуй на своей макушке, а потом слышу шаги вернувшихся родителей. Я правда всеми силами пытался не спать, но сон взял верх. Ощущалось так, словно просто моргнул, задержав глаза закрытыми немного больше положенного, а открыл тогда, когда меня будили тихой речью. Потом, кажется, вели по лестнице, там уже становится видна большая кровать, на которую сразу заваливаюсь и позволяю себе уже окончательно отключиться. А потом проснуться посреди ночи из-за отвратительного чувства сушняка, от которого, если не избавиться, мой рот окончательно превратится в Сахару, а мозг перестанет работать, и в конечном итоге мне кранты. Я принимаю сидячее положение, провожу ладонью по лицу, хмурясь, пытаюсь немного отогнать сонную пелену с глаз, чтобы спуститься и попить воды. Покрутив головой, понимаю, что нахожусь дома, но не у Чонгука, а у себя, в гостевой спальне. Один. Место рядом пустует. Не мог же Чонгук оставить меня здесь одного отсыпаться и уехать к себе. Помимо сухости во рту чувствуется тот алкоголь, который я выпил. Ненавижу это чувство. Когда свешиваю ноги с кровати, замечаю, что я всё ещё в той одежде, в которой приехал, и думаю, что раз уж встал, то нужно хотя бы переодеться, поэтому перед тем, как спуститься на кухню, заглядываю к себе в спальню. Там так и стоит раскрытый чемодан, из которого я доставал костюм на день рождения Чонгука, а рядом лежит небольшая коробочка с подарком, о котором я в тот день забыл. Забыл и сегодня. Хотел же по приезде сразу подняться и отдать, а голова оказалась куда более дырявой, чем я думал. Надо отложить, чтобы опять не забыл забрать. Переодевшись в белую футболку и серые штаны, в которых привык ходить дома, беззвучно спускаюсь на первый этаж и иду на кухню. За закрытой полупрозрачной дверью горит свет, и, кажется, я догадываюсь, кто мог его там включить в такое время. — История повторяется? — подмечаю с улыбкой, видя Чонгука с кружкой чая, сидящего за «островом» в телефоне. Он обратил на меня внимание, ещё когда щёлкнула дверь, которую я толкнул, а после закрыл, оказавшись на кухне. Мне в ответ хмыкают неоднозначно, улыбнувшись одними уголками губ, рука в татуировках откладывает телефон на стол, а взгляд становится прикованным ко мне, тоже наливающему себе ещё горячий чай. — Выспался? — спрашивает Чонгук. — Немного, — отвечаю, беру кружку и поворачиваюсь к нему, становясь в точности, как и несколько лет назад, оперевшись бёдрами о столешницу. — Мне кажется, скоро надо будет вводить определённый час ночью, чтобы выйти вместе на кухню и попить чай. — Возможно, скоро мы так и сделаем, — говорит Чон и подносит кружку к губам, чтобы сделать небольшой глоток, а после сказать: — Иди сюда. Я, будто околдованный, обхожу «остров», чтобы подойти вплотную к повернувшемуся Чонгуку и позволить притянуть меня к себе. Руки окольцовывают мои ноги, а щека прижимается к животу через ткань футболки. Слышу умиротворённый вздох. — Мне этого не хватало, — говорит трепетно Чон, вызывая у меня улыбку и побуждая пальцами зарыться в его мягкие волосы, немного массируя кожу головы. — Мне тоже. Кажется, я никогда не смогу насытиться временем, проведённым с тобой. До сих пор не верится, что ты довёл меня до такого. — Довёл? — переспрашивает, насмехаясь надо мной. — Это было добровольно, попрошу заметить. — И всё равно это странно. Из чего-то неопределённого с неизвестным концом мы пришли к тому, что есть сейчас. Это так… Здорово. — Ты хочешь мне что-то сказать? — конечно, мои слова о нашей любви не могут образоваться из ничего, всему должна быть какая-то причина. — Только то, что ты заставляешь меня понимать значение слова «счастье». — У меня получилось стать его причиной? Всё куда глубже, чем ты думаешь, Чонгук. Я не знаю, как показать тебе весь спектр чувств, которые испытываю, но могу попытаться описать это словами. — Лучше. Ты стал им. Ты не просто причина, ты и есть моё счастье. Я не могу сейчас вспомнить, как жил без тебя все три года, и не хочу возвращаться в то время. В голове только дни, которые мы проводили вместе перед отъездом, наша прогулка по берегу, рассвет, кафе и мороженное, которое упало, растаяв, мне на обувь. Потом твой день рождения, отель Лотте, наша спальня… Остального как и не было. — Годы, проведённые порознь, хоть и позади, но оставили свой отпечаток на том, какими мы стали. Ты сильно изменился, повзрослел, стал ещё красивей и сильней, приобрёл уверенность и стал лучшей версией себя. Тебя было сложно узнать, если брать в сравнение день, когда ты улетел в Америку. Честно признаюсь, я даже опешил на какой-то момент, когда увидел тебя в ресторане такого… открытого. Оказывается, за разговорами по телефону многое не замечаешь. Столкнувшись с новым тобой воочию, я подумал, что и отношение твоё поменялось, но нет. Изменилось всё, кроме твоих чувств и отношения ко мне. — Кое-что всё же изменилось, — немного вношу правки. — Всё, что было раньше, возросло в разы тогда, когда я увидел тебя не через экран телефона, а лично. Мне было страшно, что то, что было раньше, по приезде притупится или я этого вновь не почувствую, но всё оказалось наоборот — внутри проснулась ревность к той девушке, которая общалась с тобой, и это настолько сильно ударило по мне, что я даже не заметил, как воспылал к тебе чувствами сильней, чем было раньше. Потом мы заговорили. Внутри меня будто цветы расцвели, жизнь вернула себе краски и перестала быть чёрно-белой… А я впервые за долгое время почувствовал себя по-настоящему дома рядом с тобой. — Оставайся рядом со мной подольше, — говорит Чонгук. — Подольше — это на сколько? — улыбаюсь, опустив голову, чтобы видеть его. — Навсегда. — Звучит заманчиво… — произношу, поглаживая мягкие вихры. — Я подумаю, — отшучиваюсь и, пользуясь тем, что Чонгук этого не ожидает, подаюсь назад и вырываюсь из его рук. Но не успеваю даже двух шагов сделать, меня тут же возвращают обратно и уже прижимают к тёплой груди, и куда крепче, чем в прошлый раз, чтобы не сбежал. Я негромко смеюсь, обнимая любовь всей моей жизни в ответ, и поднимаю с плеча голову, находя чужие губы и коротко их целуя. Душа находится в тихой, мирной гавани, где чувствует себя точно на своём месте. Вселенная, наконец, обрела своё успокоение в руках того, к кому стремилось сердце. Мы возвращаемся в спальню, когда допиваем чай, решив, что у обоих сна ни в одном глазу, а разговор можно продолжить уже в мягкой кровати. Я уже не думая льну к Чонгуку, стоит ему лечь рядом, обнимаю его поперёк талии и испускаю умиротворённый вздох. Так спокойно. — Так о чём ты должен был мне рассказать сегодня днём? — подаёт голос Чон, щекоча кожу моей головы тем, что перебирает мои отросшие волосы. — Я встретил Сумин, когда возвращался за телефоном, — сейчас вспоминаю об этом, и сразу мурашки по телу. Сеул такой большой, но мне посчастливилось пересечься именно с ней так скоро. — Тебя это расстроило? — Скорее удивило. Я не ожидал этого. Я мог вспоминать о ней моментами, пересматривать старые фотки, когда совсем уж накрывала ностальгия, но точно не планировал видеться с ней и тем более говорить. Может, я не готов к этому, а может, просто не хочу, но факт остаётся фактом — встреча с Сумин заставила что-то внутри болезненно дрогнуть. — Она пыталась с тобой связаться все эти годы, — спустя недолгое молчание говорит Чонгук. Я отрываю голову от него, чтобы приподнять и заглянуть в глаза. — В смысле? — Только не злись, — предупреждает, но я не злюсь, мне всего лишь нужно пояснение. Наверное, из-за изменений в характере Чонгук просто не знает, какой будет моя реакция. — Когда ты уехал, она через меня и твоих родителей пыталась добиться того, чтобы мы дали твой номер телефона. Хотела поговорить. Но мы не делали этого, потому что помним, в каком состоянии ты был после вашей ссоры. — Ещё обучение началось, — дополняю я, — а там свои проблемы, стресс, не хватало мне ещё и новости о том, что она хочет поговорить, — Чонгук мычит положительно и, чувствую, расслабляется, поняв, что я не злюсь. — И? — Мы решили, что будет правильным, если ты обо всём узнаешь, когда приедешь, и будешь решать сам, что с этим делать. — У тебя ещё есть её номер? — интересуюсь на всякий случай. — Я тебе скину утром. — Хорошо, спасибо, — я ложусь обратно на тёплую грудь. — Хочешь поговорить с ней? — Мне интересно, что она может сказать после стольких лет. Да и у меня к ней появилось несколько вопросов. — Если она предложит возобновить общение, согласишься? — Не знаю. Посмотрим. Но нейтралитет между нами останется точно после разговора. Я надеюсь хотя бы на это. Сейчас нужно попытаться заснуть. Завтра тяжёлый день, перед которым нужно набраться сил.