lucid — (g)idle
Смотря на них, просится только одна фраза в голову, и она, к слову, матерная. Выглядят пришедшие… необычно. Казалось бы, пора уже привыкнуть к самовыражению людей, учащихся и живущих в Америке, но к такому, кажется, невозможно привыкнуть мне, Ким Тэхёну ака серой мыши со скучным стилем в одежде. Сегодня на улице жарко, но такое чувство, будто эти двое живут по разным прогнозам погоды. Парень, высокий — и красивый, к слову, — был в тонком оранжевом свитере, пастельно-жёлтых джинсах и обуви, схожей с тапочками, но держащихся на ноге за счёт застёжки на пятке. А девушка, не менее красивая, с длинными чёрными волосами и, видимо, скрытым окрашиванием в виде почти белых прядей, была в топе, что крепится на шее, и шортах, на ногах были белые кеды. При этом единственная поклажа, которая у них была, это шоппер у девушки. Я изо всех сил стараюсь держать лицо и не палить своё удивление, и, собравшись, беру свой рюкзак, чтобы подойти к ним. Так, значит, кто-то из них из Франции, кто-то из Таиланда. А на английском-то они говорить умеют?.. — Привет, — говорю им, когда подхожу и тем самым обращаю на себя внимание. Вблизи они оказались ещё более разными. У парня очень широкие плечи, которым я могу пока только позавидовать, а девушка едва доставала ему до носа со своим небольшим ростом. — Хе-е-ей, — тянет она, широко улыбнувшись. — Так это ты должен нас встретить? — на английском говорит хотя бы, слава небесам. — Я Минни Нича Йонтарарак, — чего, блять? У меня едва глаза на лоб не полезли. — Или просто Минни, — дёргает плечами девушка, — приятно познакомиться, — и протягивает мне руку для рукопожатия, а я заторможено делаю то же самое, аккуратно пожимая и будучи в ахуе ещё и с имени. Окей, я понял, кто из них из Таиланда. — Я Ким Сокджин, — протягивает руку её спутник следом. А у меня, кажется, сбой в системе. Имя-то корейское, но парень из Франции. Такое ощущение, что это всё одна большая шутка и меня просто решили сломать в самом начале учебного года вот этим поручением. — Ким Тэхён, — представляюсь в ответ и жму вторую руку. — Тоже кореец? В смысле тоже? — Не понял, — хмурюсь. — Я думал, по имени, да и по внешности можно понять, что я немного залётный житель Франции, — хмыкает Сокджин. — Я кореец, но вырос в Париже, — да, по произношению с немного западающей «р» слышу. — Так что насчёт тебя? — Да, я… — заминаюсь, на ходу проглатывая набежавшую слюну, — кореец. И родился, и вырос в Сеуле, — неловко покивав своим словам. — Милашка, — говорит Минни своему другу, так же широко улыбаясь. — Окей, давайте я всё вам покажу, — не медлю и приступаю к делу. — Не думаю, что получится запомнить всё сразу, — усмехается Сокджин. И то верно. Я им всё показал, рассказал и в процессе понял, что Минни и Сокджин те ещё персонажи. Они очень… Странные. Для меня так уж точно. Минни как та девушка, которая всему восхищается, вся из себя невинная и милая, Сокджин ей часто в чём-то поддакивает, и вроде как молчит, пока подружка не скажет что-то, что его подстегнёт начать трындычать весь путь от точки А в точку В. Они выглядят, как один из тех дуэтов, когда по одиночке они адекватные, а когда собираются вместе, начинает происходить всякая дичь. Но прикол в том, что они идут только в комплекте друг с другом, поэтому регулярный пиздец на весь день был мне обеспечен. Почему на весь день? Потому что после экскурсии на первой паре, я почти на каждом перерыве слышал звонкое «Тэхён!». Возле автомата с кофе, на выходе из аудитории, в кафетерии и даже в туалете. Там уже, конечно, была не Минни, иначе я бы ахуел, откровенно говоря, а Сокджин, который сказал, что меня искала Минни. В принципе не нужно быть гадалкой, чтобы понять, кого же я потом встретил возле двери, когда справил нужду. Проще было уже взять себе её расписание и нарисовать карту, по которой она могла бы найти нужную аудиторию. По итогу, в универе я устал сильней обычного, спасибо, мистер Уайт, за поручение. Не знаю, как идти на работу, если честно, наверное, попрошу Лиз подменить меня сегодня и пойду отдыхать от писклявого голоса новой знакомой. Но на этом моё знакомство с этой парочкой не закончилось. Такое ощущение, что судьба играет со мной злую шутку, потому что на следующий день все только и делают, что пытаются вывести меня на эмоции, причём на разные. С утра, не выспавшись, я в прямом смысле встал не с той ноги и упал, едва не ударившись носом об изножье кровати; потом, выходя из комнаты, врезался в Энди, умело игнорирующего меня; а потом так и вовсе мне приходит сообщение от мистера Уайта с просьбой передать Минни и Джину, что он их ждёт у себя в кабинете. Вот почему я? Я какой-то посыльный или что? Почему нельзя дать им свой номер телефона, а не связываться через меня? Не могу, меня прямо вывела из себя эта «добивка». Фатальный по моему терпению. Как выяснилось, парочку поселили в одной комнате, что освободилась от ребят, которые поехали как раз в другие страны по программе обмена студентами. Она была недалеко от моей, но из плюсов было только это. Другой жирный факт в виде её жильцов давил мне на нервы второй день. А ведь семестр только начался. Подойдя к нужной двери, я уже собираюсь постучать, как застываю, услышав по ту сторону довольно громкий диалог, схожий с чем-то похожим на ругань давно женатых людей. — Если ты сейчас же не соберёшься, я отстрапоню твою девственную, тощую задницу, — ну или не совсем давно. — Это у кого она ещё тощая! — приглушённым голосом Сокджина. — Я и говорю — у тебя. Шевели колготками, а то опоздаем опять. А я точно уверен, что хочу вообще ждать их?.. Мне уже как-то не хочется, но надо, а иначе не сносить мне головы потом от профессора. Постучав пару раз по двери, я жду когда мне откроют. На пороге сразу показывается Минни с высоким хвостом на макушке. — Хей, — улыбается. — Ты в гости? — Привет, мистер Уайт просил, чтобы вы зашли к нему сегодня. — Спасибо, что сказал. Слушай, не хочешь зайти? — указав большим пальцем себе за спину. — Джин сейчас соберётся быстро, и как раз вместе на учёбу пойдём. — Не, знаешь, — говорю как можно мягче, — я, пожалуй, как-нибудь сам. — А-а-а, волк-одиночка. Понимаю. Хорошо, встретимся в универе, — она уже собирается закрыть дверь, но я останавливаю. — Погоди, давай я дам вам номер мистера Уайта на будущее. — Окей, сейчас, — кивает. — Щас я телефон только найду. Зайди пока, — приглашает меня внутрь комнаты, отойдя с прохода. Тут я уже не отверчусь. И кто меня за язык тянул? Приходится всё-таки задержаться у них и зайти. С порога я попадаю в откровенный пиздец, глаза снова норовят выкатиться. Абсолютно вся комната завалена вещами так, будто по ней прошёл тайфун. Здесь на любой вкус: футболки, майки, бельё, штаны, какие-то коробки, кеды — выбирай не хочу. И во всём этом мракобесии Минни пыталась найти телефон, а Сокджин только-только выбрел из ванной, вытирая полотенцем волосы. — Жир свой спрячь, — бросает девушка ему. — Жир спрячь, зато зад тощий, — разводит руками Ким, — ты уж определись, — и переводит взгляд на меня, чтобы сказать короткое: — Привет, Тэхён, — и вроде как не видит ничего в том, что из одежды на нём только два полотенца — на голове и на бёдрах. А я пиздец как вижу. Вижу неплохое, красивое мужское тело, с осиной талией, очерченными кубиками пресса, широкими плечами, острыми ключицами и красивыми длинными руками. И Сокджин был всё ещё в одном полотенце. Твою. Мать. Чтобы не отсвечивать, приходится буквально вжаться во входную дверь и ждать, пока потерянный телефон будет найден. Ну или слинять под шумок на крайний случай. — Да, — не смущается ни разу Минни. — Знаешь, сколько в мире ходит плотных людей с тощей задницей? — У меня не тощая задница, — по слогам медленно проговаривает, подхватив с одной кучки одежды трусы и склонившись к Минни. — А какая? — не отвлекается от поисков. — Не орех уж точно. И не персик. Максимум чернослив. — Чернослив? — задыхается от возмущения Сокджин, застыв на месте и смотря с недовольством на подругу. — Ага, смо-о-орщенный такой, — говорит та и ехидно хихикает, повернув голову к Киму. Куда я попал, боже… Сокджин, застыв с открытым ртом, поднимает указательный палец и после заявляет: — Я с тобой не разговариваю. — Окей, — не ведёт и бровью Минни, отворачиваясь и продолжая копаться в вещах, — фен только верни. — Да пожалуйста. — И гигеничку, — продолжает преспокойно перечислять. — Подавись, — расхаживает по комнате в поисках нужных вещей Ким. — И страпон, — о, боже. Я не хотел этого знать! — Я не брал, — останавливается, снова вознося указательный палец. Вашу мать, я всё ещё здесь. — А куда ж он тогда подевался? Я его не видела с момента разбора вещей. Разве что ты его взял. — Я не гей, — заявляет и отбрасывает полотенце, чтобы одеться. Блять, зато я — да! Я быстро перевожу взгляд куда-то вниз, чтобы не увидеть чего-то запретного для себя. Он что, совсем без комплексов?! Хотя да, чего ему стесняется перед парнем и своей девушкой? Не думаю, что их связывает тесная дружба, особенно сейчас, когда Джин буквально был голым перед Минни. А о моих приколах они же не знают. Пиздец… — Конечно, — не спорит Минни, — ты би, — и, кажется, наконец находит свой телефон. — О, неужели. — Какого хрена ты вообще бросила его на пол, когда вчера начала разбирать вещи? — не понимает Сокджин, уже забыв об обиде на девушку. — Чтоб ты спросил, — бросает та в ответ и подходит-таки ко мне. — Диктуй, — обращаясь уже не к своему соседу, а меня вдруг как водой ледяной окатывает. Я мог просто-напросто скинуть ей номер в личные сообщения, а не торчать здесь и свидетельствовать в их сомнительной извращенской драме, мы же вчера обменялись телефонами. Твою мать… Проще было уже посыльным немного подработать, чем всё больше ахуевать со своих новых знакомых.***
Кажется, спокойствие и отчуждение от компании, сводящей меня с ума — в хреновом смысле, — я могу найти только на работе, куда отправляюсь сразу после универа. Сегодня уже пятница, первая учебная неделя подходит к концу, как и моя личная головная боль в составе двух человек, перерыв от которых у меня будет ровно два дня. Почему меня вдруг обозначили куратором Минни и Джина остаётся только гадать, но что-то мне подсказывает, что данную информацию им нашептал на ушко мистер Уайт, будь он неладен! Ну вот почему я? За что меня? Я же был прилежным студентом, где успел провиниться? — Ты видишь всё только плохое. Я думаю, всё не так плохо, как ты описываешь, — говорит Чонгук, собирающийся на работу. Мы созвонились, пока у меня небольшой перерыв, по видеосвязи. — Нет, всё именно так, — возражаю, отпивая кофе через трубочку. — Причём у меня такое впечатление, что слова как «чувство такта» или «скромность» им незнакомы. — Значит, у них это нормально. Для тебя это дико, потому что ты был по-другому воспитан. — Менее трешовым это не становится, — недовольно бурчу. — Ты очень агрессивно себя ведёшь в последнее время, — подмечает Чонгук. — Потому что из меня все соки высасывают за день миллионным упоминанием моего имени. Не успею выйти из аудитории — «Тэхён!», — делаю голос тоньше, пародируя Минни. — Только зайду в кафетерий — «Тэхён!». Мне даже в кошмарах она начала сниться, — говорю под нос и, насупившись, присасываюсь к трубочке. — Тэхён! — крик через весь ресторан от которого я тут же давлюсь, выпучив глаза. Американо едва носом не пошёл. — Тэхён? — зовёт Чонгук обеспокоенно, наблюдая за тем, как я задыхаюсь и пытаюсь откашляться, уходя в сторону уборной. Я только мельком взглянул на выход и увидел тех двоих. Что за подстава?! Откуда они тут взялись?! Какого хрена?! Кое-как переведя дух, вытираю проступившие слёзы, оперевшись одной рукой о столешницу со встроенными раковинами. — Попей воды, — советует Чонгук, но я кофе оставил в зале, поэтому единственное, что могу сделать, это умыться, не знаю зачем, просто надо что-то сделать. — Что случилось? — Они меня и тут нашли, — едва не скулю. — Я даже на работе от них скрыться не могу. Чонгук смеётся коротко, у меня такого же желания не возникает. — Попробуй сказать им о том, что они бывают навязчивыми. — А чем они навязываются? Тем, что спрашивают расположение аудиторий? Я что, помочь им не могу? Облезу? — Облезешь, раз уж тебе так мотают нервы. Ну или поседеешь раньше времени. Будем по приезде твои белые пряди закрашивать. Не смешно, Чонгук. — Думаешь, поможет? — с надеждой спрашиваю после нескольких секунд молчания, будто он знает ответ на этот вопрос. — Пока не попробуешь — не узнаешь. Тебе с ними ещё два года в одном здании куковать. Пиздец, два года… — И именно поэтому мне нельзя портить с ними отношения — плешь проедят и они, и… Мистер Уайт, — кривлюсь недовольно. — А их группа за ним закреплена, что он так печётся о них? — Видимо, да. А иначе я вообще без понятия, какого хрена он вдруг проникся к ним такой симпатией. — Не волнуйся, неделька-другая и они запомнят расположение аудиторий и перестанут тебя напрягать. — Неделька-другая, — повторяю шёпотом, корча лицо в гримасе боли. Это слишком долго, моё хвалёное терпение не выдержит уже через несколько дней. — Всё будет нормально, главное просто переждать этот период, — да, говорить проще, когда не знаешь этих людей лично. Я поворачиваюсь к камере, смотря на подбадривающую слабую улыбку Чонгука, и сам невольно улыбаюсь в ответ. Не могу себя контролировать, всегда, когда вижу это, уголки губ сами ползут вверх. — Люблю тебя, — говорю ему. Даже несмотря на то, что в мыслях я могу сам с собой негодовать на каждое сказанное мне слово, Чонгуку удаётся меня успокоить и подбодрить, заверив в лучшем исходе. — И я тебя. — Я пойду, перерыв сейчас закончится, — говорю, смотря на время. — Удачи. — Пока, — улыбаюсь последний раз и нажимаю на красную кнопку завершения вызова. Что ж, время обслуживать vip-клиентов. Вернувшись в зал, замечаю свой оставленный стакан с кофе за барной стойкой, где орудует бариста, быстро допиваю американо, беру два меню и топаю в сторону шестого столика, который обслуживаю. — Добрый вечер, — дежурно улыбаюсь и кладу перед ребятами меню. — Привет ещё раз, — говорит Сокджин. — Не знал, что ты здесь работаешь. Думал, этой придурковатой показалось и она кого-то с тобой перепутала. — Сам ты придурковатый, — бурчит Минни, открывая меню. — У меня глаз-алмаз, видит за километры после лазерной коррекции, — оно и видно, с другого конца корпуса визжит, когда замечает меня, ястреб. Нет — коршун. — Я впервые в корейском ресторане… — озадаченно смотрит на список блюд Минни. — Тэхён, можешь что-нибудь посоветовать? — поднимает на меня голову. — А меня спросить не хочешь? — обижается Сокджин. — Я вообще-то тоже не пальцем деланный. — То, что ты, живя в Париже, ходил по заведениям с корейской кухней, не делает тебя знатоком их кухни. — Я урождённый кореец вообще-то! — Но ты ни разу не был в Корее, вот так ирония. — А ты!.. Ты!.. — Ну, ну, договаривай. — В жопу иди, короче, — погружается в меню Ким, обидевшись на подругу. Я уже понял, что манера обижаться друг на друга у них считается нормой, поэтому просто пережидаю бурю и обращаюсь к Минни: — В основном у нас в меню блюда имеют определённую степень остроты, это показано внизу возле картинки каждого из них. — Один перчик — это такое себе, два — уже может ебануть, а три — это пизда рулю. Поняла, — проговорила быстро она, проанализировав значки. — Смотри-ка, прям как измерение члена твоего бывшего. Только замерло всё на первой стадии. — Получается, его можно измерить в одном перчике? Там даже до половины не дотягивает… Жухлый был продукт. Я внезапно прыскаю и тут же отворачиваюсь, закусив губу. Не знаю почему, но эта шутка показалась мне смешной. — Извини за наши пошлые шутки. Мы будем потише, чтобы вдруг не опозорить тебя или что-то подобное. — Вы не позорите, — говорю и на удивление не вру. Они, конечно, обсуждают чужие гениталии, но кто так сейчас не делает? Они хотя бы это делают тихо! К нам часто приходят молодые люди, обсуждающие что-то непристойное достаточно громко, или ругаясь на всё заведение. Минни и Джин по сравнению с ними ещё цветочки. — Если не любите острое, могу предложить чаджанмён, чапчхе, кимбап или кхальгуксу — одни из распространённых блюд. — А если поострее? — с вызовом. — Жаренная курочка и острая лапша. — Тащи всё. — А срать огнём не будешь? — хмыкает Сокджин. — На тебя в первую очередь, — невозмутимо отвечает Минни. — Мне тогда чаджанмён, — говорит Ким. Я записываю, киваю и, подарив дежурную улыбку, удаляюсь, слыша в свой адрес слова о том, что я лучший. Мои гости ведут себя достаточно тихо, своеобразно, но тихо, чужой покой не нарушают и меня по поводу и без не дёргают. В конце так и вовсе уходят из ресторана, оставив хорошие чаевые и пожелав удачи на смене. Может, Чонгук прав, и я правда вижу только всё плохое? Стоит ли рассмотреть среди их поступков что-то хорошее? Вечером мне на телефон приходит сообщение от Сокджина. Сокджин: Мы можем послезавтра встретиться и втроём погулять? И я… соглашаюсь зачем-то. — Быстро же ты переобулся, — смеётся Чонгук на следующий день, собираясь на работу. Он снова проснулся ни свет, ни заря, такое бывает редко, но если уж бывает, то он обязательно звонит мне, зная, что у меня только вечер наступает. А я как раз складываю вещи в сумку, чтобы пойти на тренировку. — Ещё не переобулся. А вот завтра посмотрим. — Могу только снова удачи пожелать, — ещё и насмехается надо мной. — Да уж, она мне точно пригодится. На следующий день, как и было обговорено, я встречаюсь с Минни и Сокджином, чтобы мы вместе пошли гулять. Не знаю, почему я так легко согласился, при этом не переваривая их общество, но попробовать стоит. Решили далеко не уходить и посидеть в том же ресторане, в котором я работаю. По словам ребят, им очень понравилась корейская кухня, и они теперь будут чаще сюда заглядывать. Знали бы они, как хороша эта кухня в самой Корее. Здесь ни одно блюдо не сравнится с тем, что готовят там. Сделав заказы и дождавшись ухода официанта, Сокджин заговаривает первым. — Мы, наверное, тебе поднадоели уже, — но говорит без сожаления или раскаяния в голосе, будто… они этого и добивались. — Извини. Стоило раньше завести этот разговор. Что? Я сейчас совсем ничего не понимаю. Как же не люблю моменты, когда человек вбрасывает удочку с темой, будто вырвав фразу из середины, и ждёт, что другой должен понять, что он имеет в виду, и при этом ничего не объясняет. — Да, — подключается девушка, звуча на удивление серьёзно, не взбалмошно как всегда. — Извини, Тэхён, просто сам понимаешь, мы приезжие, никого толком не знаем, ты, по сути, единственный наш не только путеводитель, но и знакомый в универе, — перебирает пальцы, опустив взгляд, и выглядит… поникшей. — Мы не хотели доставлять тебе хлопот, — дополняет Ким. — Просто Минни таким образом хотела тебя привязать к нам. Я заранее говорил, что это тупая идея, но она меня никогда не слушает, — усмехается в конце. — На самом деле она ещё в первый день расписала, где какой кабинет находится. Получается, меня дёргали зазря? И тратили мои нервы тоже? Мне нечего на это сказать, но ребята хотели это из лучших побуждений, как я понял. — Я не хотела напугать тебя тогда в кафе, — стыдливо поднимает щенячьи глаза Минни. — Видела, как ты подавился, всё было хорошо? — Д-да, — даже запинаюсь, пребывая в лёгком шоке, — в норме. — Наверное, будет глупо говорить такое после того, как вынесли тебе мозг, — видимо, при каких-то важных переговорах больше всего говорит Сокджин, в то время как в других случаях за это отвечает девушка. — Но хочется спросить, можем ли мы стать друзьями? Сомнительное предложение, был у меня уже один такой друг. — Зачем? — глупо спрашиваю. — В смысле «зачем»? — переспрашивает Минни, удивлённо смотря на меня, а потом слабо смеётся. — Разве для подобного должна быть причина? У Энди она была — я ему понравился, он хотел вступить со мной в отношения. Но не думаю, что ту же цель преследуют они. Может, всё-таки стоит?..***
Если бы я только знал, в какой водоворот пиздеца меня затянет то злосчастное «да», подумал бы ещё раз сто. Вот уже несколько месяцев как я вожу дружбу с Сокджином и Минни, и скажу честно, пока ничего хорошего она не принесла. Весёлого — да, хорошего — нет. Мой мир стабильности и покоя можно смело послать к чертям и сказать «асталависта», потому что ни обожаемой мной стабильности, ни тем более покоя я больше не видел. В принципе, от дружбы с Энди это отличалось разве что тем, что ребята немного безбашенные, не питают ко мне чувств (вроде) и выглядят куда дружелюбней. Со мной даже не осторожничают, поначалу — да, сейчас же — нет. Раньше фильтровалась речь, многие темы в разговоре не поднимались. Твою мать, меня не доставали с предложением посетить свингер-пати, в конце концов! Хотя мне кажется, что это говорилось в шутку, но если учесть происхождение моих новоиспечённых друзей, я могу и поверить в то, что они серьёзно. Они совсем без комплексов. Оба! Ладно Сокджин, его ещё можно понять, но как-то раз мне надо было зайти к ребятам и отдать тетради с конспектами, потому что как раз бегал в корпус и забирал свои, так я чуть не убился на месте. Зайдя в комнату и тут же закрыв за собой дверь, я даже как-то не обратил внимания на то, что происходит внутри, а когда поднял голову, увидел наполовину голую Минни, надевающую бюстгальтер. — Блять! — вскрикнул я и поспешил выйти из комнаты, но забыл, что только что закрыл её, и врезался носом в дверь. — О, Тэ, — сказала невозмутимая подруга. — Проходи, я не стесняюсь. — Я стесняюсь, блин! — Ой, вот прям никогда ты не видел голых девушек! — Не поверишь! — Попизди! Порно все смотрели! Вот и поговорили. Я посидел с красным носом, к которому заботливо дали прислонить мороженное, и ушёл чуть позже. Так и передал тетради… Из хороших новостей — страпон Минни был найден месяц спустя под кроватью. Из плохих новостей — был найден под кроватью Сокджина. Отговорки, что он туда сам закатился, когда девушка проводила генеральную уборку, были уничтожены одним простым фактом: — Он был в коробке, дубина, — едва сдерживая истерический смех, улыбалась Минни, а я сидел рядом на кровати и стабильно тихо ахуевал. Вот негей и спалился. Ребята оказались своеобразными, как я и предполагал, но точно не какими-то неправильными. Чонгук снова оказался прав — они просто такие, какие есть, без рамок, запретов, абсолютно свободные и беспринципные. Но всё равно я среди них выгляжу какой-то белой вороной. Я скучно одеваюсь, почти всегда молчу, некоторых откровенных тем в разговорах смущаюсь, поэтому молчу ещё усердней, иными словами: не такой яркий, как они. Но это не мешает им везде звать меня с собой и делиться какими-то забавными историями из жизни. Идя по коридору в универе в прохладный пятничный день, я думаю о том, что сегодня мне в кои-то веки никуда не надо: ни на работу, ни в зал, ни куда-либо ещё. Настал тот момент, когда я начал ценить часы отдыха и ждал всей душой, когда же смогу встретиться с кроватью и провести свой день тюленя в полном спокой… — I say «disco», you say «party», disco-disco! — Party, party, — не слишком активное подыгрывание Сокджина на вечно активный клич Минни. …ствии… Но я забыл тот нюанс, как друзья, с которыми я держу путь на совместную пару по финансированию. — Тэхён, ты обязан прийти сегодня… — воодушевлённая, говорит она, но я вставляю тихо свои пять копеек, прервав её. — Я хотел отдохнуть, — может, прокатит? — Не обсуждается, — перебивает Минни. Не прокатит. — Ты обязан прийти на нашу home-вечеринку сегодня. Надеюсь, слово «home» здесь употреблено не по тому же принципу, что в «home-видео». — У меня нет выбора, я так понимаю? — вздыхаю, к подобным выкрутасам ещё привыкнуть надо. За три месяца я этого пока не сделал. Обычно Сумин так любила делать — ставить перед фактом и утверждать, что отказы не принимаются. Сумин… Скоро будет два года, как мы с ней поругались. Это было так давно, но сейчас почему-то кажется, что только вчера. Тот морозный вечер февраля, прогулка, кафе, ссора… Интересно, что с ней сейчас? Я уже не держу на неё обиду, разве что не понимаю мотивов её глупого поступка. Я так давно не вспоминал о ней, это так странно ощущается, как будто что-то приятное слабо отзывается в груди отголоском воспоминаний из прошлого, в котором бы были всегда бок о бок. У меня же всё ещё есть на ноутбуке старые фотографии, собранные с годами в одной папке. Кажется, только они и остались от нашей дружбы. — Приходи к нам, когда стемнеет, думаю, мы уже успеем подготовить всё, — вырывает меня из мыслей Минни. Теперь у меня новые друзья. Но ведь и Энди был когда-то другом. Надолго ли со мной Минни и Сокджин? Говорят же, что дружба проверяется годами, что с тобой может быть много разных людей, тех самых друзей, но настоящих будет по пальцам одной руки пересчитать. У меня было не так много друзей за жизнь, но после Сумин я даже не знаю, была ли она мне тем самым настоящим другом, а если да, то будут ли ещё такие, как она? Я задумываюсь об этом снова уже у себя в комнате, когда прихожу с учёбы и открываю папку на ноутбуке, где последний раз обновление было два года назад. Самая первая фотография датируется 2016 годом, где мы ещё маленькие, ученики младшей школы, только собирающиеся переходить в среднюю. Сумин беззубая, и я не лучше. Фотографии вызывают улыбку. Их, оказывается, так много было всё это время у меня под рукой. Мы столько лет с ней знакомы, столько прошли, что мне не верится как-то, что всё закончилось на глупой ссоре из-за отношений. Мы буквально выросли вместе. Последняя фотография была как раз из Швейцарии, где я больной сижу в гостиной с чашкой чая в руках, укутанный пледом, а Сумин рядом обнимает меня. Помню, эта фотография была сделана для мамы, показать, что Сумин вся такая хорошая заботится обо мне, беспомощном и больном. И на этом всё. Счастье было заключено в фотографиях, оставшихся единственным напоминанием о чём-то хорошем. Рядом с этой папкой была другая, но там уже мои фотографии с Чонгуком. Их значительно меньше, чем с Сумин, но оттого они вызывают не менее приятные воспоминания. Но от просмотра этой папки улыбаться уже не хочется. Мы с Чонгуком не общались почти месяц, но в этот раз я уже не знаю, что послужило причиной, раньше ведь не были помехой ни время, ни обстоятельства. Общение сократилось как никогда сильно. Мы не созванивались, а последнее сообщение в мессенджере было почти неделю назад. Я не писал в силу того, что практически не трогал телефон, поэтому не было мысли написать и спросить в чём дело. Какая у него причина молчания — не знаю. Но мне кажется, я просто навожу панику, как привык это делать. Это опыт печальный, поэтому нужно постараться себя успокоить. Если бы что-то было не так, мы бы не молчали, кто-то точно высказал претензии, после которых получилось бы найти компромисс. Тогда что же случилось? Времени об этом думать у меня не остаётся. За окном уже темно, просмотр фотографий занял всё свободное время, которое у меня было до момента, когда нужно идти к ребятам. Я закрываю ноутбук и иду к шкафу, чтобы достать оттуда тёмную рубашку с мелкими узорами и чёрные джинсы в обтяжку, вечеринка как-никак. Эти вещи ещё не приходилось надевать, но они долго привлекали внимание, вися на плечиках и мозоля мне глаза. Всё повода не представлялось выгулять их. Подхожу к зеркалу в ванной, чтобы проверить свой внешний вид и заодно оценить подобранный образ. Выглядит неплохо, волосы решаю оставить как есть, струящимися слабыми волнами. Утром была попытка выпрямить их, но они снова начинают пушиться и прямые пряди становятся ломанными. «Чёрный, как по мне, твой цвет, Тэхён» — вспоминаются слова мамы. Может, и мой. По крайней мере смотрится хорошо. Хотя мне кажется нет людей, на которых бы плохо смотрелись чёрные вещи. Оглядев себя последний раз, я выхожу из комнаты, запираю её и иду к ребятам. А комната уже вовсю сияет разными цветами радуги, а из колонки звучит музыка — когда-то обожаемая мной Лана Дель Рей. Когда Минни сказала, что они успеют подготовиться, я думал, она имеет в виду выбор одежды там или уборку, но всё оказалось куда интересней. К вечеринке они подготовились основательно. Хотя «вечеринка» — слишком громкое слово как по мне для этого мероприятия. — Со входа и до дна, — я не замечаю, как ко мне подбегают слева и подносят к губам из ниоткуда взявшийся бокал с чем-то, что я сразу выпиваю (дурак) и понимаю, что это что-то намешанное и крепкое. — Молодец! Я морщусь — ещё это «что-то» горькое. — Что это? — спрашиваю, смакуя остаточный вкус на языке. — Моё волшебное зелье веселья, — пританцовывает Минни, одетая в короткие джинсовые шорты, белый топ, который не топ даже, а верх от купальника, и чёрную куртку. — Не щёлкай клювом, а то выдую всё без тебя, — и пальцем бьёт меня по кончику носа, грациозно развернувшись и поскакав с пустым бокалом к комоду, на котором стояли световая лампа, от которой и был радужный переливающийся свет, диско-шар и колонка. Из ванной выходит Сокджин в аутфите, похожим на мой, разве что рубашка была немного другой, с более редким рисунком, чем у меня, а ещё у него она расстёгнута не на две, а на три пуговицы. — О-ля-ля, — тянет он, растянув чертовски пухлые губы, когда видит меня. — Мы не в одном магазине закупались, мон ами? — подходит и закидывает руку на плечо. — Не думаю, — всё ещё кривлюсь, а потом меня натурально передёргивает. — Что, ведьма уже зельем траванула? — усмехается Ким и отходит от меня к небольшому холодильнику, который был у них. — Не волнуйся, сейчас и тебя травану, — отзывается Минни, разливая по трём бокалам пойло и пританцовывая, но выглядела при этом максимально сосредоточенной на том, чтобы не проронить ни капли. — Её отец сам делает настойку, — поясняет друг, достав несколько тарелок с закусками и протягивая одну мне, на которой я вижу клубнику, которой и пытаюсь перебить послевкусие чужой бадьи. — Она и стащила на время учёбы пару бутылок на чёрный день. — Если учесть то, что первую она разливает сейчас, как часто у неё бывает чёрный день? — из интереса спрашиваю. — Раз в месяц, — а, понял. — Угадаешь почему? — повернув голову ко мне. — Нет, — смутился я, взял тарелку с фруктами и ягодами под свою опеку из рук Джина. — Вторую оставлю на следующий год, — говорит Минни, разворачиваясь к нам с двумя бокалами, которые и протягивает. — Сотку ставлю, что и полгода не продержишься, — заявляет Ким, принимая тот. — Спорим? — вытягивает ладонь. — Спорим, — соглашается и протягивает свою, сцепляя с небольшой ладошкой Минни. — Тэхён, разбей, — я и разбиваю. — Так, — она берёт оставшийся третий бокал и поворачивается к нам. — Предлагаю выпить за знакомство. Надо было сделать это ещё летом, но да пофиг. — За знакомство, — поддерживает Джин. Мы чокаемся (пока только бокалами) и пьём. Я в этот раз не рискую глушить всё разом, поэтому ограничиваюсь небольшим глотком. Мы не пьём, а пригубляем, ибо то неизвестно, как решит повести себя настойка отца Минни, и какие после неё будут последствия. Сокджин, вижу, тоже пьёт немного, я так думаю, что наученный опытом. — А, — отмахивается наша подруга, выпив залпом всё, — очкуны, — и наливает себе заранее новый бокал. Пока алкоголь разогревает наши тела, мы размещаемся на кровати: Минни и Сокджин с одной стороны, полулёжа, а я с другой, и говорим о разном. Заговорили и о местах, где они до этого учились, и о жизни в своих странах, и о том, как папа Минни делает это самое зелье и что в него входит, при этом ребята активно жестикулируют, громко смеются, ведут себя как привыкли, в общем. Я же так же сдержан, как обычно, и лишь улыбаюсь слабо, витая мыслями совсем не здесь. — Что-то ты какой-то зажатый, — прикидывает моё состояние Минни, придирчиво осмотрев. — Причём не только сейчас, а в принципе. Тебя дома били или что? — Что?! — даже глаза выпучиваю. — Нет. Просто я такой и есть, скучный и молчаливый. — Ты не прав, Тэхён, — подключается Джин. — Все люди безумны, какими бы спокойными ни были. Мы все тоже животные, цивилизованные, да, но внутри всё ещё дикие и без тормозов. Только дай повод своему внутреннему безумцу — он тут же проявит себя. — Как-то не хочется, — звучит как очень, очень сомнительная авантюра. — Ты так и собирался провести все три года учёбы в универе? Пылясь и затухая от скуки? — повисает молчание. Ну как бы да-а-а?.. — Камон, — возмущается Ким, — это студенческая жизнь, твои лучшие годы, когда нужно быть безбашенным и пробовать всё! — Минни в подтверждение чужих слов активно кивает, смотря на меня так, что одним взглядом говорит: «Вот, послушай умного человека». — Ты долго собираешься быть затюканным собственными ограничениями? Если да, то боюсь тебя разочаровать, именно в них и кроется проблема, из-за которой люди не могут жить так, как им хочется, и ненавидят себя за это. Я не говорю идти против закона или что-то такое, просто нужно отпускать себя в некоторые моменты и давать отдохнуть и мозгу, и телу так, как ты бы точно не стал делать. Чего? — Он имеет в виду, что часто люди стыдятся или боятся своих желаний и потому не реализуют их. Разве ты не хотел бы хоть раз отдохнуть так, как это делают подростки в американских сериалах? Или прыгнуть со скалы прямо в море? Или погладить акулу? Ты бы побоялся это сделать или рискнул бы и получил кайф? Один миг взамен на впечатления и эмоции, которые останутся в памяти на всю жизнь. Тебе разве жалко? Или думаешь, что оно того не стоит? А стоит ли? Подвергать себя риску ради какого-то момента, чтобы потом сидеть и прокручивать его в голове снова и снова. Но я не могу. Для меня слишком сложно всё это. — О, классная песня, — щёлкает пальцами Сокджин, отпивая из бокала, потом отставляет его на тумбочку и протягивает ладонь Минни. — Мисс Нича, — та не отказывает ему в предложении потанцевать и встаёт следом, начиная двигаться под биты заигравшей песни, что была мне незнакома, но звучала очень энергично и таки подстёгивала танцевать. Но я отсиживаюсь, хотя и мог пойти тусить с ними, как веселился когда-то в Корее и Швейцарии. Просто отрываться с ребятами… страшно? Неловко? Они же совсем ну… совсем. — Какие-то бразильские мотивы? — Какие мотивы? — смеётся Минни на мою реплику. — Ты что, мультиков не смотришь? Это же из «Рио»! Нам как раз в тему. Только вслушайся в текст и всё поймёшь, — говорит и, видно, получает самое искреннее удовольствие, веселясь вместе с Джином. А песня и не звучит так, будто это мультик, такое ощущение, будто пришёл в какой-то клуб, где уже все поддатые. Хотя погодите-ка…«Cause I just want to live my life, and party»
Потому что я хочу жить своей жизнью, и тусить
«All I want is to be free, and rock my body»
Все, что я хочу — это быть свободным, и двигать своим телом
Я и сам ненароком начинаю притопывать ногой в такт, отпивая настойку и закусывая клубникой, хотя, кажется, она мало чем помогает. Взгляд прикован к парочке, танцующей передо мной без всякого стеснения. Должно быть, им хорошо быть такими — свободными и наслаждающимися жизнью.«I want to party»
Хочу тусить
«And live my life»
И жить своей жизнью
Смотря на Минни с Джином, думается, что они могут найти повод для веселья во всём, сказать в лицо проблемам «да и хуй с ними» и не унывать. Они действительно чувствуют вкус жизни и живут этим, поэтому сначала и показались мне странными, потому что я так не могу. В какой-то момент Сокджин объявляет: «Минни — в соло!», а она вдруг запрыгивает на другую кровать и начинает подпевать женской партии в песне, да так красиво, что я невольно застываю, заслушавшись. У меня от её чистого голоса мурашки по загривку бегут. Я ещё никогда не слышал, как она поёт, и даже не знал, что она умеет! Потом её берут за талию и аккуратно снимают с кровати, а она… целует Сокджина. Справочка — я успел узнать, что они нихрена не пара, а самые что ни на есть друзья. Но, блять, они целуются. И это пиздец как красиво выглядит. Кажется, я на этой вечеринке лишний.feel it all — tokio hotel
Я усмехаюсь в бокал и отпиваю ещё, дойдя до дна. Это уже третий по счёту. Они танцуют без перерывов ещё три песни, за которые я уже успел влить в себя ещё бокал вместе с ними, а Минни так вообще решила играть по-крупному и пила прямо из бутылки, на что мы с Джином смеялись, а он и вовсе причитал, какая же из неё теперь леди? — Хуеди, — отвечала она нам и продолжала танцевать, делая громкость на колонке на максимум, не боясь за соседей, за коменданта, которому могут нажаловаться. На всех был положен большой толстый член — цитата. Напиток с каждым разом пился всё легче, а по голове давал больше. Смотря на то, как мои друзья контактируют друг с другом, я понял, что у меня буквально зудит всё тело, оно требует внимания, какого-то контакта, оно так истосковалось по ласкам и прикосновениям, что желание отдавало участившимся сердцебиением в виски. У меня так давно никого не было, боже. Но никогда это не было какой-то великой проблемой и не доставляло дискомфорта. Нужно выпить ещё. В какой-то момент Минни всё-таки тянет меня к ним и заставляет танцевать, пытаясь как-то растормошить, а мне весело, смешно и я не сопротивляюсь, начинаю двигаться вместе с ней в такт, чувствуя то, что так мне надо было — прикосновение ладоней на груди и талии.«Feel it all»
Чувствуй.
Чувствуй, Тэхён, наслаждайся, проводи по телу ладонью, двигай бёдрами и отдайся кайфу с головой. Позволь внутреннему дикарю проснуться. — Это свобода, Тэхён, — улыбается Минни мне, прислонившись вплотную и поднявшись на носочки к уху. — Твоя свобода, которую ты заслуживаешь, — отдаляется и растягивает губы шире. Моя рука тянется к ней, кончики пальцев медленно ведут от шеи вниз, между грудями, и отрываются у низа живота, где была кромка шорт. Она проводит языком по своим пухлым губам и снимает куртку, в которой была. Здесь слишком жарко, хочется открыть окно, освежиться, охладиться, остудить то, что так горит внутри, но из меня продолжают делать ходячее подобие расплавленной свечи. Минни разворачивается ко мне спиной, но не отходит, берёт мои руки и ведёт по своему телу вверх, двигая медленно бёдрами и каждый раз трётся задом о меня — теряется в безумии, откинув голову назад. От неё вкусно пахнет чем-то сладким, хочется попробовать, но я стараюсь держать себя в руках — остатки разума взывают обратить на себя внимание. И я слушаюсь, отстранившись и танцуя уже на расстоянии полуметра. В голову даёт ещё больше от подскочившей температуры. Минни снова глушит прямо с бутылки, а Сокджин двигается рядом со мной, расстегнув рубашку до конца. Блядство. Не могу оторвать от его тела взгляд.«Nothing can break us down tonight»
Ничто не разлучит нас этой ночью
Когда мой подбородок цепляют на секунду пальцем, побуждая поднять глаза на себя, тело как разрядом тока прошибает. Взгляд напротив пленяет, смотрит немного надменно, с хищным прищуром, невероятно соблазнительно и возбуждающе. Не замечаю, как оказываюсь зажат между двумя телами, где спереди не переставала стрелять глазками Минни, а спины касалось подкаченное тело Сокджина, чьи ладони гуляли свободно по моему торсу и бёдрам. Безумие. Когда моих губ касаются чужие, тут же сминая, я немного погодя же отвечаю. Не знаю, кто именно из них меня целует, но это приятно, чертовски желанно и нужно сейчас. Но это не те губы. Чужие! Они мне не нужны. Голова совсем не соображает, но тело ещё функционирует и активно подстраивается под чужие ласки. Волос на затылке касается чья-то рука и притягивает ближе к себе, чтобы углубить поцелуй. Теперь я отдалённо понимаю, что целую Минни, поскольку немного наклоняю голову вниз для удобства. Через время я чувствую снова пустоту, потом чью-то ладонь, тянущую меня за собой. Меня усаживают на колени и снова целуют. Это уже другие губы. Я на коленях у Сокджина. Шеи касаются влажные поцелуи, внизу живота становится тяжело. Спиной чувствую мягкую тёплую простынь, чужие руки на талии. Но всё это не то. Не то. Не то! Я что-то несвязно говорю или пытаюсь сказать, а дальше — пустота.***
Я просыпаюсь сам, без будильника, но из-за ужасного чувства сухости во рту. При попытке повернуться, голова будто пытается приковать меня к кровати, став чугунной, и не даёт даже принять сидячее положение, приходится орудовать исключительно глазами. Первое, что я вижу — открытое на проветривание окно и абсолютно пустую комнату. Осмотревшись и заметив детали, которых точно нет у меня, понимаю, что всё ещё нахожусь у Минни и Сокджина. А где же они тогда? Может, сообщение хотя бы оставили… Только где телефон? Я вообще брал его с собой вчера? Но, кажется, друзья не покинули меня, судя по звукам из туалета. Звукам отходняка, которым я, слава богу, никогда не страдал. Бедная Минни. — Сколько ты влила в себя? — приглушённый голос Сокджина оттуда же. Видимо, волосы ей держит. Предполагаю, она ему что-то отвечает, но делает это очень тихо, я слышу только ответ на её слова: — Я не мог одновременно следить за вами обоими. — За собой бы проследил, — единственное, что я слышу от Минни. Проходит ещё немного времени, за которое я пытаюсь прийти в себя. Наступило затишье. — Лучше? — почти не слышу Джина, и снова тишина. Чем вчера всё закончилось? Ничего не помню… Мда, зелье не веселья, а забвения что надо, на пять с плюсом работает. Какая же тяжёлая голова. Хочется скулить, но я только закрываю руками лицо и переворачиваюсь на бок, чтобы было легче уткнуться в подушку. Не знаю, сколько проходит времени, но из ванной выходит Сокджин, свежий, бодрый, переодетый в футболку и шорты до колена, и оценивающе оглядывает меня, когда берёт стакан, наливает в него воду и добавляет какой-то порошок, чтобы после размешать. — Доброе утро, — говорит, а у меня даже сил ответить нет. — Тебе, надеюсь, не надо? — хмыкает, кивнув на стакан с уже мутной водой. Я только едва заметно качаю головой в отрицании. Ким усмехается, берёт раствор и уходит обратно. Я снова прячу лицо от света, в этот раз в одеяле, кучкой лежащем рядом. Блядское похмелье. Как же хреново. Я чувствую всё, что выпил вчера и уже жалею, что согласился прийти. А сегодня ещё на смену в кафе. Блять, работа. Сколько сейчас времени? Надо найти телефон. Уверен, я уже опоздал, по выходным беру же полный рабочий день. Кое-как приняв сидячее положение, чувствую, как сразу начинает кружиться голова, и крепко жмурюсь, опустив её, чтобы переждать состояние турбулентности. Если телефон в комнате, там уже точно много пропущенных от менеджера. — Уверена, что всё хорошо? — открывает дверь Сокджин и задерживается в проходе, судя по тому, что характерный хлопок, оповещающий о закрытии, я не слышу. — Да, — слышу вялый голос Минни и журчание воды. — Если что, недалеко бежать. — Как знаешь, — говорит и закрывает дверь, подходит ближе и садится рядом со мной на кровать, из-за чего та немного пружинит. — Таблеточку от головы? — предлагает. — Сколько времени? — спрашиваю загробным голосом, которого даже сам пугаюсь, и опускаю ноги на пол, скрыв лицо в руках, поставленных локтями на колени. — Почти десять. — Блять, — шепчу обречённо. — А что? — Работа. — Скажешь, что сегодня не придёшь, тебе нужно отойти. Часто меняешься с кем-то? — я отрицательно мычу. — Ну вот, попроси кого-то выйти за тебя или скажи начальству, что неважно себя чувствуешь. — Телефон в комнате… Кажется. — Я схожу, скажи только где лежит. — На тумбочке вроде, либо на кровати, — я выуживаю из заднего кармана джинс ключи и вручаю Сокджину. Сам я сейчас точно не смогу дойти до комнаты. Нужно немного прийти в состояние, при котором я хотя бы буду ровно стоять. Когда он уходит, из ванной показывается Минни, на которую я нехотя поднимаю голову, — потрёпанная, без макияжа, с небрежным пучком на голове, в огромной чёрной футболке, будто с сокджинова плеча, и коротких шортах, которые стали заметны, только когда она села на кровать напротив. Лицо бледное, губы сухие, оно и немудрено — столько выпить и почти ни разу не закусить! — Доброе утро, бля… — бурчит она, прикладывая какую-то тряпочку ко лбу, наверное, смоченную в холодной воде. — Определённо, вечеринку можно считать удачной. — Хорошие вечеринки всегда заканчиваются жёстким похмельем? — Как повезёт. Хорошо целуешься, кстати, — как обухом по голове. — Мне понравилось. Я ловлю ступор на несколько долгих секунд. — Чего?.. — тупо переспрашиваю. Откуда она знает, как я целуюсь? Что вчера было? — Ты не помнишь ничего? — медленно поднимает голову Минни, чтобы не словить, как и я, очередной вертолёт, и, видя по моему лицу, что нет, не знаю, говорит под нос: — Ёпт… Да что, твою мать, происходит? Как никогда вовремя в комнату возвращается Сокджин с моим телефоном. Он здесь сейчас самый бодрый, он всё сто процентов знает, и он всё объяснит! — Что вчера было? — сразу же спрашиваю у него, дождавшись, пока его тушка расположится рядом с Минни. — Вечеринка, очевидно, — пожимает плечами Ким, а мне, блять, не до шуток, у меня похмелье, я злой, ничего не помню и, кажется, сосался с подругой прошлой ночью. — Он не помнит ничего, — помогает мне Минни, повернув к нему голову. — Я сказала о поцелуе, так у него чуть глаза на пол не выпали. — Оу, — теперь до него дошло, почему шутку слушатели не оценили. — Ты только не пойми неправильно, окей? — обращается ко мне. — Между нами ничего не будет, — я хмурюсь. Чего? — Я натурал, Минни лесбиянка. — Ты би, блять, — закатывает глаза девушка, уже устав поправлять его. — Стоп, — прерываю их обоих, — мы чё, с тобой тоже целовались?! — А ты не про это? — хлопает глазами Ким. — Он про меня, блять, — вздыхает Минни, видимо поняв, какая реакция у меня будет ещё и на поцелуй с Сокджином. — А… Так всё равно, ты лесбиянка, а я натурал. В аргументе ничего не изменилось. — Ну да, с парнями сосёшься очень натурально, — отзывается девушка. — Твою мать, — я вздыхаю, снова пряча лицо в ладонях. Я целовался с ними обоими прошлой ночью… А вдруг ещё что-то было, о чём я не помню? Боже, я же мог… — Ты погоди загоняться по поводу кризиса своей ориентации, — говорит Сокджин. — Кто бы говорил, — хмыкает Минни. — Вы же понимаете, что это звучит, как хренов анекдот? — поднимаю на них голову. — Собрались как-то вместе гей, лесбиянка и натурал и начали делить секс-игрушки. — Так ты всё-таки гей? — спрашивает Ким. — Да не заводись ты так, — пытается меня как-то успокоить другой голос, уже не такой убитый. Кажется, порошок помог, и его обладатель чувствует себя лучше. — Ничего же криминального не произошло. Один поцелуй ничего не значит. Вы же не трахались, — я застываю, будучи в ужасе от одной только мысли, а потом Сокджин отворачивает голову, пряча взгляд. — Не трахались же?.. — настойчивей переспрашивает у него Минни. — Всё к этому шло, — бормочет неуверенно. А-ху-еть. — Пиздец, блять, — шепчет шокировано подруга. — И на пять минут вас нельзя оставить… Тэхён, ты как? Я как? Супер, потрясающе, ахуенно! Я всего лишь чуть не изменил своему парню, который находится за три пизды отсюда! А так я в норме! — Хей, ничего же не было, всё нормально, — пытается достучаться до меня и Сокджин. Я чуть. Не изменил. Чонгуку. — Тебя так парит эта тема? Ты девственник, что ли? — Если бы, — невесело усмехаюсь, закрывая половину лица дрожащей ладонью. — У него есть кто-то, — говорит Минни, понятливо вздохнув. Сокджин не выглядит сильно удивлённым и говорит только: — Тэхён, ты же понимаешь, что это не измена? — А что это, блять? — смотрю зло на него. Сам не знаю, почему, но хочу ему сейчас голову оторвать голыми руками. Не гей он, конечно! Тогда я балерина! — Дружеский… С… Секс, — вижу, что моё состояние начинает его пугать, сидит, вон, заикается. — Часто с друзьями трахаешься? — психую, ровно произнеся. Я не хочу здесь находиться больше, поэтому беру ключи и телефон, которые оставили на тумбочке рядом, и вылетаю из комнаты, не обращая внимания ни на своё шаткое состояние, ни на голос Минни за спиной. По пути к себе в комнату где-то на середине прислоняюсь боком к стене, почувствовав снова головокружение, а как оно проходит, иду дальше и таки попадаю в нужное мне пространство, где нет никого и ничего, кроме моей совести, забытой здесь на ночь. На меня с кровати смотрит подаренный Чонгуком медведь. Губы предательски дрожат, из глаз нескончаемым потоком полилась влага. Какой же я мудак.***
astronomical — svrcina
Кажется, я вырубился прямо на полу возле двери, потому как резко просыпаюсь от навязчивого стука в неё. Лицо стянуло от пролитых слёз, во рту снова сухо, глаза немного болят. Сколько я так просидел? — Тэхён, это Минни, открой, пожалуйста, — через слой дерева. — Надо поговорить. Не хочу, уходи, вы уже достаточно сказали. Оба. Я молчу. Мою тишину прерывает повторный стук. — Тэхён, это важно. Открой. Ты не изменил и не сделал бы этого, слышишь? Дай мне всё объяснить, — и снова повторение — молчание, после него сразу стук. Не знаю, что Минни мне может нового сказать, но понимаю, что она не уйдёт, пока не выскажется, поэтому встаю и открываю дверь, видя её уже бодрую, хорошо выглядящую, разве что ненакрашенную. Она смотрит на меня с пару секунд и принимает попытку обнять, уже потянув руки вперёд, но я почти дёргаюсь назад, не позволяя коснуться себя. Всё, теперь никаких касаний, никакого контакта. Табу. Напротив не напирают. — Можно войти? — боязно. Она знает: лишнее слово - и я закрою дверь перед носом. — Это надолго? — в голосе пустота, внутри — тоже. Я одна сплошная пустышка. — Боюсь, что да. Она не отвяжется, приходится впустить. Не знаю сколько сейчас время, но нажимаю на выключатель, чтобы зажечь свет в точечных лампах на потолке. Минни небольшими шагами проходит в комнату, она никогда не была здесь, как и Сокджин, поэтому с любопытством всё осматривает, цепляясь за самую выделяющуюся часть интерьера. — Милый мишка, — улыбается она, повернувшись. — Подарок от него? — сразу просекает, только не понимаю, зачем спрашивает это. К чему? Знает же, как мне паршиво сейчас. — Пять минут, — я не собираюсь терпеть её общество слишком долго, поэтому выставляю тайминг и прохожу мимо неё, чтобы сесть на кровать. Минни садится напротив, выдвинув из-за рабочего стола стул, от улыбки ни следа. — Прежде чем ты начнёшь возражать, выслушай меня, хорошо? И, пожалуйста, вслушайся и проанализируй, ты, вроде как, умный, должен уметь это делать, — небольшой дисклеймер перед тем, как заявить: — Ты не изменял никому и не изменил бы, — полосуя с ходу ножом по оголённой, израненной душе, которую я уже успел самостоятельно окунуть в грязь. — Послушай. Да, был поцелуй, но не больше. Сокджин, придурок, пошутил, когда говорил про дружеский секс, потому что у вас бы его не было ни при каких обстоятельствах. Он думал, что дохуя смешно шутит и сможет как-то тебя расслабить, но его просто в детстве часто роняли, вот дебилом и стал. Ни о каком дружеском сексе не могло быть и речи, потому что и меня, и его ты оттолкнул от себя, Джину так и вовсе сказал нахуй катиться. — Что?.. — звучит как попытка оправдать мой блуд. — Я тебе не верю. Зачем ты через враньё пытаешься выставить меня невиноватым, когда я виноват? — Это правда, — утверждает уверенно Минни. — И ты не виноват. Это мы полезли целовать тебя. Сокджин потащил тебя на кровать. Из-за нас ты думаешь, что виноват, но здесь только наш косяк — в том, что мы не узнали раньше, есть ли у тебя кто-то. Если тебя это успокоит — Сокджин не стал бы трахаться в моём присутствии. У вас бы в любом случае ничего не было. — Ты не права, — качаю головой хмуро. — Если бы я не позволил до этого дойти, если бы не ответил на поцелуй… — Тэхён, в тот момент самым угашенным был именно ты. И что с того? Человек, если сильно захочет, сможет пересилить себя и не позволит случиться чему-то против своей воли. Измена никогда не оправдывается алкоголем, наркотиками, чихом, желанием — ничем и никогда! Я виноват. Я обрёк наши отношения на погибель. — Ты как тряпичная кукла шёл везде, куда тебя только вели. У тебя банально не было сил, чтобы протестовать. Боже, как же ужасно это звучит. Но у нас не было цели довести до такого состояния, чтобы потом всем вместе перетрахаться. И ни у кого вообще не было мыслей спать с кем-то. Я не знаю, как теперь смотреть ему в глаза, что делать, что говорить. Не знаю… Мы не общались месяц. Сука, я даже думал об этом перед вечеринкой и всё равно осмелился на это! Как теперь возобновлять общение? Со слов: «Привет, я тут тебе чуть не изменил, а так всё шикарно, а твои как дела?»? Мне так стыдно за своё поведение. Так паршиво перед Чонгуком. Он не заслуживает такого ужасного человека, как я. Теперь я убеждён в том, что я — мразь последняя, не смог даже собственную похоть удержать и… Чёрт… — Когда Джин сказал, что, повторюсь, ты послал его, потому что не мог оттолкнуть, я была в шоке, — возвращает меня в реальность Минни. — Ты бы не изменил кому бы то ни было. Услышь меня, прошу тебя. Не изменил бы, — повторяет. — Если не веришь мне, попробуй довериться себе, прислушаться к себе. Ты назвал его имя, когда был с Сокджином! — что?.. — Невнятно, конечно, но было понятно, что это имя, потому что: «Иди нахуй, у меня Джон», — проговорив невнятно, как бы цитируя, — тут как бы не ошибёшься. — Не Джон, — говорю, опуская взгляд на левое запястье с парным браслетом. Глаза смачиваются новой порцией влаги. — Чон, — говорю правильно и делаю паузу, прежде чем произнести его имя полностью: — Чон Чонгук, — вздыхаю, беззвучно уронив одну слезу, но не плача. — Знаешь, всем бы такую преданность, как у тебя к нему, — я поднимаю голову — Минни грустно улыбается, в эмоции кроется что-то, помимо того, что она показывает. — Тебе изменяли? — говорю догадку. — Было дело, — выдыхает она. — Отношения были обречены с самого начала. Не имеет значения, — отмахивается. — Пожалуйста, Тэхён, пойми, что не было измены, и в поцелуе нет твоей вины. В данной ситуации ты — жертва обстоятельств, а не изменщик. Если хочешь кого-то обвинить в этом — вини нас. Мы виноваты во всём. — Я не знаю, как жить с этим грузом на плечах, — говорю обречённо. — С моим печальным опытом в отношениях, я не могу разбрасываться советами, но попробуй поговорить с ним об этом, обрисуй ситуацию, объясни всё со своей стороны и с нашей, как мы это видели. — Чтобы он сразу разочаровался во мне и мы расстались? — Типун тебе на язык, — хмурится Минни. — Пообщавшись с тобой несколько месяцев, смею предположить, что в отношениях с абьюзером ты бы точно не стал состоять. Правда думаешь, что вы расстанетесь? А правда ли расстанемся?.. — Во-о-от, — тянет на моё молчание подруга. — Попробуй поговорить с ним. Уверена, что если он адекватный, то всё поймёт. Твоё, конечно, дело — говорить или нет, но если тебе трудно жить с этим и всё скрывать от него, то лучше всё-таки рассказать, чем мучить себя. Если хочешь, я сама могу поговорить с ним? — Нет, — резко отвечаю. — Я сам. — Хорошо, — кивает и неловко мнётся в наступившей тишине. — Ну, я тогда пойду, — поднимается со стула она. — Удачи тебе в разговоре, если что заходи, — идёт к выходу задом и выходит в коридор, а я остаюсь снова наедине со своими мыслями. Прежде всего я решаю, что разговор нам нужен, хотя бы для того, чтобы прояснить моменты резкого затишья, поэтому беру телефон и открываю диалоговое окно, видя последнее сообщение, которое было отправлено неделю назад вечером (по моему времени). Чонгук: Спокойной ночи И несколько сердечек, от которых одно моё даёт о себе знать особенно сильным ударом. Приходится поднять это сообщение выше. Вы: Привет. Надо поговорить. Позвони, как сможешь, хорошо? Обычно разговоры, начинающиеся с этих слов, не заканчиваются хорошо, но молчать я не смогу точно. Сообщение прочитано почти сразу. Так же быстро приходит и ответ. Чонгук: Сейчас можешь говорить? Конечно, не у меня же семь утра и пора на работу. Я нажимаю на трубку, прислоняю телефон к уху. Ровно один гудок. После него — ответ. — Привет, — говорю приглушённо и даже нежно. Никогда не замечал за собой, как меняется мой голос при разговорах с ним. — Привет, — хрипло с другой стороны говорят и почти сразу откашливаются. — Ты заболел? — в груди моментально разгорается тревога. Я хмурюсь, огибая взглядом узоры на ковре. — Угу, — не мычит — рычит в динамик. — Не смей работать так, как я, а то придёшь к тому же. — Это из-за работы? — Переутомление, за ним по цепочке: ослабление иммунитета, простуда, а потом оказалось, что это не простуда, а грипп. Хосок отправил в больницу, там пролежал неделю, сейчас уже долечиваюсь дома. — А с горлом что? Почему ты так хрипишь? — Если скажу, что сорвал голос, поверишь? — хмыкает, всё ещё рыча, как трактор. — Нет. — Значит, застудил. — А если серьёзно? — Виделся с родственниками, — что, правда сорвал голос, крича на них?.. Всё настолько плохо? — Навестили недавно. Знаешь о них что-нибудь? — Хосок только упоминал один раз, что вы в нейтральных отношениях. — Хорошо. Большего знать тебе не стоит. Просто имей в виду, что это единственные люди, на которых я когда-либо повышал голос, и, по возможности, если они как-то захотят связаться со мной через тебя, не говори с ними. — Хорошо, — киваю зачем-то. — Так о чём ты хотел поговорить? — разговор, точно. Я как язык проглатываю в этот момент, чувствуя, как тело окатило неприятной волной дрожи. От волнения ладошки сразу стали влажными. Я долго собираюсь с мыслями, не зная, с чего начать, как, прошу Чонгука подождать немного, а потом в итоге говорю: — В этот раз всё серьёзно, поэтому… — сипло начинаю, — не думай, что я себя накрутил и прочее. Послушай, пожалуйста, до конца. — Хорошо, — говорит мягко Чон, — буду молчать, мне полезно сейчас. И я рассказываю. О вечеринке, о поцелуях, об утре, о разговоре с Минни и к концу чувствую острый укол вины. Закусив губу, стараюсь не заплакать снова. Почему-то каждый раз, когда в моей жизни всё только начинает налаживаться, происходит какой-то момент, заставляющий меня глотать слёзы, но в этот раз в этом замешан я напрямую, а не обстоятельства. — Я бы никогда не простил себе измену, — говорю уже голосом, что близок к шёпоту, потому что только так получается управлять им и не срываться. — Я был в ужасе, когда они сказали мне это… Чонгук молчит. И я тоже молчу. Мне страшно, ужасно страшно услышать, что он скажет в итоге. — Я никогда не сомневался в тебе и твоих чувствах, а сейчас… — что сейчас? У меня внутри замирает всё. — Я поражён тем, что услышал. В хорошем смысле, выдохни, всё хорошо, — поясняет для меня специально, поскольку знает хорошо, а я пытаюсь догнать его мысль и понять, что он имеет в виду. — Я, как и ты, не простил бы измену, но сейчас мне нечего прощать или, наоборот, не прощать. Не потому, что ничего не было, а потому, что ты, да, стал жертвой обстоятельств и, судя по чужим словам, был против. Где измена, Тэхён? Её нет. И немаловажную роль играет то, что я знаю тебя, знаю твои принципы и установки, а иначе, какой из меня бойфренд? Мне не нужны доказательства от посторонних, чтобы понять, что ничего не было. Ты бы так не поступил, даже будучи вусмерть пьяным. — Почему ты так уверен? — всё равно щёки увлажняются, а я прижимаю колени к себе, обняв одной рукой. — Под градусом люди многое вытворяют, о чём думают на трезвую. — А о чём ты думаешь, когда трезв? Поделишься? — он знает. Он слишком хорошо меня знает. — О тебе, — после слов сразу — всхлип. — Какие ещё доказательства требуются? — говорит, а я вдруг тихо смеюсь. — Что? — Ты пытаешься говорить мягко и по-доброму, но звучишь, как алкоголик с прокуренным голосом. — Рад, что тебя это веселит, — усмехается Чонгук. — Спасибо, что рассказал всё сразу, не нужно затягивать с таким, особенно если тебя это беспокоит. — Я боялся, что разочарую тебя, сделаю больно, — говорю, успокоившись. — Ты делаешь мне больно, когда издеваешься над собой, отмалчиваясь и наказывая себя ни за что. — Прекрати говорить так красиво, ты не думаешь о себе, а постоянно обо мне. Посмотри, к чему это приводит — ты заболел, переутомился. Так нельзя. Всему должна быть мера. Найми помощника или зама. Упрости себе работу. Пожалуйста, хватит гробить на работе своё здоровье. На том конце провода — вздох. — Хорошо. — Сколько я уже это слышал? И всё почему-то только на словах… Чонгук, пожалуйста, — прошу. — Скажу Хосоку, чтобы сегодня же занялся поисками. — Сегодня? — хмурюсь, смотря за окно — темень непроглядная, куда Хосоку работать? — Но уже ведь поздн… — стоп, что? Какой поздно? Это же у меня вечер, в Корее-то уже утро. Чонгук смеётся, когда я замолкаю, поймав себя на бреде, который чуть не сказал, и снова заходится в кашле, чем-то заглушая его. — Это всё от стресса, — оправдываюсь и сам посмеиваюсь. — Не сомневаюсь. — Ой, я же не разбудил тебя сообщением? — я только понял, что у него сейчас утро, он болеет, а не собирается на работу, вдруг спал? Чонгук отрицательно мычит-рычит. — Считай не спал почти, бессонница из-за таблеток. Не гони меня сейчас спать, всё равно не усну, в этом смысла нет, — опережает мои мысли и слова. — Лучше поговори со мной. Мы так давно не созванивались. Я соскучился по твоему голосу. — Я по твоему тоже, — и это правда. Сейчас слушаю, и так сразу тепло становится, будто вернулся домой. — Только по этому не скучай потом, — просит, а я смеюсь, — каждый раз срывать его такое себе удовольствие. Когда я успокаиваюсь, ловлю себя на мысли, что прямо сейчас хочу безумно обнять Чонгука, прижаться и не отпускать. — Я на днях тут думал, — говорю, — что из-за своих барьеров очень многое упустил не только в жизни, но и в наших отношениях. Пообщавшись с Джином и Минни, я понял, что люди, которые таким не страдают, живут намного счастливей. Я сейчас говорю не о чём-то спонтанном и опасном, а о стеснительности. — Перед другими? — Да-да. Было так много моментов, когда мы могли просто быть собой с людьми, которые всё знают. Теперь я жалею, что сидел так далеко от тебя, когда мы были у меня дома, — Чонгук усмехается. — А о том, что мы даже не обнимались при твоих родителях, не жалеешь? — ну спасибо, что напомнил! — Жалею, — улыбаюсь, едва сдерживая смех. — Хочу стать более смелым и открытым. Хочу побороть в себе эту стеснительность. — Попроси друзей помочь тебе в этом. Стоп, что? — А ты… — даже торможу на секунду. — Разве ты не должен относиться к ним с недоверием? — Это твои друзья, не мои, — отвечает Чонгук. — И у тебя есть своя голова на плечах. Ты сам решишь, как поступить, я не хочу подстрекать к тому, чтобы ты не общался с ними. Меня снова лишают дара речи. — Откуда ты такой хороший? — спрашиваю спустя годы то, что так часто мелькало у меня в мыслях. Чонгук хмыкает. — Тебе точное место сказать? Я смеюсь вместе с ним. Тревога, наконец, отпустила. Не знаю, за что мне судьба послала такого человека, как Чонгук, но готов ей ноги целовать за то, что познакомила нас, и руки, и вообще лучше бы целовал всё это непосредственно Чонгуку! Это не конец. Всё будет хорошо. Можно спокойно выдохнуть.