***
За несколько часов, проведённых в пути и министерстве иностранных дел, я успел немного обмозговать то, что увидел, но внутри всё равно противными кошками скреблась обида, потому что от меня снова что-то утаили. Наверное, я не готов мириться только с этой чертой в человеке, к которому целенаправленно и твёрдо шагаю по нужному этажу в высотке, где вскоре натыкаюсь на Хосока, сидящего на своём месте при параде. — Тэхён, — улыбается он, приветствуя, и снова отворачивается к компьютеру. — Какими судьбами? — после нажатия какой-то кнопки рядом с ним начал оперативно пищать принтер, печатая какие-то документы. — В гости, — отвечаю, подняв уголок губ в ответ. — Ну наконец-то, а то всё по делу, да по делу. Деловые все такие. Принёс что-нибудь к чаю? У нас обед скоро, останешься? — Не думаю, — улыбка с моего лица сходит. — Он кого-то принимает? — машинально смотрю на дверь кабинета директора фирмы. — Да, но ты можешь пока подождать здесь и рассказать как дела и как собака. — Всё хорошо, — отвечаю. Хосок усмехается. — А ты сегодня неразговорчив. Поругались с Чонгуком? — Почему? Нет. — Просто вид у тебя такой, будто ты пришёл его этой папкой сначала избить, а потом использовать её как лопату, чтобы закопать. А какой у меня вид? Совершенно обычный, по-моему. Разве что по коридору я рассекал как Северус Снейп из Гарри Поттера, наверное и аура немного осталась такая. Пробивная. Но это не на пустом месте появилось, у моего недовольства есть причины, хотя там больше не недовольство, а, опять же, обида и непонимание. Из кабинета выходит парень в костюме где-то через пять минут, дав тем самым мне зелёный свет для того, чтобы сменить его и пойти к Чонгуку. — Стой, Тэхён, — говорит Хосок. — Ты же всё равно к нему идёшь, можешь передать вот это? — и протягивает мне соединённые скрепкой ещё тёплые листы, которые он при мне распечатал. — А зарплату на двоих поделим за исполнение твоих обязанностей? — отшучиваюсь, принимая документы. — Обещаю ноль целых хрен десятых процента, устроит? — улыбается Чон. — Вполне, — ухмыляюсь и таки ухожу в сторону кабинета. Не знаю, на что рассчитывал, пытаясь найти хоть какие-то изменения в интерьере помещения, но все ожидания рассыпались и развеялись прахом сразу же. Абсолютно ничего не изменилось. Всё тот же кабинет, тот же удобный диванчик, и Чонгук, за столом потирающий переносицу после ухода своего работника. Не хочется, конечно, капать ему на мозги ещё больше, но ждать до вечера, чтобы это обсудить, я точно не хочу. К тому же, тогда он будет ещё более усталый и разговаривать точно не захочет. — Привет, — говорит Чон, подняв на меня взгляд и вмиг убирая руку от лица, будто делает вид, что всё у него хорошо. — Привет, — отвечаю и первым делом отдаю листы, которые просил передать Хосок. — Голова болит? — Не критично, — бегло осмотрев документы, он откладывает их в сторону и откидывается на спинку стула, расположив локти на подлокотниках, а я нахожу в стороне какой-то другой стул и подставляю к рабочему столу, чтобы сесть напротив. — Нужно просто сделать небольшой перерыв. Ты искал вакансии, как планировал? — Нет. Я по этому поводу и зашёл. Я не упомянул, но у меня, кроме диплома, всё же кое-что имеется, о чём я бы хотел поговорить. Брови Чонгука немного сходятся, образуя складку на переносице, пока он смотрит на другие две папки в моих руках. — И что же? — интересуется, и я протягиваю одну к нему, разворачиваю на столе и придвигаю к краю, чтобы он мог ознакомиться. — Рекомендательное письмо от почетного президента Финансового университета, доктора экономических наук, профессора Ким Намджуна на имя генерального директора компании Самсунг Чон Чонгука с просьбой зачислить дипломированного специалиста Ким Тэхёна на должность маркетолога к себе в компанию, — между нами повисает мёртвая тишина, которую никто не смеет нарушить. Чонгук спустя время поднимает на меня непроницаемый взгляд и напарывается на такой же в ответ. — Это же ты подбил родителей по поводу Нью-Йорка? Прихожу к этому выводу, складывая два и два, родители ни за что в жизни не подумали бы отправлять меня в такую даль даже для получения качественного образования, а Чонгук мог это сделать даже не отреагировав на эту идею отрицательно хотя бы потому, что это далеко. Я хорошо помню разговор из Швейцарии, он даже рассматривал перспективу с той стороны, что мы можем вскоре расстаться и из-за него оседать в Корее смысла нет, то бишь если махнуть в Америку, то от этого будет больше пользы. — Не вижу объективной причины, по которой ты мог бы злиться на меня, — голос холоден, но он ничего не отрицает. В принципе, да, он прав, объективной причины нет. Но есть парочка моментов, которые мне бы хотелось всё-таки прояснить. — Почему ты мне не сказал, что там работает твой друг? — пытаюсь смягчить голос, чтобы не было впечатления, что я недоволен и вот-вот закричу. — Почему изначально не сказал, что… — Потому что ты не хотел поступать по блату, — перебивает меня Чон. — Но по итогу я по нему и поступил и знал об этом, — незамедлительно отвечаю. — Туда не попадают простые смертные, я не дурак и понимал это, когда меня приняли. Здесь либо связи, либо деньги, одно из двух, но почему нужно было это утаивать? — Хочешь теперь из-за этого ругаться? — выпаливает, усмиряя мой пыл и напоминая, что я как раз и не хотел этого. — Я пришёл не ругаться, а прояснить момент, который меня интересует, не более. Ссориться после трёх лет разлуки не входило в мои планы — это неразумно. Но обида, знаешь ли, засела, — приглушённо говорю, опустив взгляд и поджав губы, а после снова смотрю на Чонгука и произношу чётко и размеренно, чтобы суть моего недовольства поняли: — Ты поставил на кон наши отношения, — самую дорогую мне на тот момент вещь, — и отправил меня за границу, утаив слишком важную деталь. Если бы я знал, что Намджун твой друг, я бы хоть немного чувствовал себя спокойно, имея хоть какую-то косвенную связь с тобой, — не знаю, как это работает, но знакомый человек в чужой стране, среди незнакомых людей, дарил бы успокоение запуганному поначалу мне. — Так нельзя поступать. — Если тебе так будет проще, то я раскаиваюсь, — смягчил свой тон и Чонгук. — Не сильно заметно, но сделаю вид, что поверил, — вздыхаю. — Не скрывай от меня что-то, что связано со мной или тобой напрямую, — прошу. — Отношения без доверия не строятся. — Но ты же мне доверился. — И напоролся на ложь, — парирую тут же. — Во благо, — Чонгук не уступает. — Это низко. Наверное, многие меня бы не поняли и хотели бы оказаться на моём месте, получив качественное образование за счёт другого человека, и не обратили бы внимания на такие нюансы, но со стороны моей гордости сначала было тяжело мириться с тем фактом, что поступил я не своими силами, а чужими связями. А сейчас меня душит обида от того, что всё это время мой любимый человек скрывал от меня что-то важное. Сейчас это информация о друге, а дальше что? — Пусть, — упрямо. — Но зато теперь и я, и твои родители спокойны о тебе и твоём будущем. Нашёл своей лжи оправдание. Что ж… — Включил режим понимающего, заботливого родителя? — невесело усмехаюсь я. Чонгук, вместо слов, с тяжёлым вздохом встаёт с кресла, медленно обходит стол и становится сзади меня. Кладёт руки на плечи, но я не поворачиваюсь. — Режим любящего бойфренда, который хочет своей половинке только лучшего, — исправляет меня и склоняется, чтобы как когда-то давно обнять сверху, расположив голову на плече. — Если думаешь, что получишь должность на серебряном подносе, потому что мы спим, можешь на это не рассчитывать. Твой испытательный срок — месяц. Можешь приступать сразу, как получишь паспорт и подпишешь контракт. — Я ещё даже не дал согласия, — упрямо говорю вновь пустым голосом, трудно сглатывая и смотря прямо перед собой, не обращая внимания на чужие попытки успокоить и отвлечь меня. — Давай смотреть правде в глаза: выгодней предложения сейчас ты не найдёшь. У тебя нет опыта, многим твой диплом будет неинтересен, поскольку набрано достаточное количество опытных, проверенных сотрудников. А у меня недавно несколько девушек ушли в декрет, один мужчина на пенсию и свободно место, которое тебе подойдёт. Получив немного опыта в сфере работы, которую тебе поручат, можешь хоть на край света идти. И тогда я тебя держать не буду. — Чтобы вы все были обо мне спокойны, — понимаю. — Именно, — говорит и в этот раз целует уже в щёку, помня печальный опыт с шеей утром. — О себе бы лучше побеспокоились, директор Чон, — я подаюсь в противоположную от его губ сторону, чтобы отстраниться и встать, сразу же развернувшись к Чонгуку и заглядывая в его глаза с поднятой рукой, в которой была папка, взятая мной в квартире, — уже который раз оставляете дома документы по своей рассеянности, — она с хлопком приземляется на рабочий стол, после чего под немного растерянный взгляд Чона я разворачиваюсь и ухожу. Не ругаться не получилось.***
Я решаю забрать Локи из питомника после встречи с Сумин, когда уже буду собираться домой, потому что не дело это — забирать щенка, которому нужны твои внимание и забота на новом месте, а потом уезжать, оставляя его в большой квартире одного. У малыша и без того будет стресс от переезда, а если я его брошу, он совсем с ума сойдёт. За время, пока мне будут делать новые документы, я помогу ему освоиться, он привыкнет не только ко мне, но и к новому месту жительства, и его уже можно будет спокойно оставлять одного. В кафе мирно и спокойно, как и три года назад. Я пришёл немного раньше положенного, приехав слишком быстро, но это не плохо, у меня есть ещё немного времени побыть с собой перед встречей со старой подругой. Я заказал себе чай и сказал принести потом, когда придёт девушка, кокосовый раф и малиновый чизкейк, которые раньше нравились Сумин, а потом уставился задумчиво в окно, у которого сел. Меня не отпускает ситуация с Чонгуком. Был почти час, за который я мог бы обдумать всё и прийти к решению, но за время пути в кафе я будто выпал из мира. Давно такого не было. На рёбрах мнимое жжение на чернильных буквах ощущается. Вселенная неспокойна, что её Счастье даже ничего не сказало в своё оправдание. Чонгук не назвал точных причин, почему не сказал про Намджуна, лишь про само поступление в Америку в целом — так было лучше. Но было ли правильным держать это в секрете? Это же не какая-то великая тайна. Молодой официант подходит и ставит передо мной чашечку ягодного чая. Я отвлекаюсь от своего созерцания пустоты за окном и, взяв чашку за ручку, подношу её к губам, сначала вдыхаю в лёгкие аромат ягод и только потом немного отпиваю, удовлетворённо подмечая кисловатые нотки малины. Играет ненавязчивая музыка, кто-то тихо переговаривается о своём, а я всё не могу найти себе места, чувствуя жгучую обиду и в то же время жалея, что позволил ей образоваться через два дня после приезда. Мы с Чонгуком не ругались, а если такое и случалось, то просто не замечали или быстро мирились, но такое, чтобы прямо можно было ощутить эту ссору, у меня впервые. Меня отвлекают нотки лёгких духов, добравшихся до меня, когда уверенным шагом к столу подходит женская фигура. Сумин выглядит, как и всегда, хорошо, но сейчас в ней видится не просто девичья красота, но и некая зрелость, пришедшая к двадцати одному году; во взгляде видны нотки печали, оставшиеся могильными плитами в них навсегда. — Привет, — но несмотря на это она улыбается мне, не как раньше во весь рот, а одними губами, несильно потянув уголки в стороны. — Надеюсь, не заставила себя ждать, — она снимает небольшую сумочку через плечо и кладёт рядом на диванчик. — Нет, ты как раз вовремя, — тоже улыбаюсь и скольжу неторопливым взглядом по ней. Теперь мы никуда не спешим, я могу немного рассмотреть её, понять, что изменилось, но первым, что бросилось во внимание — голос. Уже не такой звонкий и бойкий, немного приглушённый, но не лишённый озорства, что было присуще его хозяйке. Глаза с проблесками грусти всё равно блестели, хотели сиять и стремились к тому, чтобы покорять своей чистотой, но для меня, знающего Сумин так давно, ясно — что-то было в её жизни, что пыталось погасить огонёк в ней. Тут к нам подходит тот же официант и ставит перед подругой то, что я просил принести, когда она придёт. — Кокосовый раф и малиновый чизкейк, — говорит он, — приятного дня, — немного кланяется и уходит. Сумин недоумённо смотрит ему вслед секунды две, подняв высоко брови, а потом поворачивается ко мне и вдруг опускает голову. На её щеках я замечаю едва видимый румянец. — Ты помнишь, — говорит и явно пытается сдержать улыбку, но получается плохо, потому она в итоге поднимает голову и смотрит на меня, в этот раз широко улыбаясь. — Это приятно. — За столько лет попробуй не запомнить, — хмыкаю, довольный тем, что предпочтения подруги не изменились спустя столько времени, и я смог ей угодить и порадовать небольшим знаком внимания. Сумин смеётся под нос, но не торопится пробовать принесённый десерт, а берёт на себя роль ответственного человека, который начал бы наш разговор. — Ты знаешь, в своё время я много плохого тебе наговорила, — посерьёзнев, — у меня было время подумать над своим поведением. Как-никак три года прошло, — с тяжёлым вздохом в конце. — Много чего изменилось. — Как и мы, — решаю дополнить, а Сумин кивает несколько раз. — Когда мы с тобой дружили, ты ни разу не упоминал о том, что собираешься поступать в Америку, я узнала об этом, когда ты уже был там. Знаешь, после нашей ссоры произошло много разного, появились свои проблемы, какие-то резкие перемены в жизни, к которым нужно было срочно приспособиться, времени думать об этом не было. А потом, кажется, это была середина осени, я была дома, вдруг расчувствовалась, поняла, какую глупость совершила и очень хотела увидеться с тобой, поговорить… Пришла к тебе домой, а твоя мама сказала, что ты уже два месяца учишься в Нью-Йорке, — она прерывается, чтобы отпить немного кофе и смочить горло, и, немного подумав, продолжила: — Я не оставляла попыток связаться с тобой даже при таком раскладе. Вышла на Чонгука, надоедала и ему тоже, пока мой контакт не был брошен в чёрный список. Да, мне ясно дали понять, что у меня будет возможность получить разговор только тогда, когда ты вернёшься, но я не могла быть уверена в том, что ты захочешь этого и не будешь намеренно меня избегать. Возможно, тебе эта пустая болтовня и не нужна. Так я думала. Оглядываясь назад, могу сказать, что то, что я тебе наговорила зимой, не идёт ни в какие рамки, — хмурится, злясь на саму себя. — Я не прошу сейчас простить себя, потому что сама бы, наверное, этого не сделала, но хочу сказать, что сожалею, — в голосе раскаяние помимо дрожи в конце предложения. Взгляд прикован не ко мне, а к чизкейку, к которому не притронулись, губы кривятся, поджимаясь в прямую линию. — Мне… — сипло, с паузой, перебирая в пальцах взятую со стола салфетку, — стыдно. За те слова и тот вечер в целом, — вижу, как по румяной щеке покатилась слеза, которую она очень быстро стирает ладонью. — Надеюсь, когда-нибудь ты сможешь простить меня за это. Всё хорошо, Сумин, можешь не переживать, это произойдёт куда быстрей, чем в неопределённом «когда-нибудь». — Я прощаю, — мягко говорю и тут же ловлю её взгляд на себе. Глаза с застывшими слезами боли и раскаяния смотрят мне в душу, их обладательница благодарно улыбается, и я делаю то же самое в ответ, потянувшись одной рукой через стол и взяв её миниатюрную ладошку. — Ты тоже меня прости. Мы оба были красноречивы тогда, — Сумин часто кивает, слёзы снова катятся по щекам, и она уже промакивает глаза салфеткой, которую терзала в руках, недовольно причитая: — Боже, обещала же себе не плакать. — Плакать нормально. Не нужно сдерживать эмоции, если они есть. Людям здесь всё равно на причину твоих слёз, но если кто-то вдруг будет возникать, я лично заткну им рты. Сумин посмеивается, утирая влагу с лица. — Спасибо. Приятно видеть её улыбку снова. Я так скучал по ней, оказывается. Не только по улыбке, но и по Сумин в целом. Она стала немного серьёзней, но от этого не изменилась её манера быть весёлой и со своей припиздью. Я напоминаю ей о заказанном чизкейке, который в итоге мы разделяем на двоих, потому что у неё от волнения нет аппетита; нам приносят вторую ложку, которой я отламываю себе небольшой кусочек, планируя только делать вид, что ем с ней, чтобы, по итогу, большую часть съела она сама. Со мной такой трюк несколько раз проделывал Энди, а потом я его раскусил, но способ накормить кого-то действенный. — Я могу задать личный вопрос? — спрашиваю, пока мы отвлечённо общаемся на темы того, что было. — Ты сейчас издеваешься? — усмехается неверующе Сумин. — После десяти лет дружбы ты смеешь такое спрашивать? — Мало ли, — не могу не улыбнуться, пожав плечами, а потом становлюсь серьёзней. — Девочка, которую я видел с тобой в питомнике… — Моя дочь, Хейя, — говорит и вводит меня в ступор, вынудив вскинуть брови от удивления. Я думал неродная сестра… или дочь подруги, кто угодно, но не её дочь. Сумин, которая говорила, что дети после двадцати шести минимум, утверждает, что то маленькое существо — её. Нонсенс… — Убин — её биологический отец, — решает добить. Что?! У меня нет никаких слов, чтобы как-то выразить степень своего удивления, злости, и вообще все эмоции внутри будто смешались, превратившись в кашу. — То есть… как? — глупо спрашиваю. — Нет, я знаю, откуда берутся дети, но… Убин? — Этот придурок в наш первый и единственный раз умудрился кончить внутрь и ничего не сказал об этом, — треснуто улыбается подруга. — А потом ещё и свалил в закат. Папаша хренов. А мне в тот день было не до этого, я была на седьмом небе от счастья, когда мы переспали, а потом как-то не обратила внимания на всякие… нюансы, поэтому даже не могла предполагать о беременности. Единственное, что могло натолкнуть на эту мысль, внезапные перемены в настроении и постоянная потребность во внимании. Несмотря на то, что срок был совсем маленький, две с половиной недели всего, гормональный фон уже начал перестраиваться, и я вела себя, как идиотка. Могла заплакать без причины, думая, что ещё не отошла от разрыва с Убином, чувствовала внезапную радость или скуку, но не обращала внимания как-то. Такое ведь и раньше случалось, а тогда был стресс и всякое такое, мало ли, это просто защитная реакция психики — выплёскивание разных эмоций. — На выпускной ты уже была беременна, получается? — уточняю зачем-то, хотя понимаю, что и без уточнений думаю правильно. — Да. Не знаю, видел ты ли нет, но я тогда расплакалась, когда получила аттестат. — Из-за гормонов? Я думал, потому что растрогалась расставанием с одноклассниками. — С этими придурками?! — округляет глаза Сумин. — Как ты вообще мог подумать о таком? — немного отдаляется, смотря на меня как на врага народа. — Ты говорила, что будешь плакать на выпускной. — Из-за тебя плакать, — объясняет. — Думаешь, я бы плакала из-за других людей, которые за несколько классов менялись, как перчатки? Нет. Мы с тобой вместе с детства, я была не готова к тому, что наши пути разойдутся после окончания школы. Поэтому я говорила, что буду плакать, — говорит и замолкает на несколько секунд, чтобы после покачать головой и сказать поражённо: — Пиздец, Ким Тэхён, я была о тебе лучшего мнения. — Ой, да ладно тебе! — кривлюсь. — Подумаешь, ошибся в предположениях. — Зато в каких! Ладно, кукся, успокойся, я не виню тебя в этом, — сменяет наигранный гнев на милость подруга, усмехнувшись, и отправляет кусочек торта себе в рот, после слизывая с губ крем. У меня от старого обращения всё теплеет внутри. Я уже и забыл, что она так называла меня раньше, а сейчас, видимо, на автомате сказала и даже не заметила, а может, и намеренно сделала это. Я опускаю взгляд на её свободную руку, лежащую рядом с тарелкой, и замечаю кое-что, на что сначала не обратил внимания. — Это обручальное? — потянувшись к ней, аккуратно переворачиваю ладошку, чтобы рассмотреть. — Угу, — жуя, кивает. — Всё успела сделать за три года! — выпаливаю, смеша её. — И кто же? — спрашиваю. — Пак, — как ни в чём не бывало отвечает Сумин, даже немного гордясь этим. — Чего? — по слогам переспрашиваю, медленно моргнув и склонив голову немного вниз, смотря чуть исподлобья. — Тот Пак, о котором я думаю, или другой? — Тот-тот, — сделав голос немного выше, подтверждает мои догадки подруга, отпивая кокосовый раф. — На самом деле, я зря делала, что лицом воротила. Чимин оказался очень хорошим и понимающим человеком. Я постоянно тебе жаловалась, что он докучает вниманием, даже при моих на тот момент действительных отношениях, но он был одним из немногих, кто помогал мне после нашей с тобой ссоры. И, даже узнав о том, что я залетела от Убина, он не ушёл и, более того, принял ребёнка, как своего. Он — двадцатичетырёхлетний мужчина, которому своих бы детей надо, полюбил Хейю, как родную, проведя со мной полностью беременность, найдя хорошую клинику и обеспечив всем, что только нужно счастливой мамочке для поддержания и её здоровья, и здоровья малышки. Это… я очень благодарна ему, честно. Наверное, на словах этого не докажешь, но он очень много сделал для нас, — как я тебя в этом плане понимаю, Сумин. — А ваши отношения? Насколько я понимаю, брак был заключён, чтобы не было потом проблем с документами ребёнка и Чимин был записан, как её родной отец. — Да, так и было, но так получилось, что, помимо этого, была односторонняя привязанность. С его стороны, как нетрудно догадаться. Я переехала к нему уже на последнем триместре — в августе, получается. У меня не было к нему чувств, но была благодарность и уважение, а у него ко мне — любовь и переживания о здоровье Хейи, поэтому проблем в сожительстве не было. Чимин не напирал с вниманием, но проявлял много заботы, помогал и во время беременности, и после, и до сих пор, — выделяет в конце. — Я относилась к нему больше как к другу, наверное, когда мы в силу совместной жизни стали больше разговаривать, но на романтику и прочее не было и у меня сил, и у Чимина. А сейчас Хейе уже два с половиной года, нам стало как-то попроще с ней, появилось время на себя и друг друга, и меня начали звать на свидания. Впрочем, это неплохо. Может, я просто прикипела к нему, может, что-то другое, но то, что я чувствую себя счастливой рядом с ним, налицо, — улыбается вдруг нежно подруга. — Если раньше вас с Чимином не связывали романтические отношения, как вы вели себя при Хейе? Она же уже что-то, но понимает. — Тэхён, мы сожители, а не враги, то, что не было романтики, не поменяло наше хорошее отношение друг к другу. Ребёнок видит, что мы счастливы друг с другом и у нас всё хорошо. А теперь, когда наши с ним отношения сдвинулись с мёртвой точки, — и подавно. Хорошо. — Рад за вас, — улыбаюсь ей искренне. — Спасибо, — смущённо краснеет Сумин, выглядя правда счастливой, хоть и с грустинкой в глубоком взгляде. — Так, время, — собирается подруга и смотрит на запястье, где смартчасы показывают ей четыре нужные цифры. — Нужно уже идти в садик за Хейей. Что? Уже расходиться? Я не готов, мы ещё столько должны обсудить. У нас, конечно, будет ещё время, но хочется посидеть здесь подольше и поболтать. — Вы сильно торопитесь домой? — спрашиваю у Сумин, задумчиво сведя брови. — Нет, а что? — уже надевая сумку через голову, обращает на меня внимание. — Давай после садика я заберу щенка и поедем ко мне? — предлагаю. — К тебе это куда? — К Чонгуку, — изъясняюсь понятней. — Я с ним живу. — А он не будет против? — сомнительно спрашивает, двумя руками взявшись за ремешок сумки. — Он на работе, но я предупрежу, что вы у нас, всё хорошо. — Тэ, ну это как-то не… — Сумин, — прерываю её и смотрю непреклонно. — Не обсуждается. — Хорошо, — соглашается она и встаёт. — Пошли, я на машине. — И права успела получить, — вздыхаю, а она смеётся. — Да ладно, тоже ещё успеешь получить! — подбадривает меня, идя впереди. Наши планы немного меняются, мы сначала заезжем на серебристой хёндай солярис, — которую, как я узнал позже, родители Сумин подарили ей, когда та получила права, — в питомник, откуда я забираю Локи в оставленной вчера у Миён новой переноске, а потом мы едем в садик за дочкой Сумин, который находится недалеко от новостроек, в одной из которых, как оказалось, живёт Чимин. Не так далеко от нас с Чонгуком, между прочим. Хейя, с которой позже выходит из садика подруга, оказалась точной её копией, начиная от внешности и заканчивая звонким смехом, который я услышал даже в закрытой машине, когда Сумин подняла её на руки, как только та подбежала радостно к ней. У неё длинные чёрные волосы по лопатки, широкая улыбка и озорные глазки с хитрым прищуром, которыми она смотрит на мою подругу и воспитательницу, с которой та общалась; лёгкая белая кофточка, потому что сегодня немного прохладно, и розовая юбочка. Когда заднее сидение автомобиля открывается, чтобы Сумин посадила девочку в детское кресло, та, увидев меня на переднем, начала кричать: — Папоцька! — а потом, видать, присмотрелась, когда я повернулся, и запнулась. — Ой… не папоцька, — надув смешно большие, румяные щёчки. Её мать на это только смеётся, пристёгивая. — Это мамин друг, Тэ-оппа, — терпеливо объясняет, — веди себя хорошо, ты же не хочешь, чтобы он подумал, что ты невоспитанная, — говорит и закрывает дверь, чтобы вернуться на водительское сидение. — И мы сейчас едем к нему ненадолго в гости, — поворачивается к дочке. — А папоцька с нами? — Папочка пока работает, как только освободится, мы пойдём домой, — говорит это и мне, видимо. Насколько мне помнится, Чимин, как мои родители, работает в среднем до шести вечера, но может быть такое, что он задержится. Время сейчас только полпятого, думаю, ещё пары часов нам с Сумин хватит, чтобы наговориться на сегодня, а то пришли в кафе, посидели всего ничего, и разошлись. Мы добираемся за пятнадцать минут до дома и заходим в квартиру. Хейя сразу бежит исследовать её, а, увидев второй этаж, так и вовсе отказалась уходить отсюда. — По комнатам не ходи только, — говорит Сумин, проходя вместе со мной в гостиную. — А то Тэ-оппа обидится. Ну-у-у, обижусь вряд ли, а вот если мелкая найдёт в спальне смазку и презервативы, то получу по голове от её матери точно. — У меня пирожные есть, она будет? — вспоминаю о наличии выпечки в холодильнике. — Не знаю, сейчас спросим. Она уходит на второй этаж, чтобы не кричать на всю квартиру, а я тем временем пользуюсь случаем и выпускаю Локи из переноски. Он сразу же жмётся ко мне, сидящему на коленях, забирается сверху и упирается передними лапками мне в солнечное сплетение, стараясь дотянуться маленькой мордочкой до лица. Я не могу не умилиться и тихо смеюсь с него, наклоняясь и давая-таки облизать своё лицо, пока мою руку, которой я его придерживаю, щекочет пушистый хвостик. Я вчера не успел толком разобрать пакеты со всем нужным для Локи, поэтому занимаюсь этим сейчас. Малыш везде следует за мной, обнюхивает территорию, но далеко не отходит — боится пока. Я тем временем ставлю чайник, достаю купленные миски, соединённые вместе, ставлю на кухне у стены, где их никто не собьёт ногами, и насыпаю сухой корм, как советовала Миён, чтобы наш новый житель поел. Пока наблюдаю за тем, как Локи нюхает еду, сзади уже подходит Сумин с Хейей на руках, видимо, всё-таки соизволив откушать сладкие угощения. Девочка, заметив щенка на полу, восхищённо вдыхает полной грудью, привлекая наше с Сумин внимание, и говорит: — Мама-а-а, у Тэ-оппы такая маенькая собацька, — говорит, часть букв не проговаривая, — а у нас дома Томайо во-о-от такой больфой! — и широко руками разводит, показывая размеры некоего Томайо. Я вопросительно смотрю на подругу, ожидая пояснений. — У нас дома живёт хаски. Его ещё щенком Чимину подарил один японец, когда Хейя родилась. Они, считай, выросли вместе. Прикинь, вот так следить за щенком и маленьким ребёнком? — улыбается Сумин. — Один другого милее. — Мама, мама, — зовёт её Хейя, болтая ножками. — А можно мне поиграть с собацькой Тэ-оппы? — Ну ты же не у меня это спрашивай, а у Тэ-оппы, — девочка отрицательно мычит, даже не глянув в мою сторону и снова дёрнув ножками в белых носочках в протест. — Почему? — Хейя снова мычит, но уже дольше, и в итоге утыкается Сумин в плечо, вынудив ту засмеяться, а меня улыбнуться. — Ты что, стесняешься? Или просто вредничаешь? — снова мычание тихое. — А ведь Тэ-оппа собирается угостить тебя пирожными. Как ты ему скажешь, что хочешь их? — Ты скажешь, — бормочет едва слышно. — Я не хочу пирожные, — отрицательно качает головой Сумин. — Попроси у оппы. Хейя отрывает голову от мамы, смотрит на меня, ловит мой взгляд и улыбаться начинает, а потом, снова смущаясь, вновь прячется, вызывая у нас с подругой смех. — Ладно, не терроризируй ребёнка, — говорю я, вставая с корточек и хрустя коленями. — Я и так угощу её, — подхожу к холодильнику и достаю оттуда коробку с пирожными из кондитерской. — Хейя, смотри, какой будешь, — зовёт её Сумин, подходя к столу. Девочка заинтересованно подняла голову и начала рассматривать угощения, отличающиеся начинкой и кремом сверху. — Есть с клубникой, бананом, киви и малинкой, — объясняю, показывая на нужные вкусы. — Какой тебе нравится? — спрашиваю у Хейи. — С клубницькой, — тихо говорит она. — Любишь клубничку? — спрашиваю я, доставая нужный кусочек и перетаскивая его на тарелку. В ответ слышу тихое угуканье. — Я тоже. У меня ещё просто клубничка есть, без пирожного, — предлагаю, но барышня воротит головой. — Не хочешь? Ну, значит, мне больше достанется, — заявляю, смотря, как Сумин усмехается, наблюдая за нами. — Держи, — хочу подвинуть к ним тарелку, но потом думаю, что барные стулья будут низковаты для Хейи, — или давайте лучше в гостиной сядем, там столик ниже. — Пошли, — говорит подруга. Мы с ней садимся на диван, уместив Хейю на одной из больших подушек на полу за столиком с пирожным, Локи сразу рванул за мной, когда увидел, что ухожу, и сейчас лежал на ковре рядом, не отходя от меня больше, чем на метр. — Она прямо твоя копия, — говорю я, поглядывая на девочку, уже измазавшую щёки и губы в креме. — Хоть в этом повезло, — тихо говорит Сумин. — Кстати, что с ним, не знаешь? — мы оба понимаем, о ком говорим. — Ему досталось сполна. Карма работает исправно, — говорит приглушённо, чтобы любознательные ушки на этом не акцентировали внимание. — Сразу же после того, как Чимин узнал, как именно это получилось, — на слове «это» показывает большой живот, сделав полукруг рукой, — он пошёл в агентство, где продвигали Убина, рассказал им обо всём, а с семьи потребовал возмещение ущерба и выплату алиментов до совершеннолетия Хейи, — я машинально перевожу на неё взгляд и вижу, что девочка не очень заинтересованная в нашей беседе и больше следит за Локи возле моей ноги. — Короче, в итоге его оттуда попёрли, сказали, что компании не нужна дурная слава; чуть позже был суд, где мы добились того, чтобы он или его семья платили, и больше его не видели. — Не разрешаешь ему видеться с Хейей? — И я, и Чимин против этого. Нечего ей знать людей, которые при первой же возможности пытались упечь её мать в больницу, чтобы ей сделали аборт и не было проблем, и которые вспоминают о ней тогда, когда пришёл срок переводить деньги. Думаешь, он или его семья хоть раз дарили что-то ей на день рождения? — вопрос, не требующий ответа, судя по недовольной интонации Сумин, но она всё равно потом отрицательно мычит. — У Хейи есть прекрасные бабушки и дедушки с обеих сторон и любящие родители, она не должна знать тех гнилых людей, потому что те являются ей кровными родственниками. — Чимин очень печётся о вас, да? — подмечаю по рассказам. — Я думала, он убьёт Убина на заседании, когда тот заикнулся об аборте. Спасло только то, что папа был рядом и говорил ему успокоиться. Это я с его слов знаю, сама в прострации будто была. Но помню отлично момент, когда мы с Чимином уже выходили из зала, рядом шёл Убин, и он сказал ему, цитирую: «Увижу тебя возле них — и ты труп». У меня тогда, клянусь, холодок по коже побежал от его тона, — да у меня сейчас тоже… — Но по итогу что? Мы никого не видим, не слышим и живём хорошо. Без понятия, где этого пропащего носит сейчас, но главное, что деньги высылает. — А учёба? — перевожу тему. — Беременность, наверняка, поменяла твои планы. — Ну, чуть-чуть, — отвечает Сумин. — Я учусь заочно второй год, — и поворачивается к Хейе, уже доевшей пирожное. — Ты всё? — Да! — звонко отвечает девочка, поднимая руки с ладошками, которые тоже почему-то были в креме. — Ай-да мыть моську, — объявляет подруга и поднимается вместе с дочкой. — Тэхён, где ванная? — В коридоре дверь слева, — направляю их, а сам встаю, чтобы сразу убрать тарелку и заодно сделать нам всем чай. Чайник, наверняка, уже вскипел и выключился. Локи неизменно следует за мной, стуча маленькими коготками по белому ламинату. Моё ты солнышко. Не знаю, как можно оставаться к нему равнодушным, это же просто ходячий комочек милоты. Сделав себе с Сумин чай, наливаю в самую маленькую кружку, какая только есть, чай и для Хейи, немного разбавляю его, чтобы был не кипяток, и кидаю два кусочка льда в виде сердечек. Не думаю, что она выпьет много, но, может, когда остынет, захочет, а потом, если что, ещё налью. Когда возвращаюсь в гостиную, девочки уже ждут меня, причём одна стояла и явно была намерена что-то сказать. Я ставлю их кружки на стол, говоря где чья, а потом всё же замечаю, куда так упорно смотрит малышка Хейя — ну, то есть не на меня, а куда-то мне в ноги, а потом поднимает щенячьи глазки и спрашивает робко: — Можно поиграть с ним? Я опускаю голову и нахожу возле себя Локи. Не знаю, хорошая ли это идея. — Можно, но он маленький. Видишь? Немного боится. — Хейя не обидит его, — вступается Сумин, — если он будет убегать, она не будет его мучить. У нас тоже есть собака, мы понимаем, что это и как, — и улыбается в конце. В принципе, она права, к тому же, они оба будут у нас перед глазами, ничего точно не случится. Я присаживаюсь перед Хейей на корточки и начинаю инструктировать: — На кухне возле стены есть мешок с кормом, — говорю ей, — возьми немного и попробуй его покормить. Девчушка, преисполненная радостью, с широкой улыбкой кивает мне и убегает на кухню. Я же поднимаюсь и сажусь на своё место на диван. Хейе таки удаётся задобрить Локи кормом через какое-то время. Пока мы с Сумин общаемся и дальше, я краем глаза замечаю, что тот уже даже активно играет с ней и понимаю, что девочка действительно не обижает его и даже наоборот — мало прикасается к нему, только изредка пытаясь погладить мягкую шерсть. А он всё скачет вокруг неё под сопровождение тихого тонкого смеха. — Как его зовут? — в какой-то момент спрашивает подруга у меня. — Локи, — говорю, смотря, как Хейя с ним уже начала бегать по свободной территории. — Хорошо всё-таки, что взял маленького пуделя, он не сможет навредить Хейе и наоборот. И ребёнку, и собаке есть, чем заняться, вон, носятся друг за другом и жизнь прекрасна. Сумин смеётся, а потом говорит, что ей звонит Чимин, и прерывается, чтобы ответить. — У Тэхёна, — отвечает, видимо, на вопрос «вы где?», — я же говорила, что мы собирались встретиться… На машине. Я не хочу потом её отгонять… — Сумин какое-то время сидит и слушает, что говорит ей Пак, а потом поднимает на меня голову и говорит: — Чимин хочет поздороваться, спустишься с нами? Почему бы и нет? Я положительно киваю. Через минут десять мы все вместе спускаемся, заодно решив и выгулять Локи на площадке неподалёку. Первое, что сказал Чимин, увидев меня, это: — Возмужал, — довольно осматривает перед тем, как обнять. Мы идём на площадку, чтобы дать и Хейе немного порезвиться, и Локи чтобы погулял, а сами садимся недалеко на лавочку. Сумин говорит, что собаку можно доверить её дочке, мол, она маленькая, не убежит, а если и убежит, то только к нему, поэтому я даю катушку с поводком Хейе и полностью погружаюсь в беседу с Чимином, которого я не видел ещё больше, чем подругу. Тот ни на йоту не изменился, вот правда. Как был болтуном, так им и остался, но теперь не о себе сказки сочинял, а рассказывал об их с Сумин семье. О житейском поговорили, успели немного обсудить политику, мои планы, планы ребят, не обошли и родителей стороной, а потом речь как-то зашла не в то русло и… — Кто тебе сказал, что я гей? — спрашивает у меня с удивлённой улыбкой Чимин. Я тут же обливаюсь холодным потом, потому что… что? Только сижу и хлопаю глупыми глазками, смотря то на него, то на Сумин, которая об этом тоже была, видимо, ни слухом, ни духом, поскольку сидела с таким же лицом, как у меня. — А ты не? — первой отмирает подруга. — Солнышко, чтоб ты понимала, я даже не би, — говорит, кладя ладонь ей на бедро и немного поглаживая. — Так вот, я повторюсь, кто вам, — уже не только мне, а вам, — это сказал? — Родители, — в один голос отвечаем с Сумин. — Мне тебя буквально сватали, — дополняю я. Это не могло быть розыгрышем отдела, в котором предки с ним работают, слишком уж серьёзно все к этому относились. — Вы смеётесь? Я не голубой, — продолжает поражаться Чимин, а потом быстро дополняет: — без обид, Тэхён. Серьёзно, почему они так решили? — Ну, уже, по крайней мере, так не думают, учитывая, что мы женаты, — пытается исправить положение Сумин и пожимает плечами. — Ты закрепил своё звание натурала, всё хорошо. — Да нет, не хорошо, — всё, эту шарманку не остановить. — Почему, когда я перевёлся, все начали думать, что я гей? — О, боже, — вздыхает устало подруга, повесив голову. Ближе к семи часам было принято решение расходиться. Мне возвращают собаку, и мы прощаемся. Я возвращаюсь в квартиру, сразу выпутываю Локи из оков ошейника и отпускаю, чтобы он убежал на поиски воды, а сам неторопливо разуваюсь, вешаю джинсовку, в которой вышел, на плечики, и убираю в шкаф. Прибираюсь в гостиной после прихода девочек, мою кружки и убираю их в шкафчик, достаю себе клубнику из холодильника, промываю и иду на диван, чтобы взять к себе Локи, включить телевизор и бездумно листать каналы, пока что-то дельное не найду. Сегодня рано стемнело. В восемь за окном было достаточно темно, но я не включаю свет, чувствуя себя и так комфортно. Вспоминаю, что на втором этаже всё ещё остались неразобранные вещи, но думаю уже завтра с ними разделаться, когда весь день точно будет свободен. Локи реагирует на возвращение Чонгука раньше меня — поднимает голову, устремив взгляд в сторону коридора и прихожей, где после раздаётся звук открывающейся двери, а потом лихо спрыгивает с дивана, что я поначалу пугаюсь, не ожидав этого, и убегает встречать Чона. Может, он просто почуял знакомого человека, поэтому так отреагировал? Потому что от Сумин и Хейи был на расстоянии какое-то время. Но я не пошёл делать того же и остался на своём месте угрюмо смотреть телевизор. Чонгук проходит вглубь квартиры, а после останавливается, хмыкнув. — Где-то я уже это видел, — говорит он, подходя ко мне. — Только теперь вместо порнушных фильмов транслируют новости и прогноз погоды, чтобы я мог вести непринуждённые беседы со взрослыми людьми, — бесцветно отвечаю, не обратив на него более внимания. С его возвращением вернулась и обида, вернее её остатки. Чонгук пропускает мимо ушей мой недовольный тон, садится перед диваном на корточки, положив ладони на мои коленки, потом я замечаю краем глаза небольшую коробочку у него в руках, из которой он что-то достаёт, а потом крепит на мою руку. Браслет, как у меня раньше был, с латинской буквой J. Его подарок. — Прости меня, — говорит, заключив мою левую руку в плен своих ладоней. Я выдыхаю бесшумно через нос, закрывая ненадолго глаза, а потом поднимая усталый взгляд на Чона. — Когда мы уже научимся не врать друг другу и не скрывать ничего? — дурная привычка, имеющаяся у нас обоих, которая уже не раз доказывала, что может подпортить жизнь. — Я понимаю, ты привык держать всё и всех под контролем, но не распространяй эту черту на меня. Я не подчинённый, а твой любимый человек, у которого тоже есть голова на плечах, свои потребности, желания и характер. На мои слова осознанно кивают несколько раз. — Хорошо. Больше не буду, — Чон склоняется и целует мою руку, снова извиняясь. Отношения ведь не строятся без недопониманий. Такое случается даже с годами, не только на начальных этапах. Никто от этого не застрахован, людям свойственно иметь разное мнение касательно одной и той же ситуации, как и мыслить по-разному. Кому-то покажется правильным промолчать о каких-то деталях, а кто-то другой пошёл бы и сразу рассказал, или они оба закрыли бы на всё глаза, продолжали бы что-то делать за спиной друг у друга и были бы счастливы. Но недопонимания и помогают в какой-то степени построить что-то комфортное вам обоим. Недопонимания подталкивают к разговорам. Это некий двигатель, который и определяет, готовы ли вы работать ради этих отношений или нет. Они помогают разобраться, рассмотреть обе стороны, отличающиеся друг от друга, и найти одну общую нишу, в которой будет комфортно обоим. — Ты тоже. За то, что начал всё это на работе. Наверняка потом подпортил этим настроение тебе и жизнь Хосоку. Я помню, как мне говорили, что любое неправильное колебание воздуха между нами приводит к тому, что это отражается на работе Чонгука, а соответственно, на работе всей компании и, в первую очередь, на поручениях Хосоку «пойди-принеси-подай-иди-нахуй-не-мешай». — А что, тебе уже приходили сообщения с угрозами? — Чонгук скашивает взгляд в сторону на Локи, пытающегося забраться ко мне на диван, но у которого не выходит из-за роста, и помогает ему, взяв одной рукой и переместив на место рядом со мной. Теперь наше внимание приковано к нему, шагающему маленькими лапками по обивке и виляющему хвостиком. — Нет ещё, а есть для этого причины? — я не могу удержаться и тянусь, чтобы почесать малышу за ушком указательным пальцем, пока сам Локи нюхает руку Чонгука, которую тот оставил на диване, видимо, чувствуя на нём незнакомый запах. — Не берусь утверждать точно, но Хосок может. Вот вроде говорим о недовольствах Хосока, а сами сидим и улыбаемся, когда Локи ложится пред Чонгуком на живот и продолжает вилять хвостом. Я убираю руку, переставая чесать за ушком, но без внимания пушистик не остаётся, потому что теперь за это берётся Чон. Что там Хосок обещал сделать? Зол на что-то? Угрозы? Не знаем, не слышали. В нашем доме царит спокойствие, уют и тепло. Никакие Хосоки с истериками их не испортят.***
полгода спустя
Я клацаю задумчиво мышкой по очередной таблице, сравнивая её с той, что мне прислала напарница, когда на телефон приходит сообщение от Чонгука. Чонгук: Зайди ко мне на секунду. Я хмурюсь, перечитывая его слова ещё раз. Это что-то срочное? Обычно, если что-то требуется, обо всём сообщает Хосок или он же зовёт по специальному каналу, объявляя, что меня или кого-то другого вызывает начальство. А сейчас Чонгук пишет лично, будто это что-то, касающееся лично нас с ним. Странно. Сохранив наработки, я встаю с места и иду по уже привычному маршруту в кабинет Чонгука, видя при этом и глазом не поведшего Хосока, без проблем пропустившего меня к нему. Что происходит? Внутри всё как обычно, никаких изменений, складывается впечатление, что ненадолго, потому что выглядит Чон… устрашающе. Слишком напряжён. Кажется, его сильно рассердил кто-то. Неужели я?.. — Присядь у входа и притихни, — отдаёт приказ, даже не посмотрев в мою сторону. Тишину в кабинете нарушает только звук перебирания листов Чонгуком. Я тихо прочищаю горло, пытаясь прогнать образовавшийся в нём ком, и хочу было спросить, что случилось, но напарываюсь на предупреждающий взгляд, которым меня затыкают, и твёрдое: — Тэхён, — пауза, а после почти по слогам, — рот на замок. Нихуя себе, блять… — Можешь расслабиться, — слышу голос Хосока, — не тебя ебать собрались. Я вроде выдыхаю облегчённо, но… какого хрена? — Ц, испортил всю малину, — говорит приглушённо Чонгук. — Да ты его так запугал своим рыком, что я через стенку это чувствую! Любой бы шуганулся! — Ладно, неважно. Зови, — говорит, откладывая документы и садясь в позу готовности, сложив руки в замок на столе. Кого, блять, зови?.. Я уже даже пикнуть боюсь что-то, не то что переспросить. Сука, даже дышать тише стал! Я впервые вижу его злым, и даже если причина такого состояния не я, то всё равно это выглядит страшно! — Только не отключай меня, — просит Хосок. — Не увижу, так услышу этот анал-карнавал, — слышится тихий щелчок, и Чон говорит: — Хан Сохи, к директору Чону, — снова щелчок, а после секретарь тихо договаривает по слогам: — На ковёр, — и посмеивается. Сохи? Её отчитывать будут при мне? Почему? И зачем моё присутствие здесь?.. Неужели за сиськами не увидела ошибку и сейчас за это получит от начальства? Девушка не заставляет себя ждать, появляется на пороге уже через минуту, не подозревая, что её ждёт. Я, конечно, тоже не знаю, но меня уже посадил на очко один только вид Чонгука. — Директор Чон, вызывали? — Сохи бесцеремонно заходит, закрывает за собой дверь и уверенной походкой от бедра идёт к столу, эффектно тряся длинными волосами почти до пояса, и даже не заметив меня. — Я вызывал одного из работников отдела маркетинга, — говорит задумчиво Чонгук, — а пришёл человек, распространяющий по всему коллективу всякие небылицы. Бабка базарная, если выражаться точнее, — поднимает взгляд на неё он, а я вскидываю брови на такое резкое заявление, и, чёрт, понимаю, почему её позвали. Я отдалённо об этом слышал, но не обращал внимания. Мол, я получил своё место по родственным связям (я же вроде как брат невесты Чонгука, или уже жены, не помню) или вообще через постель, наплевав на то, что начальник уже занят и вообще он мужчина. Ну, ха-ха, доля правды есть, конечно, но никто об этом знать не должен. Видимо, этот слушок пошёл как раз из ревности той самой разведёнки, которая не оставила попыток приударить за директором. Зато меня осуждает за то, что полез к занятому человеку, ага. Я не говорил ничего Чонгуку об этом, поскольку на работе это никак не сказывается, а на сплетни мне глубоко наплевать, но, кажется, они уже дошли до него, а у Чона ведущая должность в компании и подобные слова, мягко говоря, нежелательны. — П… простите? — видимо, думает, что ослышалась. Но нет, дорогая, всё как раз так, как ты услышала! — Прощаю, — раунд, сучка! — Но позволь поинтересоваться, на каких именно основаниях построены слухи, которые ты распространяешь? Почему ты решила, что я опускаюсь до того, чтобы через постель или по родственным связям давать людям работу. Я, вроде, благотворительностью на работе не занимаюсь. — Д-директор… — заикается, бедняжка, поняла, что сейчас получит по первое число. Чонгук поднимает ладонь, тем самым моментально затыкая её и выглядя при этом расслабленней некуда. Но лёгкость движений не избавляет от стали в голосе и тяжести во взгляде. — Ты уже достаточно сказала, теперь моя очередь, — а вот по-настоящему становится страшно, когда он вдруг подаётся вперёд и говорит так, будто угрожает. — Место, где ты работаешь, не школа, не рынок и не магазин в торговом центре. И говорить всякую несуразицу за своей спиной, даже если это касается не меня, а кого-то другого, я не позволю. И чтобы ты сейчас не подкрепляла свою уверенность в собственных словах тем, что если я зол, то, соответственно, доказываю правдивость твоих домыслов, — он отрывается от стола и снова откидывается на спинку кресла, складывая ладони в замок и закинув локти на подлокотники, — давай поговорим на языке фактов, — следя за происходящим, невольно залипаешь на то, как Чонгук кого-то отчитывает. Выглядит… внушительно, даже сексуально в каком-то роде. — Говоря такие вещи, ты, в первую очередь, ставишь под сомнение моё решение касательно приёма новых сотрудников на работу, соответственно, считаешь его неверным, — разводит руками, не отрывая локтей от кресла. Сохи хочет было возразить, но её снова затыкают поднятой ладонью и уничтожающим взглядом. — Или ты сомневаешься в чьих-то профессиональных качествах? Давай посмотрим на это так: господин Ким хотя бы раз пренебрегал обязанностями? — две секунды молчания на то, чтобы подумать. — Нет. Опаздывал на работу? Нет. Увиливал от неё? Не припоминаю. Наличие нужного образования позволяет ему работать так же, как и любому другому здесь, — и снова тон, с которого всё начиналось — недовольный и грозный. Чонгук берётся за ручки кресла, поднимаясь с места, и упирается руками в стол, чтобы почти по слогам процедить: — Так какого хрена, скажи мне на милость, я выслушиваю подобное о нём, ещё и приписанный туда же в пустые сплетни? — голос понижается и становится тише, оттого ещё устрашающей. — Считаешь себя самой умной? Думаешь, другим нельзя, а тебе можно? Я напоминаю тебе, что нет, не можно. Твоя задача — работать, а не трепать языком попусту. Если ещё что-то подобное до меня дойдёт, я позабочусь о том, чтобы твоё место занял кто-то другой. И передай это всем в отделе, — подаётся назад и садится на место Чон, — хотя бы польза будет от твоей болтливости. Свободна. Девушка, стоявшая со сложенными перед собой руками, разворачивается и — о, этот взгляд! Сюрприз, дорогая, я тоже тут! — Хотя нет, тебе в этом поможет господин Ким лично, — как ни в чём не бывало меняет решение Чонгук. — Новые сплетни — новые слушатели, не так ли, Сохи? Оскорблённая и униженная девушка тут же вылетает из кабинета, хлопнув дверью так, что я подумал, посыплется штукатурка. — Уф, — не выдерживаю и присвистываю. Я слишком долго терпел это, а теперь, наконец, могу вслух восхищаться. — Раскидал по фактам, — говорю и резко растягиваю губы в улыбке будучи ну очень довольным тем, что увидел. Мало того, что сплетни прекратятся, так ещё и девушка, пытавшаяся отбить моего мужчину, ушла со слезами на глазах, поставленная на место. Просто восхитительно! — Ты долго был добрым, — поддерживает Хосок, которому всё же позволили слушать, по всей видимости. — Сохи слишком многое сходило с рук. Давно надо было показать ей её ячейку в обществе, — причём говорит это Чон без насмешек и прочей игривости в голосе, а на полном серьёзе. Видимо, девушка давно им на мозги капала, не только Чонгуку. Чонгук выключает связь с Хосоком и с тяжёлым вздохом устало откидывается на кресле назад, закинув голову и закрыв глаза. Я встаю и подхожу к столу, садясь на стул напротив его места. — Я, конечно, сам в состоянии справляться с мелкими казусами, но иногда мне тоже требуется помощь, — расслабленно говорю, отчего голос будто бархатный становится. — Спасибо. — Интриги в компании были, есть и будут, устранять их — одна из задач, входящих в перечень обязанностей директора, — трёт переносицу большим и указательным пальцами. Хочется лично разгладить складку, залёгшую между бровей, но я привык разграничивать работу и дом, поэтому держу себя в руках. — Было бы проще увольнять таких сотрудников, но тогда ты потеряешь ценные кадры, а на их места искать замену слишком долго и проблематично, — размышляю вслух. — Поэтому среди моих приближённых только проверенные временем люди. — И твоя бывшая, — дополняю из вредности, веселя и себя, и улыбнувшегося Чонгука. — Сколько ты мне будешь это припоминать? — Примерно… всегда? — Ну, в принципе, неплохо, если на это смотреть со стороны, что ты рассчитываешь на такое продолжение наших отношений. Тогда я согласен на такую участь, — у нас получается немного расслабиться от этого короткого диалога. После недолгого молчания, я вспоминаю, что меня вообще-то оторвали от работы. — Я могу идти? — уже встаю, собираясь покинуть кабинет. — Да, но удели мне ещё минутку. Я просто думал на днях, хочу теперь у тебя спросить. Мои брови заинтересованно дёргаются вверх. — Я слушаю. — Как насчёт небольшого подарка в честь твоего возвращения? После твоего приезда у нас толком не было времени, которое мы могли провести вдвоём. — Насколько небольшого? — я немного прищуриваюсь, понимая, что речь не о чём-то вещественном. — На месяц. Или, может, несколько, — отвечает неоднозначно, играя со мной. — Мы куда-то собираемся? — Мы куда-то собираемся, — повторяет мои слова в утвердительном тоне. Кажется, моё мнение уже мало что играет и это было затеяно для того, чтобы заинтересовать меня. — М-м-м, — улыбаюсь, — куда же? — Куда угодно. Хочу восполнить пробелы в наших отношениях. — О каких пробелах речь? — О времени, которое у нас отняло твоё обучение, — вот так уже звучит лучше. А то от слов «погрешность» и «пробелы» у меня уже нервный тик начался. — И что ты предлагаешь? — Путешествие. Я даже моргать перестаю. — Путешествие? Не слишком ли долгое отсутствие нас двоих на рабочем месте? Это подозрительно. — Напомни, сколько даётся времени на больничный от заражения ковидом? — Две недели минимум. — А если с осложнениями? А-а-а, я понял ход его мыслей. — Хочешь отправить меня на больничный? — риторический вопрос, на который Чон многозначительно тянет уголок губ вверх. — А с собой что сделаешь? Ногу сломаешь? — А я без пяти минут женатый человек, у меня медовый месяц, — разводит руками Чон, а мне хочется рассмеяться простоте и в то же время гениальности его плана. — Я, значит, отправляю тебя на больничный, а ты меня в травмпункт, всё ясно. Смущённо опускаю лицо и тихо смеюсь. Я ужасный бойфренд, да, Чонгук, но именно таким ты меня и полюбил. Поднимаю голову, меняясь в лице. — Значит, у нас типа свадебное путешествие? — улыбаюсь, немного хитро сощурившись. — Пока только романтическое, — отзеркаливает мои эмоции Чон. — Не будем забегать так далеко. У меня сердце громко стучит от каждого его слова. — Не будем, — повторяю, закусывая задумчиво губу, а после немного склоняюсь к Чону и говорю: — Но я точно окольцую твой палец быстрее, чем работа, — и разворачиваюсь, оставив обещание развеиваться по кабинету под довольный, беззвучный смех Чонгука. — Она будет моей любовницей, — говорит мне вдогонку. — Оу, — замираю уже у двери, схватившись за ручку, — тогда советую приготовиться, — и бросаю через плечо: — Я очень ревнивый. Но, думаю, с этим мы как-то справимся, всегда ведь справлялись. И будем дальше. Целую вечность.