stray kids compilation

      Одна из самых ужасных вещей в мире — это когда даже в собственном доме ты не можешь чувствовать себя в безопасности.       Ты выглянула из комнаты, в которой запиралась каждый раз возвращаясь в квартиру, прислушалась к звукам из кухни, к клацанью вилки об тарелку, к едва различимым постукиваниям по столу. Невыносимо хотелось пить, в теле ощущалась странная болезненность, будто ты подцепила простуду или еще какой-либо вирус, и сейчас он развивался внутри, вызывая слабость и саднящую боль в горле. Тихонько ступая по скрипучим половицам, упираясь одной рукой о стену, тебе показалось, что сердце глухо стучит прямо в глотке, разливая страх по телу до самых ступней.       Мать ушла из семьи, когда ты была совсем маленькой, а отец поначалу правда старался воспитывать тебя, поднимать на ноги, но потом все же сдался и нашел свое счастье и спасение в алкоголе. Вскоре его выгнали с работы за бесконечные пьянки, он начал шабашить через раз и пропивать все деньги, которые удавалось заработать, влезать в долги, лишь бы найти себе выпивку, постоянно попадал в передряги. И возненавидел тебя за то, что ты была похожа на свою мать внешне, напоминала ему ее. За то что у тебя были ее глаза, ее черты лица, ее цвет волос.       — Да ты не понимаешь, что я тебе толкую! — донеслось восклицание из кухни вперемешку с ударом кулаком по столу и по всему телу прошла дрожь. В гости снова пришел его друг, они пили вместе.       В ответ послышалось лишь кривое пьяное бормотание.       Ты сглотнула, собираясь вернуться обратно к себе, в свою крохотную коморку, раствориться в темноте единственного укромного местечка, исчезнуть, забыться, но тебя уже заметили. Хриплый голос отца напоминал гром среди ясного неба, обрушившийся на голову и ведро ледяной водой, которым тебя окатывало каждый раз, когда он обращался к тебе.       — Сюда подойди.       Ослушаться — значило получить еще больше в качестве наказания. Он давно уже подметил, что воспитывать насилием куда эффективнее, через боль любой начнет понимать лучше. Он считал это нормой. Считал, что иначе ты просто не осознаешь своих ошибок и его слов. Считал тебя глупой. То ли из-за жестокой реальности, то ли из-за своей зависимости, но он перестал вести себя по-человечески, стал больше напоминать животное, но безжалостная истина была в том, что даже они не ведут себя так.       На дрожащих ногах ты показалась в проеме коридора, куда попадал свет от одинокой лампочки, свисающей с потолка в кухне. Собутыльник был мирным и уже тихонько булькал, уставившись сонными глазами в стол, но отец сидел прямо и смотрел прямо в душу привычным пытливым взглядом. Он забирался под одежду, под кожу, протискивался сквозь ребра, раздвигая их, добирался до сердца и с силой сжимал его в большом кулаке.       — Ты принесла зарплату? — он всегда начинал говорить спокойно и это было обманкой, уловкой. Как только с твоих уст срывалось что-то не то — палачом выносился смертельный приговор.       — Прости, папа, она будет только на следующей неделе, — промямлила, смотря в пол.       Ты могла бы сбежать из этого дома, так как уже работала, могла уехать, снять квартиру, хотя бы попытаться жить нормальной жизнью, но ты слишком сильно боялась его. С детства мужчина внушал тебе все, что было выгодно ему самому, манипулировал незрелым и шатким сознанием. Он говорил, что тебе будет плохо без него. Говорил, что если ты решишь уйти, то обязательно найдет. Ты же его дочь. Он говорил, что нельзя поступать плохо с родным папочкой.       Неизвестно, почему он был так умел, но он был способен повлиять на многих, четко нащупывая их слабые стороны или страхи. На многих, но не на всех. Не на твою мать.       Он одним жестом показал подойти ближе, а потом наклониться к нему так, будто он собирался прошептать что-то на ухо, какой-то важный секрет, тайну, о которой никто ничего не должен узнать.       — Я сказал тебя работать усерднее, разве тебе так нравится быть никчемной паршивкой, как твоя мамаша? — прошипел он и через мгновение схватил за волосы с такой силой, что показалось, словно он вырвет их все разом. Кожа головы натянулась и ты не сдержала вскрик. — Я содержал тебя и это то, чем ты мне оплачиваешь? Если не можешь зарабатывать руками, значит я запихну тебя в бордель, будешь зарабатывать телом, как она. А может он хочет стать первым клиентом?       Вторая его рука указала на уснувшего друга. На глаза навернулись слезы отчаяния, хотелось кричать, хотелось убить его, вонзить в грудь кухонный нож сотню раз, раздробить череп ногами, грудную клетку пробить тяжелым молотком, изуродовать лицо так, чтобы никто не смог узнать, и от собственной секундной ярости стало еще страшнее. Ты чувствовала себя ненормальной, нестабильной. Считала себя никем, потому что так сказал Он. Ты не хотела его слушать, но была безвольной куклой умелого мастера. Пустышкой.       — Отпусти, отпусти меня! — взревела ты и не узнала свой голос. От боли голова трещала едва ли не по швам, ты захлебывалась слезами, рыданиями. Вырываясь из крепкой хватки не заметила, как ударила отца ногой со всей силой, что только могла вложить в таком состоянии, и тот разжал пальцы, опешив, никогда раньше не получающий сопротивления с твоей стороны.       Прежде, чем он опомнился, ты рванула в свою комнату. Надо было выбежать из квартиры, но он уже погнался следом и ты бы просто не успела. Закрыв дверь на замок, ты упала на пол, отползла спиной к противоположной стене, в пространство между рабочим столом и кроватью. Он кричал и бился в дверь с такой силой, что она начала дрожать на некрепких петлях, готовая вот-вот слететь, открыть ему дорогу. Тебе еще никогда не было настолько страшно. Что он сделает? Убьет? Удушит?       Быстро нащупав телефон на покрывале ты открыла сообщения, начав судорожными движениями набирать текст.

Ты:

Он убьет меня, он убьет, пожалуйста, забери меня отсюда, умоляю

Пожалуйста, мне очень страшно

Пожалуйста

      И еще с десяток бессмысленных сообщений, кривых, с ошибками из-за дрожи в руках и слез, застилающих глаза. Тело билось в истерике, напряжение давило на мозг, вызывая усиление головной боли, но ответ не заставил себя долго ждать: Чан-и: Ты дома? Где ты? Что он делает? Я сейчас приеду. Прошу, только дождись, Держись, не открывай дверь.       Крики больше напоминали звериный рык. Клокочущее яростное дыхание, лаяние, вырывающееся из его груди. Это был не твой отец. Это был зверь, самый настоящий, жаждущий крови, мести за былое предательство. Алкоголь, все это время накапливающийся внутри, в сосудах, в мышцах, пропитавший плоть и кожу, ударил в голову, он больше не соображал. Мир поплыл перед глазами, хотелось рвать и метать. Хотелось напомнить, кто здесь главный. Сломать руки и раздробить коленные чашечки, если потребуется, только чтобы ты осталась здесь, вырвать глазные яблоки, чтобы ты не видела, куда бежать, отрезать язык, чтобы не могла говорить. Чан-и: Милая, как ты? Всё хорошо, я еду, скоро буду. Напиши мне что-нибудь, я переживаю, он все ещё там?

Ты:

Да

Мне страшно

Чан-и: Входная дверь. Она открыта? Не переживай, я в любом случае заберу тебя оттуда.       У тебя не было сил ответить. Резная доска перестала трястись под тяжёлыми ударами, голос стих. Стоило проверить, но только не в этот раз.       Крис мчался так быстро, как только было возможно. Он бросил все дела, из вещей с собой был лишь телефон и ничего больше, не было времени на сборы. Он успел написать сообщение Чанбину, чтобы тот дошёл до студии, она осталась открыта. Друг спросил, не нужна ли помощь, но парень отказался. Сжимал и разжимал ладони, сидя на заднем сидении машины, в попытках унять ярость, отрезвить себя, чтобы не наделать глупостей. Ему было страшно. Не за себя — за тебя.       Бан Чан давно предлагал тебе переехать к нему, не раз встречал тебя после работы и провожал к себе на ночь, либо же ждал тебя в назначенном месте, когда ты сбегала из дома, а после успокаивал, приобнимая ходящие ходуном хрупкие плечи и целуя в макушку. У него в голове с трудом укладывались твоё желание оставаться там, ему было жаль, что твоё ментальное состояние было расшатано настолько, но сегодня он решил, что дальше подобное продолжаться не может. Он не позволит тебе оставаться в этом кошмаре и не отпустит больше одну в этот ад.       Выбежал из такси, устремился в подъезд, быстро поднимаясь по лестницам — это неблагополучный район, лифты либо постоянно застревают между этажами, либо их кнопки выжжены дотла. Кожаная куртка натягивалась на напряженных мышцах, сохраняла жар его кожи, кровь бурлила в жилах. Дверь действительно оказалась открыта и поддалась с одного толчка.       Он решил не осторожничать. Не знал, что с тобой, не знал, не обидел ли отец, не избил ли. Главное — вытащить тебя. Крис прошёл внутрь, не скрывая своего присутствия, пол кряхтел под ногами, дышать стало тяжело, когда донеслись твои рыдания. Он рванул туда быстрым шагом и на повороте столкнулся с мужчиной.       На секунду в его затуманенном взгляде пронеслось недопонимание, возможно оттого, что он даже не догадывался о твоих отношениях с кем-либо и его это не особо интересовало, а еще оттого, что незнакомец стоял перед ним в его квартире. Чан не делал ему форы, схватил за воротник, отталкивая назад.       — Что ты с ней сделал? — рявкнул он и позвал тебя так громко, чтобы ты точно услышала. Когда плачь раздался вновь он бросился к двери, но руки потянули обратно, разворачивая к себе.       Он оказался сильным, даже несмотря на то, что не просыхал. Но Крису все равно. Скривил губы, со всей силы ударил мужчину кулаков в скулу, заставляя отступить назад к стене, а после, не давая опомниться, потянулся еще раз, но получил ответный удар. Он не чувствовал пульсирующей боли и крови, стекающей с разбитой губы, поэтому, не давая опомниться, толкнул его, заставляя упасть. Мысли спутались, тело потряхивало от поглощающей ярости. Чан склонился над ним, хватая за затылок и приближая к себе, чтобы установить зрительный контакт.       — Еще раз ты тронешь ее хоть пальцем, скажешь хоть что-то, — он говорил негромко, но каждое слово было наполнено ядовитой желчью, отравляющей, ледяной настолько, что у любого бы пробежали мурашки по коже. Он не стал заканчивать угрозу. — Забудь, что у тебя когда-то была дочь, ты меня понял?       И отпустил, позволяя голове удариться о потресканный пол. Отец не потерял сознание, но и подняться не мог. Парень устремился к двери, заколотил по ней.       Услышав его, ты собрала остатки сознания и сил, поднялась на ватные ноги, подошла, открывая. Было так плохо, что лицо Чана показалось выдумкой, галлюцинацией, а после оно и вовсе разошлось рябью перед глазами и ты закрыла их, падая в обморок.       Он подхватил тебя, захлопал по щекам, несильно, но ощутимо, чтобы вернуть в реальность. Ему еще никогда не было так страшно. Он никогда не испытывал ничего, даже отдаленно похожего, и когда твое обмякшее в его руках тело снова напряглось, а побледневшие веки приоткрылись, парень молчаливо потянул за собой на выход из проклятой квартиры.       Чан сделает все, что в его силах, чтобы ты узнала, какого это — жить счастливо и независимо, без домашнего насилия и манипуляций. Ты можешь не беспокоиться — Крис ненавидит вкус и запах алкоголя и тебе не придется больше видеть бесконечные пьянки, наполненные стопки и зеленые бутылки, а с твоим ментальным состоянием поработает лучший специалист. Все, что было, останется лишь кошмаром, который хоть и будет навещать тебя во снах, но не вернет в те дни и не причинит вреда.       Когда вы приедете домой, он поможет тебе стянуть с себя вещи, насквозь пропахшие прошлой жизнью и спиртом, поможет смыть с себя прошедший день, слезы и усталость, уложит в свежую мягкую постель и обнимет со спины, окутывая теплом своего тела, немного щекотя кожу затылка кудрявыми блондинистыми волосами, оставит дорожку невесомых поцелуев на твоих плечах и шее. Симптомы простуды только усилятся на утро следующего дня, организм совсем ослаб, но Чани позаботится о тебе и больше не даст никому в обиду.